Школа ангелов

Владислав Дорофеев

«Школа ангелов» – это посещение Соловецких островов и монастыря. Рассказ о подчас невероятной истории и суровом быте монастырской жизни, восхищение перед физическими, а прежде всего духовными достижениями подвижников, жуткий период концлагерной реальности. С героем в этой поездке его дети.

«Монах есть тот, кто находится в непрерывном восхищении ума к Богу и спасительной печали».

Иоанн Лествичник «Лествица возводящая на небо», степень 23 «О Гордости», слово 24

Зачем я здесь

Я приехал на неделю в Соловецкий Спасо-Преображенский ставропигиальный монастырь (настоятель монастыря — патриарх, его на месте, в монастыре представляет наместник, поэтому монастырь называется — ставропигиальный) с двумя своими дочерьми — Аней и Асей, одиннадцати и десяти лет. Я придумал эту поездку на Пасху, в апреле. К тому времени я уже более полугода не жил с ними, с их матерью, от которой я ушел к матери своей третьей дочери. Год был ужасный по напряжению, полный агрессии, злости, ненависти, обиды и гордыни, подлости, лжи и унижений. Год страдания детей — они пострадали от моей и нашей лжи более всего, и даже кроха, родившаяся два месяца назад, не миновала горнила страстей. Мне показалось, что у детей рушится картина мира, коррозия мытарств разъедает самое основание мира — божественное устройство. Мне показалось, что у них возникло ощущение, что им уже не на что опереться — нет в мире ничего надежного и постоянного. И жизнь, булькая от напряжения, вытекала из их сердец. И я приехал молиться в монастырь, известный своим строгим уставом. Я хотел показать детям, что божественный порядок нерушим, что он тверд и незыблем, что он вечен, что есть в этом мире постоянство и надежность, поскольку даже родители могут ошибаться. Бог — нет!

Сон

Дети очень устали. Спят непробудно. Почти сразу, как тронулся поезд, уснули. Уже давно день. Они все еще спят покойно и укромно. Чудовищное напряжение дает себя знать.

Теперь я знаю — я спас детей. И ничего теперь с ними сделать нельзя. Ибо я уже за пределами этого проклятия. Но как же трудно было выйти из этой бесовщины.

Укромная красота севера за окном. Тихая зелень и редкий дождь. Как разглядеть душу народа, который избрал своей родиной и духовной обителью Север?!

Этот путь и эта дорога — новая жизнь Ани и Аси, и сущая жизнь Веры. Эта жизнь не оставит их в разлуке друг от друга. Они будут вместе. Но это будет нелегко — открыть им будущий свет.

Новая жизнь — в новом созидании.

И еще я должен понять, как мне сохранить и уберечь мою жену.

Страна озер. Вода, зелень, камни, много фиолетовых цветов, синее северное небо — прекрасная дорога к небу.

Что людей столетия влекло сюда? Когда-то здесь и сюда и дорог не было. Они шли! Они шли и терпели лишения. Ради лишь одного — прорыва в небо.

Почему здесь?

Нет ответа.

Чайки в Карелии — необходимая часть пейзажа. Как куры и воробьи где-нибудь в Орле.

Приехали в Кемь

На карте Карелии огромное число населенных пунктов с надписью в скобках — (нежил.). Это — бывшие лагпункты. А сейчас — это просто белые ночи, точнее, уже пошедшее на убыль северное торжество белых ночей. Страна озер и близкого Бога. Ее освоили святые отцы, а потом зэки!

Приехали в город Кемь глубокой ночью. Светло, будто вечереет. Дополнительное время и силы для молитвы.

Переночевали в холодной и гулкой гостинице с видом на серые-серые дощатые, старые бараки на фоне огромных камней.

Позавтракав, отправились на подворье Соловецкого монастыря в поселке Рабочеостровский на берегу Белого моря. Подворье в бывшем клубе. Уже лет пять, как отдали монастырю.

Поселок находится на бывшем острове Попова. На острове работает более ста лет лесозавод, который всегда пилил доски для Англии. За сто лет в воду было свалено огромное количество опилок. Поэтому остров соединился с материком. Дома стоят на опилках, дорога к материку идет по опилкам. На самом краю острова, на берегу стоял пересыльный лагерь «Кемьлага», один из бараков до сих пор сохранился, а с моря даже кажется, что из тумана выглядывает решетчатая вышка и колючая проволока, подернутая ржавчиной.

На дворе моряна — мелкий моросящий дождь. Море спокойное.

Настоятель подворья — отец Антоний, с длинными и седыми, желтоватого оттенка волосами, рассыпанными по спине. Бывший строитель, «в прошлом маленький начальник», как он про себя говорит. Весел, общителен, жив. В состоянии — вечной радости жизни.

Он нам рассказал

По словам Антония, в монахи сейчас идут только горожане. А в монастыре — жизнь деревенская и островная — потому трудно. Из ста новых послушников один остается. Нужно же 3–4 года, чтобы привыкнуть быть монахом. Монахи занимаются улучшением мысли. Наблюдают мысль. Чего нет в голове, того нет и в жизни. Нет машины в голове — нет и в жизни. А будешь писать, постарайся быть чутким, и поменьше восторженности.

Гулкое духовное эхо вызвали во мне слова: «Монахи наблюдают мысль».

Вышли в Белое море

Попрощались с отцом Антонием, благословились. Пошли на Соловки. Впереди радуга в полнеба. Нежные пастельные тона. Здесь веришь в то, что красота бывает только суровая. Красота возможна только суровая.

Катер монастырский «Николай Святитель». Зеленый корпус, над капитанской рубкой — икона Николая Чудотворца, на флагштоке российский триколор.

Как Зосима в лодке плыл туда полтысячи лет тому назад?!

Так же!

Видел то же.

Зародышевое состояние плавания. Мы идем дорогой Зосимы. Здесь ближе к Богу.

Над Белым морем — море тумана. Не видно ни зги. Всюду туман.

Туман рассеялся только у острова. Над островом тумана нет вовсе. Зона света. И это поразило более всего.

Мы на месте

Всеобщая ветхость и запустение. Огромные циклопические стены, основные соборы и здания были построены в 16 веке, тогда это, видимо, производило неизгладимое впечатление — приводило людей в состояние оторопи. А какая воля была у государства, которое на задворках империи построило такую махину — и это без рабства Петра I и террора Сталина! Романовы упустили такую страну! Соловки построены до Романовых. Воля у страны была всегда. Соловецкий монастырь построен добровольно, по воле Божьей. А Санкт-Петербург — нет. Вот поэтому этот город и принес столь много несчастий России. Вот он и стал причиной разрушения империи. Романовы принесли России несчастье.

Первый час ночи. Пишу без света. Все видно. Небо еще голубое. Наместник монастыря рыжеватый отец Иосиф не понравился. Из-под мантии выглядывали остроносые туфли и черные носки в рубчик. Но это и есть типаж русского человека, с квадратными скулами, и вовсе не интеллектуальным лицом, но сильным и не сомневающимся сердцем. Впрочем, он симпатичен, он — это выраженная воля к Богу.

Он не хотел меня селить из-за маленьких детей. Потом благословил, поразмыслив.

Утро

В половине шестого — сухо, тепло, тихо. Утром просто чуть светлее.

Утренняя служба началась в шесть. Монахи запели, когда в храм вошел наместник с посохом. Загнусавили.

В монастыре мощи основателей обители сей — Зосимы, Савватия, Германа. И много золота в алтаре. И никаких тонких материй. В иконостасе слишком много золота. Слишком много. В этом дикость. Убогость жилья, окружающей жизни, грязь удручающая в туалетах и на кухне, в трапезной, отсутствие условий для нормальной жизни без надрыва, а в алтаре — сплошь золото. Глупость ли это?

В восемь утра — уже моряна, влажно, сыро.

Что в России первично? Церковь или государство? Чья воля — воля к Богу, или к власти — созидала эту общность, и эту страну? Внешне наша церковь не нуждается в прихожанах. Но без прихожан — церковь земная ничто. Христос распят для людей. И уж тем более — воскрес для людей. И для себя.

Вечереет. У озера Святого разговорился с безымянным монахом — в вороненых волосах серебро седины. По нему: Соловки — это назидание.

Меня вовсе не интересует прошлое Соловков. Меня интересует будущее и настоящее. Если только и делать, что восстанавливать — все силы на это и уйдут. Надо бы лучше заняться созиданием.

О стяжании Духа Святого

Проспал на утреннюю службу. Монахи, как обычно, на месте. Пришел в храм, поют. Хорошая внутренняя дисциплина. Счастье в глазах. Во всем облике и атмосфере.

«Брат! Встань по чину!» — Это ко мне. Встал. Твердый устав — мужчины и женщины раздельно — в храме и трапезной.

Утро. Монастырь врастает в туман. Кресты и купола уходят в туман, и множатся. И продолжаются друг из друга, находя свою идею и свое воплощение.

Из тумана вокруг монастыря вырастает поселок с тремястами семьями, около полутора тысяч человек. Безработица. Многие уже уехали. К монастырю ровное или безразличное отношение. Монастырь помогает неимущим, но только в том случае, если они ходят в церковь. Ходят немногие. Монастырь в глазах окружающих — богатое место. Там хорошо едят. И много денег, потому что монастырь подчиняется самому патриарху, — им присылают деньги в посылках. Такие вот бытийные апокрифы. Почти беззлобные.

Местные жители — это потомки охранников, палачей и их лакеев. Островной уродливый симбиоз.

Местные жители называют монастырь — Кремль. На пригорке у Святого озера, лежала группа потомков охранников — они пили пиво, играли в карты и матерились. И не спасались. Ничего в этом мире не изменилось. Просто наша воля взяла верх над их волей. На время. Потом позже, по дороге на Секирку, нашу машину попытаются остановить пьяные и мерзкие, уродливые идиоты. Они угрожающе матерились. Бессильные посланники бесов. Они не видят содержания спасения, они не спасаются.

Здесь все исполнено внутреннего смысла. Это и есть отличие от окружающей жизни, которая зачастую эклектична и сиюминутна.

Странное это занятие — стирать белье в Святом озере у стен Соловецкого монастыря. Неправедно? Естественно? Второй день подряд болит голова. Съел булку. Подумалось — нехорошо, а съел. Наказал себя.

Конец ознакомительного фрагмента.