ВДВ. Начмед дивизии. Постсоветский период

Влад Озер

Уважаемые читатели, автор пришел в литературу из армейской жизни, знает тонкости солдатского и офицерского бытия не понаслышке, поэтому динамика разворачивающихся действий на фоне исторических, а порою и драматических событий после распада СССР и раздела советской Армии будет тянуть вас от страницы к странице…

Шеврон и нагрудный знак

Владимир Озерянин

см. ФОТО: нагрудный знак и шеврон.

— Озерянин! — раздался, как всегда, громоподобный голос комдива.

— Я, товарищ полковник!

— Зайди ко мне в кабинет, — полковник Бабич выглядывает во двор штаба из окна кабинета начальника штаба дивизии.

— Есть, товарищ полковник!

Я как раз пересекал внутренний дворик. Захожу в кабинет.

— Насколько я помню, ты у нас кроме всего прочего еще и, вроде как, художник? — глядя в упор, задает вопрос командир.

— Могу немножко, но нигде и никогда этому не учился.

— Сейчас пошла вроде как мода-веяние на то, чтобы каждая дивизия имела свой индивидуальный шеврон и нагрудный знак. Ты бы смог набросать эскизы?

— Как срочно?

— Да вроде, как вчера надо было.

— Понял, попробую и вам занесу на показ.

— Давай, через пару часов сможешь?

— Постараюсь.

Быстро решаю текущие вопросы по службе и сажусь за стол в своем кабинете. Такую задачу мне выполнять еще не приходилось никогда. Совершенно не предполагая, как она будет воплощена в реальность. Не имея никаких понятий в геральдике, полагаясь только на свои скудные соображения, приступаю к делу. Чего греха таить, всегда нравились мне орлы на немецких нашивках и знаках. А так, как дивизия имеет отношение к небу, то первым делом подумал, что должен быть отображен на шевроне парашют и орел.

Беру стандартный лист бумаги. Циркуля под рукой не оказалось, зато в тумбочке стола была кофейная чашка. Провожу простым карандашом под линейку вертикальную линию, переворачиваю чашку и, соблюдая симметрию, провожу овал купола парашюта. Затем рисую щит, а под куполом взлетающего орла, имея ввиду, что дивизия тогда только набиралась сил, еще вволю не летала, но уже примерялась.

Помнил из школьного курса истории, что когда Ленин поставил художнику задачу нарисовать герб Советского Союза, тот принес ему на рассмотрение эскиз именно того герба, которым впоследствии и пользовались в течении семидесяти двух лет, почти не меняя его. На на том эскизе был меч, который размещался по косой, справа налево, как бы перечеркивая весь остальной рисунок. Ленину эскиз понравился, за исключением меча. Меч он тут же вычеркнул, заявив, что мы мирное государство, нам меч не нужен. И тогда вместо меча были изображены серп и молот.

Но учитывая, что наша дивизия являлась отнюдь не мирным орудием и довольно насыщенно была вооружена, то на моем эскизе решил разместить меч. И как его только не лепил, он никак не вписывался. Пришлось поставить вертикально, в расчете на то, что это только эскиз и, возможно, меня кто — нибудь еще поправит. В лапах орла разместил ленту с надписью «1-я аэромобильная дивизия». По периметру щита сделал ободок малинового цвета, потому что уже слышал случайно о том, что основной украинский армейский цвет-малиновый. Якобы, знамена запорожских казаков, в основном, были малинового цвета.

Не откладывая в долгий ящик, на этом же листике бумаги, набросал эскиз нагрудного знака — тот же орел, но крылья уже развернутые в полете, тот же купол парашюта над головой орла. При этом пятикопеечная монета послужила для того, чтобы ровно и симметрично вывести дугу купола. В лапы орла я поместил лавровый венок с аббревиатурой, «1-я АЭМД».

После чего понес листок командиру. Ему понравилось. Он вызвал начальника штаба дивизии полковника Нерепа. Тот тоже закивал головой в знак согласия и забрал листок с собой. После обеда уже Нереп вызвал меня к себе. У него в кабинете сидело два гражданских парня, примерно, моего возраста. Оказалось, что это представители фирмы, которая занимается изготовлением шевронов и знаков. И находится она не где — нибудь, а в Кишиневе, соседней нам Молдовы.

Они попросили, чтобы я показал, где, что и в каком цвете отразить, потому что эскиз был в черно белом варианте. Пришлось пометить надписями, где, что и как должно быть. Я все еще не придавал значения своей работе. И понятия не имел, что все это завязано на приличные деньги, но мне об этом никто и ничего не говорил. Пацаны оказались смекалистые, потому что, как оказалось впоследствии, практически очень четко, буквально до миллиметра воплотили все, что я им говорил и что было нарисовано. Тем не менее, как оказалось впоследствии, замполиты-воспитатели все — таки внесли свои коррективы. На шевроне над куполом написали лозунг « Никто кроме нас». На украинском языке, естественно. А на нагрудном знаке обрезали мой веночек с надписью, а вместо него на грудь орлу просто прилепили нашлепку с надписью «1-я аэмд».

Через пару недель те же гонцы, которые принимали заказ, привезли первую партию шевронов и знаков. При этом они за изготовление запросили семьдесят

копеек за шеврон и пятьдесят копеек за знак. Без разговоров с ними рассчитались. Если бы кто подсказал, нужно было мне запатентовать свою работу. А начальник штаба тут же на очередном совещании предложил продавать личному составу шеврон за полторы гривны, нагрудный знак за гривну. Комдив молча кивнул, мол, согласен. Тогда гривна еще была по курсу — примерно, один доллар к двум гривнам. Я и тогда не придал значения этому навару и кому он пойдет в карман.

Прошло три года. Только когда я уехал на трехмесячные курсы повышать свою квалификацию управленца в Киев, то слегка прозрел, потому что встретил свои шевроны и значки в свободной продаже. Ими торговали в киосках печати, на книжных развалах, и даже на так позже называемом, «майдане независимости». Шеврон в 1998 году стоил пять гривен, значок — три гривны.

В дивизии делом торговли эмблемами занялся бывший замполит, быстро перекрасившийся в офицера оперативного отдела, майор Кулиш. Занимая должность «стой там, иди сюда», был левой рукой начальника штаба дивизии по особым поручениям. Вот это и было одним из его особых поручений. Знак и шеврон, несмотря на колебания гривны, вместе шли примерно за полтора бакса.

Всем военнослужащим, в том числе и мне, независимо от званий и должностей они «впаривались» п р и н у д и т е л ь н о. Семь-восемь тысяч человек, минимум раз в год должны были приобрести эти знаки за свои кровные, чтобы затем гордо носить их на груди и на рукаве. Комдив как — то похвастался на совещании, что какой — то коллекционер из Бразилии выходил на него и просил за любые деньги продать ему набор в одном экземпляре.

Дивизия существовала десять лет. Вопрос: куда девались те деньги, мне не задавайте. Для меня это тоже загадка. Подполковник Кулиш, выйдя на пенсию, второй раз женился и преспокойно служит клерком в одном из филиалов «Приватбанка» в Одессе. Хвастался как — то мне в телефонном разговоре, что собирается купить яхту.

На мой вопрос, знает ли он, кто является автором знака и шеврона, по моему слукавил, и сказал что нет, не знает. Да и до сих пор мало кто об этом знает из тех, кто тогда служил в дивизии.

Отравление

Владимир Озерянин

см. ФОТО:1.Дорожный указатель.2.КПП полка.3.Полковой плац.

А пока срочно мчусь в гарнизон Веселый Кут. Там ведь по — прежнему дислоцируется артиллерийский полк дивизии. Эта часть на девяносто семь процентов воссоздана заново. От прежнего состава осталось немного старых прапоров на складах, да пары офицеров, которые смогли пустить корни в местную среду, то есть обзавестись семьями с аборигенками. В медпункте тоже оставалось несколько фельдшеров с медсестрами. А личный состав срочной службы полка на сто процентов был завезен свежий. Они, естественно, понятия не имели, что и как было здесь до них. Прервалась естественная преемственность. Так вот медпунктовские штатные бойцы, как всегда, из «сцыкунов-энурезников», проявили инициативу, решили вырыть помойную яму для всевозможных отходов своей жизнедеятельности. Рыть ее начали с тыльной стороны здания МПП.

Интуитивно или все таки кто — то подсказал, копать ее начали в аккурат на том самом месте, где она была и раньше. И откопали они там кучу «добра», которое зарыли в спешке уезжавшие при разделе в Россию их предшественники. А была там груда всевозможных медицинских просроченных препаратов. В том числе и аптечки индивидуальные со своим содержимым. Одним из препаратов в том наборе был антидот, то есть противоядие при отравлении в боевой обстановке фосфорорганическими соединениями (фос). Как оказалось, кроме своего прямого воздействия он обладает и некоторыми побочными. Типа головокружение, ощущение опьянения и галлюцинаций.

Как всегда, даже нам, медикам, об этом никто нигде и никогда не говорил. Ни в период учебы по «Академиям», ни тем более во время службы. А наркоманам, в том числе и с погонами, все давно известно, потому что этого добра в то время много валялось в заброшенных бомбоубежищах и складах гражданской обороны.

Вот и в данном случае, два бойца, которые выкопали «клад», сразу просекли, что есть возможность на халяву побалдеть. Пользуясь случаем, передаю привет бывшему начмеду этого полка, тогда еще капитану Саяпину. Это он, убывая при разделе в Россию, оставил мне этот «подарок».

Все, что было изложено выше, стало известно после проведенного мною расследования. А пока что средний медперсонал медпункта выполнил свою функцию в пределах возможного. Промыли желудки халявщикам, любителям нырнуть в параллельный мир, поставили капельницы с физраствором, ввели что имели внутривенно, чтобы облегчить состояние «пострадавших». Немедленно доложили куда следует о происшествии. Относительно быстро из Одессы прибыл санитарный вертолет. Ублюдки в бессознательном состоянии были доставлены в окружной военный госпиталь, где их благополучно вернули в мир реальный.

Мне только оставалось составить акт об уничтожении находок. Сочинить рапорт о происшествии командиру. Хеппи энд, как говорят нелюбимые мною наглосаксы.

А мне очередная зарубка на носу

Дизентерия

Владимир Озерянин

см. ФОТО: Главный корпус Болградского гарнизонного военного госпиталя.

С утра вроде никакие предвестники меня не беспокоили. Новый день тоже не предвещал особенностей. Прибыл в штаб, открываю дверь в кабинете, слышу, трезвонит телефон. Дежурный врач из медицинского батальона доложил, что в инфекционное отделение гарнизонного госпиталя из сорок пятой бригады за ночь поступило семнадцать человек с подозрением на дизентерию. Бросаю все текущие дела, и мчусь в инфекционное отделение. Здесь же на территории госпиталя встречаю недавно прибывшего в бригаду начмеда, подполковника Вельчева. Бывает и такое в армии, подполковник в подчинении у капитана. Он хоть родом и из местных, но ни здесь, ни в ВДВ до этого не служил. Нашей специфики еще не знает, ситуацией не владеет.

Идем вместе с ним в боксы и палаты проводить допрос поступивших, с «пристрастием». То есть собирать анамнез*. Нас встречает начальник инфекционного отделения майор Бочаров. Приятный внешне и по характеру доктор. С ним знаком давно, еще со времен службы в санэпидлаборатории. На немой вопрос глазами, он тут же ставит меня в известность, по результатам ректороманоскопии* есть все основания полагать, что у поступивших именно дизентерия. Окончательный диагноз он поставит по результатам бактериологического посева*.

Моя текущая задача — по возможности выяснить, где бойцы могли зацепить заразу. Для этого крайне необходимо с ними пообщаться, расспросить… Где были, что ели, что пили. С одного они или с разных подразделений и т. д. Эпидемиологический анамнез, называется.

Он включает совокупность сведений о больном, коллективе, с которым была связана его деятельность, и территории, где могло произойти заражение. Эти сведения необходимо увязать и использовать для постановки диагноза, выяснения источников инфекции, путей ее передачи и выбора мер, исключающих дальнейшее ее распространение.

Информацию собираю, как в инфекционном отделении, так и в процессе эпидемиологического обследования очага. Для этого необходимо поехать в сорок пятую бригаду. Наряду с больным (и), с целью выявления условий заражения опросить сослуживцев и других лиц, окружавших заболевших.

Сбор сведений начинаю с выяснения даты начала болезни. Так как установить ее трудно, то прослеживаю день за днем период, примыкающий к предполагаемой дате. Далее выясняю возможность заноса инфекции больными, прибывшими из отпусков, командировок, полевых выходов и т. д. Выясняю военные профессии (специальности) заболевших и их занятия в последние дни, недели. Учения,

развед. выходы, выезд на стрельбы и т. п. В ряде случаев уточняю характер питания и употребления продуктов, не входящих в постоянный рацион. Употребление пищи в солдатской чайной, магазине военторга, посылки из дома и т. д.

Для получении сведений о качестве воды для питья и гигиенических целей, отправляюсь на гарнизонную водонасосную станцию. По заверениям персонала и начальника станции, у них проблем нет. Они подают потребителю исключительно доброкачественную воду.

Сбор сведений о местности начинаю с территории, на которой находились заболевшие (полевой лагерь, места отдыха, ночлега и т.п.). Устанавливаю наличие на данной территории инфекционных заболеваний, полей ассенизации, и других объектов, представляющих интерес в санэпидотношении применительно к данному заболеванию. Да, наш дивизионный учебный центр, имеет многолетнюю эпидемическую историю. Весь его грунт перенасыщен вирусами гепатита, и возбудителями кишечных инфекций. А весь личный состав по тому или иному поводу, круглосуточно возится в полигонной грязи. И зацепить там любую заразу, вполне реально.

Пришлось опросить всех поступивших на тот момент. Конечный результат был неутешителен для меня. Несмотря на разнообразие в ответах заболевших десантников, вывод из расследования напрашивался один. Причина «вспышки»* — в недоброкачественной водопроводной воде, которую они употребляли в сыром виде, и в халатном отношении командиров всех рангов и степеней к вопросу ее потребления. И снова же нарушение пресловутой, упоминаемой мною ранее, преемственности. Если до раздела дивизии все командиры прекрасно знали и понимали существующую постоянно угрозу заражения, то основная масса вновь прибывших офицеров и прапорщиков, отнеслась к нашим неоднократным предупреждениям спустя рукава.

Первым делом докладываю о ЧП командиру дивизии. Он поначалу особого значения моему сообщению не придает, потому что видел и пережил уже и более массовые случаи заболеваемости. Но, естественно, интересуется, что надо

делать. Слова о том, что придется докладывать моему Одесскому начальству, воспринимает в штыки. Я его понимаю, но согласиться не могу. В таких случаях медик всегда оказывается между двух огней. Хорошо, если вспышка будет подавлена своими силами, в зародыше. Тогда и вопросов нет. Если же она будет продолжаться по наростающей, то шила в мешке не утаишь. Начальник инфекционного отделения госпиталя обязан докладывать своему вышестоящему начальству по каждому единичному случаю инфекционного заболевания, не говоря уже о групповом и массовом. Те же, по любому замыкаясь на начмеда округа, ему доложат. Тот, само собой, в ярости спросит ненавистного ему начмеда дивизии, а почему это я молчу, не докладываю, то есть скрываю, тем самым иду на служебное преступление.

Если же я скрывать не буду и доложу все, как есть, мой окружной шеф немедленно доложит о происшествии командующему округом. Тот в свою очередь мгновенно замыкает круг, потому что начинает снимать стружку

с моего комдива. Типа, что там у вас происходит, и почему вы допустили. Комдив, слабо владея нюансами в этой медицинской шараде, начинает нечленораздельно мычать, тем самым усугубляя дело. Весь процесс снова же замыкается на мне.

Пытаюсь объяснить своему командиру, что докладывать по любому придется, потому что информация все равно к исходу дня всплывет через не подконтрольный нам госпиталь.

— А ты уговори начальника инфекционного отделения, чтобы не докладывал на верх, — это он мне говорит.

— Я для него никто, он не обязан идти мне на встречу за красивые глазки.

— А я для чего тебя на должность поставил? — говорит полковник в явном раздражении, все еще сдерживая себя, но явно, всем своим видом намекая, мол, я тебя выдвинул на самый верх в медицинской службе дивизии, чтобы ты мне всякие пакости приносил?

И я его прекрасно понимаю. Глядя на командира, я пытаюсь заглянуть под крышку его черепной коробки и прочитать его мысли.

«Есть такие начальники служб дивизии, — размышляет комдив, — как, например, начальник продовольственной службы. Он постоянно обеспечивает мою семью всем самым вкусным, что есть на снабжении. Любимый начальник, подчиненный, и как человек хороший!

Или взять того же начальника горючесмазочных материалов. Не смотря на, якобы, дефицит бензина, он крутится, и регулярно делится, чем Бог пошлет, а посылет он не так уж и мало. Тоже хороший парень. Даже начальник вещевой службы, и тот ежедневно радует, хотя бы тем, что полным ходом шьет мне генеральскую форму».

Ведь ни для кого не секрет, что наш полковник скоро сменит погоны с двумя просветами на те, что совсем без просвета.

«А вот этот гнусный капитан, — наверное, думает комдив, — только и знает, что раздражать психику генеральскую, если не травматизмом, то всякими засранцами».

О чем на самом деле думает комдив, мне неведомо.

— Ладно, иди, докладывай своему НеПотребке, — сверкнув глазами, буркнул командир. Так он в сердцах произносил фамилию моего Одесского начальника, Нетребко.

— Только имей в виду, ничем они нам не помогут, кроме как внеочередным наказанием в приказе командующего округом. А все проблемы по — любому придется разгребать нам самим.

— Товарищ полковник, учитывая, что у нас совершенно голая санитарно-эпидемиологическая лаборатория, может быть, что на время вспышки они хотя бы прикомандируют офицеров с СЭО* округа. А это уже будет подспорье, — пытаюсь хоть что — то бормотать с целью оправдать доклад на верх.

— Да уж, эти нам помогут, ладно, иди, занимайся.

Иду в кабинет, и прокручиваю в голове доклад начмеду округа.

— Сколько уже времени прошло с того момента, как тебе доложили о первых поступлениях заболевших!? — не дослушав даже первых моих двух слов доклада, завизжала телефонная трубка голосом Непотребки.

— Два с половиною часа, товарищ полковник.

— И что же ты так долго мучился!? Что, смелости не хватает! Как на то, чтобы породить вспышку, так у тебя хватило времени!? Все, жди, к вечеру я у тебя буду. С комиссией, — и бросил трубку.

Чуть позже узнаю, что утечка информации за пределы гарнизона, в первую очередь исходит от начальника госпиталя. Басюл и Нетребко, оказывается, однокурсники по Куйбышевскому военному факультету. И этот, молдованин, застрявший навсегда, на уровне мелкого госпиталя, таким образом, пытается наскрести очки в глазах своего более продвинувшегося однокашника. Потом он еще неоднократно будет мне «помогать» подобным образом.

Звоню комдиву, предупреждаю, что к вечеру нужно ждать непрошеных гостей. Он, видимо, уже получивший свою порцию наставлений от командующего, только буркнул:

— Твои гости, ты и позаботься.

Звоню Басюлу, прошу приютить членов комиссии в своих апартаментах.

— А я уже в курсе, что они остановятся у меня, — отвечает он. Даже не уточняю от кого он в курсе, и так понятно. От Одессы до Болграда, расстояние «небольшое», всего — то, двести пятьдесят километров. Особо не намотаешься. Но сами знаете, для кого, сотня километров не крюк.

А пока что, больные продолжают поступать. И уже из отдельных частей, которые дислоцируются на территории бригады. То есть, тех частей, которые между собой, если чем то и повязаны, так это общим водопроводом. Еще одно доказательство за то, что причиной вспышки является потребление сырой воды. Да, и вновь поступившие это подтверждают.

Инфекционное отделение переполнено. Во дворе отделения начинают развертывать дополнительно палатки. Благо, уже даже по ночам не очень холодно.

К приезду «дорогих» гостей, готовлю документацию.

«Чем больше бумаги, тем чище жо… а», — гласит одна из армейских поговорок. Моя документация заключается в актах на обследование водопроводных коммуникаций. В рапортах и месячных-квартальных отчетах-донесениях командиру и окружному начальнику о состоянии дел и неоднократном предупреждении о возможном варианте появления кишечной заболеваемости. Все они своевременно были им доставлены. На всех этих бумажках имеются их резюме и подписи.

Так что с этой стороны ко мне не подкопаешься, что в последствии и выручило. Спасибо предыдущим учителям, которые, еще начиная со службы в Германии, научили прикрывать свою…, ладно, не буду отображать в тексте, что именно.

А вот и они, уже приехали, и первым делом, понеслись в кабинет комдива. Меня предупредил дежурный по штабу. Беру свои папки, и на «ватных» ногах, как на казнь, иду вслед за ними.

Стучусь.

— Разрешите?

— Да, — отвечает Бабич. Захожу, но мне присесть никто не предлагает. Стою у двери. У них междусобойчик. На меня не обращают внимания. Вместе с Нетребко прибыла группа офицеров во главе с полковником Лавренюком, начальником СЭО* округа. Об этом я узнаю по ходу дела.

Комдив в разговоре гнет свою, заранее согласованную со мной, линию, что, мол, главные «враги» — виновники вспышки — кэчевские работники водоснабжения. Это они подают в распределительную систему недоброкачественную воду. Нетребко настаивает на своем:

— Нет, товарищ полковник, главные виновники, отцы командиры, во главе с вами. Это вы не контролируете соблюдение питьевого режима личным составом.

При этом он кидает косяк в мою сторону и, принимая смиренно-покаянный вид, со словами, мол, и не снимаю вины с себя и со своих подчиненных в лице вон того капитана. Он виноват и свое еще получит за то, что не уследил. Сжимаюсь в комок, прикидывая последствия для себя. Они могут быть одни, понижение в должности, но есть еще временные ограничения. Нельзя снимать вновь назначенного офицера, если он ее занимает непродолжительное время. Хотя надежды на этот аргумент мало.

Долго препирались мои командиры с начальниками, пытаясь перекинуть вину друг на дружку, но в конце концов все же решили, что сначала надо заняться делом, а дело перенесли на утро, так как уже время было позднее. До утра количество поступивших больных в инфекционное отделение утроилось. Встал вопрос о немедленном расширении площади для их содержания.

Выход нашел комдив. Рядом с двадцать пятой бригадой начинал обустраиваться местный филиал «Укртелекома». Территория двести на двести метров. Огорожена добротным кирпичным забором. Из построек пока были только КПП и какой-то вагончик. Местное телефонное начальство пошло нам навстречу, и разрешило временно пользоваться их территорией. К исходу следующего дня здесь и оборудовали изолятор. Развернули палатки, соорудили наружный туалет.

А пока с утра едем на гарнизонную водонасосную станцию. Ее начальник, туземец, по фамилии Волков. Он юлит и извивается вьюном, доказывая что со своей стороны делает все возможное чтобы подавать в сеть доброкачественную воду. Мол, он не виноват, что на его объект, поступает вода наполовину с илом. Из-за чего основная масса хлора поглощается органикой, а вода до конца не обеззараживается. Мое начальство кивает головами, цокает языками, разводит руками и соглашается с ним на словах. Круг замыкается. Крайних, вроде как и нет. Но найти их надо обязательно.

Поэтому приехавшие офицеры — эпидемиологи СЭО округа, носятся по военным городкам и казармам. Активно ищут зацепку. А кто ищет, тот, как известно, находит. А что они могли найти? Там и так все лежит на поверхности. И неоднократно изложено в моих актах проверок санитарно-гигиенического состояния частей, а также в месячных отчетах командиру дивизии и НМС округа. Так что в своем многостраничном акте они только более обширно расшифровывают прежнюю информацию.

А это сведения о том, что личный состав частей далеко не всегда употребляет кипяченую воду, так как хозяйственники периодически «забывают» своевременно ее приготовить. Личный состав питается из фарфоровой посуды, которая хронически моется некачественно по причине недостатка горячей (и холодной) воды, а также практически полном отсутствии моющих средств. Об отсутствии контроля со стороны командиров всех степеней за режимом водопользования. Об огромной утечке воды во всех расположениях частей из сломанных сливных бачков и всевозможных кранов. И так далее. Все эти недостатки, возможно, что и послужили причиной возникновения текущей вспышки кишечных инфекций.

При этом мой окружной шеф, рассмотрев в упор все нарушения санитарии в бригаде своими глазами, рассвирепел до такой степени, что заставил комбрига и его помощника по воспитательной работе (замполита), самим проводить дезинфекцию в подразделениях. Из всех щелей и углов личный состав следил, подсматривал и прикалывался от вида своих командиров, которые в ОЗК*, очках и с напяленными автомаксами* хлорировали туалеты и умывальники.

А далее предлагалось (предписывалось): НЕМЕДЛЕННО перевести личный состав частей дивизии на питание из индивидуальных котелков. Соответственно, везде где есть необходимость, оборудовать пункты мойки этих самих котелков. Ужесточить контроль за приготовлением отваров и кипяченой воды, а также за постоянной заправкой индивидуальных фляг. Далее еще целый ряд пунктов по соблюдению личной и общественной гигиены личным составом частей дивизии. Но не буду утомлять читателя их перечислением.

Мое начальство, погрозив мне напоследок пальчиком, умотало в свою Одессу. Мы приступили к устранению недостатков и выполнению пунктов акта, составленного по результатам работы комиссии. Через пару дней пришел и приказ командующего округом. В нем всем должностным лицам были розданы «подарки» разной степени жесткости. Мне — простой выговор, с оговоркой, мол, ограничиваюсь столь «нежным» наказанием, только из-за непродолжительного пребывания в занимаемой должности. И на том спасибо вам, товарищ командующий.

Катастрофа нарастала с угрожающей силой. В течении последующей недели в палатках нашего «пионерлагеря», уже находилось около восьмисот поносящих десантников. Практически весь медперсонал дивизии и гарнизона работал за этим закрытым забором. На лечение солдат тратились колоссальные средства, которых, как всегда, не хватало на капитальный ремонт водопроводной системы. Правда, к средине второй недели заболеваемость пошла на спад. Количество выписываемых стало превышать количество поступающих.

Тем не менее, боеготовность дивизии была основательно подорвана. Хорошо, что мы уже были «нэзалэжными», и НАТО если и знало о наших проблемах, так вроде нападать на нас не собиралось. Румыны, которые претендуют всегда на эту территорию, еще побаивались крошить батон в нашу сторону. Кравчук только приступил пилить наши ракеты с ядреными боеголовками, а кое — что еще и оставалось.

В период борьбы с дизентерийной амебой произошло одно заметное для дивизии событие. Но прошло оно для меня, как рядовое, и типичное. Из округа приехал какой — то генерал, и как — то буднично, на утреннем построении во дворе штаба вручил полковнику Бабичу генеральские погоны под наши жиденькие аплодисменты. У меня тогда в голове проскочила такая крамольная мыслишка:"В приснопамятные царские времена были такие чиноупоминания. Пехотных называли генерал от инфантЕрии, далее шли генерал от кавалЕрии, генерал от артиллЕрии, а наш теперь для меня будет, генерал от дизентЕрии».

Пока возились со вспышкой дизентерии, на место Басюла прибыл вновь назначенный приказом министра обороны, неизвестный мне майор Стельмошонок. Еще почти месяц, подвинутый с должности и уволенный Басюл приходил ежедневно в свой бывший кабинет, как на работу. Никак не мог поверить, что его посмели снять. При встречах плакался мне, что это Нетребко такой-сякой, снял его с должности. В свою очередь, Стельмошонок тоже начал мне жаловаться, что предшественник мешает работать, не отдает ключи от сейфа, вмешивается в руководство подчиненными, вставляет палки в колеса, где только можно.

— Во первых, пошли его подальше Во вторых, пригрози вызвать наряд из комендатуры и милиции. В третьих, пожалуйся нашему общему начальнику.

Он так и поступил. Возня с приемом — передачи должности в госпитале скоро закончилась.

А вскоре и вспышка притихла на нет.

*Анамнез-совокупность сведений, получаемых при медицинском обследовании путём расспроса самого заболевшего.

*Ректороманоскопия — обследование слизистой прямой кишки у больных подозреваемых на кишечную инфекцию, с помощью спец. прибора в виде трубки.

*Вспышка-специфический эпидемиологический термин о кратковременном повышении инфекционной заболеваемости.

*Бактериологический посев-мазок из анального отверстия, посеянный на специальную среду, где бактерии успешно размножаются.

*СЭО-санитарно-эпидемиологический отряд (отдел) — округа.

Мой заместитель

Владимир Озерянин

см. РИС. Шарж на моего заместителя.

(рисовал во время службы…, заливку-расцветку делал уже сейчас, на фотошопе.)

Выхожу со штаба дивизии, собираюсь ехать по частям с функциями санитарно-эпидемиологического контроля. Дизентерия ведь полностью далеко еще не прекратилась. Просто перешла во вялотекущую фазу. Плюс как всегда об руку с ней, ходит вирусный гепатит. И у меня по прежнему нет зама — эпидемиолога. Спускаюсь вниз по ступенькам крыльца. Но мне на встречу, прямо лоб в лоб, поднимается какой то старший лейтенант. С медицинскими эмблемами в красных петлицах. Одет в повседневную форму. Лицо смуглое, с семитскими чертами, заувалированное под европейское.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться, старший лейтенант Тверезовский. Прикладывает он кисть правой руки к обрезу околыша фуражки.

— Ну рискните, товарищ старший лейтенант, — типа шучу я.

— Я прибыл для дальнейшего прохождения службы в ваше распоряжение! Странно, букву «Р» выговаривает почти не грассируя.

— И в качестве кого же?

— На должность эпидемиолога дивизии, вашего заместителя. Оба-на, подумал я. Вот и снова армейское счастье привалило. Это же сразу половина моей нынешней работы с плеч долой. По такому случаю поворачиваю оглобли назад, в кабинет.

— Пойдемте со мной. Говорю ему и подаю руку. Здороваемся. Кисть руки, не смотря на жару, вроде не скользкая, сухая, но не жесткая. Страх как не люблю здороваться с теми, у кого руки жирно-потные, вялые, и пальцы как сосиски. Заходим в кабинет.

На мое предложение старлей докладывает, с 1984—1988 гг. Харьковский медицинский институт; 1988 — 1990 гг. Военно-медицинский факультет при Куйбышевском медицинском институте (г. Куйбышев), лечебный факультет. Последнее место службы НИИ, в городе Калинине — то бышь пардон, теперь Твери. Не могу сказать, что я когда либо относился предвзято к выходцам из научных учреждений. Но так как они люди обычно далекие от войскового звена, то не могу сказать что я сильно обрадовался появлению возле меня представителю сего закрыто-кулуарного клана. Было понятно и то, что не произойди развала Союза, это «светило науки», никогда бы не появилось на моей орбите. Но видимо какая то ситуация у него сложилась так что он был вынужден оказаться здесь.

Ну да ладно, как говорится дареному коню… Поживем посмотрим. Подобрали его для меня кадровики, по моей настоятельной просьбе, с помощью спецов СЭО округа. Я все никак не мог смириться с тем, что ко мне уже никогда не придут подготовленные именно для ВДВ, кадры из бывшей моей ВМедА. Тошно было мне смотреть на эти мешкообразные индивиды с гражданских институтов, и курсов «выстрел»*, под названием военно-медицинский факультет.

В наших взводах, в академии, были все как один, стройные, легкие, поджарые. А эти, смех один, а не военные. У него же задница, тяжелее всего остального туловища. Типичный кабинетный вояка.

А для того чтобы посмотреть на его реакцию, кратко объясняю, что у меня здесь увы, нет для него возможности продолжать заниматься извлечением бальзамов из пыли да из плесени. То есть здесь ему, не скоро засветит возможность переставлять любимые пробирки с микроскопами. Он что то там буркнул насчет того, что будет заниматься тем, чем я прикажу. И тогда кратко ввожу его в курс дела. Рассказываю о том что вся наша дивизия находится в состоянии беспрерывной борьбы с различными заразными напастями. Которые на данный момент куда актуальнее, чем румынская, турецкая и вся натовская угроза вместе взятые. Война вялотекущая, с переменным успехом. На данный момент наступило временное затишье. Но это не значит, что в любой момент не запылает с новой силой.

И теперь его задача, возглавить передовую линию этого фронта.

— Вы сможете потянуть эту работу? Задаю вопрос в лоб.

— Буду стараться, товарищ капитан. Посмотрел он не совсем уверенно, на меня в упор, из под широких, почти Брежневских бровей. Ну-ну, посмотрим, — подумал и я, — как МНС* сможет справиться с жесткой, полевой работой. Затем повел его в рядом расположенную, санитарно-эпидемиологическую лабораторию, которую и предстояло ему возглавить.

Как бы там ни было, но лично мне стало на треть легче тянуть службу. Чтобы оправдать свое назначение, новоиспеченному эпидемиологу пришлось на долго забыть о своей бывшей, скучной кабинетной службе. Со временем он стал неплохим исполнителем моей линии в профилактической работе. Учился на ходу, и довольно быстро. После того как я пару раз объяснил что для него в дивизии есть только два начальника. Командир дивизии, и я. Усвоил мгновенно. Очень скоро запищали командиры частей и командирчики подразделений, от его непрерывной систематической требовательности, и настойчивости. Чему я был только рад.

В этот период, меняя друг дружку почти постоянно в дивизии еще работали прикомандированные гигиенисты и эпидемиологи с санитарно эпидемиологического отряда округа. Видимо тогда их по штату там был переизбыток. Вот начальник этого отряда и распихивал по дивизиям и частям, чтобы глаза не мозолили. А так как у нас зараза давно спряталась по схронам и окопам, то они от безделья дурью маялись. Жили в одном из больших пустующих пока кабинетов поликлиники, и беспрерывно пьянствовали. Поначалу, как гостеприимный хозяин, я их даже снабжал, добывая всеми правдами и под обещания, различное пойло. Потом они уже стали сами нагло требовать, давай еще! В конце концов пришлось жутко возмутиться. В сердцах обозвал их насосами. Они поплакались на мое «нехорошее» к ним отношение, своему командиру. После чего им было приказано убыть на место постоянной прописки.

Заполокин

Но вот пришло очередное лето и гости заявились вновь. И не простые, а сам главный профилактический доктор МОУ*, с Киева. Полковник Заполокин. Ситуация в тот период сложилась любопытная. В советские времена на территории Украины было три военных округа. Киевский, Прикарпатский и Одесский. Когда УССР, оторвалась как льдина от материка и ушла в свободное плавание, тут же начали кроить и рвать ее военную карту. Все кто до того служил в столичном округе, автоматически превратились в руководящие отделы для остальных округов. Так и этот полковник, начальник окружного Киевского СЭО, из обычного клерка, и вчера еще равного для своих товарищей по округам, волею судьбы превратился в начальника для них.

Теперь вчерашние уже соратники, благоговейно встречали его в своих поместьях, как гоголевского ревизора. Вот и наш, окружной начальник СЭО, полковник Лавренюк, решил привезти своего Киевского шефа, аж в Болград, отдохнуть. Типа с проверкой, пользуясь причиной как неблагополучного по эпидемической обстановке, гарнизона. Мне нужно было в очередной раз без особой на то надобности, крутиться. Изображать радушие и гостеприимство. Срочно пополнить запасы вино-мясо-колбасно-рыбных и прочих припасов. Он же естественно едет не один, а с целой свитой. Плюс сопровождение от насосов Одесских. Итого более десяти морд, а еще и мы, в качестве прислуги.

Пришлось само-собой, ставить в известность комдива, о прибытии киевского лиха. Потому что они же не спрашивают где все это я беру. Они только констатируют факты. Вкусно напои, накорми и в чистое спать уложи. А во что это обходится, никого и никогда не интересовало. И не дай Бог, чем нибудь не угодить. Напрягаю все подчиненные и косвенно задеваемые нами службы. Добываю все что необходимо, и встречаем не прошенных.

Первым делом, для вида, они всей свитой, совершают рейд по частям. Знакомятся с бытом и обеспечением личного состава. Долго общаются с комдивом и его замами, типа зампотылу и начальником отдела по воспитательной работе. Те как всегда заверяют что будут работать не покладая рук, лишь бы предотвратить появление очередных вспышек инфекции. Я и все присутствующие, прекрасно понимают что все это только красивые слова. Но всем так хочется в это верить.

После круиза по частям, и «трудных» баталий языком, уставшие гости потребуют отдыха. А у нас уже давно все под парами. Осталось рассесться по машинам, и вперед, на тринадцатый километр. Там находится дивизионный дачный поселок и база отдыха. На прибрежной зеленой травке, под плакучими ивами, накрываем стол. Вино красное и белое. Сухое и крепленое, и все это по три-четыре-пять наименований. Мясные и рыбные блюда. Фрукты и овощи, которые произрастают здесь в изобилии. Само название нашего города расшифровывается с болгарского языка как Бол — изобилие, и град, сами знаете. Гости, как древние римляне, возлежат вокруг яств, на откормленных боках. Только вместо туник, обычные майки и и сатиновые трусы, вперемешку с плавками.

Пьют, едят-наяривают, да нахваливают напитки с закусками. Ну и нас иногда. Точатся, журчат, как наливаемое в стаканы вино, вялотекущие разговоры на животрепещущие, эпидемические темы. Но и они, под воздействием «кабэрнэ» и «солнца в бокале», постепенно стихают. Только периодические водные процедуры снова взбадривают компанию, и заставляют пригубить очередную порцию охлажденного «алиготэ» или «мерло». За пять часов активного отдыха, все съели и выпили.

Наш сарделькообразный, киевский бугор, устал до отрыжки. Повернулся спиной к столу, лежа на боку, собираясь подремать в густой тени. Но прежде чем издать громкий храп, произнес фразу, повергшую всех присутствующих в страх и трепет:

— А вот селедку к столу так и не подали…, и захрапел. Мы все присутствующие переглянулись. А ведь действительно, забыли, в машине, в одной из многочисленных кастрюль, осталась почищенная и нарезанная селедка. И он видел, торчащие из под крышек хвостики. И весь день ждал. А мы, «сволочи», зажали ее, не подали барину на стол. Да пошел ты, чмо, — подумал я про себя. Потому что лично для меня он ничего из себя не представлял. Если я его принимал и терпел, то только из-за уважения к нормальному и толерантному, полковнику Лавренюку, начальнику Одесского СЭО. Но одесситы испугались не на шутку. Даже мне стало их жаль.

Поэтому, по возвращению на госпитальную базу, все, всю дорогу угрюмо молчали. В палате где их ничтожество изволило опочивать, по быстрому снова засервировали стол, где среди прочих закусок, по средине, красовалась и не съеденная днем селедка. Полковник молча, в одиночестве, на ночь ее и захомячил. Утром тоже без особого разглагольствования проводили мы обиженного полкана в столицу. Больше никогда я его не видел.

Со временем, кураторы вообще прекратили к нам ездить. Мы уже были и сами с усами. Потому что в первую очередь, вновь назначенные командиры всех степеней, приобрели определенный опыт, и сами убедились, что в этом регионе шутки шутить с инфекцией не стоит.

В течении двух последующих лет, наша санэпидлаборатория была худо-бедно укомплектована врачами и лаборантами по полному штату. Пока я сам в ней работал, то у меня была постоянная несбыточная мечта, чтобы мы, врачи профилактики, полностью вышли из подчинения командованию частей. И такая идея давно бродила в санитарно эпидемиологических учреждениях еще Советской Армии. Но бывшие тыловики, особенно самого высокого уровня в те времена, ни за что не желали выпустить медиков на волю. Потому что боялись как бы мы им не стали мстить за десятилетия жестких притеснений. Мотивируя это тем что мол, во все века медики снабженцам подчинялись, и ничего страшного не произошло. Что мол мы же по любому тоже относимся к службе обеспечения, поэтому наше место только в тылу, и в ихнем подчинении соответственно. Скрипели медики зубами, а поделать ничего не могли.

И вот она, «польза» от народившейся на просторах СНГ, «демократии». Где то и как то, киевские врачи-профилактики, уговорили, убедили, уломали верхи, чтобы санэпид лаборатории вывели не только из подчинения командирам, и крысам-тыловикам, но даже и из подчинения медикам-лечебникам. То есть полностью стать самостоятельной, и независимой ни от кого службой. Но сначала, для проформы, главных врачей СЭО МОУ, разослали даже по войскам, чтобы они формально спросили наше мнение. Один из таких полковников, по фамилии Пивнык, прибыл с Киева и ко мне, лично. Так мол и так, — говорит он, — в верхах созрело мнение отделиться нам от всех, чтобы быть независимыми ни от кого. Дабы превратить нашу службу в меч карающий. Как вы здесь, в войсках, смотрите на эту идею?

Натерпевшись и настрадавшись в свое время от в первую очередь тыловиков, и во вторую от «отцов» командиров, я стал горячо поддерживать и ратовать за внедрение этого предложения в жизнь. Полковник поблагодарил меня, и убыл в столицу.

Прошло не так уж и много времени. Мой подчиненный, командир медицинского батальона, Яцык на глазах, внезапно «вырос», и был переведен в город Белгород — Днестровский. Хоть и на равнозначную по званию, но всеравно с повышением, должность начальника гарнизонного госпиталя. То есть ушел в автономное плавание. Хорошо иметь подъемный кран в верхах. Из него был комбат как из г..на пуля, но пару лет продержался, в не им созданной структуре. Но речь сейчас не о нем.

Тут же стал передо мной вопрос, кого назначить комбатом? Из достойных я пока видел только своего зама. Но это значило снова оголить свою спину, остаться без эпидемиолога в дивизии. Обратно на круги своя вернуться, и без передышки тянуть всю службу на своем горбу. И тут как под заказ, приходит директива МО, о выводе из подчинения командиров, во всех звеньях войскового звена санитарно эпидемиологической службы. Проще говоря у меня отбирают дивизионную лабораторию, и передают в прямое подчинение одесской СЭО.

Мой «верный бейлиф"*, то есть заместитель, то есть начальник СЭЛ дивизии, капитан Тверезовский. Как змей искуситель, прикинувшись гофрированным шлангом, выбрав вечернее время, когда уже мы за день уставшие, стал проситься, вполголоса, с нашептыванием, — Владимир Кириллович, поставьте меня комбатом. Все равно лаборатория уже не наша, а так я по — прежнему, останусь при вас. Сначала глаза мои округлились, но тут же пришлось признать что он прав. На данный момент более достойной кандидатуры и не было. Пришлось поневоле дать добро.

Это уже не первый раз я его облагодетельствовал. И жену ему трудоустроил, призвал санитарным инструктором на службу. Хотя ее образование и не соответствовало нужному профилю. И квартиру в новом доме для него пробил, хотя сам на то время по прежнему сидел на пятом этаже без воды и тепла. Да и комдив долго сопел против выделения, но пришлось его убедить что эпидемиолог в дивизии один, и он достоин. Теперь вот еще и должность, равнозначную своей, даю. И не жалею о содеянном. Мои шефы мне тоже доверяли и помогали неоднократно.

На второй день кадровая чехарда с моей подачи закрутилась мгновенно. Комдив со мною тоже согласился. Пока мой, теперь уже бывший, зам принимал должность командира батальона как И.О., тут и соответствующий приказ с верхних штабов подоспел. Пришлось снова учить скороспелого, как частью командовать. Но отдаю должное, в отличии от своего предшественника, учеником он был не плохим. Понимал с полуслова, и ловил все мои указания на лету.

А теперь, на уже совершенно независимую от меня, и командования дивизии санэпидлабораторию, прислали молодого, сопливого, старшего лейтенанта. Долго, пригоршнями глотал я горе, от этого нововведения. О котором в свое время сам, так настаивал. Потому что теперь, ничего абсолютно не делающий старлейтор, давал «ценные указания» не только командирам частей и командиру дивизии, но и мне самому. Приходилось снова, засучив рукава самостоятельно впрягаться в профилактическую работу. А те, которые должны были этим заниматься непосредственно, оказались в роли сторонних наблюдателей. Потому что они совершенно не заинтересованы в санитарно-эпидемическом благополучии контролируемых частей. Зато очень быстро освоили и усвоили, что с подконтрольных, можно активно выкачивать дань. Коррупционный орган в чистом виде. И так, всякое благодеяние в этой жизни наказуемо. Поделом мне.

С моей подачи, очень быстро подмял под себя медицинский батальон, и мой бывший зам. Подчиненные, особенно вечная оппозиция, начали роптать. Сам новоиспеченный комбат докладывал теперь мне что горлопанам кислорода не хватает. Возмущаются что он их заставляет быть кроме как врачами, так еще и офицерами. Видите ли «берцы»*, одеваемые раз в месяц на построение, очень ступни жмут. Подавай им туфельки, а желательно вообще только сандалии. А плотный рабочий график, это вообще не для них писан. Как всегда, громче всех визжал, самый загруженный, доктор-лор, Ждиленко. Из местных, да ушлых. Тверезовский бегал ко мне, советоваться.

— Владимир Кириллович, как быть? Никак не угомонятся наши «перегруженные».

— Кто конкретно?

— Бодоляк, Ждиленко, Замарюха, Кошельман…

— Вот видите, среди них нет фамилий ни одного хирурга. Те, которым реально некогда в небо глянуть. Те, которые пашут в поте чела независимо от времени суток, им некогда плакаться на судьбу. А стонут и визжат аптекари, дерматологи, и самые тупорылые, типа терапевта Бодоляка и лора — Жидленка. Никаких послаблений этой своре. Зажимайте болты и гайки по прежнему, но в рамках устава, и не более. Будет у них меньше времени на шиш-беш.

Тверезовскому не надо было повторять дважды. Через пару месяцев, с не секретного делопроизводства мне приносят письмо. С пометкой: «Разобраться и доложить!». Как оказалось, подметное. Вскрываю и читаю. Написано на имя начальника ГВМУ* в Киев.

« — Товарищ генерал! Мы, нижеподписавшиеся, (слезно) просим Вас помочь нам в службе… Командир нашего медицинского батальона, (зверь) этакий, житья нам не дает. Кровь из нас ведрами пьет. Уже нет никакой мочи, терьпеть все это! И еще товарищ генерал, все эти безобразия в нашей части творятся при прямом попустительстве со стороны начальника медицинской службы дивизии..» А внизу стоят фамилии и подписи все тех же, «униженных, обиженных и оскорбленных». Круг как говорится замкнулся.

Вызываю комбата.

— Как смотрите товарищ капитан на маленький стресс? Хобот у капитана вытянулся вдвое, глаза сошлись к переносице, в кучу.

— Предлагаю ознакомиться. И подаю ему кляузу. Он внимательно читает, семитский шнобель от волнения, уже касается кончиком подбородка.

— И шо теперь мне делать? Пытаясь скрыть эмоции, спрашивает не на шутку перепуганный командир.

— Сейчас едем в спортзал. Мне сообщили, что комдив находится там. Проконсультируемся с ним.

Наш генерал по прежнему считает дивизионный спортзал продолжением своей квартиры. В любое свободное от службы и дома время, он проводит там. Правда уже менее за спортивными снарядами, и более в компании приближенных. Вид спорта, в основном литробол. Тем не менее начфиз дивизии у него первый кореш. У дневального на входе уточняем где комдив.

— У начфиза в кабинете. Отвечает боец. Мне понятно, значит, проводит совещание в задушевной компании.

— Разрешите товарищ генерал?

— Заходите, всегда пожалуйста. Он добродушно улыбается, своими губами — сосисками. Но тем не менее глаза встревожено-вопросительно смотрят на меня. Медики ведь такие сволочи, что никогда с хорошими новостями просто так командира не беспокоят, аж в спортзале. Мне так и хочется на словах успокоить генерала, мол ничего особенного, не переживайте. Но я только кистью руки жестикулирую, что мол напрягаться не стоит. И протягиваю ему конверт. Он внимательно изучает содержимое. Мы стоим в напряжении. Прочитав, снова закладывает письмо в конверт и опускает его в боковой карман своего кителя.

— Можете не волноваться. Присаживайтесь. Я им так напишу, что они у меня света белого не свидят. Леша наливай. Алексей-начфиз*, подает нам фужеры. Кроме начфиза и Бабича, за столом еще каких то трое туземцев. Нам наливают красное вино. Командир знакомит с нами своих гостей. Оказалось что это новые местные предприниматели. А они, как и еще недавно, бывшие председатели колхозов-совхозов, ходят к комдивам по одному поводу. Помощь заключается в одном, помогите халявной рабсилой. То есть выделите энное количество солдат, на сбор урожая. И приходится выделять, и помогать. Потому что и от них, для дивизии многое чего постоянно требуется.

Делаем по пару подходов к снаряду, имеется ввиду, к стакану. Напряжение спадает, и мы отчаливаем на обед. Больше эта информация нигде не всплывала. Я видел что подписанты еще в течении пары месяцев чего то ждут, приунывши. А потом все стихло. Я не злопамятный, но фамилии «виконтов-доброжелонов» помню всегда. На всякий случай.

*курсы «выстрел» — в просторечии так называли, кратковременные курсы по подготовке младших офицерских командиров.

*МНС — младший научный сотрудник.

*МОУ-министерство обороны Украины.

*бейлиф — (тюрк.) — помощник шерифа.

*берцы — армейские ботинки.

*ГВМУ-главное военно медицинское управление.

*начфиз — начальник физической подготовки.

Аэромобильный госпиталь

Владимир Озерянин

см. ФОТО:1.вырезка из газеты — на трибуне справа налево генерал-майор О. Бабич, за ним военный атташе Франции, следующий посол, но он настолько мелкий что его не видно, далее глава администрации района И. Македонский, следующий п-к А. Нетребко, за ним я, но меня за ненадобностью журналюги обрезали..)) 2.внутренние интерьеры в палатке.3.Этикетка которая была наклеена на всю тару.4.прохождение торжественным маршем на плацу бригады.5. через дверь ИЛ-76 выглядываю я и кто то из экипажа.6.Загрузка очередного «урала». 7.внизу-работают наши хирурги.8.госпиталь в развернутом состоянии, вид сверху.

Еще будучи лейтенантом в санэпид лаборатории, краем уха слышал разговор

начмеда дивизии Бориса Гребенюка, с кем — то из приезжих

офицеров-москвичей. Разговор шел о том, что давно, мол, пора превратить

медицинские батальоны наших десантных дивизий в госпиталя. По той

причине, чтобы максимально надолго закрепить специалистов на местах.

Дела до того обстояли так, что должности практически всех врачей,

специалистов медицинского батальона были старшелейтенантские и

капитанские. Только начальники отделений — майоры, да командир батальона — подполковник.

Дорастал хирург или терапевт до капитана, оттачивал свое

мастерство и начинал страдать. Страдали они от того, что их

коллеги-однокурсники в обычной пехоте переводились в госпиталя, а там

начинали расти до полковников и выше. А бравые десантники ущемлялись по

всем правам и параметрам, потому что старели, а роста и перспектив — ноль.

Вот и поглядывали по сторонам. Вот и переводились всеми правдами и

неправдами в другие войска. Туда, где можно было достигнуть высоты в

соответствии со своими знаниями и способностями. Попросту сказать,

убегали с доблестных ВДВ куда глаза глядят.

В результате была огромная текучка кадров. А качество медицинского

обеспечения личного состава, соответственно, сильно страдало. Кто-то

умный предложил, мол, давайте превратим эти недоношенные медбаты в

госпиталя. Поднимем планку для ординаторов до майоров-подполковников, пусть люди спокойно себе служат, не дергаются. Но на дворе стояла

перестройка.

Перестраивали под руководством «меченого прораба» все. Но только с ног на

голову, а не так, как надо, как должно быть. Идею на верхах никто не

поддерживал. Какое дело Горби до проблем медиков каких то там ВДВ…

Так и Союз развалился, а медбаты, как были, так и остались, ничего не

изменилось. Но, могу только догадываться, что могло повлиять на то,

чтобы вопрос сдвинулся с места при пьяном Ельцине. Может потому, что

министром обороны при нем стал командующий ВДВ Грачев? А начмедом ВДВ

мой бывший начмед дивизии Гребенюк? Могу только гадать-догадываться с

высоты своей низенькой колокольни. Но тем не менее, после развала и

раздела в десантных войсках РФ, медбаты все таки превратили в

госпиталя.

Конечно, ничего подобного не произошло в теперь совершенно

«независимой», наверное, потому что от нее теперь никто и ничто не

зависело, Украине. Мне оставалось только завидовать по — белому, своим

бывшим сослуживцам. Информация до меня об этих изменениях доходила от

теперь уже подполковника Петра Дробцева. Моего бывшего начальника

санэпидлаборатории. Дело в том, что он один — два раза в год приезжал погостевать в Болград. У него здесь по — прежнему оставалась жена и двое

детей. По приезду, обязательно посещал меня и делился впечатлениями о

своей службе в Российской армии.

И тут у меня зародилось предложение, идея которая давно сверлила мозг.

— Петр Васильевич, а вы бы могли «слямзить» для меня копию штата

своего госпиталя и привезти в очередной приезд в Болград? — спрашиваю у

него во время непринужденной беседы.

— Зачем это тебе? — не сразу врубившись, спрашивает он у меня.

— Попробую его разработать и адаптировать под непосредственно наши, Болградские условия.

— Хорошо, я попробую, хотя особо и не обещаю. Да и вообще сомневаюсь, что

из этого что — то у тебя получится. — внимательно и с сочувствием посмотрел он

мне в глаза.

— Попытка не пытка, — отвечаю.

Прошел год и в очередной приезд он принес мне прямо в кабинет отпечатанную на машинке копию штата госпиталя ВДВ России. Полагаю, что

не такое уж и большое преступление совершил. Просто поделился «по — братски» достижением в своей службе. Я по этому случаю, даже распил с

ним пузырек еще советского разлива армянского «Арарата». В свободное

время детально ознакомился с раздобытой шпионскими путями бумагой.

Задумка у меня была следующая. Штат российского госпиталя оставался по

коечному фонду все тем же, стокоечным, как и медбат. Но в этом госпитале

было пятнадцать!!! подполковничьих должностей. Так сложилось, что у нас на

территории гарнизона был семидесятипятикоечный гарнизонный госпиталек

и мой стокоечный медбат. С учетом того, что шла тотальная рубка

вооруженных сил Украины. Сокращали целыми дивизиями, армейскими

корпусами, округами и родами войск. Прекрасно осознавая, что на этом фоне

никто мне не позволит создавать какую — то новую структуру думал я

объединить две наши структуры в одну. Создать двухсоткоечный

аэромобильный госпиталь.

Но, как говорится, вода камень точит. В свое редкое свободное время на

свое видение от руки расписал новый штат. Расписал его так, как мне

хотелось. Говорят, что если человек решил о чем — то помечтать, то по

крайней мере не надо себе ни в чем отказывать. Машинистка отпечатала мой

вновь разработанный от «балды» штат в пяти экземплярах.

Начмед округа

периодически проводил расширенные совещания в Одессе, куда собирали всех

начмедов отдельных частей, соединений и объединений. Сборы эти

проводились в клубе на базе Одесского военного санатория, так

называемая, шестнадцатая станция фонтана.

Медицинская служба ВСУ по прежнему была в подчинении тыловиков. То есть

нашим главным окружным «папой» был не начмед округа, а заместитель

командующего по тыловому обеспечению. Заместителем по тылу на то время был генерал-

майор Пропивко. Потешное такое существо. Высотой около метра, но как у

всех армейских коротышек, фуражка до метра в диаметре. Поэтому, когда оно

входило в зал, то напоминало самоходный гриб боровичок. С этим

подчинением и переподчинением медицинской службы происходила постоянная

чехарда.

Медики давным — давно, с советских еще времен настаивали чтобы их

вывели из подчинения структуре, которую они же были обязаны

контролировать, а при необходимости и наказывать. Тыловики, естественно,

на самом высоком уровне всячески препятствовали, чтобы мы от них ушли.

Мы ведь тогда могли бы свободно держать их в узде. Вот и во время

раздела СССР, воспользовавшись ситуацией, медицинская служба ВДВ РФ

выскользнула из подчинения тыловикам и переподчинилась напрямую

командирам частей. Так случилось, что после раздела, медицинская служба в

дивизии, несмотря на то, что дивизия стала украинской, осталась в

подчинении командира. Забыли поменять в штате нашей дивизии графу.

Зам по тылу дивизии на то время был совсем тупой, полковник Вепренко,

который просто не просекал ситуацию, а я помалкивал, мне это было

выгодно. Окружное начальство тоже пока не вникло в сложившуюся ситуацию.

Поэтому, когда в зал входил этот панок-грибок, вся медицинская служба

подобострастно замирала по стойке смирно, один я не демонстрируя, но

стоял по стойке «вольно», не напрягаясь. Начмед округа нес за своим

шефом его папочку, переступая, как журавль на цырлах, чтобы невзначай не

наступить на него. Все присутствовавшие в зале явно видели, как этот

недоносок демонстративно наслаждается властью. Оно становилось на

подставку за трибуной, холуи ему перед носом раскрывали в нужном месте

заранее заготовленную речуху и генералушка, упиваясь всесилием перед

собравшимися, начинал глаголить.

Чтобы поиздеваться над нашим медицинским начальником, он открытым текстом ерничал, во всеуслышание вещая в микрофон приколы.

— Товарищи офицеры, высшая степень армейского подхалимажа — это написать

своему шефу речь и, усевшись в зале перед ним, проявлять суетливую

активность, имитируя усердное ее конспектирование. Показывая при этом

пальцем на нашего Нетребко. Все присутствующие, а это около пятисот человек,

прятали ухмылки на своих мордах.

Потом он много чего говорил о текущей ситуации и о проблемах, какие он в

поте чела героически решает. Только через много лет мне стало известно,

что будучи распорядителем у корыта окружного тылового хозяйства, он

успел построить два четырехэтажных особнячка. При этом это только

сверху по четыре, а еще по три этажа заглубленные в землю. Один в

Одессе, рядом с тем же санаторием, второй — на своей малой родине. И это

только то, что нельзя спрятать от завистливого ока.

А пока он продолжал выдавать на гора жемчуга «красноречия».

— Товарищи офицеры, — это уже в заключительной части своего выступления,

— мне вот накануне предложили повышение. Переходить на должность

заместителя начальника тыла вооруженных сил Украины. Я долго думал и

пришел к выводу, что лучше быть головой у мухи, чем жо..й у слона. Зал

подхалимски, утвердительно кивая, заржал.

В президиуме восседала вся верхушка медицинской службы округа и даже

присутствовало пару представителей из Киева. Во время перерыва подхожу к

своему начальнику Нетребко. Поздоровался, представился, вручил ему

три копии своего вновь придуманного штата и нагло предложил

ознакомиться на досуге.

— Что это такое? — презрительно фыркнул мне в лицо шеф. Брезгливо принимая из моих рук бумаги.

— А вы почитайте, товарищ полковник, может вам и понравится. Копию

попрошу выделить и Киевским представителям. Авось, кого — нибудь

заинтересует. Не обращая внимания на его брезгливо скорченную

физиономию, принял я смиренную позу.

Во время перерыва генерал Пропивко быстренько слинял, чтобы заниматься

неотложными делами по разворовыванию попавшего ему в лапки народного

достояния. А трибуной завладел наш непосредственный начальник. Сидя в

зале, наблюдаю, как заместители начмеда округа и киевские представители

вяло и небрежно листают копии предложенного мною штата. Когда Нетребку

за трибуной сменил кто то из его замов он, сидя за столом президиума,

тоже полистал особо не вникая в содержимое моего предложения.

По окончанию совещания подозвал меня к себе и пробормотал то, что я и

без него понимал и осознавал. Типа, что это ты предлагаешь, когда идет

тотальная рубка вооруженных сил. Успокойся, мол, и не выдумывай, никто и

ничего сейчас создавать не станет. Но назад мои бумаги не вернул.

Теперь придется забежать далеко вперед, чтобы закончить эту главу.

И так, прошло пару лет. Я давно уже похоронил свою идею. Но вот

раздается звонок. На том конце провода звучит жизнерадостное

повизгивание моего Нетребки. У нас уже к тому времени давно сложились

нормальные и деловые отношения. Он меня признал, как соответствующего

занимаемой должности.

— Озерянин! Представь себе, что у тебя скоро будет свой двухсоткоечный

аэромобильный госпиталь!

— Что — то не верится, — оторопел я.

— Киевляне, наконец — то, им заинтересовались и

решили утвердить. Небось, рад?

— Я рад, конечно!

— Но не все так просто. Получается, тебе просто повезло. Случилось

так, что правительство Франции в благодарность за то, что Украина порезала

на куски свои ракеты, часть из которых была нацелена в том числе и на

Францию, приняло решение подарить правительству Украины списанное

оборудование полевого аэромобильного госпиталя. Представляешь?

— Везуха, однако!

— Но оно, якобы, в еще

вполне приличном состоянии. Цена этого оборудования один миллион

девятьсот тысяч долларов.

— Ничего себе подарочек!

— Наше правительство, соответственно, так как это имущество — военное,

передало его на баланс. Министерства обороны, с учетом того, что оно

медицинское, министерство перекинуло его в Главное военно — медицинское

управление. Начмед ВСУ спросил у нас, начмедов округов, кому его

определить. Прикарпатский начмед хотел урвать его себе на Яворовский

полигон. И тогда я вспомнил о разработанном тобою, Озерянин, штате аэромобильного

госпиталя и твоей идее объединить ваш медбат и гарнизонный госпиталь.

Нашему киевскому шефу идея понравилась и он ее одобрил. Так что жди,

скоро к вам в Болград самолетом из Франции доставят подаренное

имущество. А заодно пришлют и тобою разработанный штат.

И точно. Через пару дней ко мне приехал и пришел прямо в кабинет полковник с медицинской службы министерства обороны. Скромный такой

клерк. Почтительно поздоровался и протянул мне мою старую копию штата

госпиталя. Со словами:

— Мы тут разработали для вас штат аэромобильного госпиталя для вашей

дивизии. Я приехал, чтобы вы с ним ознакомились и с учетом вашей специфики

может что — то предложите изменить, дополнить.

Я полистал, и убедился что

это все та же моя копия, которую вручал пару лет назад в Одессе. Ни

одного слова, никаких новых дополнений в ней не было. Видимо, полковник

был абсолютно не курсе, откуда она появилась.

Тогда я встал, порылся в сейфе, нашел точно такую же копию, которая у

меня сохранилась и подал ему. Он полистал, глаза у него полезли на лоб.

— Так это вы ее и разработали?

— Как видите. Так что мне нечего еще больше дополнить. Кстати, на

последней странице изложены и все мои аргументы в пользу создания

такого подразделения здесь в Болграде.

— Ну, тогда спасибо. Извините, что вас побеспокоил. Полковник раскланялся и убыл в столицу.

— Озерянин, зайди ко мне! — прогрохотала телефонная трубка теперь уже голосом комдива Бабича. Иду в кабинета генерала.

— Ты что там затеял за моей спиной? — в ответ на мой доклад о прибытии,

спросил командир, глядя в упор, но вижу, что благожелательно

— Вы о чем меня спрашиваете?

— Да не прикидывайся! Мне только что позвонил командующий округом и

предупредил, что через пару часов нужно у нас на аэродроме встречать

борт с Марселя. Чтобы снарядил колонну «Уралов» для выгрузки сорока двух

тонн имущества военного госпиталя. А Непотребко сказал, что это все ты

заварил. Это правда?

— Так точно, немного вины моей в этом деле есть, — изложил ему кратко

суть дела. Смотрю, крылья носа у него начали раздуваться от гордости за

своего подчиненного. Но виду старается не подавать.-Так это что же, теперь у нас вместо обычного медицинского батальона будет целый двухсоткоечный госпиталь?

— Получается что так, товарищ генерал.

— А для чего ты все это затеял?

— Товарищ генерал! Я вам неоднократно докладывал, что у нас тяжелейшая

проблема с укомплектованием служб в частях дивизии врачебным персоналом.

Конец ознакомительного фрагмента.