Я тебя вижу

Влад Райбер (2024)

Он шепчет: «Ку-ку! Я тебя вижу!». Только не смотри ему в глаза или это станет последним, что ты сделаешь в этой жизни. Кажется, обитатели ада выбрались в наш мир. Они ходят по улицам, заглядывают в окна домов, стучатся в двери. Их нельзя замечать, нельзя смотреть на них и нельзя с ними разговаривать… Новый сборник жутких историй автора заставит вас трястись от страха. Предупреждение: не читайте все истории за один вечер, если планируете сегодня спокойно спать.

Ку-ку! Я тебя вижу!

Нам сначала объясняют, как должно все быть, а потом мы видим, что в реальности это не работает и живем с грузом разочарования.

Я верил, что родители всегда любят своих детей. Ну или хотя бы что-то к ним чувствуют. Думают, переживают и всегда о них помнят. И у меня до сих пор не может уместиться в голове тот факт, что человек, у которого есть сын, может относиться к нему просто никак. С абсолютным равнодушием и отсутствием интереса.

Похоже, отцу досталась эта роль по инерции, как и брак с моей матерью. Он был холоден ко мне, даже когда мы жили вместе, а после развода стал заходить совсем ненадолго… Навестит, сводит меня в магазин игрушек, спросит, что купить, а потом будет бросать беглый взгляд на часы и говорить, что ему пора бежать по своим делам. Казалось, для него все на свете важнее меня.

— Ну, па-а-ап, чуть-чуть еще! Давай найдем баночки, испытаем наш бластер! — упрашивал я.

— Прости, и так уже задержался! — отвечал он в очередной раз. — Вон какую игрушку тебе купили. Только все пули не растеряй. И в глаз никому не попади.

— Да они мягкие… — грустно говорил я, и уже не хотел играть в свой бластер.

Отец просто откупался. Да и не нужны мне были его подарки. Мне лишь хотелось погулять с ним подольше, поговорить, сделать что-нибудь вместе. Хотелось просто интересно провести время и чтобы он, наконец, меня заметил. Но отец приходил все реже и реже, пока однажды совсем не пропал. Я думал, что это из-за напряженных отношений с мамой. Своей детской наивностью верил, что папа меня любит. Всегда хотел узнать, почему же он ко мне не приходит, и искал ему важные оправдания.

Не измерить, каким было разочарование, когда я понял: господи! Да ему же просто плевать с высокой колокольни! И так обидно, что я сам не могу перестать ничего чувствовать к нему. В детях привязанность к родителям заложена по умолчанию. Но я постарался стереть отца из памяти. Много лет его не видел, вырос без его опеки и почти смирился, что в моей жизни не было человека, который бы мог называться «папой». Но вдруг мне принесли напоминание о нем. На пороге появился незнакомый человек в очках и сером пальто.

— Рожков Игорь Михайлович вам кем приходится? — спросил он.

— Ну, отцом, — с неохотой признал я, и пробубнил себе под нос: — Если можно так его назвать…

— Тогда распишитесь и получите!

Мне принесли бумагу, из которой я узнал, что отец уже пять лет считался пропавшим без вести. И теперь по решению суда официально объявлен мертвым. А я, как ближайший родственник, по закону могу претендовать на его имущество. Сказать бы: «Ничего мне от него не надо!», но двухкомнатные квартиры всем подряд не раздают. Не любовь, так хоть жилье от отца досталось. Будет, чем себя утешить. И маме будет спокойнее в одиночестве.

Она постоянно жаловалась, что я слишком шумный и разбрасываю вещи. К тому же я наконец-то смогу приглашать друзей. Да и вообще, взрослый парень, живущий с мамой, завидным женихом не считается.

Никто не знал, куда пропал отец. Просто исчез однажды и все. Я старался не трогать свои сентиментальные чувства. Этот человек всегда относился ко мне, как к чужому. Вот и мне не надо интересоваться его судьбой. Это исчезновение не объясняло, почему он перестал ко мне приходить. Ведь папа не был в гостях намного дольше, чем считался пропавшим.

Квартира располагалась в пятиэтажной хрущобе на Горького. Не самый плохой район — близко к центру города. И парк совсем недалеко. Ключ мне дала пожилая глуховатая соседка, одетая в малиновый халат со слегка оторванным карманом и мягкие домашние тапочки. Это она пять лет назад обнаружила пропажу отца.

— Вышла утром, ба-а-а! — дверь открыта и ключ в замке торчит, — рассказывала старушка. — Я кричу «Игорь, Игорь…», а его нет. И больше не пришел.

— На него это похоже, — съязвил я.

Старушка не услышала этого. Она попрощалась со мной и ушла. Открыв деревянную дверь в свою квартиру, я вошел внутрь и стал осматривать будущее имущество. Воздух здесь довольно тяжелый — никто не проветривал эти комнаты годами. Зеркало настолько мутное, что в нем можно разглядеть лишь размытый силуэт. От ковра несет, как от мокрой псины. Всюду сохранился беспорядок: в раковине от немытой посуды образовалась новая жизнь, рядом с кроватью разбросаны носки, в стиральной машине что-то гнилое. Но сложнее всего будет избавиться от пыли. Она обволокла все предметы плотным слоем. Подушки, вероятно, придется просто выбросить.

Я открыл шкаф, осмотрел книжные полки и компьютерный стол. Меня не интересовала ценность оставленных вещей. Хотелось найти снимки или открытки. Что-нибудь памятное. Вдруг где-то среди вещей лежит наша с ним фотография? Опять откуда-то вылезла дурацкая надежда на отцовские чувства.

На столе и под столом валялись смятые записки на блокнотных листах. Ну и почерк! Ничего не разобрать. За окнами почти стемнело. Я включил свет и попытался вчитаться в текст на измятом листе:

— Ему… нельзя… что?

И по прихожей громом разнесся стук. В дверь нервно колотили. Я вышел из комнаты и спросил:

— Кто там?

— Пожалуйста, откройте! Скорее откройте! — услышал я торопливый шепот.

Я посмотрел в глазок. Там стоял молодой парень. Голубые глаза и курносый нос делали его похожим на ребенка. Он дрожал и оглядывался на лестницу. Но я не спешил открывать:

— Что случилось?

— Откройте, он убьет меня! Быстрее!

Парень отошел подальше от двери, будто специально, чтобы показать свои домашние штаны и тапки на босую ногу. Я бы мог подумать, что это сосед, ведь в таком виде он бы не пришел с улицы. Но мое недоверие к незнакомцам имело вес:

— Извините, я не открою вам!

— Вот же черт! — парень метался по лестничной площадке, как в ловушке. — Мой батя хочет меня убить! Он поднимается за мной. Он пьяный и у него нож. Он не в себе. Спасите меня, умоляю!

— Спокойно! Сейчас вызову полицию, — ответил я.

Откуда мне было знать, что это не актерская игра? Сколько грабителей и убийц врывались в квартиры обманом, изображая невинных людей, попавших в беду.

— Они не успеют! Я уже трупом буду! Дверь откройте! Он меня порезал! Видно вам? — парень поднял рукав футболки и показал в глазок глубокий порез на левом плече. Через линзу рана выглядела вполне натурально.

Я нервничал, сомневался, бил себя по рукам, чтобы не повестись на развод. Может, это всего лишь козырь для убеждения? Грим, искусственная кровь.

— Открывать не буду! — упирался я. — А полицию вызову.

— Они не помогут! — нервным шепотом отвечал парень.

— Стучитесь тогда к другим соседям.

— Да я пока бежал, тарабанил ко всем подряд — никто не открыл! — незнакомец за дверью повысил голос. — А напротив вас живет бабка глухая. Выше этажей нет. Да откройте вы! Он идет сюда! Слышите?

Я выдохнул, погасил в себе навязанную вину и сказал:

— Простите, не могу помочь. Дверь чужим не открываю.

Курносое лицо придвинулось почти вплотную к глазку. Что-то изменилось в его чертах. Зрачки сузились, губы перестали дрожать и растянулись в надменной улыбке. Он перестал изображать жертву. Казалось, ему понравилось, что обман раскрыли. Парень отступил на шаг от двери и склонил голову на бок. Этот взгляд словно проходил сквозь дверь и упирался мне в лоб.

«Правильно, что я не открыл, ему не нужна помощь. Он задумал что-то другое», — у меня тряслись руки и в горле пересохло. Фигура парня странно искажалась. Мне мерещилось, что он вытянулся, как тень от яркого света. Особенно удлинились пальцы. Теперь они почти доставали до колен. Он повернулся к лестнице и тихо ушел за стену.

— Да что это, мать его, было?!

Я испугался только сильнее, когда заметил, что замок все это время был открыт! Этот обманщик мог просто войти, если бы дернул ручку и понял, что дверь не заперта. Внутренний голос сам по себе нарек его «оборотнем». Было подозрение, что внешность безобидного парня — всего лишь «овечья шкура», под которой скрывается что-то потустороннее.

Теперь-то я закрылся на все замки. Вот же досталась мне квартира с нечистой силой в довесок. Или это кривая линза глазка так исказила человека? Я вернулся в комнату и вспомнил про записку на столе.

— Ему нельзя верить, он… всегда… врет, — я с трудом разобрал эти закорючки.

И про кого тут сказано? А вдруг про того оборотня, что стучался ко мне в дверь? Ему точно нельзя верить! Теперь я думал: как могут быть связаны исчезновение моего отца и тот, кто ломился в квартиру.

Папа что-то знал о нем и делал себе напоминания в записках? Еще бы разобраться в этих детских каракулях. Не понимаю! Что за буква? «А» или «Д»? Или это он рисовал голубя? Боже, зачем оно мне надо?

Время! Я взглянул на экран телефона. Почти девять вечера. Еще не слишком поздно. Можно успеть на маршрутку. Но как теперь выйти в подъезд? Вдруг меня там ждут? Хорошо бы это как-то проверить.

Я бесшумно подкрался к двери на мысках. Почти пролетел над полом. Не дыша, наклонился к глазку и увидел пустую лестничную площадку, залитую красным светом. Как странно! Только что лампа была желтоватая, а теперь ярко-алая. От такого света в глазах мелькала рябь.

Я уже собирался оторваться от дверного глазка, но вдруг из-за стены высунулась белая голова. Гладкий череп, покрытый блестящей кожей, сверкающие рубиновые глаза. И рот, что был живым воплощением голода! Пасть с массой слюны и зубов, язык, похожий на извивающегося червя.

— Ку-ку! Я тебя вижу! — сказал белый оборотень, вылезая из-за стены.

Он был такой длинный, что ему приходилось наклонять голову в бок, чтобы не скрести штукатурку макушкой. Я пригнулся к полу. Было такое чувство, что меня ударили палкой по голове. От шока соображалось туго. Хотелось только подальше спрятаться. За дверью послышалось сопение. Ноздри потустороннего гада со свистом втягивали воздух:

— Мне знаком запах твоей крови. Ты его сын! Ты получил в наследство жилище и меня… Открой дверь, мальчик. Посмотри мне в глаза. Ты желаешь так много. Я могу дать тебе все на свете. Ты получишь все, как и твой отец. Просто открой дверь и загляни мне в глаза. Этот голос царапал слух, и я ползком вернулся в комнату, где остался мой телефон. Лежа на отсыревшем ковре, я набрал трехзначный номер.

— Алло! — ответил кто-то, голос отдавал эхом.

Не похоже на диспетчера спасательной службы.

— Кто со мной говорит? — прошептал я. — Мне нужна полиция.

— Здесь авария в тоннеле, — ответил человек на том конце. — Мне оторвало ногу. Помогите.

Я посмотрел на экран. Номер набран правильно, а попал не туда. Что с телефоном? Я сбросил звонок и набрал снова.

— Кто вы? — ответил испуганный женский голос. — Какой-то человек уже давно идет за мной. Здесь везде темно и никого нет! Мне страшно. Скажите, что делать?

Сколько раз не звони — телефон всегда перекидывал меня на незнакомых людей, которые сами попали в беду и просили помощи. Дьявольское наваждение!

Поняв, что мобильный бесполезен, я стал разбирать другие записки на полу. Там были не только буквы, но и какие-то странные знаки. Да чем вообще занимался мой отец? Вызывал демонов? Собирался выменять душу на Ладу Калину и три пахучки? Ужас! Какой ужас! Во что я вляпался? Я смог разобрать текст только на одном листе: «Нельзя смотреть ему в глаза!». Да я и так уже это понял. Мне надо было узнать, как выбраться из этой квартиры. Не прыгать же с пятого этажа?

Записки, записки… как их много и ничего не понятно. Текст нечитаемый. Вдруг еще и свет погас! Я остался в полной темноте, и только сквозь стекло пробивались слабые отблески света далекого уличного фонаря.

Захотелось открыть окно и запустить в комнату свежий воздух. Но за стеклом появился он! Оборотень с рубиновыми глазами и голодной мерзкой пастью.

— Ку-ку! Я тебя вижу! И ты посмотри на меня!

Я невольно подчинился, посмотрел в эти сверкающие огоньки всего на секунду. Мне в глаза ударила боль, словно вонзились лезвия, и показалось, что из тела вытянули половину силы. Я чуть не рухнул от резкого чувства усталости, но устоял, оперевшись рукой о подоконник.

— Давай же! Смотри! Смотри на меня! — он стучал по стеклу, и оно трескалось.

Теперь он мог войти и без моего приглашения. Было ошибкой смотреть ему в глаза. Выбегая из комнаты, я закрыл дверь и повис на ручке. Из-под порога просочился красный луч. Там снова загорелся свет, но теперь он был алый, как в подъезде. Оборотень был уже совсем рядом. Ручка затряслась. Нас отделяла только дверь из фанеры, которую можно проткнуть и пальцем.

— Знакомая кровь! Сладкая кровь! Открой! Посмотри мне в глаза еще разок!

Я с головы до пят дрожал от страха. С меня капали и пот, и слезы. Господи Иисусе! Как выпутаться из этого ада? Казалось, оборотень играет со мной, как домашняя кошка с полумертвой мышью. Не желает убивать сразу, а теребит лапами, чтобы удовлетворить свои охотничьи инстинкты, прежде чем перекусить шею зубами. Мне просто хотелось убежать домой и больше не возвращаться в эту квартиру. Гори она огнем преисподней!

Я отпустил ручку и побежал. И тут же за мной приоткрылась дверь. Прихожую озарил алый свет. Большой и указательный пальцы сдавили ключ, я с большим усилием повернул его в замке, схватился за ручку и собирался дернуть ее…

Но тут на мои плечи легли теплые и мягкие пальцы. Теперь я не мог пошевелить ни одной мышцей и был слишком напуган, чтобы двигаться. Руки и ноги больше не принадлежали телу. Конечности перестали мне подчиняться и обмякли. Но я вовремя смог почувствовать направленное усилие. И когда меня развернули от двери, я зажмурил веки так сильно, как только мог.

— Тихо-тихо! Не плачь! Ты же у меня взрослый парень, — его голос изменился. Теперь он стал похож на человеческий. Но я-то помнил, что ему не составляет труда менять голоса. Я чувствовал теплое дыхание, и в нем не было никакого демонического зловония.

— Денис, все нормально, — медленно и вкрадчиво произнес он… так говорил только мой отец.

Готов поклясться, что это был его голос! Как хотелось поверить, что передо мной не зубастый оборотень с рубиновыми глазами, а простой человек. Но я стоял, зажмурившись, и нервно трясся.

— Сын, успокойся. Бояться больше нечего. Ты справился! Он ушел. Я знал, что ты когда-нибудь придешь в эту квартиру, и оставил тебе записки. Он пытался тебя обмануть, как и меня. Хорошо, что ему не поверил. Ты сделал все правильно. Молодец!

Он легко держал меня за плечи, почти не давил. Казалось, можно легко освободиться, и никто не будет меня удерживать. Я осмелился прошептать сквозь зубы:

— Где ты был?

— В ужасном месте! С трудом вырвался на минуту, чтобы посмотреть на тебя в последний раз. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся. Не желаю тебе там оказаться!

Я сглотнул ком и только крепче зажмурился.

— Говорю же: все хорошо! — убеждал меня добрый голос отца. — Посмотри на меня, пока я здесь. Ты же так хотел увидеться. Сейчас я исчезну, и мы больше никогда не встретимся. Меня тряхнули за плечи, и я опомнился. Он мог сколько угодно говорить о вещах, которые знаем только мы, напомнить подробности редких встреч, но я бы никогда не поверил вранью этого оборотня!

— Ты не мой отец, — прошептал я.

— Открой глаза и увидишь, — он меня торопил. — Скорее! Скорее!

— Ты не мой отец, — повторил я.

Оборотень больше не мог притворяться и завизжал, как свинья:

— Открой свои чертовы веки, уродец!

Его руки перестали быть мягкими. Он вцепился мне в глаза и силой пытался разжать веки. Теперь мне в лицо дышала жаром ненасытная глотка и летела густая слюна.

— Открой их! Посмотри на меня, — визжал оборотень.

Сам не соображая, что делаю, я нащупал за спиной ручку двери. Из подъезда в квартиру повеяло сквозняком, и этот порыв словно сдул оборотня. Никто больше не пытался разжать мне веки. И никто не кричал. От стен отражались только мои всхлипы. Я бы побежал быстрее ветра, но все еще не осмеливался открыть глаза. Потусторонний мерзавец мог просто притворяться, что ушел…

Я как слепой вышел на площадку на ощупь. И стал тихо спускаться по ступенькам, аккуратно перебирая их ногами, и держась за перила. У меня каждую секунду было ожидание, что сейчас опять его руки лягут на плечи.

Холодная стальная дверь. Кнопка домофона. Электронный писк. Я вышел на улицу без куртки и обуви… Забыл о ступеньках на крыльце и упал, разбив колено. Дальше нельзя было идти вслепую, пришлось открыть глаза. Это было трудно и больно. Лицевые мышцы стянуло спазмами. Не знаю, сколько понадобилось времени на это — пять или все десять минут.

Я стоял на коленях в небольшой луже перед домом. В неспокойной воде мелькал отраженный свет от желтого фонаря. Поднявшись на ноги, я не спеша пошел в ночной осенний холод, ступая носками по мокрому и грязному асфальту. На мне был лишь тонкий свитер из дешевого кашемира. Телефон и деньги остались в том жутком доме. Плевать! Вряд ли мне когда-нибудь захочется жить в квартире отца.