Военкоры победы. Последние бои

Коллектив авторов (2023)

В этой книге впервые собраны лучшие репортажи о последних сражениях Второй Мировой войны. О боях в Германии и в Японии. О самых счастливых днях в истории нашей страны, когда, после четырех лет войны, пришла Победа. И о ней рассказали людям ярчайшие журналисты и писатели: Константин Симонов, Василий Гроссман, Юрий Герман, Михаил Брагин, Леонид Соловьев, Борис Полевой и многие другие военкоры Великой Отечественной. Талантливые и смелые люди, которые «на пикапе драном и с одним наганом первыми врывались в города». Они сохранили для нас правду о том, чем была победа для фронтовиков, для тех, кто пережил войну. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Борис Ласкин

Капитанская дочка

Когда капитан Зернов приехал в штаб полка, там всё уже знали. За час до его приезда радио передавало письма на фронт. Лейтенант Онищенко сидел у радиоприемника и слушал Москву. Неожиданно диктор произнес:

— Капитан Зернов! В нашей студии у микрофона находится мать вашей жены — Татьяна Ивановна Орлова.

Затем Онищенко услышал выступление Татьяны Ивановны. Взволнованным голосом Татьяна Ивановна сообщала дорогому зятю о том, что двадцать третьего марта у Любы — жены Зернова, родилась девочка.

Через несколько минут всему штабу стало известно о том, что капитан Зернов стал отцом семейства.

Зернов вошел в кабинет майора. Кроме начальника штаба, там находилось несколько офицеров.

Козырнув майору и товарищам, Зернов удивленно огляделся. Все смотрели на капитана и загадочно улыбались.

— Что это у вас лица какие странные? — спросил Зернов. — А? Что-нибудь случилось?

— Завтра вы вылетаете в командировку в Москву, — сказал майор, — Это вам известно?

— Да, я уже получил приказание.

— Вот и соедините кстати полезное с приятным, — сказал майор.

— Товарищи, не томите! В чем дело?

— Лейтенант Онищенко, доложите капитану обстановку.

Онищенко встал и, подмигнув товарищам, спокойно сказал:

— Согласно передаче московского радио вас, товарищ капитан, наградили…

— Чем? — удивился Зернов.

— Дочкой. По сообщению из авторитетных источников в лице нашей уважаемой тещи, у вашей супруги родилась девочка…

— Что? — Зернов стремительно подошел к Онищенко и схватил его за плечи. — Что ты сказал?

— Спокойно! — сказал Онищенко. — Спокойно!

— Поздравляю вас, папаша! — торжественно сказал майор и троекратно, со щеки на щеку расцеловал потрясенного Зернова.

— Как назвать дочку думаете? — спросил майор.

— А?.. Не знаю… Слушай, Онищенко, друг… Какие подробности?.. Что она там еще говорила?..

— Выступление вашей тещи, товарищ капитан, носило краткий характер. Состояние здоровья супруги и дочери отличное…

— Дочери… — улыбаясь, повторил Зернов, — моей дочери…

— Вам не приходилось замечать, товарищ майор, какой рассеянный вид имеют молодые отцы? — сказал один из офицеров, инженер-капитан Левин. — Я вас прошу, товарищи посмотрите на это лицо!.. Полное отсутствие мыслей. Открытый рот. Блуждающие глаза!.. Очнитесь, Зернов!..

— Да… — Зернов вздохнул. — Да. Вот это да, товарищи, а?..

— Яркая речь, — заметил Онищенко, — просто заслушаешься!

— Будете в Москве, передайте привет и мои поздравления жене, — сказал майор, — ну и дочку поцелуйте, конечно!..

— Спасибо! — улыбнулся Зернов. — Передам привет, поцелую, всё сделаю!..

Самолет приземлился в Москве на центральном аэродроме. Зернов позвонил домой. Обрадованная Татьяна Ивановна сообщила ему о том, что Люба с дочкой еще в родильном доме, и капитан прямо с аэродрома поехал по указанному Татьяной Ивановной адресу.

В Москве была весна. Весело светило солнце. Вдоль тротуаров бежали ручьи. Капитан Зернов сидел в троллейбусе. Рядом с ним с ребенком на руках сидела молодая женщина.

— Мальчик? — спросил капитан.

— Девочка, — ответила женщина, — дочка.

— И у меня, между прочим, дочка, — сообщил капитан.

— Большая?

— Да. Порядочная. Дней пять.

— Поздравляю вас, — улыбнулась женщина.

— Спасибо!

На Арбатской площади девушка продавала ветки мимозы.

— Прошу вас, — сказал капитан.

— Сколько вам?

— Как сколько? — удивился Зернов. — Всё!..

Во дворе родильного дома стояло несколько мужчин.

— Скажите, пожалуйста, — спросил Зернов, — как пройти в родильный дом?

— Как пройти, — усмехнулся мужчина, — мы сами думаем, как пройти!..

— Почему?

— А потому, товарищ капитан, что нашего брата — отца туда не пускают.

— Как же так?.. Я же с фронта…

— Всё равно. Там, знаете, в первом этаже бабка сидит. Такая, знаете, непроходимая бабка. Уникум просто, честное слово. Я ее уговаривал, два билета в оперетту принес, — отказалась, шоколадом кормил, никакого впечатления. «Вы, — говорит, — мою бдительность не усыпляйте, гражданин. Всё равно туда ходу нет!»

— Что же делать? — спросил Зернов. — Мне надо на Любу посмотреть и на девочку…

— У вас тоже девочка? Сколько весит?

— Не знаю.

— Моя семь фунтов и три четверти. Как считаете, ничего?..

— Ничего, — рассеянно ответил Зернов, — приличный вес.

Зернов направился к под'езду. Навстречу со ступенек спускался лейтенант с двумя рядами ленточек и золотой звездой на груди. Лейтенант остановился и, взяв Зернова за рукав, сказал:

— Можете представить, товарищ капитан, я пять рек форсировал, а эту вот старушку — ну, никак!.. Не пускает и всё! «Вы, — говорит, — инфекцию принесете!» Я говорю — какая у меня инфекция? У меня одни цветы!..

Зернов вошел в под'езд. В залитом солнцем вестибюле сидел старик-швейцар и читал «Вечернюю Москву». Капитан с надеждой взглянул на старика и сказал бодрым голосом:

— Приветствую вас, папаша!

— Здравствуйте, — степенно ответил старик, — с чем вас позволите поздравить?

— С дочкой. Вот хочу пройти, повидать.

— Не пройдете. Хорошая дочка?

— Не знаю. Хочу лично, так сказать…

— Лично нельзя.

— Слушайте, папаша. Вы поймите, я на фронте, в Германии…

— Это, значит, прямо из логова зверя?

— Совершенно верно, из логова… Как бы мне, папаша, наверх, а?

— Наверх нельзя. Ну, как он, немец-то, чует, что ему гибель пришла?

— Чует. Мне всего минут на десять…

— Хоть на пять, всё равно нельзя.

— Знаете, что, папаша. — Зернов достал из кармана зажигалку, — очень вы на меня приятное, знаете ли, впечатление производите. Позвольте вам подарить эту зажигалочку…

— Покорно благодарю. Это что ж, выходит, трофей?

— Да. Так как же быть, папаша?

Старик прикурил от зажигалки, посмотрел на озабоченное лицо капитана и сделал ему знак пальцем. Зернов склонился к старику.

— Слышь-ка, ты вот что сделай. Там на первой площадке столик стоит, а за столиком бабка — Прасковья Михайловна.

— Это дело безнадежное, — сказал Зернов, — мне про нее говорили…

— Ты меня слушай. К этой бабке секрет имеется, один военный вот вроде вас, он почти что прошел…

— Какой секрет?

— У Прасковьи Михайловны — внук сержант Алешка Граков то же самое в Германии воюет. Вот, значит, ты поздоровайся и скажи, что вроде привет привез от Алешки. А там, слово за слово, может и уговоришь…

— Алешка Граков? Ладно, попробую… Спасибо, папаша…

Зернов поднялся на площадку. За столиком в безукоризненно белом халате сидела старушка с непроницаемым лицом.

— Здравствуйте, Прасковья Михайловна, — приветливо сказал Зернов.

— Здравствуйте, товарищ офицер… А вы откуда же это мое имя, отчество знаете? Не иначе вам швейцар наш, Прохор, нашептал…

— Нет. Почему?.. Я это, как говорится, сам, одним словом, знаю или, как говорится, догадываюсь…

— Фамилия-то ваша как?

— Зернов.

Прасковья Михайловна заглянула в книгу.

— Зернова Любовь Александровна. Дочка. Вес восемь с половиной. Хорошая дочка. Поздравляю. Записку передавать будете?

— Нет. Зачем? Дочка-то, он же еще читать не умеет. Я хотел, так сказать, лично поговорить, — осторожно пошутил Зернов…

— Туда ходу нет, товарищ офицер. Всего хорошего. Готовьте коляску, всякое приданое. Ждите жену с дочкой дома…

— Да, я понимаю, — сказал Зернов.

И, решив начать генеральное наступление, приступил к подготовке.

— Вы знаете, Прасковья Михайловна, когда редко видишься с человеком, всегда стремишься с ним повидаться… У вас, наверно, никого на фронте нет?..

— Как же нет? Алешка-внук. В Германии…

— Да что вы? — неестественно удивился Зернов. — Тоже в Германии? Алешка? Это какой же, интересно, Алешка?.. Уж не Граков ли?

— Граков, — подозрительно щурясь, сказала Прасковья Михайловна, — а вы, что, встречали его?

— Как же! — не глядя на собеседницу, сказал Зернов, — частенько, знаете… Очень такой парень, я бы сказал, хороший…

— В каком же он теперь звании? — полюбопытствовала Прасковья Михайловна.

— В каком звании? — переспросил Зернов. — Лейтенант, — уверенно сказал он, — да, да, лейтенант, точно помню…

— Ну, а в войсках-то он в каких служит?

Зернов почувствовал, что его предприятию угрожает крах. Этой подробности Прохор ему не сообщил.

— В каких войсках? — он хитро подмигнул и улыбнулся: — Будто вы сами не знаете… Пишет, ведь, небось!..

— Вот что, милый человек, — ласково сказала Прасковья Михайловна, — много к нам военных ходит. И каждый человек желает к своей жене и к дитю прорваться и каждый человек мне про моего Алешку рассказывает. Один говорит, будто Алешка в авиации подполковника имеет. Другой уверяет, что с Алешкой в танке всю войну проехал. Один рассказывал, что он Алешку в городе Будапеште оставил на должности коменданта, другой до того договорился, что будто Алешка мой в генералы вышел, восемь наград имеет… И чего вы все такую хитрость применяете? Ведь я вас всех буквально насквозь вижу, какие вы все отцы хитрые!..

— Да, бабушка, я попался. Не умею врать!.. — вздохнул Зернов.

Прасковья Михайловна неожиданно достала из ящика стола халат и тихо сказала:

— Про моего Алешку это вы, видать, всё придумали, а что вы с фронта, да еще из самой Германии, это, вроде, правда…

— Истинная правда! Даю вам честное слово! — горячо сказал Зернов.

— Наденьте халат, и я вам на минуточку ее покажу сквозь стекло. Только на одну минуточку.

Капитан снял фуражку и быстро надел халат.

Они поднялись по лестнице и подошли к первой двери. Прасковья Михайловна взяла у капитана букет мимозы и вошла в палату. Возвратившись, она приоткрыла дверь, и капитан увидел Любу. Она лежала на кровати, и рядом с ней лежало что-то маленькое и розовое.

— Люба! Дочка! — тихо сказал капитан.

Люба повернула к нему голову, улыбаясь счастливой, чуточку усталой улыбкой.

Капитан неотрывно смотрел на жену.

Прасковья Михайловна тихонько взяла его за плечо.

— Всё, — сказала она, — прощайтесь!

Капитан помахал Любе рукой и, указав на дочку, послал ей воздушный поцелуй.

Люба ответила ему улыбкой.

Капитан спустился по лестнице, снял халат и долго тряс руку Прасковье Михайловне.

— Спасибо, Прасковья Михайловна, — сказал капитан, — большое спасибо.

— На здоровье, — сказала Прасковья Михайловна, — Алешке моему кланяйтесь.

— Обязательно! — рассмеялся Зернов.

Он вышел. Дойдя до самых ворот, он вдруг заметил, что он без фуражки. Он оставил ее, по-видимому, там, у Прасковьи Михайловны. Зернов вернулся и, пройдя мимо швейцара, поднялся на площадку.

Перед столиком Прасковьи Михайловны стоял молодой лейтенант-моряк.

— Вы знаете, — вдохновенно говорил моряк. — Вашего Алешку весь наш корабль любит, вся команда…

Капитан взял фуражку и, улыбаясь, пошел к выходу. Он распахнул дверь на улицу.

Ласково светило солнце, журчали ручьи. В Москве была весна.