Топор правосудия

Вячеслав Денисов, 2003

Кость поперек горла – вот кто такой районный судья Антон Струге. И не только подсудимым, но и начальству: взяток не берет и другим не позволяет. Зато теперь у представителя облсуда Лукина на руках хороший козырь. У Антона пропало уголовное дело – плод кропотливой работы следователей. Вот и повод избавиться от строптивого судьи. Дело надо срочно найти. Но тут как в сказке: налево пойдешь – голову потеряешь… Направо и прямо – то же самое. Думай, судья, решай…

Глава 1

Утро наступившего нового дня не предвещало никаких сюрпризов.

Среда — день, когда все может случиться — началась с обычной процедуры совещания у председателя суда Николаева Виктора Аркадьевича. Тема, стоящая на повестке дня, была не нова — качество работы. На втором по значимости месте обычно стояли вопросы терроризма и пожарной безопасности. На прошлой неделе, как пояснил председатель, один из истцов по гражданскому иску, недовольный решением судьи, объявил растолченные таблетки аспирина штаммами сибирской язвы и метнул под государственный герб. Через секунду после того, как мантия судьи приняла белесый оттенок, террорист был схвачен судебными приставами. «Шутки шутками, — говорил председатель, — но качество порошка на лету судье определить трудно. Так что повнимательнее, товарищи». Уже в самом конце совещания он пожелал всему судейскому корпусу вверенного ему суда успехов в работе и напомнил о том, что выключение источников, потребляющих энергию, долг каждого уходящего домой.

— Да, коллеги, чуть не забыл. — Казалось, Николаев старался выдать максимум информации за минимум времени. — Постарайтесь не пользоваться электроприборами. Электрики, которые ведут нам проводку к компьютерной технике, жалуются, что у них часто «коротит».

Одним словом, ничего нового сказано не было. За исключением, разумеется, штаммов аспирина. В последнее время участники процессов становятся все более изощренными в методах достижения желаемого результата. В прошлом году одна дама, признанная впоследствии невменяемой, поцеловала взасос судью и объявила, что у нее туберкулез открытой формы. Центральный районный суд таких актов терроризма пока не знал, однако, как предупреждал председатель, «шутки шутками, но…»

Однако уже тогда, когда нужно было расходиться по кабинетам, председатель вдруг взял на себя роль ведущего в утреннем селекторном совещании, которое обычно проводится в милиции, и сообщил, что прошлой ночью совершено нападение на меховой салон. «Снежная Королева» терновского масштаба. Однако ущерб приравнивался к столичному. Помимо пятидесяти норковых шуб, вывезенных из салона, был убит охранник. Застрелен в лицо из обреза охотничьего ружья. Услышав эту новость, судьи зароптали. Во-первых, сам факт случившегося был странен — на дворе март месяц, а склад мехового салона ломится от новых нереализованных шуб. Во-вторых, если каждое судейское совещание превращать в оглашение ежедневной криминальной сводки, то суд превратится в ментовку. Хотя сильно председателя никто не корил. Такое количество норковых шуб для Тернова — это много. Полсотни женщин высокого достатка, желающих приобрести норковые шубы исключительно законным путем, остались практически раздетыми.

— А я успела купить, — сообщила Струге, выходя из приемной председателя, судья Шагалова. — Хоть и не сезон, зато в кредит и с сорокапроцентной скидкой.

— На этих же условиях будут проданы и похищенные шубы, — разочаровал ее самый авторитетный в суде судья.

— А может быть, и на более выгодных… — продолжал бормотать он, спускаясь на второй этаж.

Федеральный судья Центрального районного суда города Тернова Струге Антон Павлович вернулся из канцелярии с несколькими папками под мышкой. Три уголовных дела, поступившие в суд, были выбраны председателем суда как наиболее сложные и отданы для рассмотрения судье Струге. Так уж повелось, что заработанный с годами неприступный авторитет Антона Павловича продолжал играть с ним злую шутку. Из принципа коммунизма — «от каждого по способностям — каждому по потребностям» — в Центральном суде Тернова, как и в остальных судах матушки-России, выполнялась лишь первая часть.

Вернувшись в кабинет и свалив на стол три дела, два из которых состояли из двух томов и лишь одно — из одного, он обратился к своей новой, но, как он имел уже возможность убедиться, смышленой секретарше Алисе:

— Возьми карандаш и подойди ко мне.

Отмахнув от себя свисающие с потолка провода, над которыми колдовал электрик, секретарь быстро подошла к судье.

Распахнув еженедельник, Струге определил свободные дни, когда состоятся первые заседания доставленных в кабинет дел, и велел Алисе провести все необходимые мероприятия — от уведомления всех главных действующих лиц очередного процесса до отправления заявки в следственный изолятор на доставку в процесс подсудимого.

— Я не знаю ни фамилий, ни адресов, ни сути дел, — вздохнул Антон Павлович, покосившись на еженедельник. В нем, как в дембельском календаре, не было ни единого свободного «окна». — Так что подготовь эту писанину сама.

«Черт, а ведь нужно побыстрее изучить дела! Николаев вряд ли отпишет мне банальную кражу из овощехранилища. Все лучшее, понятно, мне», — заключил он с некоторым разочарованием. Все лучшее действительно доставалось ему при любом раскладе. Если даже случится форс-мажор в виде сели, смывающей Центральный суд, если даже Терновка выйдет из своих окаменевших берегов и зальет весь район, все «лучшие» дела все равно будут отписаны Антону Павловичу Струге.

— Антон Павлович, а вас Роза Львовна искала, — сказала Алиса.

— А что нужно начальнику канцелярии от Антона Павловича?

— Она мне не сказала, — по-детски обиженно, сложив губы, ответила секретарь.

Да, она еще слишком молода и не заслужила того, чтобы ей докладывали даже самые банальные вещи. Буквально две недели назад от Антона ушла секретарь, с которой он проработал с первого дня, как получил должность судьи. Алла была тем человеком, которому не нужно было ничего объяснять или рассказывать. Весь секретарский объем работ и даже незначительную часть «хлеба» Струге она отрабатывала честно и беззаветно за подозрительную по нынешним меркам заработную плату — пятьдесят долларов в месяц. Раньше должность секретарей замещали лишь те девчонки, которые учились на юрфаке, видели сны, где они в судейских мантиях, и вырабатывали те самые необходимые пять лет юридического стажа, что необходимы для выдвижения себя в качестве кандидата на должность судьи. Никакая другая причина не могла заставить молодых смышленых девчонок трудиться за полсотни баксов в месяц. Приблизительно такие же деньги получают «пленные» вьетнамцы, загнанные в долги терновскими бандитами и шелушащие рис в подвалах, где их держат на цепях.

Теперь все изменится, и изменится не к лучшему. Когда Алиса окончит свой юрфак, где она числится заочницей, эти пять лет в Центральном суде ей не зачтутся. Закон запретил. Раньше не запрещал, а сейчас запретил. По всей видимости, бывших секретарей, желающих стать слугами Фемиды, в резерве судебного департамента столько, что суды обеспечены кадрами лет на двести вперед.

Так что же здесь делает Алиса? За месяц совместной работы Струге пока сделал лишь один вывод: девчушка учится и набирается не юридического стажа, а опыта работы. Впрочем, это не он догадался, а она сама ему сказала. Значит, Антон Павлович опять видит перед собой молодую женщину, мечтающую стать судьей. Ничего, буквально через полгода станет понятно — не испарилось ли ее желание надеть лет через десять мантию. Струге готов был поклясться, что испарится. Алла вот тоже поначалу коготки точила, но окончила вуз, осталась рядом с Антоном. И если бы не случилось той трагедии, что разлучила авторитетного судью с девушкой, может, до сих пор сидела за соседним со Струге столом. Но Алла ушла. Но ушла не в суд, куда стремилась в самом начале своей секретарской карьеры, а в прокуратуру. Теперь можно было понаблюдать за Алисой.

«И понаблюдаем, — заключил Струге, поднимаясь из-за своего стола. — Жаль, пари не с кем заключить. Поставил бы сто к одному, что уже через год будет искать себе новое место. За полсотни долларов-то осанку портить…»

Ну что ж, если Роза Львовна ищет, значит, нужно сделать так, чтобы нашла. Роза Львовна по кабинетам судей от нечего делать не ходит.

— Алиса, просмотри дела и подготовь бумажки к отправке, — повторил на всякий случай Антон. Секретарь молода и загадочна. Одному богу известно, сколько раз ей нужно повторять одно и то же. Пока Антон решил повторять по два раза. — И положи их к себе в сейф. Я схожу в канцелярию, потом сам определюсь.

«Ничего, — подумал Струге, — с Аллой тоже пришлось повозиться. Лучше в течение двух недель тридцать восемь раз подряд побыть попугаем».

Антон Павлович вошел в «цветник», как он называл канцелярию, ровно в половине десятого. Собственно, «цветником» он называл маленький женский мирок лишь из желания сделать приятное трем работающим там женщинам, чей возраст давно перевалил за сорок. Что касается Розы Львовны, то ее пятидесятилетний юбилей праздновался осенью позапрошлого года. Так что если объемное помещение, пахнущее миллионом перелистанных наслюнявленными пальцами страниц, и можно было назвать «цветником», то цветником слегка повядшим. Сотни уголовных дел, штабелированных в особом, известном лишь сотрудницам этого отдела, порядке, размещались по всему периметру помещения. Тут царил порядок и, естественно, каждая из трех «роз» считала свою должность наиглавнейшей в суде. В чем-то тут смысл присутствовал. Ну какой суд может существовать без канцелярии по уголовным делам? Есть еще канцелярия по делам гражданским, но то царство Струге не интересовало.

— А вот и Антон Павлович! — объявила Роза Львовна. — Легок на помине.

И — эта улыбка, способная соблазнить любого мужчину, если он одногодок Шона Коннери.

— Я не на помине, я во здравии, — попытался отшутиться Антон. — Из достоверных источников мне стало известно, что меня ищет одна из самых привлекательных в суде женщин. Как вы понимаете, дожидаться чуда в бездействии я не счел возможным. Так зачем же понадобился вам, Роза Львовна, такой неблагодарный мужик, как я?

Несмотря на то что формулировка — «одна из самых привлекательных» — однозначно указывала на то, что в своем обаянии Роза Львовна далеко не одинока, она была срублена наповал. В очередной, наверное, уже в двухсотый раз. В адрес Струге полетели комплименты и уверения в том, что он один из самых обаятельных в суде мужчин. Нетрудно было догадаться, что такой комплимент также ровным счетом ничего не стоил.

Когда церемониал расшаркиваний закончился, Антон Павлович узнал причину таких настырных поисков, предпринятых одной из самых занудных дам в Центральном суде. На столе Розы Львовны лежала стопка уголовных дел — высотой с одного из «близнецов» Международного торгового центра, накрененная в сторону, как Пизанская башня.

— Антон Павлович, мы сдаем рассмотренные за квартал дела в архив, — сообщила хозяйка «розария». — Будьте любезны, поставьте автограф на корочках.

— И всего-то? — улыбнулся Струге, скручивая с паркера колпачок. — Шестьдесят семь автографов? Я подарю вам печать со своим факсимиле. К концу следующего квартала.

— И лишите нас возможности видеть вас? — улыбнулась Роза Львовна, с ловкостью штамповщицы подкладывая под судейское перо тяжелые папки. — Нет уж, увольте.

Струге готов был признаться себе, что с души свалился камень. Направляясь в канцелярию, он ожидал услышать известие об отмененных приговорах. Обычно лишь это могло заставить Розу Львовну, чьи габариты не позволяли ей скакать ланью по ступеням суда, сорваться с места и доложить судье, что его ждет неприятность.

Значит, начавшийся день по-прежнему еще никем не испорчен. Это просто удивительно, ибо на совещании и в канцелярии он уже побывал, прошло более часа рабочего времени, а настроение по-домашнему веселое.

На сороковой корочке паркер забастовал. Марка таких перьев не предназначена для резьбы по картону. Пришлось одолжить у Розы Львовны шариковую ручку. Антон стал понимать звезд шоу-бизнеса, которые скрываются от фанов, вооруженных карандашами и бумажками.

— Все? — поинтересовался Антон, откидываясь на спинку стула Розы Львовны. — Или еще какое-нибудь дельце завалялось?

— У нас дельца не заваливаются. — Роза Львовна качнула головой так, что Струге побоялся за ее шейные позвонки. — Это лишь с судьями случается.

— С лохами, а не с судьями, — усмехнулся Струге. Посмотрел на довольное лицо начальника канцелярии и добавил, уже с нажимом: — С лохами, Роза Львовна.

— С вами, как всегда, не поспоришь, Антон Павлович, — рассмеялась матрона делопроизводства. — Убеждать, как и отписываться, вы умеете. Однако справедливости ради нужно отметить, что вы действительно ничего не теряете. А что касается других судей… Вот, к примеру, Кислицын. Или — Вовиков Михаил Николаевич. Помните, в прошлом году…

Антон был не прочь присесть и предаться воспоминаниям, однако через час начинался процесс, а уверенности в самостоятельности Алисы еще не было. Лучше вернуться в кабинет и еще раз проинструктировать девушку по вопросам составления протокола. В данной ситуации лучше перестараться, чем недоглядеть. Струге, как опытный судья, это знал. Возможно, он это знал лучше, чем кто-либо в Центральном районном суде. Может быть, именно по этой причине председатель спокойно отписывал ему дела, за которые не решился бы сесть никто другой?

Шагая по коридору, Антон посмотрел на часы. С момента его выхода из кабинета прошло двадцать пять минут. В конце судебного коридора появилась знакомая фигура Николаева. Виктор Аркадьевич хлопнул себя по бедру и стал махать рукой. Столь бесцеремонный кинологический жест в свою сторону Антон отнес за счет весьма взволнованного состояния председателя.

— Антон Павлович! — словно подтверждая догадку судьи, по-заговорщически заговорил Николаев. — Зайди. Твоя Алиса в Стране чудес, поэтому русский язык ловит уже с трудом. Я ее спрашиваю, где Струге, а она мне отвечает, что его нет. Ну Антон Павлович, разве можно так с председателем?

— Научим, — успокоил его Струге. — Где бьет источник вашего стресса? Мой друг привез из Швеции волшебное успокоительное.

— Пусть отошлет его обратно скандинавам. У меня в кабинете такой викинг сейчас сидит, что пилюлями не отделаешься!

— Вы меня пугаете, Виктор Аркадьевич. — Струге насторожился и пошел за председателем. — С самого утра происходят события, тревожащие нервную систему. В семь утра моя собака перебежала перед грузовиком. Хуже для моей собаки приметы нет. Едва пришел на работу, тут же получил три дела. А потом Роза Львовна заставила изрисовать подписями шестьдесят папок. Сейчас вы пытаетесь вогнать мне адреналин в кровь. А еще не прошло и часа…

В приемной Николаев сбросил скорость и заговорил уже совсем тихо:

— У меня в кабинете Балыбин.

— А-а-а…

Вольдемар Андреевич Балыбин трудился президентом одного из филиалов «РОСТЕКа». Для непосвященных — руководителем организации, которая распродает с торгов имущество, изъятое при операциях таможенников в борьбе с контрабандистами. В понятие «имущество» в данном случае входило все, имеющее материальную форму. «У нас есть все, — любил гордо говаривать Вольдемар Андреевич на нетрезвых раутах высокопоставленных лиц города, — от гондонов до патронов». Контрабандисты времен Верещагина — дети по сравнению с современными врагами таможенных границ страны. Насчет «патронов» Антон уверен не был, но вот то, что брокеры из организации Балыбина в прошлом году за тридцать тысяч рублей продали одному из лидеров преступного мира Тернова Блюбингу вертолет «Ми-2», нечаянно изъятый при транспортировке его из Монголии, было фактом, имевшим место. По странному стечению обстоятельств торги, которые объявлялись открытыми, на самом деле являлись абсолютно закрытыми. Как дверь в туалет Центрального суда. Чтобы в него попасть, нужно, во-первых, быть «своим»; во-вторых, необходимо иметь дубликат ключа. Именно поэтому на торги, периодически устраиваемые терновским филиалом «РОСТЕКа», попадали одни и те же лица. Впрочем, наверное, был и фактор случайности. Взять, к примеру, родственников Балыбина. Ни один из них не участвовал в торгах дважды подряд. Не упрекнешь Вольдемара Андреевича! Да и в чем обвинять? В том, что его брат, племяш, жена брата, жена племяша, жена самого Балыбина приобрели по паре конфискованных машин? Смешно.

А от стартовых цен, определяемых «РОСТЕКом», вообще обхохотаться можно. «Мерседес» класса «S» — сорок пять тысяч рублей, «Volvo» — сорок две… Нормальная цена, если учесть, что машинам лишь месяц назад исполнилось по полгода жизни. И таких продано уже… Струге считал чужие деньги лишь тогда, когда нужно было определить материальный ущерб и последующий за этим ущерб моральный. Поэтому информация, которая к нему, как к бывшему следователю прокуратуры, стекалась со всех сторон, эмоций не вызывала. Да кто у нас не ворует?!

Делегация, состоящая из председателя суда и Струге, степенно вошла в кабинет. Там сидел, нахохлившись, как тетерев на току, Балыбин. Он даже не встал, увидев самых значимых в Центральном районном суде людей. Лишь склонил на бок голову, рассматривая того, от кого теперь придется ожидать услуг. Объектом его внимания оказался, конечно, Струге. Антон Павлович отметил про себя этот факт, пытаясь одновременно подавить в себе неприязнь к этому зажравшемуся снобу, развалившемуся в кабинете председателя суда.

Антон не любил таких людей, но именно с ними ему и приходилось сталкиваться в каждом втором деле. Те уголовные дела, цена иска которых определяется десятком тысяч рублей, — не дела Струге. Бесплатные адвокаты, отрабатывающие номер, да плачущие нищие родители проворовавшегося сынка — это остается без внимания Антона Павловича. Этим в Центральном суде занимаются люди, десять минут назад упомянутые Розой Львовной, — Кислицын и Вовиков. Поле деятельности Струге — многоэпизодные дела с многошеренговым строем подсудимых, политические разборки оскорбленных друг другом народных избранников, а еще те дела, в которых прямо или косвенно замешаны сами городские бонзы или люди, близкие им по крови. То есть те многотомники, при рассмотрении которых у судьи пропадают аппетит и сон.

«Что день грядущий нам готовит?», — спросил себя утром Струге, когда увидел, как его «немец» по кличке Рольф чудом избежал столкновения с многотонным супер-»МАЗом».

Этот же вопрос он задал себе вторично сейчас, глядя на лоснящиеся щеки торговца чужим товаром.

Струге не было противно видеть плебея в изысканном костюме от Бриони, сшитом, возможно, самим Умберто Анжелони, да в мокасинах от Альберто Гуаролиани. Ему было стыдно за поведение Николаева, который всеми своими действиями изображал человека, готового всеми возможными способами помочь этому борову в мокасинах.

«Заметь, Струге, — обратилось к Антону его второе «я». — Мокасины! Ты бы тоже мог позволить себе сейчас мокасины, если бы тебя возила машина или, на худой конец, на улице не было бы снега. Но ты вынужден ходить в зимних ботинках, потому что, не дай бог тебе заболеть — встанут все твои дела, и тебя начнут иметь так, как бог не имел черепаху!».

— Антон Павлович! — Николаев успел описать радиус вокруг стола и занять свое законное место. — Это господин Балыбин.

«Господин Балыбин» изобразил некое подобие отрывания своей филейной части от стула и протянул вялую теплую ладошку судье.

— Вольдемар Андреевич, с вашего разрешения.

Бывшему боксеру Струге, здоровающемуся с мужиками так, что слышался хруст пальцев, всегда претили гомосексуальные, едва ощутимые трогания друг друга. Если ты мужик и хочешь, чтобы тебя уважали и тебе доверяли, всегда жми руку и смотри в глаза собеседнику. А этот вялый обмен ладошечным теплом, напоминающий трения носами в полинезийских племенах, лучшее доказательство того, что тебя не видят в упор.

— А я — Струге, — объявил Антон, усаживаясь в кресло и незаметно для присутствующих вытирая полой пиджака руку. — Разрешите вы или нет, но я — Антон Павлович Струге.

За несколько месяцев совместной работы Николаев уже давно понял, в какой момент нужно начинать разговор по существу, пока Струге все не испортил. Вольдемар Андреевич за помощь, оказанную при выполнении скромной просьбы, обещал закончить ремонт на третьем этаже, где, собственно, и размещались кабинеты председателя и Струге, а также подключить компьютерную сеть суда к всемирной «паутине». Похвастаться возможностью пользоваться Интернетом мог далеко не каждый судья в Тернове. Да что там — не каждый! Никто не мог.

Балыбин нетерпеливо поерзал, пытаясь найти своим круглым, как глобус, задом наиболее удобную впадину на офисном кресле. В тот момент, когда он водил плечами, из-под отворота его пиджака с золотой заколки Струге подмигнул крошечный бриллиант.

«Если его раздеть, а вещи продать с торгов в «РОСТЕКе», — вдруг пришло Антону в голову, — то на вырученные с аукциона деньги одному судье можно купить квартиру».

— Антон Павлович, — заторопился Виктор Аркадьевич. — Тебе сегодня поступило три дела, одно из которых — по обвинению Цебы Артура Алексеевича и иже с ним по «сто шестьдесят второй». Будь любезен, принеси это дело сюда. Или Алисе скажи, чтобы принесла.

— Я сам. — Антон, предупреждая попытку Николаева снять с телефона трубку, поднялся на ноги. Еще не хватало, чтобы Алиса видела, как ее судья рассматривает дело в кабинете председателя суда в присутствии загадочных персонажей. — Цеба, говорите?

— «Сто шестьдесят вторая»… — бормотал Струге, шагая в свой кабинет. — Интересно, каким образом этот Балыбин надеется договориться с Николаевым за человека, обвиненного в разбое? По делу, которое рассматривать буду я.

Однако если Николаеву нужно прогнать перед ходоком пургу, то почему бы не расстараться? Все-таки — один коллектив, и если председатель просит, то почему не поучаствовать в шоу? Николаев ведь знает, что со Струге договориться нельзя ни при каких обстоятельствах, но всячески изображает «понимающего». Раз так, то можно и подыграть.

— Алиса, найди в поступивших сегодня трех делах дело некоего Цебы и отдай мне. — Струге рухнул в кресло и посмотрел на ежедневник. Так и есть — Цеба Артур Алексеевич. Снял трубку, набрал номер дежурной части Центрального РУВД.

— Марков? Привет, Иваныч, это Струге. Ага… Нет, все в порядке. Слушай, Иваныч, «пробей» мне по всем имеющимся каналам гражданина Цебу Артура Алексеевича. Адрес, связи, судимости, административные, машины… Одним словом, все, что сможешь. Когда позвоню? А ты сам позвони. Я весь день на месте буду.

Антон повесил трубку и устремил взгляд в угол, где стоял сейф.

— Проблемы? — Он справился автоматически, на всякий случай, глядя, как девушка углубилась в металлический шкаф уже чуть ли не по пояс.

Через секунду он похолодел. Это случилось сразу же, как только Алиса произнесла мертвым голосом:

— Антон Павлович… Дела нет.

— Что значит — нет? — Струге отпихнул кресло, и оно, возмущенно скрипнув колесиками, поехало в угол. — Что это за фраза такая — «нет дела»?

— Я все перерыла. — Голос Алисы дрожал, как при последнем слове.

— А не нужно рыть, Алиса! Нужно искать. — Антон подошел к ее столу и стал производить в нем квалифицированный обыск. — А где остальные дела, которые я принес и отдал тебе?

— Вот они! — Девушка протянула судье пачку дел. — Два — тут, а третьего, этого Цебы, нет. Антон Павлович, я его никуда…

— Значит, так, — отрезал Антон. — Сейчас закрываешься и ищешь дело. Пока я сам, своим ключом, дверь не открою, сидишь тут тихо, ищешь дело и не поднимаешь с телефона трубку.

Он вышел, закрыл снаружи дверь и вернулся в приемную.

— Алиса куда-то исчезла, а я ключи на столе оставил, — объяснил он свой приход с пустыми руками. — Но зачем дело? В чем проблема?

С галстука президента филиала «РОСТЕКа» Антону опять подмигнул алмаз. Теперь уже дважды. Замялся и Виктор Аркадьевич.

— Понимаете, Антон Павлович, Цеба… Артур, обвиняемый, он сын брата Вольдемара Андреевича.

— Племянник, если по-русски. Я понял.

Опять возникла пауза, заполняемая лишь шевелениями грузного тела Балыбина. Бриллиант на его заколке замигал для Струге уже без намеков, совершенно откровенно, как светофор, работающий в дежурном режиме.

— Понимаете, Антон Павлович, — продолжал разъяснять структуру генеалогических древ Николаев, — Цеба приходится родственником Вольдемару Андреевичу.

— Я же не идиот, Виктор Аркадьевич, — пояснил Антон и потер пальцами мочку уха. — Даже мне, судье, не трудно догадаться, что если Артур Цеба рожден братом Вольдемара Андреевича, значит, Вольдемар Андреевич этому молодому человеку приходится дядей. Поскольку в Вольдемаре Андреевиче течет та же кровь, что и в его брате, то не исключена вероятность того, что в Артуре Цебе есть эритроциты и Вольдемара Андреевича. Кровное родство. Я понял. Я не понял, в чем проблема.

— Там ничего нельзя сделать? — Балыбину надоело слушать этот маразматический бред двух жрецов Фемиды.

«Наконец-то разродился», — отметил про себя Антон Павлович, но вслух спросил:

— Где там?

Балыбин терял терпение, это было очевидно, однако силился хранить спокойствие. Струге же растерянно перевел взгляд на Николаева и заговорил, как отчаянный отморозок:

— А что там делать? Запросы Алиса сейчас пошлет, повестки выпишет. Заявку на доставку из тюрьмы подсудимого я сегодня напишу. Я что-то пропустил?

Выдержав достойную паузу, он пригляделся к окаменевшему Балыбину. Тот сидел, открыв рот и наклонив голову.

— А-а, вон оно что… — протянул Струге и виновато улыбнулся. — Как я сразу-то не догадался! Нужно разрешение на свидание подписать?

Вольдемар Андреевич вперил ястребиный взгляд в Николаева, чем вызвал у того сухое покашливание и зуд. Двое из троих, находящихся в кабинете, очень хорошо понимали, что происходит. Третий же полагал, что его окружают законченные дебилы. Тайм-аут решил взять Виктор Аркадьевич.

— Вольдемар Андреевич, Антон Павлович всего час назад получил это дело. Судье нужно ознакомиться с материалами, сделать кое-какие выводы, проанализировать ситуацию. Давайте не будем торопиться? Ваша позиция мне ясна, я ее потом обязательно доведу до судьи.

— А вот мне ваша позиция не ясна, — бросил Балыбин и, заканчивая разговор, послушно встал со стула.

Встал и Николаев. А Струге, продолжая крутить на столе паркер, расслабленно смотрел то на Балыбина, размышляя, откуда в человеке может быть столько наглости, то на Николаева, теряясь в догадках, почему тот еще десять минут назад не выкинул в окно этого фата. Впрочем, Антон начинал уже догадываться. Если Виктор Аркадьевич так заискивает, значит, незадолго до прихода президента «РОСТЕКа» ему позвонили от председателя областного суда Лукина. Вопрос в «верхах» уже решен и от того, как он будет решаться «внизу», ничего не зависит. Потому так истеричен Балыбин. С Лукиным тема закрыта, а двое придурков, один из которых вообще рядовой судьишка, изображают из себя целок.

Проводив гостя до порога, Николаев закрыл дверь в приемную.

— Странник от Лукина?

— А ты как думал? — покривился Николаев. — Сначала звонок, через полчаса этот кадр явился. Я думаю, Лукин звонил сразу после разговора с этим гиппопотамом. Мы с ним говорили, а гиппопотам уже ехал ко мне.

— Ладно, мне пора. — Антон, вспомнив, что через пять минут начнется процесс, поднялся и застегнул пиджак.

— Ты на самом деле, Антон Павлович, посмотри, что там можно сделать… — не надеясь на успех, пробормотал Виктор Аркадьевич.

— Где там?

— Да ладно ты…

— Ты хоть сам понимаешь, Виктор Аркадьевич, кого ты просишь и о чем?

— Не воспитывай меня, уже поздно. Короче, попросили меня, я тебя попросил.

На пороге Антон улыбнулся.

«Ай, молодца-а-а… Я сделал все, что мог, но вот неуступчивый говнюк Струге уперся рогами. А как я, председатель, могу заставить его принять «нужное» решение? Вы же знаете Струге, Игорь Матвеевич». — Струге был уверен, что именно так рассуждает про себя Николаев.

А что касается Игоря Матвеевича Лукина, тот, конечно, знал, что развернуть Струге в другую сторону не представляется возможным.

Этими разворотами Лукин занимался уже без малого девять лет. Однако отпускать Антона Павловича на вольные хлеба никто все равно не собирался. И при этом никто не был застрахован от неожиданностей. И Струге — в первую очередь. По этой причине он и рассматривал лишь те дела, над рассмотрением которых любой другой в одночасье потерял бы карьеру. Лукин испытывал Струге на прочность и ждал того момента, когда Антон ошибется. Слишком уж сложна система, именуемая судебной. За нежелание быть покорным и влиться в «команду» расправа следует незамедлительно.

Собрать стадо из баранов легко. Трудно собрать стадо из кошек.

— Ты нашла дело?

На глазах Алисы слезы. Она стояла в углу кабинета, отвернувшись к стене, и ее плечи тряслись. Антон не видел глаз девушки, но точно знал, что в них — слезы. По всей видимости, тех десяти минут, что Антон провел в кабинете Николаева, ей оказалось достаточно для того, чтобы понять одну страшную вещь: из кабинета федерального судьи пропало уголовное дело.