«Счастье в уголке»

Влас Дорошевич, 1907

«– Вы гадкий, злой, нехороший! Я не хочу с вами больше говорить. Когда женщина говорит, что она больше не хочет говорить, – это верный признак, что она заговорит через полминуты. – Нет, это возмутительно. И вы серьёзно думаете, что если Зудерман вместо трёх актов написал четыре, – в четвёртом его героиня непременно убежала бы от мужа и „счастья в уголке“?..»

«Счастье в уголке»

(Посвящается милым дамам)

— Вы гадкий, злой, нехороший! Я не хочу с вами больше говорить.

Когда женщина говорит, что она больше не хочет говорить, — это верный признак, что она заговорит через полминуты.

— Нет, это возмутительно. И вы серьёзно думаете, что если Зудерман вместо трёх актов написал четыре, — в четвёртом его героиня непременно убежала бы от мужа и «счастья в уголке»?

— Зачем раздумывать о вещах, в которых уверены.

— Неправда! Ложь! Клевета! Вы думаете, что нам, женщинам. нужны только одни рукава?

— Никогда. Это было бы ужасно так думать! Кроме рукавов, нужны ещё и юбки…

— Толпа поклонников, блеск, успех? Вы считаете женщину эгоисткой, которая, однако, живёт только для других? Нелепейшим из существующих существ? Клевета, клевета, клевета! Мы, женщины, знаем себя лучше, — и я вас уверяю, что женщина способна довольствоваться «счастьем в уголке». Да, способна, способна, способна!

Женщина всегда и всё повторяет по три раза. Большое иногда для нас неудобство.

Но мне не нужно было повторять даже двух раз.

— Женщина способна удовольствоваться «счастьем в уголке».

Это наполнило моё сердце восторгом, и я полетел домой, чтобы написать письмо своей невесте.

Как, в каких красках я описывал ей ожидающее нас «счастье в уголке».

Но, впрочем, я могу привести и самое письмо.

Я писал:

Дорогая моя!

С моих глаз спала какая-то пелена, и я теперь знаю, что делать.

Я бросаю все свои занятия и поступаю на службу на 17 рублей в месяц.

Это сделает нас счастливыми.

Я не буду шататься и исчезать по клубам, ты не будешь думать о нарядах! На 17 рублей не распустишься.

За неимением о чём думать, ты будешь думать обо мне. За неимением куда уйти, я буду сидеть около тебя.

Это будет настоящее «счастье в уголке».

Во-первых, мы, конечно, рассоримся со всеми нашими знакомыми.

Узнав, что мы решили жить «в уголке» на 17 рублей, они сочтут нас за сумасшедших и — верх счастия — перестанут с нами кланяться.

Некоторые даже будут при встрече с нами в испуге перебегать па другую сторону.

Ты себе не можешь представить этого удовольствия!.. Твои бывшие подруги будут отворачиваться от тебя при встрече.

Какой восторг!

Когда же ты по забывчивости раскланяешься и подлетишь здороваться, тебе скажут:

— Вы ошиблись, сударыня! Я не имею чести вас знать.

А чтоб извиниться перед толпой за то, что к ним подошла так плохо одетая женщина, некоторые будут громко добавлять:

— Должно быть, какая-нибудь пьяная. Удивляюсь, чего смотрит полиция!

Это доставит несколько весёлых минут гуляющей публике.

А иногда тебя даже будет, после этого, забирать полиция.

Но, дорогая моя, не бойся: в участке всё объяснится, и тебя отпустят домой, конечно, в сопровождении городового для удостоверения личности.

Так что к тебе не пристанет ни один нахал.

Так мы будем жить, счастливые, доставляя много весёлых минут гуляющей публике.

Иногда тебя будут принимать за пьяную, иногда за сумасшедшую, иногда за попрошайку.

Сколько весёлых минут, сколько смешных рассказов по возвращении домой.

Как мы весело будем смеяться над этими ошибками людей.

Жить мы, конечно, будем где-нибудь на Молдаванке.

В небольшой комнатке, рубля за два, за три, с тонкой перегородкой, отделяющей нас от нашего квартирного хозяина, вечно пьянствующего сапожника.

Конец ознакомительного фрагмента.