Луна в знаке Скорпиона. Криминальный детектив и мелодрамы Кольского полуострова

Вячеслав Денисов

Помимо того, что женщины Заполярья, независимо от возраста, выглядят привлекательными и загадочными, в них есть что-то особенное: необъяснимое и оригинальное, неощутимое и привораживающее. В суровом климате, где лето прохладное, а зима долгая, иногда кажущаяся бесконечной, они становятся какими-то морозостойкими: сильными и выносливыми, привычными к любым невзгодам. Даже когда они чем-то взволнованы, то их глаза, уставшие и печальные, все равно смотрят добрым и нежным взглядом.

Коварный визит

Этот расфуфыренный щёголь не понравился мне с первого дня знакомства. Он был мужем моей сестры. Не сказать, чтобы слишком толстый, но и не худой. Среднего роста. Не краснорожий, но и не бледнолицый. Одним словом, вполне нормальный самодовольный мужчина, в расцвете лет, немного нагловат, слегка выпивший, от которого постоянно пахло дорогим одеколоном. Моя сестра Линочка была от него в восторге. Разумеется, я тоже мог быть доволен их браком, если бы не одно обстоятельство, которое вызывало отвращение к моему свояку. Впрочем, должен признать, что по отношению к моей персоне, он был слишком добропорядочным человеком. Однако это не помешало мне невзлюбить его за прямой и открытый взгляд, которым может смотреть честный и весьма преуспевающий бизнесмен. Он глядел на меня, как, наверное, сытый волк смотрит на тощего глупого ягнёнка. У него всегда и всё было в полном ажуре. Он был снисходителен и вежлив, но его взгляд казался мне укоризненным и, постоянно действуя на нервы, выводил меня из терпения.

Если быть до конца откровенным, то я и сам признавал, что относился к числу неудачников. Мне не повезло ни с первой женой, ни со второй. На работе меня держали на низшей ступени производственной карьеры. Я не был ни начальником, ни рабочим, словно армейский прапорщик, который, проваляв дурака двадцать пять лет, так и не стал ни исполнительным солдатом, ни образцовым офицером. Всё, что я когда-то имел, теперь кануло в безвозвратное прошлое. Моя машина давно превратилась в груду металлолома, а трёхкомнатная квартира, оставшаяся от родителей, уже наверняка сменила не одного хозяина. Более года, как я остался без жилья и без денег, если не считать те гроши, которые платили мне за добросовестный труд на моём загнивающем предприятии. Этот же прощелыга, совершенно не обременяя себя физическим трудом, лишь изредка пошевелив собственными извилинами, жил в несколько раз лучше любого губернатора. У меня слюнки текли от изобилия тех продуктов, которыми он забивал холодильник. Чтобы не умереть с голоду, я варил отвратительную отечественную вермишель, постоянно превращающуюся в густой клейстер, а он трескал ветчину и целыми сковородами жарил отборную свинину. Я страдал от язвы, а он от обжорства. Более того, он спал в шикарной постели, а я ютился на жёстком диване, оставшемся после пятнистого дога, сдохшего совершенно непонятно по какой причине. Впрочем, я прекрасно знал, сколько крысиного яда мне пришлось израсходовать на эту четвероногую бестию. Линочка часто угощала меня фруктами, которые никогда бы в жизни я не смог попробовать на собственную зарплату. Свояк предлагал мне импортные ликёры, а я тешил себя надеждой, что когда-нибудь смогу выплеснуть эти благородные напитки в его расплывшуюся физиономию. Я чувствовал, что был для него костью, застрявшей в горле. При всей его флегматичности, он бы давно вышвырнул меня на улицу, но любовь к моей сестре стала единственной причиной, из-за которой он смирился с моим существованием. Не любить её он просто не мог. Насколько я помню, она ещё в детстве прослыла невыносимой чистюлей. Стоило ей слегка запачкать платьице, как она тут же требовала переодеть её в другое. Я же бегал в рваных замызганных шароварах и не обращал на подобные мелочи ни малейшего внимания. Лина была хорошо воспитана и поэтому стала не только верной женой, но и превосходной домохозяйкой. Она была моложе этого франта на семь лет и, помимо того, что выглядела эффектной привлекательной дамой, имела высшее образование и прекрасно разбиралась в бухгалтерии, благодаря чему в его документации царила исключительная отчётность. Мне иногда даже казалось, что не свояк, Павел Данилович Говоров, а моя сестра Линочка являлась полноправным и настоящим руководителем его фирмы. Даже заграничные поставки он имел благодаря её умению обольщать иностранцев. Она в совершенстве владела английским и, без посторонней помощи, сама проводила важные деловые встречи. Говоров зачастую пользовался плодами её труда. Он купался в роскоши и ходил, словно расфуфыренный фазан, в то время, как моя сестрёнка скромно оставалась в тени. Её вполне удовлетворяло считаться женой этого проходимца и на замечания по поводу того, что сама может стать главой фирмы, она с улыбкой отвечала:

— Я всего лишь слабая, беззащитная женщина, в меру сил и возможностей помогающая мужу.

Не стану скрывать, что подобные высказывания были мне не по душе, но и не создавали дополнительных помех для воплощения некоторых моих планов. У них не было детей и, в случае трагической смерти Павла Даниловича, я бы самопроизвольно взял бразды правления в собственные руки. Я даже поклялся, что самолично поставлю моему свояку гранитный памятник. Дело оставалось за малым: нужно было, во что бы то ни стало, отправить его к нашим предкам. Увы, но в такой путь нельзя купить билет, а сам он, пышущий здоровьем, ещё не собирался покидать нашу бренную землю. Проще всего было бы отравить его техническим спиртом. Такая смерть теперь распространена не только в Мурманске, но и как спрут распустила свои щупальца по всей многострадальной России. Была лишь маленькая загвоздка. Говоров не признавал водки, тем более не пил дурно пахучий спирт. Как я уже сказал, он увлекался ликёрами, и только в допустимых дозах. Подсыпать в его ужин какой-нибудь отравы, разумеется, я не мог, так как вскрытие его бренного тела сразу выявило бы причину летального исхода. Тогда, вместо кресла главы преуспевающей фирмы, я бы загремел на тюремные нары, что, естественно, никоим образом не было в моих интересах и не входило в мои планы. Думаю, что и Лина, узнав о подобном преступлении, никогда бы меня не простила. Может, по моим понятиям, она и чудачка, но у неё с Говоровым действительно была любовь. Смешное и глупое слово, но, так или иначе, они и впрямь не могли и на секунду допустить мысль о возможной разлуке. Прожив вместе почти десяток лет, они по—прежнему ворковали как молодожёны, а их поцелуйчики, вместе с завистью, невольно вызывали во мне чувства некоторой озлобленности. Я не знаю, что такое настоящая любовь, но их отношения явно не были дешёвой показухой. Стоило хоть вскользь коснуться подобной темы, как Лина тут же взмахивала руками и, выпучив большие выразительные глаза, испуганно говорила:

— Если с Пашей что-либо случится, я этого не переживу. Ты похоронишь меня следом. Мы с ним составляем неразделимое целое…

Разумеется, что в такие мгновения она была искренней, но я отлично знал, что время — лучший доктор и оно залечит любые душевные раны. Естественно, впоследствии она бы вновь вышла замуж, но тому простофиле уже ничего бы не досталось, кроме крошек от пышного пирога. Пока Лина станет разыгрывать роль безутешной вдовы, я сумею заграбастать основное состояние моего самодовольного свояка. Проще говоря, я должен был избавиться от Говорова, но таким образом, чтобы не вызвать к себе каких—либо подозрений. Почти всюду такие дела решались с помощью наёмников и оружия. Вариант с киллером меня не устраивал. Во-первых, нужно было хорошо заплатить за оказанную услугу, а во—вторых, можно легко угодить под Дамоклов меч. Придётся постоянно осознавать, что существует свидетель моего преступления. Убрав Павла Даниловича, наёмный убийца, рано или поздно, обязательно предпринял бы попытку облегчить мои карманы и в очередной раз нанесли значительный ущерб. Рассчитывать на внезапный конфликт между его конкурентами или на инфаркт я, разумеется, тоже не мог. Конечно, можно было бы устроить пожар, но тогда, вместе с Говоровым, погибла бы и моя сестра, чего уж я не хотел при любых обстоятельствах, да и к тому же, пострадало бы моё будущее имущество. После нескольких бессонных ночей, я решил перерезать ему глотку. Нет! Ну, конечно же, не примитивным способом используя опасную бритву и оставив уйму своих отпечатков. Я предложил ему покататься на спортивных велосипедах. Объяснил, что городской воздух и постоянная езда в автомобиле не способствуют улучшению здоровья. Мы договорились, что втроём поедем за город и в своё удовольствие погоняем возле озёр по лесным тропам. Я заранее выбрал маршрут и обследовал его самым тщательным образом. Затем я натянул тонкую стальную проволоку от одного дерева к другому. Удовлетворённый собственной изобретательностью, вернулся домой. Утром мы легко позавтракали и тронулись в путь. Медленно, но уверенно я подводил свояка к моей ловушке. Я раззадорил его, и мы помчались наперегонки. Лина немного отстала, но этого было вполне достаточно, чтобы обеспечить мне безупречное алиби, а её сделать свидетельницей несчастного случая. У меня захватывало дух от скорости, которую мы развили в нашей велогонке. В нужный момент я пропустил его вперёд и, затаив дыхание, ждал завершающегося финала. Каково же было моё разочарование, когда я увидел, что он беспрепятственно проскочил между моими деревьями. Ну, разве я мог предположить, что кто-то из сознательных граждан снимет проволоку и, аккуратно скрутив её в бухту, положит на обочину тропы?! Вполне понятно, что моё настроение было полностью испорчено. Говоров, который не подозревал, что находился на волосок от смерти, пребывал в превосходном расположении духа и даже благодушно выделил мне из винной коллекции бутылку отличного германского ликёра. Впрочем, моя неудавшаяся попытка избавиться от Павла Даниловича, лишь подогрела желание покончить с ним раз и навсегда. Я более серьёзно стал обдумывать новый план своего преступления. Меня больше нельзя было провести на мякине, и я должен был действовать решительно и наверняка. Выходит, что я нажал на курок, но произошла осечка! Теперь я был кое-чему научен и не мог позволить себе подобной оплошности. Я вновь не спал по ночам, дымил как паровоз, выкуривая сигарету за сигаретой и, наконец-то, нашёл подходящий вариант.

До того, как стать бизнесменом, Говоров работал главным энергетиком и поэтому не удивительно, что он сам производил ремонт собственной электропроводки. Само собой, что теперь он располагал достаточной суммой и, без особого ущерба для своего толстого кошелька, мог нанять электриков, но занятия подобного рода были своеобразным иммунитетом от ностальгии по его прежней профессии. Зная эту слабость, я посоветовал ему приобрести дачный участок где-нибудь в Карелии, чтобы после поездки на острова Анталии, он мог выехать туда и, посидев с удочкой на берегу какой-либо речушки, или, вырастив собственную клубнику, скрасил монотонную суетливую жизнь приятным новшеством. Естественно, выбор был за мной. Как бы там ни было, но рано или поздно, дача перешла бы в моё распоряжение. Если мне было наплевать на Багамы, на которые всё равно никогда не попаду, то уж было не безразлично, где приобрету покой, когда возраст заставит меня отказаться от мирской суеты и когда захочется, в полной тишине, заняться разведением цветника и прочей рассады. Лина не только осталась довольна моим выбором, но так обрисовала и сам земельный участок, и окружающую местность, что Павел Данилович, после некоторых колебаний, всё же выделил необходимую сумму. Правда, он не дал мне наличными, а оплатил счёт через коммерческий банк. Я ничуть не расстроился и даже, какое—то время, забросил увлекаться спиртным. Теперь я был занят. С раннего утра и до позднего вечера я усердно пилил и строгал. Павел Данилович регулярно поставлял мне необходимые стройматериалы. Когда-то я имел пятый разряд плотника, но то, что я делал теперь, было под силу лишь мастеру высочайшего класса. Я не только оживил дачу витиеватыми резными узорами, но и сделал её неким шедевром народного зодчества. Я попробовал выжигать, а также научился опаливать доски и построил настоящую русскую баню по писку последней моды. Говоров похвалил меня за добросовестный труд и, щедро вознаградив, лишь посетовал на то, что ещё не везде подключено электричество. Я сослался на отсутствие специалиста, имеющего доступ к высоковольтной линии. Я знал, что самолюбие Павла Даниловича вынудит его взяться за это дело.

Он не захотел бы упасть лицом в грязь и признать тот факт, что я намного искусней его. Мой расчёт оказался верен. Он действительно не умел пользоваться рубанком и не знал, как правильно заточить топор, но он был профессионалом в области энергетики. Линочка, словно предчувствуя беду, как могла, отговаривала мужа от этой затеи, но Говоров никогда не отменял своих решений.

При всей моей ненависти к этому человеку, всё-таки должен признать, что он не был полным кретином и, прежде чем решился взобраться на высоковольтку, самолично осмотрел линию электропередачи и отключил центральный рубильник, на неопределённое время оставив дачников без энергии. Я стоял внизу и делал вид, что подстраховываю его, хотя, на самом деле, только и ждал тот момент, когда он прикоснётся к проводам.

Подобного замыкания я не видел ни разу в жизни! Было что-то неописуемое: взрыв пороховой бочки, ореол искромётных свечений, в сотни раз, превосходящий красочный фейерверк, и жуткий вид падающего человека, с грохотом ударившегося о землю. На моего свояка было страшно смотреть. Он стал чёрным как уголь и чем—то напоминал только что опалённую свинью, дымящуюся и пахнущую горелым мясом.

Услышав мой душераздирающий крик, Лина выбежала во двор и бросилась к нему.

— Сделай хоть что-нибудь! — неистово заголосила она. — Не стой как истукан! Пожалуйста…

Я успокаивал её как мог. Я запрещал ей биться в истерике, боясь, что она может потерять рассудок. Прибывшие врачи тут же констатировали смерть Павла Даниловича от несчастного случая. По мере своих возможностей, они оказывали помощь моей сестре, но было уже слишком поздно. Бедная девочка! Она перестала меня узнавать и, монотонно повторяла его имя. Иногда начинала так хохотать, что не требовалось иметь специального медицинского образования для того, чтобы понять, как я был точен в своих предположениях. Глядя на неё в какой-то момент, я пожалел о содеянном преступлении, но баснословное состояние, которое теперь переходило в мои руки, утихомиривало всплеск моей совести и давало некоторое утешение. В конце концов, результат оправдывал потери! Лина не присутствовала на его похоронах. Её положили в психиатрическую больницу, где неустанно вели медицинское наблюдение. Я же был ошеломлён, когда узнал, что у Павла Даниловича есть младший брат, которому он завещал валютный капитал и, практически, всю недвижимость, за исключением мизера, который этот паршивец оставил на имя моей сестры. Теперь, другой человек должен был вступить в его владения, руководить фирмой и быть законным хозяином в доме. Мои надежды на то, что я смогу облапошить своего нового конкурента, тут же потерпели фиаско. Он даже не стал со мной разговаривать и лишь коротко предупредил, что хотел бы несколько дней побыть наедине. Тем самым он дал понять, что я должен убираться ко всем чертям и чем быстрее, тем лучше. Дачу он продал чуть ли не на второй день после похорон, а вырученные деньги перевёл в доллары, которые я только мельком видел в его дипломате. На мои возражения, что мне некуда идти, он окинул меня презрительным испепеляющим взглядом, а потом цинично предупредил, что не любит свои слова повторять дважды. Глядя на него, я понял, что Говоров старший был перед ним сущим ягнёнком. У этого типа была железная хватка. Он тут же поставил все точки над «и». Я понял, что с ним лучше не шутить. Если он захочет от меня избавиться, то я не успею и пикнуть, как окажусь на Ленинградке под кучей сухого валежника.

— Хорошо! Уйду… — невольно согласился я. — Но ты должен выделить мне хоть какую-то часть наследства. Моя сестра Лина…

Я не успел договорить, потому что он грубо меня прервал.

— Твоя сестра свихнулась от горя, а мой брат никогда бы не стал подключать электричество, не проверив центральный рубильник! — холодно резюмировал этот паршивец.

Он гаркнул таким зловещим голосом, что у меня по спине пробежала холодная дрожь.

Я тут же сообразил, что он меня подозревает в гибели своего брата и, по стечению обстоятельств, тянет с тем, чтобы состряпать уголовное дело. Мне не стоило испытывать судьбу. Я решил временно оставить его в покое. Мне нужно было разузнать о нём как можно больше, тем более, что от свояка я ни разу не слышал о его существовании.

К концу недели, через свою агентуру и ряд компетентных знакомых, я выяснил, что много лет назад братья крепко повздорили. Из-за того, что Павел Данилович чувствовал себя виновным, он заранее приготовил завещание, ставшее для меня роковым возмездием. К величайшей радости я так же узнал, что Говоров младший был закоренелым холостяком и, следовательно, теперь был единственным препятствием на моём пути к баснословному богатству. Это был несдержанный молодой человек с грубым характером, лет тридцати, высокий, с важным и озабоченным лицом, но не лишённым правильных черт, в котором проглядывала некоторая мужская приятность. Его волнистые волосы, с редкой проседью на висках, всегда были аккуратно зачёсаны. Он одевался в дорогой, чёрный костюм, что придавало его внешности не только элегантный, но и строгий вид.

Несмотря на то, что он мне чем-то симпатизировал, я не должен был поддаваться сентиментальности. Вскоре у меня появилась умопомрачительная идея.

Я решил избавиться от него самым невероятным образом. Я уже не думал о собственном алиби. Я хотел отомстить за разбитые надежды и моё позорное выдворение на улицу. Моя месть должна была стать жестокой!

Я взял в столярной мастерской самый длинный гвоздь и увесистый молоток, а затем, спрятав всё это в карманах куртки, направился к его многокомнатной квартире с двумя этажами. Уже вечерело, и в подъезде было сумрачно. Я подкрался к двери абсолютно ни для кого не замеченным и решительно нажал на кнопку звонка.

Я слышал приближающиеся шаги. Мои нервы были натянуты до предела, словно гитарные струны, которые в любой момент могли внезапно лопнуть. Я знал, что у меня есть лишь какие-то доли секунды, и я не имел права медлить. Левой рукой я держал гвоздь, а правой сжимал молоток. Как только в дверном глазке мелькнул свет, я мгновенно пустил в ход своё допотопное, но оригинальное орудие убийства. Мне даже показалось, что я почувствовал, как покрытое ржавчиной железо вонзилось в его глазницу и вывернуло наизнанку серое вещество. Не дожидаясь лифта, я тут же сбежал по лестнице и вышел из подъезда. В тот миг, от совершённого мною преступления, моя душа ликовала, и я испытывал истинное блаженство. Для меня наступил грандиозный праздник. Я радовался как ребёнок, получивший долгожданную игрушку, как студент; сдавший сессию! Эту ночь я провёл в баре и, опорожнив дюжину рюмок коньяку, даже ни чуточку не опьянел.

Лишь на рассвете я распрощался с барменом, прогулялся по городу и, набравшись смелости, осторожно подошёл к злополучному дому. Наверное, я бы согласился быть арестованным, только бы смог посмотреть на изуродованный труп моего обидчика. Мне даже не потребовалось кого-либо расспрашивать о вечернем происшествии. Я присел на скамейку и от местных старушенций узнал ошеломляющую новость. Моя сестра была убита самым чудовищным образом! Я ведь не мог предположить, что этот идиот, заберёт её из больницы, и что именно она подойдёт к двери?! Я чуть не лишился чувств. Моя милая Линочка! Разве она заслуживала такой участи? Разве я не любил её все эти годы, которые мы прожили вместе? Я был старше её на шесть лет и помнил тот день, когда впервые её увидел, совсем крохотную, копошившуюся в пелёнках. Я водил её в детсад, и я же провожал и встречал из школы, а позже защищал от различных хулиганов. Теперь, сам того не желая, стал виновником её гибели. Впрочем, уже было поздно о чём-то сожалеть. Мои страдания не воскресили бы её и не вернули из царства мёртвых. Говоров младший вновь стал в центре моего внимания. Он не был доверчивым и наивным как его погибший братец. Он уже, без всяких сомнений, выпутался из этой гнусной истории, подставив под удар мою персону. Размышлять о зелёненьких баксах Павла Даниловича, теперь, с моей стороны, было бы непростительной глупостью. Учитывая моё безупречное прошлое, конечно, можно было надеяться, что я не попаду под статью с пожизненным заключением, но лет на пятнадцать я мог рассчитывать без всяких сомнений. Даже отсидев этот срок, я вышел бы нищим и никому не нужным стариком. Моя жизнь потеряла бы всякий смысл. Другими словами, мне уже нечего было терять, и я поклялся, что сполна рассчитаюсь с этим высокомерным человеком. Каждый день, проведённый в Мурманске, мог стать для него последним. Я тешил себя надеждой, что прежде чем окажусь на скамье подсудимых, сумею нанести ему коварный визит. Он слишком сильно меня достал! Из-за него я лишился своего беззаботного, обеспеченного будущего и, что самое отвратительное, убил родную сестру.

Если потерю желаемого благополучия можно было ему всё-таки простить, то гибель моей Лины призывала меня к мести!

Выслеживая свою жертву, я прибегал к разным хитростям и даже, как-то раз, опустился до такой степени, что надел на себя женский парик, покрасил губы ярко-красной помадой, влез в платье, и в облике пожилой дамы прогуливался возле его дома. К сожалению, он надолго исчез из города. Мои расспросы не приводили к желаемому результату. Никто и ничего толком мне не ответил. Он как в воду канул,

Я уже начал терять всякую надежду, как, неожиданно для себя, обнаружил его машину. Вернее, это был «Ford Explorer» моего бывшего свояка. Я узнал бы эту иномарку из тысячи подобных. Я спал и видел себя за рулём этого кроссовера. То обстоятельство, что Говоров младший мог оказаться дома не один, меня ничуть не смущало. Мне изрядно подфартило и не стоило откладывать нашу встречу до следующего раза.

Глазок его двери был заменён новым, но я прекрасно понимал, что на подобную наживку эта акула уже не попадётся.

— Заходи! — сказал он, равнодушно посмотрев на меня. — Пришёл за мной? Я ждал. Ты всё равно не оставил бы меня в покое. Скажи, только по совести, что ты хочешь? Если сможешь доказать, что не виновен в смерти моего брата и его жены, то я, так и быть, выделю тебе приличную сумму. Впрочем, могу оставить и эту квартиру, чтобы у тебя была крыша над головой. Мне хватит того, что останется.

— Королевская щедрость! — вспылил я. — Шикарная тачка Павла Даниловича стоит пару таких квартир, я уже не говорю о процветающей фирме.

— Каждому своё! — отпарировал Говоров младший. — Ты обычный прощелыга, а я родной брат и единственный наследник. Я уже в курсе его дел и начал кое в чём разбираться. Обидно, что ещё не завершено строительство главного здания, в котором будет расположен центральный офис, но фундамент уже почти полностью поставлен, осталось уложить последнюю железобетонную плиту.

— Луше сделай из неё надгробный памятник! — в порыве гнева, вспылил я.

— Пожалуй, подходящая идея, — злорадно усмехнувшись, ответил Говоров младший. — Не исключено, что воспользуюсь твоим советом.

— Меня не интересует, чем ты будешь заниматься! Я включил рубильник и убил твоего старшего братца! Я хотел убрать тебя, но, по стечению обстоятельств, погибла моя сестрёнка!

— Это в корне меняет дело, — проговорил он задумчиво.

Да! — выкрикнул я, брызжа слюной и оживлённо жестикулируя руками. — Я убил их обоих! Я пришёл сюда не за твоими нищенскими подачками. Ты мне заплатишь за мои страдания. Ты заплатишь мне кровью! Я отомщу тебе…

— Каким образом? — спросил он с таким безразличием, будто поинтересовался, как пройти к автобусной остановке.

Я вытащил из-за пазухи охотничий нож и показал ему.

— Изуродую тебя до неузнаваемости. Отрежу твой поганый язык и выколю твои наглые зенки! — Немного подумав, я возбуждённо произнёс: — Сброшу с балкона на растерзание бродячим псам…

— Не слишком ли много для одного? — угрюмо спросил он. — У меня на этот счёт совершенно иные планы.

— Мне безразлично!

— Тем ни менее…

— Замолчи, пока цел!

Я вложил в голос всю мощь моего гнева, и тут же пригрозил:

— Можешь считать, что ты уже покойник!

— Да, ты закоренелый преступник! Тебя нельзя отдавать в руки правосудия. Ты маньяк! Ты больной! Ты фанатик, постоянно думающий о мести! Ты не оставляешь мне выбора. Я должен подумать о спасении общества. Я обязан изолировать тебя от нормальных людей…

— Прекрати молоть чепуху! — вновь огрызнулся я, приготовившись к нападению.

Я демонстративно выставил в его сторону сверкающее стальное лезвие.

— Если шевельнёшься, буду вынужден выстрелить в тебя из газового пистолета, — пригрозил Говоров младший. — Закину в багажник и отвезу в такое место, откуда никогда не выберешься.

Я с силой сжал рукоятку ножа и с ловкостью пантеры бросился на своего ненавистного врага, но прежде чем смог достичь цели, успел заметить, что в его руке действительно появился какой—то странный предмет. Меня тут же отбросило в сторону, в глазах помутилось, и я почувствовал, как моё грузное тело начало стремительно падать в самое пекло преисподней.

Теперь я действительно лежу в таком месте, откуда никогда не смогу выбраться. Мои руки и ноги надёжно связаны. Мой рот заклеен скотчем, парализованные глаза ничего не видят, а голова раскалывается на части. Где-то наверху грохочет бульдозер. Мне всё труднее дышать, и хотя я отчаянно пытаюсь спастись, всё-таки понимаю, что это напрасные старания. Я отлично осознаю, что Говоров младший заканчивает укладку фундамента под строительство нового офиса. Ну что же, наверное, всё правильно? Кому-то из нас обязательно должно было повезти. Он получил в наследство частную фирму и счастливую безбедную жизнь, о которой я так долго и тщетно мечтал. Мне же досталась земля! Вернее, всего лишь её малая часть, от которой невыносимо пахло холодной могильной сыростью.