Последняя белка Парижа

Влад Костромин

Очередная порция рассказов, частично написанных на различные конкурсы, а частично — в краткие минуты, урванные от написания «Либермана — яйцеубийцы» — романа-антиутопии, написанного в жанре альтернативной истории.Автор заранее благодарит вас за то, что вы раскошелились на эту книгу. Книга содержит нецензурную брань.

Суетолог

Рассказ написан на Упоротый конкурс — 2024 ЛитКульта

Я наслаждался последним днем отпуска, никого не трогал, неспешно смаковал литрушку пива. Запиликал мобильник.

— Что ты квелый такой? Мух ноздрями ловишь?

Единственный оставшийся в живых дядя моей супруги — не смотря на возраст, мы звали его Саня.

— А что ты предлагаешь?

— За водой поедем?

Казалось бы, что сложного съездить на родник за водой? Мы это проделывали регулярно. Не тут то было!

Он и раньше был порядком эксцентричным: мог забыть куда едет и вместо кладбища поехать в магазин; любил рассказывать небылицы про свою ныне покойную супругу (вплоть до попытки зарезать его во сне ножницами); был вороват, внушая ужас соседям по СНТ и подъезду; месяцами возил в багажнике 2 огромных ведра с конским навозом; развел в машине тараканов; прикидывался глухим, порой доводя продавщиц в магазинах до истерики. Он всегда был суетлив, но после смерти жены превзошел сам себя — и мы за глаза прозвали его Суетологом.

— Мать! Печенки нет, — в магазине он потерял привычную расхлябанность и горестно прищелкнул языком.

— Тебе печенка зачем?

— Косыгин (сидящий на его шее зять) заказал купить.

А если заказал Косыгин, то Саня в лепешку расшибется, но потрафит зятю. Месяц назад мы все воскресенье убили, покупая Косыгину треску. Мы как безумные метались по магазинам, включая магазин канцтоваров, в поисках несчастной печени. В одном из магазинов я облегченно протянул Сане склизлый замороженный брусок.

— Боже правый, она заморожена! Жуть!

— Купи ты замороженную, в чем проблема? Он что, гурман такой?

— Ему буквально дурно становится от замороженной печенки. — Саня сердито насупился, гоняя желваки.

— А на рынок он не может сходить? — Не выдержал я. — Гурман! Он же рядом с рынком живет.

— На рынке деньги нужны… — Саня задумчиво посмотрел на меня, — но идея хорошая — едем на рынок!

— Там уже в это время может печени не быть.

Бросив меня в салоне залихватски засранного голубями «Ниссана», он похромал в мясной павильон. Я обреченно посмотрел на часы. Вернулся спустя сорок минут. С пустыми руками.

— И там уже нет?

— Есть… но она вчерашняя…

— И что теперь?

— Теперь… — перестав суетиться, внимательно посмотрел на меня и тяжело вздохнул. — Я настоечки клюквенной тебе прихватил. Попробуешь?

— А печень? — Не поверил я, что эта безумная суета заканчивается.

— Ты попробуй, — старый сквалыга достал из бардачка замызганный складной стакан, наполнил из извлеченной из валявшейся на заднем сидении сумки бутылки, протянул мне. — Печень потом…

Продолжение, точнее финал, истории я узнал от следователя, очнувшись в реанимации. Отчаявшись купить свежей печени, Саня совершенно сбрендил и пошел по пути Прометея: вырубив меня с помощью настойки, вскрыл мне брюшину ножом и оттяпал половину печени. Благо, чтобы не запачкать сидения и салон, проделал операцию на асфальте. Это меня и спасло: мимо залитого кровью тела ехала «скорая». Врачи обещали, что жить буду… а вот пить настойку — уже нет. Да и вряд ли сбрендивший суетолог ее еще кому-нибудь нальет. Во всяком случае, не в ближайшие 12 лет.

Скидка

Я стоял перед воротами, задумчиво глядя на дорогу, тянущуюся вдоль улицы. Рядом затормозил снегоход. Степана многие считали оригиналом, если не сказать больше, за привычку кататься на снегоходе летом, вспоминая бессмертное «Стою на асфальте я в лыжи обутый», но я знал, в чем секрет. Нанесенный на лыжу метаматериал со сверхнизким коэффициентом трения позволял приятелю не замечать принципиальной разницы между накатанным снегом и асфальтом.

— Ты еще здесь? — Степан смотрел на меня с искренним удивлением.

— А где я должен быть? — зевнул я. — Я вообще-то тут живу.

— После того, что ты натворил, жить тебе осталось недолго.

— Я это столько раз уже слышал, что скучно.

— Я бы на твоем месте не скучал, а рвал когти к границе.

— Канадской? — усмехнулся я, но вскоре мне стало совершенно не до смеха.

— Ты что, тронулся? — Степан смотрел на меня опасливо-восхищенно, будто я и впрямь опасный сумасшедший. — Или под шизика надеешься закосить?

— Да что случилось?

— Ты морду мэру набил.

— Чего? — удивился я. — Я? Набил? Морду? Мэру?

— И руку ему сломал… — окончательно добил меня Степан.

— Охренеть, — я едва не сел на землю: ноги ослабли, а внизу живота возникла холодная тяжелая пустота.

Мэр у нас был бывшим спортсменом, по совместительству бандитом, и шутки с ним были плохи.

— Так что сваливай, пока не поздно.

Снегоход рванул по улице. Я пошел в дом.

— Чего там? — дед слушал в наушниках старинный катушечный магнитофон.

— Мне надо уехать?

— Надо — едь. Куда?

— Пока не знаю…

Не успел. За окном требовательно засигналили.

— Кого там принесла нелегкая? — дед недовольно снял наушники. — Чего людям дома не сидится?

— Я открою, — я прекратил собирать вещи первой необходимости в большую спортивную сумку и обреченно вышел из дома.

За воротами стояли белый «Хаммер» и черный 600-й «мерин». Возле ворот отирались двое крепких мужчин в строгих черных костюмах и красивая девушка в белом брючном костюме.

— Вы к кому? — спросил я.

— Позволите? — девушка ослепительно улыбнулась, блеснув вживленными в зубы по последней моде лазерными светодиодами.

— Чего уж, — я отступил, впуская непрошенных гостей в калитку. — Проходите, коли приперлись. Простите, я хотел сказать, приехали.

Вошедшие во двор добры молодцы ловко ухватили меня за руки и сноровисто обшлепали мои карманы, обыскивая.

— Что вы себе позволяете, господа? — возмутился я, но приехавшие уже отпустили меня и всучили в руки по виртуальной визитке — черному пластиковому прямоугольнику с мигающими белыми буквами «Похоронное бюро „Джонсон и Джонсон“».

— Вы, так понимаю, эти самые Джонсоны? — решил блеснуть сообразительностью.

— К вашим услугам, — кивнули синхронно, будто долго и упорно тренировались. — Для вас у нас будет хорошая скидка.

— Сколько? — невольно заинтересовался я.

— Тридцать процентов, — выпалил левый Джонсон, с борцовскими поломанными ушами.

На визитках замигала надпись «Скидка 30%».

— Почему так мало? — искренне возмутился я.

— Можем предложить пятьдесят, — предложил правый, с поломанным боксерским носом и расплющенными губами.

На визитках немедленно запульсировали надписи «Скидка 50%».

— Чудесно, — кивнул я, — но мало. Маловато будет! — вспомнил древний мультфильм.

— Семьдесят пять — последнее слово, — сказал борец.

Визитки подтвердили.

— Спасибо, польщен.

— Тогда приступим, — боксер врезал мне боковым правой.

Я вскинул левую руку навстречу, ловя согнутым локтем внутреннюю сторону предплечья атакующего. Разгиб руки — захват его рукава на плече — удар лбом в лицо. Отпустив его рукав, с хрустом врезал левым кулаком по челюсти «поплывшего» боксера. Он отшатнулся к стене дома и медленно сполз по ней. На меня кинулся борец. Встретил его хлестом тыльной стороны левой ладони в лицо, ломая нос, и добавил удар правым локтем сверху-вниз по диагонали, ломая ему левую ключицу. Отшвырнул гробовщика, с силой приложив его спиной о стену дома. При сломанной ключице не самое приятное занятие. Резко развернулся к лазерозубке — чего не встревает в драку? Или она вроде мозгового центра при двух громилах? Девушка стояла, подняв руки, и нервно косясь вбок, на торчащий из-за угла дома ствол «Сайги». Значит, дед не утерпел и вышел во двор. Все ясно, вовремя.

— Забирай их и выметайтесь отсюда, — сквозь зубы процедил я. — Чтобы больше ноги вашей здесь не было.

— Скидка не окончательная, — девушка вымучила улыбку, — мы готовы рассмотреть ваш вариант.

Рождество наступило…

Рассказ написан на конкурс рождественского рассказа Леди, Заяц & К

— Снегом опять все засыпало. Рождество наступило…

— Точно.

— Шел сегодня утром по городу и казалось, что все как раньше: фонари тускло светят, светофоры желтым мигают.

— Точно, есть такое дело.

— Только что людей на остановках нет, машин редких, да окна лишь светятся в паре квартир в длинной стене панельной пятиэтажки.

— А ты поэт.

Я с тоской посмотрел на кота. Кот ответил мне влюбленным взглядом пронзительно зеленых глаз. Ему было хорошо: тепло, светло, полно корма на любой вкус. И персональный человек под боком, готовый по первому капризу этот бок почесать. Гораздо лучше, чем той живности, которую я разместил в квартирах соседнего подъезда. Собрав из всех окрестных домов — не смог больше терпеть криков голодных животных, некоторые из которых уже стали от голода пожирать трупы собственных хозяев.

— Это тоже бот.

Я заблокировал контакт в мессенджере, налил себе рюмку дорогой водки, выпил, вяло зажевал бутербродом с красной икрой. Еды пока хватало: электричество в городе было, холодильники в окрестных магазинах работали. Не было только людей. Живых… Трупов за эти две недели я навидался полно. Особенно, когда вытаскивал мертвецов из квартир своего и соседнего подъездов и грузил в чьи-то «Газели». Тогда улицы еще не были так засыпаны снегом и можно было проехать, а вдыхать, когда потеплеет вонь разлагающихся трупов мне не хотелось. Эпидемия это была или кто-то испытал на нас новое оружие или просто Бог устал нас любить, не знаю. За ночь город вымер. Работал интернет, работало кабельное, светили фонари, твиты и посты сыпались по прежнему — не было только живых людей.

Ткнул в иконку следующего контакта:

— Привет.

— Привет.

Первые дни я искал живых по городу, потом три дня пил, благо взломать магазин стало не проблемой. Потом стал пытаться звонить. Все набранные номера отзывались длинными гудками. На «горячих линиях» работали виртуальные помощники. Живых не было. Третий день, одержимый очередной идеей, я пытался связаться с контактами в мессенджерах кучи собранных по квартирам чужих мобильников. Неужели все эти виртуальные друзья были ботами? А мы сами? Мы, мы были живыми?

— Снегом опять все засыпало. Рождество наступило…

— Не чистят.

— Шел сегодня утром по городу и казалось, что все как раньше: фонари тускло светят, светофоры желтым мигают.

— Желтый — хороший цвет.

Может всех нас и убили эти виртуальные друзья, эти понимающие боты, которых сам Тьюринг не отличил бы от живых людей? Неужели я остался последним живым человеком на Земле? И после моей смерти только виртуальные операторы и боты останутся напоминанием о нашей глупости?