Пески исканий

Владислав Овсянников

Стихи у границы Полярного круга…Попытка рифмовать – это попытка сопричастности с магией ритма…Поэзия поглощает безвозвратно.А единственный способ понять её полностью – самому стать автором стихов. Книга содержит нецензурную брань.

© Владислав Овсянников, 2023

ISBN 978-5-0060-9807-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Привет, я — не поэт,

Любитель, обыватель, и

Не человек,

Жизнь — есть мой предатель,

Муки, боли — скован,

Только в строках жив, и

Пагубен тот социум

Что живёт во лжи,

Пустой, окаменелый,

Выливаю грусть,

В словах

Порой оторопевши,

Гоню нутро в леса,

Оставлю и забуду,

Счастье, радость, свет,

Пойму природу шума,

Под названием — смерть.

***

Кто есть я? Кто я есть?

Слова говорю тебе, слова говоря себе.

Сантиментов смерть есть спесь — аксиома.

Твоя песнь пустяковая!

Но смесь стекла босиком и песка,

Искомое так незнакомо…

И сколом оскомины сваи скулят,

Фасад покосился… Кто есть я?

Скитания в поисках поиска,

Осиянно и явственно…

Преломляется

светом пространства дуальность,

Но порознь,

треснувшей поступью

полностью полостью россыпи слов…

сеет сомнения скепсис, исход?

Условность. Смятение.

Совесть? Забвение.

Помесь из повести и осознания,

Послание, но не спасение…

Кто есть я? Кто я есть?

То есть история бесконтрольна?

Скорее, бесповоротна и беспокойна.

Бес, покорённый бедствием,

пустился в бегство — лес,

Покорённый серостью,

взапуски с собой и влез,

По следу следствия

в дискуссию отсвета…

Есть я? Кто я есть?

Блуждания от света,

Тебе слова — слова себе…

В поисках ответов.

***

Пелена. Шаг из дум. Стол в огне недописанных строк,

Полыхает во гневе дней нутро. Пустота. Белый холст,

Попытки оставят отметки на оном оттенками облаков,

Но естество недвижимо покуда ступить не готов.

Шаг из дум. Пелена. Свежий пепел настиг и стол.

Раскалённое потрясение не вмещается в ремесло,

Попытки вдруг стали пытками. Строки сыплются. Пустота.

Ступор. Болото. Рутина. Омертвение естества.

Пелена. Руки пали в земь. Шаг повсюду и в никуда.

Густой туман ещё не рассеялся, но различим рассвет, закат,

Попыток конвейер копий. Склад —

тщетностью сколотый хрусталь,

Усталости сталь так холодна

в отношеньи строк огня стола,

Поток. Потоп. Переполох,

что меж невидимых дорог

лишь эхом лживым отдаёт,

Но набирает обороты.

Скорость мыслью лихо вьётся,

Предвкушенье. Ожидание…

Как итог, реальность — куцая…

Ни кульминации, ни деконструкции.

Стагнация? Не в то русло? Самости расслоение?

Погрязли звёзды в тумане тусклом?

Шаг из дум. Пелена. Поиски затянулись.

***

Иные мысли — финансов призма,

Ведь коли живёшь ты, и здесь родился,

Бди покорным слугой, будь, следи,

Но не наследи, иначе судьба твоя — чёрный список,

И двери, однажды, герметично закрыты,

Станут стальными, в системе быта — протянешь руку к системе сбыта, по мнению многих совсем забытым быть — лучший выход, поступок — фикция, проступок — пропуск к отбросам истины,

Отбросить мнение — есть вспышка, прения, и сбит прицел в лице окружения,

Холост выстрел, что в шуме призван выстоять, но вмиг, растворится птицами, покидающими город —

это признак, нас масса — призрак, безликих сколько? Заполнен холст,

Сюрреализм. Или, быть может, абстрактный слоган,

Бетонный голос — завывающий свист необъятной, зов с самых разных высот,

Самых разных низов, мы нанизаны — сваи, незыблемо связаны цепью, несём своё знамя сквозь копоть и лёд,

Так, каждый раз, замыкается год,

Так становится толще, растёт переплёт,

Так, каждый раз, закрывая глаза — гаснет глава, абзац, строка,

Только дыхание — ввода курсор и сердцебиение — мысли,

Тело валится с ног, время вторит усталости, только сознание выстоит.

***

Город тает, планы обрастают плотью,

В тепле грядущем теплится одно — он из нас выходит,

Прямо из-под шага ног, но твердь не пошатнулась,

Ведь, что незыблемо останется стоять сколь угодно стуж,

Настанет жуть от перемены переменных, иль станет стыть по жилам алая струна…

Не то есть суть она, увы, не в этом,

Вся суть в тепле грядущего тепла.

Оно не здесь и не вокруг, не рядом.

Пусть захлебнётся местность в собственной среде.

Выходит. Тает. Исчезает.

Сольётся скоро с горизонтом на холсте.

В единой, незабвенной, блеклой… Неповторимой, тусклой, серой мгле.

***

Сутки, часы, минуты мои, скучны для прочих, и нудны, впрочем, и мне они не нужны уже,

Убежать теперь от себя и в степь, но прочно в стенах и слеза назрела,

Назад смотрю, там остыло время, застыло бремя, что сам придумал,

засыпан тоннами предрассудков в огромной колбе или сосуде, в гробу, в грозу ли, или же в бурю, неслышно струн уже на ветру, и бреду в пустую, в бреду проступков, отстал от сути и от рассудка, вокруг лишь тени знакомой смуты, плюс лени комплекс, в плену отшельник, желающий хоть что-то сделать, завис в системе, но крик истошно кряхтит вопреки, мол…

Встань. Иди! Ведь взаперти? Подожди сутки-другие, подумай, на счету часы и минуты — скучны так, что до тошноты и нудно свербит однотипный мотив,

Метроном разбивает желание жить, превращая круги на воде в пустыри, умерщвляя человека в тени, отражая в зеркалах механизм на высоких скоростях, что неистово мчит по путям мимо прочих, сдавливая ночи в зубах, так,

Распухает типизации миг на глазах, заберите часы и минуты, сутки — они скучны и способны лишь поработить,

Мне не нужно всё это — побуду в тени, позади, там время остыло, и стало мостом, —

остыну и я, оставшись на оном.

***

Мой голод — долог, долг? Диалог?

Но с какой же из сторон верный ход?

Незрима плата за песок между строк,

И те скитания — удел одного, но

покуда истощал мой блокнот и заметки — не пополнить, как счёт, я проваливаюсь словно под лёд, в место вечно торчащих шипов — монолог,

Кроме прочего, везде гололёд, в этой плоскости род: жалкий червь, очевидно не понять одного: всё же, это диалог или долг? Но зачем так

долог голод — раскол и молот на стол, сказанных слов осколки — всё, раскалённый лоск, отраженье звёзд или же слёз жжение

сквозь восстающий туман надломлена злость и плот терпит крушение,

В режиме реального времени движется повесть на костях прошлых свершений,

И никак не узреть решения,

Ждать — равно повеситься, еле касаясь поверхности,

Ни капли успеха, прогресса — колесо лишь яро вертится, как схема, система, смета,

Сметая хаоса вектор, и витая лестница в небо их — видится сильно ветхою,

Мгновением гнутся ветки многочисленных ив от света,

В темноте отличи оттенки, просветами от протестов приметами не отличными от той же личины «я»,

Вне себя, ведь в разрезе явственно веет ядом, я чую, рядом грядёт преграда, часы бестактно несут куда-то, на суд? Не страшно, закрыты врата и скучновато, ведь в сумраке не спасут и завтра…

Издох итог, но не сдохнет он, и с какой из сторон всё же верный ход?

Этот голод, что долог — есть диалог? Или долг, пожирающий кислород?

За ответами вновь провалюсь под лёд, там заветы ветров, по утру, сквозь сон, заведомо зная тайну слов, наконец, прошептали мне: — «Ты спасён».

***

Спустя десятки, сотни строк настал обет молчанья как итог скитаний тщательных отчаяния,

С ног сбивает, с толку, монолог вновь выворачивает тяжестью

всё кру́гом снова всё круго́м,и с каждым разом более неряшливо,

Градусов на триста шестьдесят лишь в поле зрения муляж, и то, что скажется никак не станет важным, — всё фальшивый фарс, бумажный брак, бесстрашие отверженное реальностью,

Скважина. Отверстие. Блеск.

Освежёванная форма и сверху, по формуле сделан рецепт, но на деле плешивый проспект, что по серости улицам равен прочим,

И разцница не в масштабах их, нет разнцы впрочем меж днём и ночью,

Снова стена впереди трещит, называемая четвёртой, вновь сокрушаются числа дней фрагментами мин в чертогах,

И не обуздать этот праздный миг, преследуя целью буйство — симультанен мир, он и в нас самих — поражённый чернилами чистый лист, или нетронутый черновик? Опять прикоснувшись так тускло, пусто,

Молчание губит — так чахнет русло.

***

Я прячусь за бумажной волокитой, тень цвета малахит, подай мохито,

Желательно… с алкоголем, где градус поболее,

Чтобы боль, что ментальная разделилась на ноль, это нескончаемый номер,

в котором мрём мы, а после — возрождаемся снова, как волны моря тона горя, аллегорий тонна вторит memento mori и это морит,

Ответный огонь мой — завет утопии и всех не стоит затрат, я болен зарядом воли сопротивляться устами, слогом,

строкой и словом, и потому так много сказано, ведь сказ о том, что таиться за написанным не совсем безопасно, но

незабываемо и прекрасно,

Параллель проста: пред собой слова воздвигай на носителях, самых разных, и неважно как наносить их, ибо после — восстанут стены, убив нежелательных посетителей.

***

Опять перекурил я, вдруг в лесу среди светил, в ушах Холодный Сименс разъёбывает бит, пока разъёбывает быт, но продолжаю быть здесь, царапать этот мир весь, но пока что из глубин, покуда робок мой инстинкт, дом — работа, — нет, я сыт, роба стягивает сны, но и без цели не осилить рукописный манускрипт, в плену цены, так плетутся дни, амплитуда их — постоянной крик, беспокойство, будто пещера, Григ раскрасил эту условность, и теперь на поверхности дней любых бензина разводы — не новость, они не зависят от мины прогноза, но, всё же, острее штыки в колёса вонзает так ненавистный мороз, процессы пассивно норовят на износ движение вскользь и на ощупь, сквозь червоточины толщу я что-то тащу среди полчищ и тут, волчьим оскалом мне шепчет лесная округа:

«Очнись, покуда твой мир не закончился точкой лишь, среди прочих лиц».

***

Каньон вокруг большой — красив, смотрю, края всё метят ввысь, а я сижу в своей грязи, и думаю как вылезти,

По кругу рвы под листьями, пороки льстят, мол диссидент, и дисить себя проку нет,

Но одессит внутри долго не высидит,

Так всегда было, есть и будет,

Так последствия будят с утра,

Последствия бдят свысока,

Последствия тянут на спад,

Веет тягостью всё, и прохлада, днём и когда темновато, света не видно, но надо, сам ведь себя закопал там,

Плата за это такая, пал в рассужденьях ментальных со своим отражением, зная заведомо факт, что проигрыш не за горами,

Главное, не загораживай солнце,

Главное — незагромождённость,

Глав не счесть, но накопилось ничтожно мало,

Правы те, кто говорят, что, возможно,

Нужен комитет прямо на дне каньона, чтобы эту канитель испепелить под корень, штык-нож в рукаве,

Но мне не хватило и недели, дабы действие достигло адресата, — досадно,

Ведь он, — я сам, пыль в глаза — запутался там, в низах небезопасно, но на небесах не вижу ни беса, и назад вернулся голод и босота, — осознал в сотый раз, с покоем встретив закат, но и тот растворился,

но уже за кадром, а каньон свысока красив, края не стремятся ввысь — сравнялись с поверхностью.

***

Эй, облака, пока! Я по кабакам

пока бокал свой не долакал,

Внутри дыра — это байкал,

но локальный, call by НЛО, то есть ментально,

Комбайны со льдов. — Что за вздор?

В этом соль, — разность. Вот это новость!

Что? Постанова.

Ради чего? Ты — Кобейн со стволом,

А я так живу, — в заметках, и под столом,

Надеясь, что станут стволом письмена, хоть косой, порой, хочется вынести сор из избы моих строк,

Они давно шепчутся, шестое чувство — яд, паранойя,

ведь рана ноет, но рано вторить — аперитив на повторе,

Оперативно тут оперы титры —

туториал к рифме, количество литров?

Коралловый риф под водою красив,

Его чествовали, словно Чеса из Линков,

Стоп, если честно, чип, что в моей голове

часа за пол этого текста чертовски нагрелся, и чесался в процессе,

И настолько, к слову, что настойка к столу, ведь вся настройка в пизду,

И внутренней Chonyatsky запел, пока я запил…

И так, за бокалом бокал,

Так, за бокалом вокал,

И за вокалом бокал,

Так свой бокал долакал,

Пока катал по кабакам,

Пока.

***

Дай слов но…

Дословно только нервным тенором, с трепетом и шёпотом, ведь

всё томно, много словно том,

Тёмный коридор — основа снов, но

явственно запутанные реальностью,

Грязные, окутанные властными

погрязли в самоцензуре и самоанализе,

Оставлены слагать умноженными пазлами и понизу скитаться мимо разных провокаций…

С желаньем поквитаться,

По квитанции на танцы продвигаем нотации,

Ведь их движения — странные, и потому мы тянем выше свои интонации,

Выжать больше — панацея, дешифровка мимо цели,

Панцирь многослойный слишком, — не на что сослаться различным инстанциям

в погоне за безучастными…

Может и станет рубить с плеча палач вышестоящего палача,

Но их же плач не скрыть за плащ, иллюзия прозрачности, хоть и невзрачная,

Всё же наблюдается тенденция, и переворачивается, преображается,

Кажется чем-то радужным, ведь билборды раскрашены,

Как лица в статистике, что за чертой, за какой? Даже чёрт не подскажет,

Но знак такой, усвой его,

Пускай иносказательно…

Дай слов, дай всем, сполна…

Тогда дословно станет известно о чём говорят… и когда.

***

Я бездумно гляжу в экран…

Вьются вокруг ветра,

Складываясь в слова, с накалом

рождают пассивный оскал,

Разбивается тело о скалы

так, что хочется напиваться,

Снова и снова, — идентична основа

из которой неделя и месяц

Но, не закончится год…

Захлебнулся энтузиазм, на перекрестке болот,

И, как итог, всё вверх дном — переворот

Не, перебороть, это еле живое почти что мертво,

Так вдруг накрывает ебло пеленой,

Сотрясается взгляд, тусклый свет, резкий спад концентрации

будто ослеп, но нет, провалился всего лишь назад, в подземелье пока,

Бездумно глядел в экран.

***

История циклична, что же,

Ровно как и жизнь,

И потому, я наблюдаю снова…

Малую внутри двух больших,

Мы сотворили свое время,

Вне контекстов и правил,

Так получился тот день, который точки расставил,

Я, потом их не правил, наблюдал через камеры,

Чтоб не нарушить идиллию — органичность так праведна,

И сейчас мы на стадии, когда всё стало понятно,

Это воспламеняет во мне живые остатки,

Они стали иными, сменив химический состав,

Агрегатное состояние на грани известных нам,

Пересобрался заставленный хламом и шлаком состав,

И на рельсы не встав, просто светит пока,

Я больше стал понимать, всё меняется так,

Что поэтапность подобного просто не сосчитать,

Эта малая жизнь, но немалая часть,

Будто сгусток энергии, отражает балансом в пространстве и времени

Пульсирует, миры цепляя землетрясением,

Пока внутри… мерцает,

Искажённый белый шум,

Извивается как уж, несите нож — я покажу,

Это нечто… не даёт никак покоя,

Это наша бесконечность, в масштабе

«Да, едва знакомы»,

Но ебал я те законы, отмените установки,

Или живите по статьям, устав как социальная основа,

А я устал, и стало как-то похуй порицание

И на устах… сейчас… и боль и чувства и мерцание.

***

Бегу за временем, но оно целит по темени,

Теперь всё больше недели существуют по темени,

Это буря потерь, или снова просто помехи?

Ведь не видят иные и в белом шуме потехи здесь,

И пиздят лишь про ненависть — слишком фейкова смелость их,

Я тяну паутину, она — наполнена серостью,

Так накроет токсином всё что до сих недоспело,

Среди высот она спела мне эхом сотен растений,

Эта природа раздета, сотри проекты советов,

Смотри на то, как слагает она остатки куплетов,

Эта природа затихла, эта природа затухла,

Покуда множество трупов формируются в труппы,

Чуть выступают из тени и сразу лейблы, контракты,

Я выступаю из тени здесь ни концерта ни дав,

Ведь моё подземелье, порой, питает сомнения,

Порой, питается мнением, постепенно горя,

Пусти меня умирать, я готов на бите всё безвозмездно отдать,

И важно, чтобы то время — обязательно тлело,

Чтобы тело согрела эта стальная земля,

И потом снова назад, глаза на запад,

За временем, хоть и целит по темени,

Но в неделях таиться, теперь стремлюсь я по темени.

***

Шум губителен, если взгляд не оторвать от экранов,

Всё чаще хочется писать на бумаге буквы

почерком своим изломанным, и порой — корявым,

Автор — слеп, если впечатления оторваны от реальности,

Аналогично если он таковым себя не считает,

Каждый раз необходимо заново прятаться

в захламлённых останках природы,

Улавливать звуки живого, ещё не поражённого полностью,

Чтобы не пронзил тупик, когда возникает желание сказать снова,

Я нанизываю впечатления на каркас мыслей, транслируя оскал,

И он не может быть беспочвенным, будто пустой базар доебавшегося ночью нарка,

Который перебирает руками, предположительно, в поисках ножа, как вычурно карикатурный персонаж,

Перекрывает дыхание мотив бежать, но после треска пурпурного шума

оскал пробудился в глазах, нахуй слетев с катушек,

Нахуй всё это нужно?

Если сегодня помрачение, из подземелья вид на мир лишь,

То эхом доносится, до сих пор, — шум, всё изменивший.

***

Да будет быть, а не казаться,

Да будет жизнь, а не прострация,

Постараться построить так,

Чтобы не просрать на станции «завязка»,

Чтобы не увязнуть в густых северных ветрах, кинув взгляд на запад,

Назад не впадлу, но вряд ли — пропасть,

Альбом в пыли и на полках копоть,

Шаг вперёд — возникает образ:

Мост из воздуха,

Покусанные локти,

Сложно, боязно — зацеп на поезде,

Край билборда, их три — заброшены,

Пустое полотно, на каждом — роялти,

Что? Некуда идти?

Ведь это не три пути, а ещё одна проекция — свобода взаперти.

Или шаг или шок,

Поражение ножом,

Словно шёлк — этот шлак,

Капюшон, катафалк,

За решёткой…

Не решил, подождать? Или дождь,

как клише, над стемневшей душой,

Столь зашоренного и обшарпанного,

Столь загнившего шумом тоски городка

настиг дурака, что без сил отдыхал

в облаках, их так много — года

Не сумел он, сглупил, не ступил

и провал, навсегда ли?

Вопрос риторический,

Не в силах никто здесь ответить, практически,

Сотни пройдут, но останутся — тысячи

Точечным выстрелом — выспаться, но,

До трясучки так тянет на дно лишь то,

что было раньше…

И каждый раз ладони в саже,

Но дальше может каждый?

Не каждый может дальше!

Но каждый, порой, погружён с головою в то… что было раньше,

И плевать что руки в саже,

Но лучше, часто туда не захаживать,

Иначе, — поражение заживо и

можно заканчивать

Паутиной станет прострация,

Постоянство вне пространства,

Будто пьянство,

Да будет — быть, а не казаться,

Да будет жизнь, а не прострация,

Постараться построить так,

Чтобы не просрать станцию «кульминация» и «развязка».

***

Процесс необратим — недосып,

Процесс необратим — никотин,

Процесс необратим — недовольство,

И всем этим, я сыт по горло,

Ровно как,«без» — будто не свой сам,

Будто бес и в лес, и в капкан снова,

Вокруг совы…

Моя повесть суха, и прорисована

прямо как у Толстого,

Вставать скоро, с кровати и рвать горло — «полно, больно!» вырывается сказать, но без этого азарта ни к чему всё…

Ведь не воспрянет слово,

И потому процесс необратим,

Лента — плут, до титров не дойти,

Опередив конву — изчезнут взаперти

пути, что вдруг возникли как огни,

И движутся на скорости, к источнику,

Приблизившись, — трещина,

На пепелище прошлого,

И потому процесс необратим…

Но почему порой, смотря перед собой…

Непобратимо отражение,

Порабощает жжение, как…

экзистенциальное поражение,

И в собственной тревоги испражнениях, до трясучки, будто грузчик в ночи,

Вновь обращаюсь к пустоте с пожеланием жертвенным:

— «Избавить от мук, дав кровлю как беженцу»,

Взамен процесс, вновь кровью наполнит жилы,

Организм, что питает жизнь, цикличность, и потому…

Процесс необратим — недосып,

Процесс необратим — никотин,

Процесс необртатим — недовольство,

И всем этим, я сыт по горло,

Ровно как «без» — будто не свой сам,

Будто бес и в лес и в капкан снова,

Вокруг совы…

Парализован,

Парализован…

***

Вновь цепляю ночь, закрыв глаза,

Развернув панорамой вширь,

Она дышит в окно открытое,

Шагами пешеходов, и шёпотом машин,

Приглушённый свет,

Распростёрся вдаль,

И свеченьем своим шумит…

Но внезапно в клочья…

Разорвался мир,

Пробуждение, шторм, и

обомлело в тиши…

Абсолютно всё,

Страшный суд или страшный сон,

Резкость на сто…

Таймлапс на часы назад,

Пал пласт, только пустота…

впереди осталась,

Был план — прогорел опять,

Заковав в кандалы усталость,

Закипает кровь — надо выплеснуть,

Злые пастыри, как на пастбище,

Копошатся в поисках истины,

Неслыханной и немыслимой,

Их динамика — насекомые,

Мили фактов в системе довода.

Всплески рук и треск,

Сцена, гаснет свет,

Счастье всё же есть?

Перевернулась твердь…

Как же быть теперь? В слове умереть,

Чтобы твёрд был слог,

И разбавил смесь,

Жаль биенья сердца… не сложить в размер,

Жаль что его нету…

Затмение ли это, или знамение,

Заменит ли озноб… горение?

Сомнения…

Но тем не менее кошмар —

гром и молния,

Тем, не менее вокруг стало…

только более,

И безмолвно растворяется…

Моя утопия.

Утопленник, пленник — ныне кредо буйства,

Желанье выйти из тумана —

остро как чувство,

Но чёрствое — тускло,

И чёрт его знает…

Как обратно прозреть в абстракт и вернуться.

***

Но ты действительно не знала

Что значит чувство, что любовь…

Делала вид — влюблена была лишь,

Теперь мы порознь, мы с тобой!

А я прекрасно понимал, знал всё,

И чувства сущность, и любовь,

Делал что мог — лишь для тебя,

Теперь не вместе — за стеной,

Со мной была несчастна ты?

А я давно так не был счастлив!

Я слишком зол? Серьёзен был?

А ты так много обещала…

Твои слова, присутствие…

Спасали горести наплывы,

Потом лишь безразличие,

Словно ножом по телу — дыры,

Признаться честно, я не знаю,

Как мне быть, что будет дальше,

Смейся вдоволь, если хочешь,

О смерти как-нибудь узнаешь,

Нет, не шантаж, мне больно жить,

Когда лишь ноги вытирают,

Когда ты любишь от души,

А об тебя лишь бьют баклуши,

Ты слышишь это? Так узри!

Безразличе — убивает,

Мне больно жить,

Довольно слёз,

Лишите её, умоляю,

Избавьтесь, ну же, кто-нибудь!

Мой крик о помощи — безвестен,

Ты не поверишь что убьюсь,

А я не верю тебе в целом…

Ведь ты действительно не знала,

Что значит чувство, что любовь…

Делала вид — влюблена была лишь,

Теперь мы порознь, мы с тобой!

После предательств, лицемерья,

Тошно смотреть людям в глаза,

Боюсь опять остаться тенью,

Ровно как с тобой сейчас,

Мне больно жить,

Мне больно падать,

Мне больно ждать,

В надежде память,

Уповать на что-то больно,

Может мне уйти спокойно…

Забрав с собою свою слабость,

Забрать всю жизнь, воспоминанья,

Ожидания часы,

Любовь, всю злость,

Ненависть,

Ты…

И не хотелось бы совсем,

Чтоб первой ты узнала,

Ведь тебе было всё равно,

А мне сейчас всё равно стало,

Потом ты примешь этот факт,

И время не вернуть назад,

Уже все сказаны слова…

А я прекрасно понимал, знал всё,

И чувства сущность, и любовь,

Делал что мог — лишь для тебя,

Теперь не вместе — за стеной,

Но ты действительно не знала,

Что значит чувство, что любовь…

Делала вид — влюблена была лишь,

Теперь мы порознь… мы с тобой.

***

Теперь смотрю лишь сквозь,

В тягость фокусировать взгляд,

В глазах ты увидишь боль,

Увидишь танцы на моих костях,

На останках событий всех,

Проведённых всех вместе дней,

Всех счастливых моментов — нет,

Только боль есть в моём нутре,

Теперь…

Терпел лишь, из раза в раз,

Человеком был ослеплён,

Терпел, но из раза в раз,

Оставался опустошённым,

Все слова «прости» — для меня ничто!

«Не сошлись пути» — и всё это вновь?

Не искал любви — чувство пришло само,

Ты показала свет, позже — забрав его,

Теперь смотрю лишь сквозь,

В тягость фокусировать взгляд,

В глазах ты увидишь боль,

Увидишь танцы на моих костях,

Мёртв мой взор, как и я сам

Чувства — вор, что всё забрал

Разорил, в спину нож, и ложью…

Ушёл во тьме,

Свет с собою забрав и,

Рана не заживёт —

В нутре обитает яд.

***

Ты была для меня самым светлым,

В темноте моей мрачной жизни,

Думал — ту самую встретил,

Но опять — всего лишь ошибся,

Ты делала больно, обидно,

Поступки терзали нутро,

Но, не смотря ни на что, я любил…

А ты просто отпустила ладонь…

Время не лечит раны,

Не заживляет порезы,

Ведь просто не успевает,

От чувства сердце отделаться,

Сколько ещё раз я,

Встречу столь близкую мне,

Которой откроюсь весь,

А позже останусь ни с чем,

Сколько стихов, вдохновений,

Муз, пройдёт чрез меня,

Забирая всё самое светлое,

Распространяя лишь мрак,

По нутру, телу пустому!

Полому! Без всяких эмоций!

Убивая внутри человека,

Обрекая на рождение монстра…

Ты была для меня самым светлым,

В темноте моей мрачной жизни,

Думал — ту самую встретил,

Но опять — всего лишь ошибся,

Почему это так тяжело?

Когда, человека ради,

На всё буквально готов,

А она с тобой лишь играет,

Не хочу! Не могу! Не верю!

Ныне влюбляться — горе,

Понимаю прекрасно теперь,

Что случается всё что угодно…

Со мной…

Но не чувство,

Напротив,

Боль…

***

Всё казалось светлым таким,

Когда рядом со мной была ты,

Конец ознакомительного фрагмента.