Сявины страхи. Повесть

Вячеслав Дегтяренко

«Сявины страхи» – это история, в которой ощутимо присутствует время. Через Сяву, который любил животных, собирал значки, играл в шахматы, занимался спортом, ждал отца, боялся отчима, читатель проходит ключевые исторические события, которые завершали существование огромной страны, без которой Сява не стал бы тем, кто он есть сейчас. Страна умерла, а Сява остался. И написал повесть, которая вызовет лёгкую грусть у тех, кто любил эту страну со всеми её достоинствами и недостатками.

Спички

Лёня и Слава познакомились на деревенской свадьбе. Это был его первый друг. На голову выше, в полтора раза шире, с толстыми губами из-за чего улица дала ему кличку Пельмень. Уже в семь лет новый друг превосходил его по силе, весу и знаниям дворовой жизни.

Славина мать сдавала сад в аренду молодожёнам. Калымщики устанавливали шатёр из плёнки, рубили лавки для гостей, приглашённые бабки варили праздничные обеды, остатки которых доставались детворе. Приходило человек сто или двести, которые два-три дня пили и танцевали, вытаптывали огород. На всю улицу играл ансамбль, а дети были предоставлены сами себе. На одной из таких свадеб мальчики и познакомились, и стали закадычными друзьями.

— Сява, давай покурим, пока твоих предков нет, — предложил Лёня в один из выходных дней.

— Давай! Только я не умею. Научишь?

— Конечно.

— А что курить будем? Отчим сигареты считает.

— Будем курить спичками… Я недавно пробовал… Нам надо двадцать-тридцать коробков.

Коробок спичек стоил одну копейку, как и стакан газированной воды без сиропа из автомата. В копилке Славы — картонной коробке из-под сигарет — хранилось два рубля, которые он сэкономил на школьных обедах. Продавщица магазина — тётя Катя — хорошо знала его мать. Не раз она продавала ему то сигареты, то водку с пивом для отчима, то доставала из-под прилавка «Фанту» и «Пепси-колу». Вот и сегодня она вопросов не задавала, несмотря на горящие глаза семилетних мальчиков. Местом для курения дети выбрали самую большую комнату в доме — гостиную.

— Смотри и запоминай — друг мастерски поджёг все спички в коробке, и когда все они загорелись, моментально закрыл его, — а теперь слегка приоткрываешь и втягиваешь дым ртом.

Боясь пропустить хоть малейшую деталь, Слава внимательно смотрел на его затяжки, выпускание колец дыма. Задумчивым выражением лица Лёня напоминал древнего алхимика, о которых Слава узнал в библиотеке. После уроков с правописанием премудрости друга казались фантастикой. Он хвалился, что пробовал краску, бензин, но от них его тошнило и болела голова.

— А что я должен почувствовать? — откашлявшись, спросил он у Лёни.

— Сява… это, как мультик классный посмотреть, только не по телеку.

— У меня не получается… Кашляю, да и во рту пересохло.

— Смотри на меня и повторяй… Салага.

За окном послышался скрип от открывающейся металлической калитки. Через окно дети увидели Славиных родителей.

— Шухер, атас! Отчим пришёл! Давай спички прятать!

— Куда? На кухню?

— На кухню не успеем. Давай под кресло.

Лёня прошмыгнул на улицу через окно гостиной, а Слава остался проветривать комнату.

— Чем это у нас в доме пахнет? — нахмурив брови, спросил отчим. Его глаза, выглядывающие из-под чёрных ресниц, не предвещали ничего хорошего.

— Мы с Лёней картошку варили, да забыли про неё. Вот она и сгорела! — оправдывался пасынок.

Это действительно было так. Увлёкшись спичками, они забыли о плите.

— Картошку, говоришь! Ты мне правду говори… хуже будет! Почему у тебя чёлка подпаленная? Тоже из-за картошки? И в зале чем пахнет?

Слава наблюдал его раскрасневшееся лицо, игру желваков на щеках, дёргающийся кадык, и ему стало страшно.

— Лёня учил, курить спичками! — сказал Слава и отодвинул кресло, за которым дымилось два десятка спичечных коробков.

— Неси ремень!

— Твой или дедовский?

— Армейский… ты сегодня заслужил пять ударов бляхой.

Со слезами он ушёл за дедовским ремнём. Казалось, что пол уходит у него из-под ног. Хотелось бежать, кричать и плакать от несправедливости. Отчим был на четырнадцать лет старше Славы, имел КМС по вольной борьбе, и удары ремнём наносил мастерски. «Уж лучше в угол, голыми коленями стоять на соли или горохе, чем ремень, после которого больно дышать, — так как отчим предпочитал бить его по спине… — я готов был ночь провести в погребе, месяц без телевизора и друзей, но только не ремень…» — думал мальчик, но вслух ничего не сказал. Хотелось убежать, исчезнуть, надеть шапку-невидимку, но только избежать наказания.

Слава почти никогда не называл его папой и чаще обращался к нему неопределённо.

— Папочка, — прокричал он на третьем ударе, — мне больно, пожалуйста, не бей, меня! Милый папочка, я больше никогда не буду курить, честное пионерское!

— Вова, не надо, убьёшь! — пыталась заступиться со слезами мама.

— Не мешай! Посмотри, кого ты вырастила?! Пусть засунет своё пионерское в свою жопу, раз не научился думать… Ира, уйди отсюда, а то и тебе достанется.

Славина голова была зажата между его коленями, руками он пытался освободиться, но безуспешно. На пятом ударе ему показалось, что он потерял сознание, и лишь ведро с холодной водой привело его в чувство.

— А теперь марш в погреб без света, к крысам, на два часа…! Неделю живёшь без телевизора, месяц без друзей…