Проект «Сияние». Возвращение Норы

Владислав Владимирович Сошников, 2021

Война никогда не меняется… Сгоревший в ядерном пожаре мир уже много лет лежит в руинах. Когда-то это были Соединённые Штаты Америки. Теперь эти земли – Великая Пустошь. Она по-прежнему сурова и жестока, но по-своему прекрасна. Герой, проспав много лет в крио-сне в одном из убежищ, выживает в разрушенном мире. Случайно он встречает свою погибшую жену. Но вскоре Нейтан и Нора узнают, что за ними открыта охота. Зловещая организация, заместившей разгромленный Институт, жаждет заполучить семейную пару в свои лапы. Водоворот приключений, смерть и любовь, дружба и предательство. Ведь Пустошь никого не щадит. Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Уже практически стемнело и на небесном куполе высыпали первые яркие звёздочки, когда впереди показался силуэт устремлённой ввысь ракеты, до сих пор украшавшей древнее здание заброшенной стоянки и заправки грузовиков «Рэд Рокет», отчётливо видный на фоне стремительно темнеющего неба.

— Дом, милый дом, — усмехнулась Нора, глядя на облупленные кирпичные стены и покосившиеся ржавые заправочные колонки.

— Да уж, — кивнул я, глянув на Нору. — Я то же когда после убежища в первый раз к посёлку подходил, боялся того, что там увижу. Мне казалось, что от Сенкчуари одни руины остались. Потом смотрю: ан нет — домишки стоят, обшарпанные только малость. Из всех домов только три окончательно развалились, остальные более-менее целы оказались. И наш дом то же уцелел.

— Правда?

— Угу, — кивнул я. — И Косворд до сих пор там.

— Да ладно? Наш домашний робот цел? — удивлённо вскинула брови Нора. — Не может быть… Как же он умудрился тогда спастись, да ещё потом сохраниться? Столько лет прошло…

— Когда прозвучал сигнал ядерной атаки, а мы сломя голову побежали в убежище он самостоятельно спустился в подвал. Заперся там, успел перевести свои энергоблоки в спящий режим и отключился, задав таймер обратного включения на длительное время. Благодаря этим манипуляциям электромагнитный импульс не выжег ему микросхемы и он спокойненько пролежал в глубоком подвале довольно много лет и так же, как мы в убежище, пропустил всё «самое интересное». После включился, вылез наружу да так и остался в нашем доме. Я его там и нашёл, он рад-тараканов гонял по участку.

— Удивительно, — покачала головой Нора не уточнив вопреки ожиданиям насчёт тараканов. — Просто удивительно.

Мы вышли к мосту через реку, на противоположной стороне которого сбоку от дороги высился монумент с табличкой, на которой ещё можно было прочитать полустёртую надпись: «Сенкчуари Хиллз». Когда мы только подходили к мосту, Нора увидела на той стороне реки знакомые силуэты домов, проступавшие из темноты и освещённые огоньками редких лампочек. Она сначала замедлила шаг, а после вообще остановилась, обхватив себя за плечи руками, зябко поёжившись и не отрывая взгляда от единственной улицы, проходящей через поселение насквозь. Представляю, каково ей сейчас! Я чувствовал себя немногим лучше, когда в первый раз после убежища увидел обшарпанные стены домов. Я обнял её, чмокнул в щёку успокаивая и мы зашагали через мост на другую сторону. От центра посёлка с небольшой площади доносилась музыка, слышался многоголосый гул и смех, на ярко освещённом пятачке мелькали силуэты танцующих людей.

— А у вас тут… вернее у нас, — поправилась Нора, — весело я смотрю. Жизнь кипит вовсю.

— Да, народ после трудов праведных отдыхает. Телевидения нет, вот и развлекаются люди по старинке, с танцами.

В этот момент мы как раз приблизились к воротам, обшитым стальными листами, со сторожевыми постами по обе стороны створок. В ворота эти самые и упирался мост на этой стороне реки. В обе стороны от ворот уходил крепкий, достаточно высокий и увитый по верху ржавой колючей проволокой забор с несколькими сторожевыми вышками, охрана на которых была вооружена пулемётами. То, что они в поселении есть на вооружении — моя заслуга.

— О, а вот этого тут раньше не было, — сказала Нора, задрав голову кверху и разглядывая ворота.

Когда мы были ещё на середине моста с одного из постов по нам с Норой скользнул луч прожектора, а стволы пулемётов дёрнулись, поворачиваясь в нашу сторону. Но на посту меня сразу узнали, да и ещё я рукой помахал. Так что когда мы подошли вплотную к воротам, охрана была уже в курсе, кто же это к ним на ночь глядя пожаловал.

— Нейтан! — воскликнули на посту, на том, что был слева от ворот, если с нашей стороны смотреть. — Вернулся, бродяга! А мы уже без тебя тут скучать стали.

— Привет Струджес! Привет парни! — приветствовал я охранников, подходя вплотную. — Как у вас тут, что нового?

— Монтаж ещё одного ветряка как раз сегодня закончили, эвон народ празднует. — ответил один из охранников, Сэмпсон. — Ща сменимся и то же присоединимся!

— Успокойся Гомер, не газуй! Нам ещё час с лишним дежурить, — одёрнул его Струджес, открыв калитку в воротах и пропуская нас внутрь. — Присоединится он…

— Ха, да он пока тут на посту стоит, его Марта уже два часа там с молодыми парнями отплясывает! А может и не только отплясывает, — раздался насмешливый голос одного из охранников, сидящих в пулемётном гнезде наверху. — Извёлся уже поди весь, бедолага!

— Да ты… Да я… Заткнись Полли, не то я сейчас сам тебе пасть заткну! — сорвался на тонкий фальцет Сэмпсон, задетый походу за живое.

–А ну тихо все! — рявкнул Струджес. — Заткнулись оба, я сказал! Вы на службе пока ещё. Смена кончится — брешите сколько влезет. Даже можете подраться, если хотите. А сейчас замолчали.

И обратился к нам:

— Проходите, Нейтан, мадам.

Он с любопытством глянул в сторону Норы, пробежав взглядом по её фигуре, но никаких вопросов задавать не стал, а лишь запер за нами калитку. Сверху на нас с интересом поглядывали пулемётчики, вернее не на нас, а на Нору конечно. Кого это там Нейтан привёл? Что это с ним за красотка в бежевом пальто? Кто она ему? Любопытные, блин… Кто, кто… Жена моя — вот кто!

Впереди всё громче доносились звуки весёлой песни — Линда Картер кажется, многоголосый шум наполнял улицу, то и дело слышались взрывы смеха. У продуктовой лавочки старика Беннета, чьи ставни были сейчас открыты, а вывеска ярко светилась неоновыми огнями кто-то яростно бренчал на гитаре, пытаясь исполнить что-то заковыристое, но получалось это дело у него откровенно хреново. Видимо, гитарист был к тому моменту уже изрядно «под мухой». Мы не стали приближаться к танцующим и веселящимся людям, а сразу свернули на дорожку, ведущую к нашему дому. К нашему счастью, строительный подрядчик, отстроивший в своё время Сенкчуари на материалах не экономил, а сработал на совесть построив добротные, крепкие дома по самым современным на тот момент технологиям. Предполагалось, что район заселят семьи с уровнем достатка выше среднего, ну и старались соответственно. Что бы избежать судебных тяжб и исков в будущем. По этой же причине и цена жилья слегка кусалась, но для тех, кто переехал сюда жить это было малозначительно. Людям, заселившим посёлок в то время заработки позволяли иметь такое жильё. Так же, как и нам с Норой.

И вот стоит он, наш дом перед нами, смотря подслеповатыми стёклами окон. Которые кстати помыть бы совсем не мешало. Хотя, чего привередничать — я когда после убежища сюда добрался, в окнах совсем ни одного стекла не заметил. Это всё потому, что их там вообще не было, а лежали они все, как одно в виде осколков разной величины на полу вперемешку с листвой, нанесённой в дом ветром через оголённые рамы.

Ну а сейчас дом выглядел несколько по иному, чем его запланировали строители. А именно: появились крепкие ставни на окнах, запираемые изнутри, стены до оконных проёмов первого этажа изнутри были заложены мешками с песком, а входная дверь была теперь из стали, на толстенных петлях, снести которую можно было разве что подорвав взрывчаткой. Ну или из гранатомёта шмальнуть, как вариант.

— Ну вот, милая, мы и дома, — тихо сказал я, в то время как Нора разглядывала изменившийся фасад здания.

— Боже, Нейтан, что ты сделал с нашим домом — он похож теперь на Форт Нокс! — шутливо воскликнула она. — Или ты решил буквально воплотить в жизнь пословицу: «мой дом — моя крепость?»

— Ты не поверишь, родная, насколько ты сейчас близка к истине! — вернул я Норе её шутку. — Теперь все жилые дома — такие.

— Открывай уже, а то меня еле ноги держат.

Я шагнул к двери, доставая из кармана на бедре причудливой формы ключ, но меня опередили: изнутри раздалось негромкое гудение, будто за дверью разом работали несколько электромоторов, замок щёлкнул, лязгнув засовом и дверь перед нами распахнулась.

— Сэр, мои датчики уловили движение на лужайке перед домом, а после я узнал ваш голос! — воскликнул Косворд — а это был именно он, наш робот-дворецкий, выносящий на антигрвитационной подушке своё круглое тело нам на встречу. — Но датчики показали два объекта… о, простите, сэр — я хотел сказать двух людей…

С этими словами он увидел Нору, когда я подвинулся, пропуская её в дом. Его круглый электронный «глаз» на тонкой штанге раздвинул диафрагму окуляра, точь-в-точь как глаз человека расширяется от удивления.

— О! Мэм… Миссис Стюарт, вы ли это? — только и смог сделать, как выдавить из себя робот.

— Конечно это она, Косворд, — ответил я за нас обоих, закрывая дверь и снова запирая её на замок. — Не задавай глупых вопросов.

— Не ругай его, Зайка, — сказала Нора, подойдя к застывшему на месте роботу и погладив его по выпуклому, покрытому мелкими вмятинами и царапинами боку. — Как дела, Косворд? Как ты себя чувствуешь?

— Всё в порядке, мэм, благодарю за заботу! Все мои механизмы функционируют в штатном режиме, поломок и неисправностей не выявлено. Если вы интересуетесь состоянием данного жилища, то крыша не протекает, в стенах больше не наблюдается трещин и дыр… особенно после того, как мистер Стюарт заделал их все. Водопровод функционирует исправно, правда отопление не работает… но ведь ещё не сезон, не так ли? Или сезон…

— Какой водопровод, какое отопление, что ты несёшь, — устало прервал я робота, войдя в прихожую. — Трубы давно сгнили. Я воду из скважины домой таскаю. Вот юморист — водопровод у него цел! Как выдаст что-нибудь — хоть стой, хоть падай!

Я помог Норе снять пальто и присев стянул сапог сначала с одной её ножки, затем с другой. Потом обул её в маленькие парусиновые тапочки, которые берёг сам не знаю зачем. Вот берёг — и всё тут. Наверное, что-то чувствовал…

Затем я бегом спустился в подвал, щёлкнул рубильником на распределительном щитке и в доме весёлым, вносящим оживление светом зажглись электрические лампочки на стенах и потолке. А что же, община ныне вроде бы как процветает, уж на электричестве можно не экономить. Особенно после того, как пилоты Братства приволокли сюда на винтокрыле, подцепив тросами к брюху летающей машины мини-реактор. Запаса энергии в нём хватит, что бы питать поселение такого размера, как Сенкчуари лет этак двести или даже чуть дольше. Какими путями и с какими усилиями он, реактор этот самый мне достался, это отдельная история. Под него выкопали и забетонировали специальный бункер, поставив сверху сваренную из толстых железных листов будку, в которой находился терминал контроля и управления. Второй такой же терминал — дублирующий, располагался в здании городского арсенала на южной оконечности городка.

А на кой тогда вам ветряки, спросите вы? А я вам отвечу: а зачем надеяться на один только реактор? К тому же мы собираемся в ближайшем будущем запитать электричеством все близлежащие фермы. А их не много — не мало, а целых десять штук в окрестностях наберётся, и которые мы вроде бы как обязались защищать от всякого рода агрессии извне. А они нас кормят взамен, самогонкой поят и выказывают всякого рода расположение. А дадим мы им электроэнергию в изобилии, так они нам вообще по гроб жизни обязаны будут и станут нас от радости в попу целовать и на руках носить. Ну до этого, в попу целовать в смысле, может и не дойдёт конечно, никто же не настаивает. Но суть ясна я думаю. Вот на все эти далеко идущие планы нашего реактора уже не хватит, и строим поэтому ветряки, и ставим на холмах вокруг, запитывая их в единую сеть. А потом уже потянем кабели к фермам. К двум уже ради эксперимента протянули — те рады по самое не могу.

Сами кабели не проблема — на железнодорожных путях в миле от нас навсегда застрял сошедший с рельсов товарный состав. Сойти то он сошёл, но не опрокинулся. Хорошо так застрял, прямо на выходе из туннеля. Тепловоз наружу торчит практически целиком, от сцепки отстегнулся, колёса в земле утонули, проржавел весь напрочь, а вот вагончики-то все внутри тоннеля в тепле и сухости остались. Ну, насчёт тепла я конечно загнул малость, а так — да, сухо в тоннеле, сырость не скапливается, сквозняком продувает. Мы оттуда уже о-очень много полезного унесли, включая стальные листы со стенок вагонов, всё в дело идёт. Так вот, в двух железных вагончиках кабели, смотанные в бухты и везли. Там они сейчас и лежат, своего часа дожидаются. Стырить их некому, потому как во всей округе мы одни — самое крупное поселение с какой-никакой инфраструктурой. У нас и станки есть работающие, и люди в технике разбирающиеся. Так что всё будет о-кей.

— Но сэр, я явно слышал прошлой ночью шум в трубах и на кухне вода капала из крана! — вроде как возмутился робот, вернее изобразил возмущение.

— Косворд, успокойся, — вздохнул я, поднимаясь из подвала и вытирая руки. — Вода из крана капала, потому что я накануне ухода бак на чердаке под завязку залил, давление увеличилось, а прокладка в кране старая, менять пора. Вот и капает слегка. Понял?

–Да сэр, — произнесла наша домашняя железяка, развернувшись и удаляясь вглубь дома. — Если я вам понадоблюсь — зовите, я буду у себя.

Я ничего ему не ответил. А как отвечать, если мягкие руки любимой крепко обняли тебя сзади, упругие округлости грудей упёрлись в спину — я аж через плотную ткань почувствовал, а влажные губы жарким дыханием шепчут в ухо слова любви и ласки? Вжикнула застёжкой «молния» моего комбинезона, уезжая вниз, и ловкие пальчики уже пробрались в самое укромное место, чуть сжав то, что в этом самом месте обычно находится. Не до боли, нет, но до той сладкой истомы, от которой мгновенно перехватило дыхание, а содержимое укромного места быстро перестало умещаться в Нориной руке, поперев ввысь и вширь. Я повернулся к Норе лицом, найдя её губы своими и мы с ней слились в долгом и страстном поцелуе. А потом… Потом я подхватил жену на руки и понёс наверх, где в коридоре по оставленным на полу элементам одежды можно было проследить весь наш недолгий путь до спальни, перед закрытой дверью которой все следы обрывались.

Утро, наше счастливое с Норой утро началось — чего впрочем стоило ожидать, с того, что Косворд в своей традиционно бесцеремонной манере распахнул настежь дверь в нашу спальню и огласил на всю комнату:

— С добрым утром, сэр! С добрым утром, миссис Нора! Пора вставать! Дальнейшее пребывание в состоянии сна может пагубно отразиться на состоянии ваших организмов!

— М-м-м… Проклятый робот, всё удовольствие испортил! — промычал я, зарываясь лицом в подушку. Потом поднял голову и посмотрел счастливо улыбнувшись на лежавшую рядом прелестную головку с растрёпанными волосами, разметавшимися по подушке. Нора то же проснулась, но лежала с закрытыми глазами нежась под одеялом.

— Сэр, моя программа симуляции эмоциональных реакций определяет слова «проклятый робот» как обидные в контексте человеческих эмоций. Что в свою очередь даёт мне право обидеться на вас, сэр, и какое-то время не общаться с вами и не выполнять ваших указаний. Анализ показал, что время, допустимое на проявление обиды составляет два часа, сорок две минуты и тринадцать секунд. Посему я удаляюсь и пока займусь хозяйственными делами, сэр. И «обиженный» робот развернулся в дверях, заскользив по коридору к лестнице, ведущей вниз, на первый этаж.

— Косворд, не обижайся на него! — крикнула вдогонку ему Нора. Потом потянулась с наслаждением, выгибаясь словно кошка, и откинув одеяло спустила на пол босые ступни, нащупывая ими валявшиеся где-то рядом с кроватью тапочки. Встала во весь рост, кстати не такой уж и маленький для женщины — пять футов и семь дюймов. Потянулась ещё раз сладко зевнув, и подошла к окну, где сквозь закрытые ставни к нам в спальню робко пробивался узкий солнечный луч. Потянув щеколду, Нора распахнула ставни и комнату мгновенно залило мягким утренним светом, по стенам заплясали яркие блики, а стоявшую напротив окна обнажённую женскую фигуру окутал сияющий ореол, будто ангела, явившегося во плоти. Она стояла у окна подставив лицо солнечному свету, а я наслаждался полным ощущением счастья впервые за столь долгое время, любуясь ею, на данный момент сзади. Благо было на что полюбоваться, да ещё как! Нора была довольно высокой, стройной, но не худощавой. С юных лет она вполне серьёзно занималась велоспортом, в колледже состояла в женской команде велосипедисток и даже участвовала в соревнованиях за Кубок Штата. Но профессионально заниматься этим не стала, посвятив большую часть своего внимания получению высшего образования, да ещё к тому времени мы с ней успели пожениться. А учась на последнем курсе, она уже носила под сердцем Шона. Результатом её личных усилий стал диплом юриста, а через два с половиной месяца появился на свет маленький горластый результат наших с ней совместных усилий. Потом мы переехали сюда, в Сенкчуари, Нора сидела с Шоном, я работал… Так, что-то я отвлёкся. Итак, не став прославленной велосипедисткой, Нора тем не менее спорт совсем не забросила, даже после родов крутя педали велотренажера дома перед телевизором, пока крошка Шон мирно посапывал в своей кроватке или играл в игрушки в манеже. Ещё она любила вращать обруч вокруг талии, могла делать это сколько угодно долго и результаты этих занятий теперь вот, как говорится, налицо. Сложена она пропорционально, не длинноногая, как те фотомодели, бывшие столь популярными перед войной. Но для меня это скорее плюс, чем минус, мне всегда женщины с такими фигурами нравились. Ноги прямые, крепкие, но мышцы не рельефные, а сглаженные, округлые. Такие ноги — просто глаз не отвести, а если ещё в мини да кружевных чулках и туфлях на высоком каблуке!.. Талия узкая (вот он, обруч-то!), бёдра неширокие и попа круглая, без ямочек по бокам ягодиц, так портящих обычно силуэт женских прелестей. Ну, с моей точки зрения портящих, а так может кому и нравится, я не знаю. Прибавим сюда красивые руки с небольшими, аккуратными кистями и изящными пальчиками со всегда ухоженными ногтями, круглые, почти не потерявшие формы после родов груди с маленькими, стоящими торчком коричневыми сосочками, красивые плечи и шею, державшую весьма привлекательную головку — и вот она, моя Нора! Стоит голая прямо в окне и ей абсолютно плевать на то, что какой-нибудь местный раздолбай пройдёт сейчас мимо нашего дома, случайно увидит её, обалдеет, а после будет рассказывать пуская слюни за рюмкой виски своим дружкам, как ему несказанно повезло увидеть голые сиськи самой миссис Стюарт. А мне, если честно сказать, плевать — пускай завидуют!

— Зайка, а у нас душ работает? Сполоснуться очень хочется, — прервала мои созерцательные упражнения супруга, отвернувшись от окна и подойдя обратно к кровати.

Подошла, села на краешек и потрепала меня рукой по коротко стриженным волосам.

— Вставай давай, соня, а то вон глазки какие счастливые, не проснутся всё никак. Жену купать пора.

— Это я сейчас, это я мигом, — сказал я, рывком отбросив одеяло и вставая на ноги. — Пять минут — и всё будет, горячая вода в любом количестве, душистое мыло и чистые полотенца!

— Ой-ой, гляньте на него, — засмеялась Нора. — Прикройся хоть, Аполлон, вдруг придёт кто. Я дверь открывать не пойду.

— Во-первых как придёт, так и уйдёт, — ответил я, тем не менее ища глазами, куда же запропастились мои трусы, — у меня… то есть у нас сегодня законный выходной, никого не принимаем. А во-вторых — тебе значит вот так вот, — я окинул её фигуру взглядом сверху до низу, — по дому шляться можно и в окне прелестями сверкать на виду у всей улицы, а я только вскочил — и уже одевайся!? Ну что за жизнь, — скорчил я притворно обиженную гримасу, — один будит ни свет, ни заря, поспать не даёт, а вторая, сама вся голая, строит меня с первого, можно сказать дня совместной жизни!

— Что-то не устраивает, мистер? — спросила, изогнув дугой бровь Нора. При этом игриво улыбнувшись и как бы невзначай широким движением перекинув ногу за ногу и откинувшись на локтях назад.

— Нет, нет, всё в порядке, уже бегу, моя госпожа! — комично кланяясь и пятясь задом к двери ответил я. — Всё будет сию минуту исполнено!

— То-то же!

Ох и наигрались же мы с ней в своё время в «раба и госпожу» и наоборот! Так… это к делу не относится! Пойду воду греть.

Пока Нора плескалась в душе, напевая что-то — за шумом воды слов было не разобрать, я решил, что пора нам с ней немного перекусить и отправился вниз на кухню, нарядившись в трусы, линялую от бесконечного множества стирок футболку, в которой я обычно дома хожу и старые тапочки на босу ногу. Шлёпая стоптанными задниками и почёсывая задницу — как и положено любому уважающему себя «мачо», я протопал на кухню по направлению к электрической плите. Да-да друзья мои, смею вам доложить, что в нашем набирающем силу анклаве люди у себя дома вполне могут позволить себе расходовать электроэнергию на такое нехитрое, но жизненно важно дело, как приготовление пищи. Чего не встретишь и в более богатых и многочисленных анклавах к примеру. В том же Даймонд Сити например люди в большинстве своём жрать готовят на обычных очагах с металлическими треногами, куда подвешивают котёл, и на специальных решётках-жаровнях наподобие старых сеток для барбекю, только из более толстых прутьев, что бы долго не прогорали. И делается всё это как правило возле дома под навесом, обитом жестью. Этакая противопожарная безопасность, так сказать. Мэрия Даймонд Сити решением множества голосов в совете постановила однажды после очередного пожара, спалившего дотла целую улицу, что все постоянно проживающие граждане анклава обязаны обустроить возле своих жилищ специально отведённые места для приготовления пищи. С тем, что бы максимально обезопасить свои дома, а паче дома ни в чём не повинных соседей от возможных возгораний. Вот и кашеварят теперь друг у друга на виду, считай под открытым небом, заполняя улицы запахами всевозможного жареного-пареного. И каждый в курсе того, чем сегодня обедает, а иногда даже ещё и ужинает его сосед, ха-ха. А что делать?

Справедливости ради стоит сказать, что нынешним жителям Сенкчуари то же приходилось топить самодельные печи на свой страх и риск и складывать очаги из камней около дома, пока я в результате своего отчаянного, а порой просто граничащего с безумием забега по радиоактивным пустошам и развалинам Бостона не оказался в рядах Братства Стали в роли агента, работающего под прикрытием. Вдобавок к этому мне несколько раз удалось в ходе моих поисков пропавшего сына попутно оказать Братству услуги, значение которых очень трудно было переоценить. Но основным было то, как мы с Кейт, моей тогдашней напарницей, о которой разговор пойдёт отдельный сыграли одну из ключевых ролей в разгроме пресловутого Института. Тем самым я оказался на высоте в глазах всей офицерской верхушки бостонского отделения Братства, а коммандер Макстон произвёл меня в звание рыцаря со всеми вытекающими из этого звания преференциями, положенными, ну или доступными теперь мне по должности.

Не стану кривить душой говоря, что выбивая в Братстве разрешение забрать себе мини-реактор и договориваясь о его доставке в поселение я заботился о благе живущих в нём тогда граждан. Нет, о них я думал лишь отчасти, да и то — самой малой части. Я заботился в первую очередь о себе и о том, что бы иметь хорошую, благоустроенную и достаточно защищённую базу подальше от любопытных и алчных глаз. Что бы у меня был дом, в который хотелось возвращаться после моих, в силу освоенной профессии ставших регулярными скитаний по пустошам и что бы дом этот содержал в себе как минимум весь набор так называемых благ цивилизации, доступных в настоящее время. Ну, понятное дело, доступных теперь не везде и не каждому. Да и жило-то на тот момент в Сенкчуари от силы человек двадцать, по-моему. Новое поселение на старом месте тогда только-только набирало силу, сразу взяв направление на возрождение и развитие добровольческих сил самообороны. Благо по округе разбросано достаточно много фермерских хозяйств, с которыми сразу взялись налаживать взаимовыгодные контакты. Но тут мы сразу столкнулись с некоторыми трудностями, решать которые пришлось в первую очередь, причём самым радикальным образом.

Как мы, новые поселенцы Сенкчуари узнали в ходе нашего общения с тогдашними главами окрестных ферм, большинство фермеров платили дань одной и той же крупной банде рейдеров, с некоторых пор засевшей на заброшенных военных складах в местечке, называемом местными Склады Александрии. Подчинившая и вобравшая в себя несколько более мелких группировок и завязавшая с кочевой жизнью банда справедливо рассудила, что доить фермеров в обмен на защиту намного выгодней, чем просто их грабить и разорять. Какое мудрое решение! Какой гениальный ход мыслей! А от кого же они, эти бандиты-интеллектуалы собрались сельских тружеников защищать, как вы думаете? Правильно — от себя. Процесс взятия под «крышу» прошёл не сказать, что б сильно гладко — пару хозяйств рейдерам пришлось таки вырезать и спалить дотла — в назидание другим непокорным. Забрали лишь женщин и девушек к себе в логово для забавы, а потом, как поднадоедят для продажи в рабство или же вовсе — в канаву с проломленной головой и отрезанным частями тела. Но остальные фермеры, устрашённые показательными расправами покорились новым хозяевам достаточно быстро. Прокатило у отморозков с Пустоши подобное дело лишь потому, что в главари к ним затесался бывший торговец оружием. Хитрый, ушлый и жестокий засранец, однажды нагло кинувший крупного заказчика и в придачу к этому ещё спалившийся на том, что организовал заказное убийство двух конкурентов, таких же торговцев, как и он сам. Нанятый им киллер, совершенно левый и никому не известный чел родом аж из-под Вашингтона, руины которого и земли вокруг в настоящее время называются The Washington Wasteland — «Столичная Пустошь», не будь дураком — взял после того, как ему заплатили аванс за предстоящую ликвидацию, да и стукнул приговорённым к смерти торговцам о том, кто именно заказчик убийства, сдав того с потрохами. За умеренную плату, разумеется. После этого незадачливому устранителю конкурентов ничего не оставалось, как податься в бега, прихватив с собой горстку верных ему людей, да ещё целую гору оружия и боеприпасов в придачу. Не пропадать же добру! Как, когда и где он умудрился снюхаться с дикими беспредельщиками с пустошей, да ещё подчинить их себе и сколотить серьёзную банду, державшую в страхе всю округу, история умалчивает. Только разбираться со всем этим безобразием пришлось мне и горстке минитменов Престоном Гарви, к тому моменту переехавших вместе с семьями в Сенкчуари и начавших потихоньку его обживать. Ну, как разбираться: нашей основной функцией на то время была разведка — что, где, сколько… А после я отправил запрос в форпост Братства Стали, который базировался тогда, как впрочем базируется и поныне на территории бывшего Бостонского аэропорта. Так мол и так, под самым боком считай крупная банда окопалась. Да, беспределят, фермеров обижают и жить не дают, да и просто в том районе досаждают своим присутствием. К тому же заняли стратегически важный объект, который по данным Братства проходит как склад длительного хранения, принадлежавший в прошлом Военному Ведомству США. И всё, маховик военной машины завертелся, стремительно набирая обороты! После того, как наши разведданные подтвердились съёмками с воздуха, было отдан приказ о захвате и взятии под контроль указанной территории. На двух винтокрылах в нужный квадрат местности вылетели два отделения штурмовиков в силовой броне и с тяжёлым вооружением. Нашей же задачей было не дать разбежаться по округе разным недобиткам, ускользнувшим из железного кулака Братства. Подробно описывать операцию по уничтожению банды нет смысла. Всем известно, как действует Братство Стали в подобных случаях: сначала наносится массированный удар с воздуха, а проще сказать — летаем кругами и расстреливаем всё подряд из миниганов. После следует высадка десанта, в первых рядах шагают парни в силовой броне, словно ходячие танки, тут и там мелькают огненные росчерки гатлинг-лазеров, сметающих всё на своём пути, отовсюду слышны вопли раненых и умирающих… Рутинная в общем работа.

Так же было и в тот раз. После зачистки и сбора трофеев нам, минитменам, отошла значительная часть стрелковки, изъятой из запасов банды и очень много боеприпасов. Хотя вот их-то как раз слишком много никогда не бывает. Теперь можно было всерьёз браться за создание серьёзной организации, что мы и сделали тогда, усилив уже существующих минитменов трофейным оружием и амуницией и объявив набор добровольцев в наши ряды. Народ к нам потянулся, молодёжь с ферм захотела становиться минитменами, что бы иметь возможность с оружием в руках защищать родные дома и свои семьи, чувствуя за спиной мощную поддержку. Старшие отнеслись к таким начинаниям с пониманием, ведь от инициативы и ответственности каждого зависело благополучие и безопасность в будущем всех вместе взятых. Поди всё лучше, чтобы часть людей с ферм числилась в рядах минитменов и по первому зову подрывалось на помощь нуждающимся, чем жить как раньше, когда каждый сам по себе. Зато ходить под рейдерской «крышей» и каждый день трястись за собственную жизнь и жизнь своих родных, никогда не зная наверняка, когда, в именно какой момент какому-нибудь отморозку окончательно сорвёт крышу и он решит «немножко пошалить», наведовавшись к вам и вашими близкими.

Я же, свалив все заботы, связанные с набирающим силу движением минитменов на Престона с компанией — пускай у них голова болит, занялся розыском пропавших людей договорившись с Ником Валентайном, детективом-синтом из Даймонд Сити о совместной работе. Попутно я собирал различные данные для Братства во время своих регулярных скитаний по пустошам. Порой мне приходится выполнять прямые задания, связанные с теми или иными объектами, попавшими в список интересов Братства, и вот тогда я могу уходить из Сенкчуари надолго и пропадать неделями, а то и месяцами. А сейчас со мной Нора… и как быть? Работу я бросить не могу, слишком многое связывает меня с минитменами и Братством Стали, что бы взять и разорвать разом все отношения в попытке устроить свою личную жизнь и создать милое семейное гнёздышко. Да и Нора не такая, я точно знаю. Она скорее мне опять в напарницы набьётся и отправится вместе со мной бродить по Пустоши, чем останется дома и будет изображать из себя примерную домохозяйку. Да, скорее всего так и будет. Нет, что-то в ней сильно изменилось… Так я рассуждал, попутно предаваясь воспоминаниям наших ночных утех, а руки сами нарезали бекон, раскладывали вмиг начинавшие шкворчать на раскалённой сковороде полоски, кололи и выливали туда же куриные яйца.

Когда еда была готова и разложена по тарелкам, а тарелки стояли на подносе я услышал, как Нора выключила воду и прошла обратно в спальню — несколько половиц скрипнули у неё под ногами. Я улыбнулся представив, как она, завернувшись в махровое полотенце и намотав второе — поменьше на манер чалмы на голову, на цыпочках пробегает от ванной до спальни, оставляя мокрые следочки на полу. Нора почему-то никогда не одевала тапочки после душа, а всегда порхала босиком до комнаты, где садилась на кровать, стягивала с себя полотенце и вытирала им ноги. Потом разматывала «чалму» на голове и вытирала мокрые волосы. Только в таком порядке и никак иначе.

Всё ещё улыбаясь, я поставил на плиту чайник, намереваясь заварить нам напиток из цикория, давно заменившего всем настоящий кофе, но который все упорно продолжали именовать именно «кофе».

Теперь я думал о том, с чего мне начать свой рассказ Норе о злоключениях, пережитых мною в процессе отчаянных и упорных поисков нашего с ней сына, ведь она вот-вот пристанет с расспросами, к гадалке не ходи. Да и пора уже нам с ней поговорить обо всём, слишком много неясного, каких-то огромных белых пятен в наших жизнях с того момента, как мы спустились в Убежище 111, где нас со всеми остальными «гостями» бункера погрузили в криостазис. Проклятый «Волт Тэк», проклятый Институт… Что же вас связывает, какие такие общие тёмные делишки вы сообща обделывали? А в том, что эти две организации как-то связаны между собой я не сомневался ни секунды, уж очень много разных совпадений, явно указывающих на это попадалось мне на моём пути. И путь этот мной ещё не закончен, далеко не закончен. Можно сказать, что с падением Института здесь, в Бостоне, причём падением в буквальном смысле этого слова: ведь на месте массивного комплекса зданий и здоровенного бункера под ними сейчас зияет огромная воронка, просто гигантская дыра в земле, проделанная мощным ядерным зарядом и постепенно заполняющаяся дождевой водой, встало на место ещё одно звено головоломки под кодовым названием «найти Шона». А именно то, что Институт к похищению моего сына из убежища причастен лишь частично. Точнее, похитили-то нашего с Норой малыша как раз они, в этом нет никаких сомнений. Как я узнал впоследствии, их цепной пёс мерзавец Келлог после похищения моего сына какое-то время, а точнее лет восемь-девять заботился о Шоне, выдавая его за своего сына. Мальчик жил и рос всё это время вместе с ним в Даймонд Сити. Поговаривали, что прожжённый наёмник и безжалостный убийца, давным-давно трагическим образом потерявший своих жену и дочь даже как-то прикипел душой к пацану, по-настоящему считая его если не своим сыном, то кем-то вроде этого. Почему деятели из Института не забрали мальчика сразу, а позволили ему столь долгое время жить и расти рядом с этим чудовищем, но потом всё же взяли уже подросшего мальчишку к себе в бункер, для меня до сего дня остаётся загадкой. Ответа я не нашёл и тогда, когда убив синта-охотника и выковырнув из его головы устройство, с помощью которого удалось создать телепорт, оказался наконец в стенах этой таинственной организации. Там я увидел мальчика-синта, настолько точную и правдоподобную копию моего подросшего сына, что его без малейших сомнений принял за Шона, но продлилось это наваждение недолго. Явившегося вскоре старика и представившегося моим выросшим и состарившимся Шоном я встретил уже зная, что всё, что он мне говорит есть явная и неприкрытая ложь. Что мной просто пытаются манипулировать, пытаются направить мою неуёмную энергию в нужное им русло и моими руками избавиться от всевозможных сил, мешающих им проворачивать свои чёрные дела на просторах Массачусетса и вмешивающихся в их планы. Но ничего у них не вышло. Они, эти сволочи-учёные, сидели в своём глубоком бункере на сверх технологичном оборудовании, возможности которого были таковы, что с его помощью и помощью людей, умеющих на нём работать можно за короткий срок возродить цивилизацию из пепла, пусть даже для начала и в рамках одного небольшого города. Но они не пошевелили бы пальцем и ни за что не высунули носа из своей уютной норы, что бы хоть чем-то помочь людям Пустоши, многим из которых до сих приходится каждый день в буквальном смысле просто выживать. Жизни всех тех, кто живёт на наполненных страхом, опасностью и отчаянием пространствах постъядерной Америки для этих яйцеголовых ублюдков составляли не большую ценность, чем жизни обыкновенных лабораторных крыс. В этом я сам имел возможность убедиться, причём не единожды.

Дедуля-типа-мой-сын, пока нёс пургу и пел свои сладкие речи, попутно водил меня по их огромному научному бункеру, показывая самые укромные его уголки и демонстрируя безграничное доверие. А я уже знал, что моего настоящего сына у них нет и может быть и не было никогда. А где он… я не знаю. Почему-то я ни на секунду не мог, да и сейчас не могу представить, что Шон, наш сын просто мёртв, что его кости давным-давно где-то покоятся и все мои бесконечные поиски напрасны. Вот не верю я в это — и всё! Не чувствую, что он мёртвый, можете это называть чуйкой, итуицией — как угодно. Наоборот, стоит мне о нём подумать, потянуться к нему ментальной связью, и я буквально ощущаю, как бьётся его сердце, как он дышит, и чувство это настолько реально, что не даёт мне усомниться ни на мгновение в том, что он жив. А старику я тогда постарался подыграть, изобразив, и походу довольно удачно изумлённого и растерянного отца, донельзя обрадованного встречей с пропавшим, а теперь так неожиданно найденным сыном. «Сынулька» ведь не знал о том, что мы с Валентайном уже давно выудили с помощью доктора Амари, гениальной женщины-учёного всё то, что хранилось в тёмных глубинах памяти проклятого Келлога, которого я собственноручно отправил в ад, прямиком в распростёртые объятия демонов, давно его там с нетерпением дожидавшихся. И не знал он так же, что я примерно в курсе того, сколько времени провёл в морозильнике с того самого момента, когда учёные Университета при помощи всё того же Келлог украли моего сына, а мою жену застрелили… Или не застрелили?

Да, чуть не забыл! Старик-типа-мой-сын как-то показал мне лабораторию, где они производят… вернее — теперь уже производили так называемых «синтов третьего поколения». Вот это да-а-а, скажу я вам! Готов поставить свою винтовку с «Хадсоном» в придачу против куска браминьего навоза, что подобного не видел ни один смертный… в смысле — ни один нынешний житель бывшего штата Массачусетс! Очкарики в белых стерильных костюмах, таких чистых, что ни одна бактерия на них не сидела изображали из себя богов, демиургов, творящих таинство создания человека. Они управляли сложнейшими машинами, которые в своих недрах, под завязку напичканных электроникой плодили на свет искусственных людей. Как сейчас я вижу этот огромный зал, по периметру которого расставлены гигантские круглые ванны, наполненные белого цвета жидкостью, похожей на жидкий молочный кисель. В их недра на специальных подъёмниках издавая равномерный гул плавно опускались и поднимались такие же огромные кольца, на которых словно шкурки для просушки были растянуты неподвижные человеческие тела. На одних кольцах были только скелеты с выпирающими рёбрами грудной клетки, на других такие же скелеты, но с уже частично наросшим мясом, формирующим сухожилия, мышцы и внутренние органы, на третьих выглядели так, словно с них содрали кожу и походили на жертв кровожадных маньяков, а на некоторых висели существа, уже ничем не отличимые от обычных людей. Множество существ: мужчины и женщины, старики и старухи, малые дети и подростки. Время от времени, когда процесс формирования в одной из ванн подходил к концу, автоматика останавливала вращение кольца, зажимы расцеплялись. Обнажённая человеческая фигура, по телу которой прямо на стерильный, блестящий пол ручьями стекал живительный кисель, выходила из ванны и деревянной походкой шла куда-то в дальний конец зала, глядя перед собой невидящими пустыми глазами, шлёпая босыми ступнями по полу и оставляя за собой мокрые следы. Роботы-уборщики без устали сновали туда-сюда, мгновенно возвращая окружающей обстановке стерильность и девственную чистоту.

Это вам не те синты первого, и даже не второго поколения с искусственным скелетом, состоящим из титана и пластика, с электронной начинкой вместо внутренних органов и микропроцессором в башке вместо мозгов, не-ет. Это практически живые люди, только особенным образом выращенные в пробирке… в смысле — в ванне с той белой жидкой хернёй. Бр-р-р! Вот интересно, сколько же таких «людей» Университет успел наплодить и выпустить наружу, позвольте вас спросить? И сколько их сейчас по просторам Массачусетса гуляет, считая себя реальными людьми, помнящими своё детство, юность, своих родных и любимую собаку? Считающих все эти вживлённые им в их искусственно выращенный мозг воспоминания своими? И всё бы ничего, если бы не одно «но»… А именно: любой синт, являясь продуктом научной деятельности Института и его собственностью, имеет ряд зашифрованный и скрытых глубоко в своей памяти — назовём это подсознанием, команд, зная которые, можно с лёгкостью манипулировать этими существами, заставляя их делать вещи, о которых в своём обычном состоянии «обыкновенных людей» они ни в жизнь не додумались бы и не решились на что-то подобное. Как на жестокое и хладнокровное убийство целой семьи, к примеру. А подобные инциденты уже бывали, скажу я вам. Я сам лично как-то расследовал одно дело о пропаже человека, расследовал довольно таки долго и без особого результата, а он потом возьми да и вернись. Сказал, что был украден рейдерами для продажи на запад в рабство, но по дороге ему и нескольким другим таким же бедолагам удалось бежать и он каким-то чудом, после долгих скитаний по Пустоши сумел вернуться домой. Всё натурально, измученный, забитый, подавленный морально и физически человек, еле живой от перенесённых невзгод — только и остаётся, что посочувствовать и порадоваться вместе с его роднёй, что он таким удачным образом вернулся. Всё нормально, родичи просто счастливы, что так благополучно всё завершилось. Объятия, слёзы радости и всё такое. А этот товарищ через месяц с небольшим встаёт ночью, берёт в руки нож и повинуясь непонятно какому импульсу режет насмерть всю свою семью. Родителей, жену, сестёр… Там ещё детей двое маленьких было, мальчишка пяти лет и девочка трёх с половиной. Он и их то же… того… Кончилось тем, что его застрелили охранники, возвращавшиеся домой со смены: сначала они крики услышали, а когда ближе подошли, то увидели, как какой-то чувак с безумными глазами, в крови с головы до ног и с окровавленным ножом в руке из дома выбегает. Ну и засадили по нему из двух стволов без предупреждения. А уже после, когда его в местном морге фельдшер вскрыл, то все и ахнули, увидев среди живых органов искусственный источник питания — единственный элемент, по которому можно определить синта третьего поколения. «Родичи» убитого ни секунды не сомневалисть в том, что вернувшийся близкий человек и не человек вовсе. Каково совершенство технологий! Вот так вот, а вы говорите…

— Милый, ты скоро? — донеслось со второго этажа.

— Сейчас, уже иду, почти всё готово! — крикнул я в ответ и с полной чашкой в руке повернулся, что бы поставить её на поднос.

Оп-па! А что, если… Рука, так и не донесшая чашку до подноса дрогнула и содержимое расплескалось по столу, несколько крупных тёмных капель попало мне прямо на футболку. Выругавшись, я поставил чашку на стол рядом с подносом, стряхнул пролитое с ладони в раковину и посмотрел наверх, на потолок. Там, в нашей спальне сидит сейчас и не спеша вытирает волосы белым полотенцем моя неизвестно откуда взявшаяся жена. Которая ни хрена не помнит. Вернее, это она так говорит, что не помнит, а там кто её знает… А что, если она то же — из этих? Последнего поколения которые… Как же мне сразу-то в голову такое не пришло? Да как, как… Что тут говорить — обрадовался настолько её увидев, что всё осознание растерял, всё налюбоваться никак не мог. А тут фермеры эти, рейдеры всякие, то, сё… Вот и потерял планку, даже не предположив, что такая возможность существует. Как в тумане от радости и счастья был, что нашлась, что живая…

Я наполнил пролитую чашку заново, аккуратно поставил её на поднос и понёс завтрак наверх в спальню, по пути лихорадочно соображая, как же мне быть-то теперь и что дальше делать. Какая-то мысль не давала мне покоя, всё свербела и свербела, никак не желая вылезать наружу. Что-то очень-очень важное… Во! Точно — собаки! Собаки на Нору никак не отреагировали, я это совершенно точно помню! А это очень важный момент и я сейчас объясню почему. Дело в том, что после инцидентов с убийствами и прочим неадекватным поведением синтов, которых под видом живых людей Институт регулярно подселял в какие-нибудь поселения, частенько заменяя реально существующих людей точными их копиями, народ довольно таки быстро нашёл средство, как отличать тех от других — собаки. Да-да, обычные дворняги, даже без специальной подготовки очень агрессивно реагировали на синтетических людей, совершено не так, как они отреагировали бы просто на незнакомого, чужого человека. Учуяв синта, собаки начинали буквально бесноваться, срываясь с поводков и стоило огромных усилий их обуздать. Правда я не в курсе, вычисляют ли барбосы синтов того самого пресловутого последнего поколения, или нет… Нету у меня информации по этому поводу, но будем надеяться, что вычисляют. Должны бы, по идее. Когда мы с Норой стояли возле лавки Артуро, мимо нас пару раз проходили охранники рынка с собакой на поводке, которая даже не посмотрела в нашу сторону, а на искусственных созданий они обычно сразу кидаются. Кстати из этого правила единственным, не поддающимся никакому логическому объяснению исключением является всем известный сыщик-синт Ник Валентайн, мой приятель, живущий в Даймонд Сити. Вот на него по какой-то неведомой причине собаки никак не реагируют. Ну, как не реагируют — обращают внимание, конечно, но не более, чем на настоящих живых людей. Не проявляют той неистовой агрессии, как обычно бывает в присутствии других синтов, попавших к ним в поле зрения и нюха.

И ещё, самое главное! Я вспомнил, что когда изображал из себя новоиспечённого сотрудника Института, до глубины души проникшегося их высокими идеями и целями, то пару раз участвовал в операциях по возвращению беглых синтов на пару со штатным охотником. То же синтетиком, разумеется. Так вот он, что бы заставить беглеца добровольно вернуться в родные стены без применения к нему насилия и не портя, так сказать, «товар» произносил вслух кодовую фразу, состоявшую из букв и цифр. После чего у беглеца попросту отключалось собственное сознание и он превращался в безвольную марионетку, куклу, беспрекословно подчиняясь и выполняя любую команду охотника. Этот метод охотник неоднократно применял при мне и эта самая пресловутая фраза всегда была одна и та же. И я её, эту кодовую фразу помню, очень хорошо помню. «Вот же ты гад!» — скажете вы, — «На своей единственной, любимой женщине, которую ты уже, кстати, давно похоронил, в душе считая всё это время умершей, решил проводить свои дикие эксперименты, продиктованные не чем иным, как твоей «дорогой подругой» паранойей!» А как мне быть, спрошу я вас? А? Ладно, жизнь покажет… Жизнь, она вообще такая штука, которая всегда рано или поздно «показывает».

Поднявшись в спальню, я поставил поднос с завтраком на журнальный столик, расставил тарелки, чашки с «кофе» и пододвинул всё это дело поближе к кровати. Нора уже закончила свой «последушевой» ритуал и сидела, пытаясь соорудить на макушке хвост из своих не слишком длинных волос и держала губами резинку. Когда я вошёл, она глянула на меня и улыбнулась, продолжая крутить хвост.

— Нуфно фто-то нафефь, — невнятно произнесла она из-за резинки во рту.

— Сейчас что-нибудь сообразим, что тебе надеть, — кивнул я.

Нора оставила наконец волосы в покое, и придвинув поближе тарелку, принялась с аппетитом поглощать яичницу. А я тем временем направился к бельевому шкафу, подыскивать моей ненаглядной подходящий наряд. Распахнув дверцы, я задумчиво уставился на его содержимое, честно говоря многообразием не блиставшее, пытаясь сообразить, что бы такое из своих вещей ей предложить. Футболку, конечно, что же ещё. Вот эту, которая подлиннее и самая не застиранная из всех, вроде как.

— Ну-ка, подними ручки, — с футболкой наготове подошёл я к Норе.

— Одевай, — она положила вилку и послушно подняла руки вверх.

Мы не спеша позавтракали, попили «кофе» из цикория, потом я спустился вниз и поставил в мойку грязную посуду, не доверяя это тонкое и ответственное дело криворукому Косворду. Он тарелки постоянно роняет и колотит, зараза. Пока я ходил, Нора успела разлечься на кровати поверх одеяла и лежала теперь, положив ногу на ногу и закинув руки за голову.

— Рассказывай, — соизволили их величество благосклонно кивнуть, когда я снова появился в дверях спальни.

— Что рассказывать? — попытался увильнуть я от опасного разговора, прикинувшись дурачком и состроив невинную физиономию. Но от Норы так просто было не отвертеться.

— Всё. Рассказывай всё с того самого момента, как тот лысый гад выстрелил в меня там, в убежище.

Произнесено это было таким твёрдым и уверенным тоном, что я конечно тут же сдался, и решив не щадить больше её чувств, раз она сама так решила, сел на кровать у её ног и собравшись с мыслями начал своё повествование. А рассказать мне было о чём, даже более чем. Нора внимательно слушала не перебивая, и чем дальше, тем больше мрачнело её лицо, хмурились брови и тускнел взгляд серых красивых глаз.

Насколько мог подробно я рассказал ей, как очнулся в убежище потому, что аварийная система отключила криостазис, как увидел, что все остальные камеры-морозильники полны давным-давно умершими людьми, превратившимися в иссохшие мумии, обтянутые синими комбинезонами. Так же я сказал ей о том, что так и не смог себя заставить подойти к её криокамере и заглянуть внутрь. Я заметил, как при этих моих словах лицо Норы дрогнуло и на нём на миг промелькнуло выражение облегчения. Поведал, как плутал во тьме по нескончаемым коридорам бункера, как невыносимо долго, целую вечность, впав в какое-то полубезумное состояние от терзавших меня голода и жажды я искал возможность покинуть проклятый склеп и выбраться на поверхность. В общем, в течении часа я описывал в подробностях всю свою жизнь в постъядерном мире на просторах Америки, опустив только несколько особенно скользких моментов, касающихся меня и Кейт, моей бывшей напарницы и боевой подруги. Отношения у нас с ней складывались настолько непростые и неоднозначные, что лучше было об этом вообще умолчать. Благо Кейт сейчас далеко и вернётся ещё ой как не скоро. Так что я лучше промолчу, дабы не навлечь на свою голову лишних шишек со стороны законной супруги, пусть только-только и восставшей из мёртвых.

Когда я закончил, Нора сидела погружённая в свои мысли и некоторое время молчала переваривая услышанное, а вместе с ней молчал и я. Потом всё так же молча встал и пошёл вниз налить себе воды, дабы промочить пересохшее от долгого разговора горло. И только я нацедил себе водички из алюминиевой канистры, стоявшей у стены рядом с плитой, как услышал мелодичный звон колокольчика над входной дверью. Посмотрев с неудовольствием на дверь я вздохнул и с кружкой воды в руке пошёл открывать. Ох, чует моё сердце — накроется наш выходной! И кстати, куда этот капризный робот подевался? Почему я должен сам дверь открывать?

— Косворд! — крикнул я в глубину дома по пути к выходу.

В ответ тишина. Чтоб вы провалились, умники из «Дженерал Атомикс» за столь изысканный искусственный интеллект, которым вы наградили эту модель робота-дворецкого, вписав ему в программное обеспечение симуляцию эмоциональных реакций с расширенным вариативным рядом. Вот и капризничает теперь бестолковая жестянка по поводу и без. И что самое главное, он ведь себя так до войны не вёл, зуб даю. Что-то с ним всё-таки приключилось в моё отсутствие или электромагнитный импульс от множества ядерных взрывов всё-таки как-то так на него повлиял…

Подойдя к выходу, я глянул в маленькое узенькое окошко с пуленепробиваемым стеклом, зеркальным со стороны улицы, что бы с порога не видно было, как я за дверью стою и на разных «пришельцев» смотрю. Дверь, кстати, изнутри толстым стальным листом обшита, потяжелела правда изрядно, поэтому пришлось усиливать петли и саму дверную коробку. Но это мелочи, главное винтовочную пулю с небольшого расстояния держит — и славно. Хотя мало их бывает, посетителей этих самых, гостей всяких прошенных и непрошенных. Меня дома застать трудно, я подолгу пропадаю в своих экспедициях, а когда возвращаюсь, то тоже особо дома не сижу. Разве что пару дней могу отсыпаться — вставать, пить воду, сходить на кухню пожевать что-нибудь и снова валиться на кровать. А потом я начинаю или работать в мастерской в гараже, или топаю в Даймонд Сити, где иду в первую очередь в детективное агентство Валентайна. А если Ника нет на месте, то дальше мой путь лежит в новый оружейный магазин, который относительно недавно открыл мой хороший приятель Фил Коллинз. Ветеран Братства Стали, который из-за преклонных лет, а если честно, то больше из-за ранения, полученного при знаменитом штурме Института вышел, так сказать, на заслуженную пенсию и на выходное пособие открыл своё дело, к которому ваш покорный слуга имеет самое непосредственное отношение. Если же мне удаётся застать городского детектива на рабочем месте в агентстве, то какое-то время я нахожусь у него, благо общих тем у нас с ним много, а потом всё равно иду в магазин к Коллинзу.

Фил на базе Братства числился штатным мастером-оружейником, причём всеми признанным мастером, одним из лучших, и подготовив перед своим уходом достойную смену из нескольких учеников, решил уже будучи гражданским продолжать то, что у него получалось лучше всего. А именно — чинить и совершенствовать разного рода огнестрельное оружие. Справедливо рассудив, что с несколькими известными торговцами смертоносным товаром ему не потягаться, Коллинз сделал упор на кастомизацию уже имеющихся образцов огнестрела, покупая оптом несколько стволов, доводя до ума и продавая их потом с наценкой. И надо сказать, без клиентов он не оставался. Ведь тот же Артуро Родригес торговал, если можно так выразиться, оружейным ширпотребом, стволами в базовой комплектации, какой есть, такой и бери. Есть, к примеру на карабине планка под оптику или кронштейн под фонарь — хорошо, а нет — ну что ж делать, сам выкручивайся, городи что-нибудь и как-нибудь. Или мастера ищи, который поможет тебе с этим делом. Фил же все эти услуги оказывал, делая всё достаточно быстро, качественно и давал гарантию на свои изделия. Ну и не драл он за свою работу втридорога, хотя вполне мог бы. А ещё Фил торговал ножами ручной работы, которыми занимался уже я, делая их небольшими партиями по несколько штук, и брал заявки для меня же на заказные ножи, исполняемые в единственном экземпляре по персональному эскизу из каких-нибудь экзотических материалов. Типа, там, кости Когтя Смерти, пущенной на накладки рукояти, ножен из панциря Короля Болотников или ещё что-то подобное. Ну и цена на эти вещи была соответственная, разумеется. Далеко не каждому по карману. Но заказов хватало, клиенты не то что бы табуном ко мне шли, но и совсем без работы я не оставался. Для этих целей у Фила в магазине был оборудован для меня специальный закуток, моя собственная маленькая мастерская по изготовлению ножей, со всем необходимым набором инструментов, и ещё мини-кузня на заднем дворе за магазином. Там я, подпоясавшись брезентовым фартуком и надев на руки брезентовые же рукавицы, периодически ковал заготовки для клинков. Но делалось это не часто — я старался загодя наделать их в достаточном количестве и разных размеров, что бы потом больше не отвлекаться на ковку, а заниматься только слесарной обработкой. Тем более, что всё чаще приходилось выкраивать время на это дело между моими, в последнее время участившимися командировками в пустоши. Фил с женой Сарой и двумя сыновьями-подростками, родившимися с разницей в два года, Джоном и Алексом, проживал в том же доме, их квартира находилась на втором этаже прямо над магазином, окна которой выходили на рыночную площадь.

И вот сейчас на пороге нашего дома, а точнее возле калитки, от которой к входной двери вела мощёная вытертой и потрескавшейся плиткой дорожка, стоял никто иной, как Джон Коллинз, старший сын Фила Коллинза, семнадцатилетний молодой человек. Одет он был по-походному, в дорожной кожаной одежде, состоявшей из коричневого цвета куртки толстой воловьей кожи, потёртой и потрескавшейся, и кожаных же штанов с нашитыми наколенниками, заправленными в чёрные ботинки с высокой шнуровкой. Голову покрывала кепка-бейсболка с гнутым козырьком. За спиной у Джона висел объёмистый рюкзак, на плече болтался стволом вниз карабин «М14», обвешанный всевозможными «тактическими» приблудами. Будучи сыном знатного оружейника и имея доступ к станкам и материалам, парень мог себе позволить улучшить винтовку по своему вкусу и запросам. Всё это я отметил, окинув его взглядом, как только отпер замок и распахнул входную дверь.

— Ха, Джонни-бой, какими судьбами? — крикнул я с порога, всё ещё держа кружку в руке. — Заходи, заходи, не стой там. Нора! К нам гости! — крикнул я в глубину дома. Надеюсь услышит и наденет на себя что-нибудь ещё кроме моей футболки, едва-едва достающей до верхней части её бёдер перед тем, как спустится вниз в столовую.

Джонни тем временем аккуратно закрыл за собой калитку, прошагал своим широким шагом по дорожке и вошёл в дом, стащив с себя в прихожей рюкзак, сняв винтовку с плеча и скинув куртку, под которой у него оказалась ядовито-красного цвета рубашка с коротким рукавом. Повесив всё своё походное хозяйство на вешалку в прихожей, но захватив с собой небольшой свёрток и пригладив ладонью непослушные волосы Джон прошёл за мной следом в столовую, совмещённую с кухней, где замер, ожидая, когда ему предложат куда-нибудь присесть. Скромный парень, что и говорить. Воспитанный. Насколько я знал от Фила, Джонни-бой и с девушками был такой же, робкий и стеснительный, и как результат испытывал определённые трудности в общении с противоположным полом. Но при этом он был трудолюбив и сильно увлечён оружием, с удовольствием проводя всё свободное время в отцовской мастерской, пропадая там целыми вечерами и проявляя врождённый талант потомственного ружейника. И это помимо того, что днём он посменно со своим братом работал в магазине продавцом. Братец же его, Алекс хоть и был младшим, но нрава был прямо противоположного своему старшему брату: шустрый, развязный, на язык острый и с девчонками раскован и дерзок. Ну и лодырь ещё записной в придачу, старавшийся отлынить от какой угодно работы под любым предлогом, что к его неудовольствию прокатывало крайне редко, зная железный нрав его папаши Фила.

— Садись парень, не стой, — я кивнул на один из стульев, выпив наконец-то залпом стакан воды, уже согревшейся от долгого держания в руке и поставил его на стол рядом с мойкой.

— Ну, рассказывай с чем пожаловал, — сказал я Джону, улыбнувшись. — Какими ветрами тебя в наши края занесло?

— Я к вам от отца с поручением, мистер Нейтан, — ответил тот. — А так мы на восток идём караваном, к заводу Бранштейна. Специально несколько человек для этого наняли. По поводу станка для мастерской договариваться будем, да ещё насчёт кое-каких деталей для винтовок вопрос решить нужно будет. Парни меня за мостом ждут, привал пока устроили, но я уже скоро побегу, а то нам ещё топать и топать.

— Заказ на нож появился? — спросил я.

— Да, — кивнул Джонни. — Вот тут чертежи и список материалов, а так же задаток.

С этими словами он привстал со стула и протянул мне продолговатый свёрток, который до этого держал в руке.

— А как ты узнал, что я дома? — спросил я парня, принимая у него из рук посылку. — Я ведь из города сорвался никого не предупредив. Разве что Бобровым сказал, когда за номер расплачивался… Но куда направляюсь не говорил.

На лестнице, а затем в коридоре послышались лёгкие шаги и через пару секунд к нам присоединилась Нора, войдя в гостиную. Одета она была уже не в мою футболку. На ней были вчерашние тёртые джинсы голубого цвета и жёлтая кофточка с длинным рукавом, на ногах всё те же маленькие тапочки.

— Здравствуйте, мэм! — первым произнёс приветствие Джон, вскочив со стула и учтиво кивнув Норе.

Та приветливо улыбнулась и протянула парню открытую ладонь:

— Нора. Можно называть меня так. А вас как зовут, молодой человек?

— Джонни, мэм… То есть миссис Нора, — аккуратно пожал её руку Коллинз-средний, вконец смутившись, аж щёки запылали красным. С ним такое бывает, говорил же уже — стесняется женщин и всё тут.

Нора ещё раз улыбнулась своей обворожительной улыбкой и отошла к плите готовить себе ещё «кофе». Она всегда так делает: сначала выпьет ту чашку, которую я ей в постель подам, а потом, когда уже встанет с кровати, примет душ, причешется, оденется и вниз соизволит спуститься, то ещё одну чашку сама себе намешивает. И меня к этому своему ритуалу ни за что не подпускает, я пробовал уже как-то влезть, знаю. Кстати, и кофе она всегда немного по-другому наводит, я пару раз отхлебнул из её чашки — отличается, причём заметно. Пропорции другие. Но мой кофе нахваливала всегда и никогда не отказывалась… Кто их, женщин этих поймёт.

— Я надеюсь вы не откажетесь от чашки кофе и сэндвича, Джонни? — спросила Нора, колдуя у плиты.

— С удовольствием, миссис Нора, — ещё больше зарделся Джон.

— Вот и славно, — снова улыбнулась та.

Ещё одна такая улыбка адресованная парню, подумал я и, как мне кажется, его щёки натуральным образом воспламенятся и огонь перекинется прямиком на пышную шевелюру, а потом на всё остальное. И Джонни-бой тогда сгорит дотла, превратившись в кучку пепла на полу у нас в гостиной. М-да… А кто же тогда за станком на завод к Бранштейну пойдёт?

Я тем временем распечатал свёрток и на свет божий явился небольшой листок пожелтевшей бумаги в клетку, выдранный, похоже, из какой-то залежалой ученической тетради ещё довоенного выпуска. На нём твёрдым почерком Фила был расписан новый заказ на нож, где по пунктам было указаны пожелания заказчика по параметрам и материалам, из которых он должен быть изготовлен. Ниже прилагался набросок карандашом изображающий, как нож должен выглядеть в реале. Ну, приблизительно выглядеть разумеется. Всё дело в том, что видение заказчика того, каким должен быть вожделенный предмет его мечты и умение Коллинза-старшего передать эти самые мечты на бумагу при помощи всё того же карандаша разнились, и порой весьма значительно. Хорошо, когда человек, заказывающий нож, умеет хоть немного рисовать и сам изображает желаемое, но таких почему-то маловато… Лучше всего, конечно, когда я сам принимаю заказы. Тут уже недопонимания как правило не возникает, разве что какой особо капризный клиент попадётся. Но это дело, в смысле — моё личное общение с клиентом в силу моей основной работы случается крайне редко. Не, ну прямо закон подлости в действии: когда я по нескольку дней не покидаю свою мастерскую в магазине у Фила, ночуя там же на своей любимой раскладушке военного образца — ну ни один клиент не нарисуется, который желал бы у меня нож заказать! А стоит мне отправиться в очередной поход по радиоактивным землям, этих заказчиков как черти разжигают! Вот и общаются люди добрые с Филом в моё отсутствие, а он как вы уже поняли художник тот ещё, талант прям через край так и плещет.

Разобрав наконец каракули Фила, я заглянул в свёрток и извлёк оттуда завернутые в тряпицу какие-то то ли кусочки рога, или кости — как то так громыхнули, и холщовый мешочек с чем-то весело внутри звякнувшим, когда я его слегка встряхнул. Ну понятно — крышки. Это аванс за работу. Вот кстати, я до сих пор не могу понять, кому первому пришла в голову столь «грандиозная» идея использовать в качестве разменной монеты крышки от — «Нюка-Колы» и под каким из известных наркотиков этот товарищ в тот момент находился? Ка-а-акое гениальное решение! И ведь прижилось это дело как ни странно, приняли люди столь противоречивое нововведение. Как по мне, то проще бы было тогда уж старые долларовые и центовые монеты использовать. Ведь один хрен, что кто-то древние развалины какого-нибудь банка или обменного пункта найдёт и расковыряет, вмиг став миллионером среди множества прочих голодранцев, что какой-нибудь бродяга-мусорщик в заросшем бурьяном овраге случайно наткнётся на перевернувшийся грузовик, эту самую «Нюка-Колу» когда-то перевозивший. Результат тот же самый будет. Более того я подозреваю, что начало этой новой валюте и положил кто-то такой вот хитрожопый, волею случая дорвавшийся до халявных запасов этого термоядерного поила, спокойно хранящегося не то что годами — десятилетиями и вовремя смекнувший, как можно выгодно использовать никчемные нержавеющие кругляши с логотипом компании-производителя. М-да…

В тряпице оказались, как я и предполагал кусочки панциря Короля Болотиков, бывшего, похоже, довольно преклонного возраста к тому моменту, когда его добыли охотники. Куски, уже напиленные продолговатыми пластинками дюймов шесть в длину, два с чем-то в ширину и примерно полдюйма в толщину были глубокого чёрного цвета с матовым отливом. Отлично! Такой материал превосходно полируется и смотрится потом очень хорошо. Я покрутил пластинки в руках, несколько раз приложил одну к другой проверяя, насколько ровно они распилены и отложил в сторонку. Потом повнимательней посмотрю, как вплотную за заказ возьмусь, но это уже завтра, не раньше. Болотные… Б-р-р! Ненавижу этих тварей! Не надо смеяться, у меня на то есть свои причины, причём очень веские. Был уже опыт общения, знаете ли…

Нора тем временем подала пламенеющему, как закатное солнце Джону обещанную чашку так называемого кофе и положила ему на тарелку два бутерброда с сыром, который нам в Сенкчуари исправно поставляли с фермы Обернати. Они там вполне успешно освоили изготовление разного рода кисломолочных продуктов. Особенно дела у сельских тружеников пошли в гору после того, как им провели электричество, а наши штатные техники во главе с неподражаемым Струджесом, мастером на все руки, который встречал нас с Норой вчера у ворот, смогли восстановить до рабочего состояния и подключить несколько морозильных установок. Те были выкорчеваны и утащены со старого и давным-давно умершего молокозавода, тихо доживавшего свой век на одной из окраин Бостона. Это позволило фермерам не заботиться более о длительном хранении мяса и молока, что в свою очередь стимулировало рост поголовья всякого рогатого скота в их хозяйстве. Хорошее начало, не правда ли?

Джонни попил «кофе», доел бутерброды, поблагодарил сердечно и засобирался, прощаясь с нами, так как их каравану уже пора было оправляться в путь. Мы с Норой проводили молодого человека до калитки, где и распрощались. Джон направился к воротам перед мостом, а мы, постояв немного на улице и поглазев по сторонам, вернулись обратно в дом. Там я в свою очередь пошёл в душ сполоснуться, а Нора в это время откровенно бездельничала, сидя в гостиной на диванчике закинув ногу за ногу и с недопитой чашкой остывшего цикория в руке. Косворд к тому времени оттаял, если это можно так назвать, и теперь они с моей женой вели высокоинтеллектуальную беседу, причём Нора откровенно забавлялась, подшучивая над нашим не в меру умным и имеющим столь тонкое душевное устроение домашним роботом, задавая ему всякие каверзные вопросы, а после наблюдала за его реакцией. К тому моменту, когда я выбрался из душа вытирая свой мокрый ёжик на голове полотенцем Косворд уже снова готов был «обидеться», в этот раз уже на Нору, но я вовремя спас положение, вмешавшись в их диалог и уведя жену с собой наверх в спальню. Робот, глубоко поразмыслив вновь в миллион первый раз отправился в своё бесконечное путешествие вокруг нашего дома, а я вдруг вспомнил с интересом глянув на супругу, что у меня вообще-то к ней есть одно неотложное дело… По видимому что-то подобное пришло и ей в голову в этот самый момент, и мы снова заперлись в спальне, на этот раз предусмотрительно закрыв дверь на задвижку, чтобы беспардонный робот не заявился в самый ответственный момент.

Мы спустились вниз, когда солнце, окрашивая небосвод в нежно-розовые тона уже начало потихоньку клониться к верхушкам молодых деревьев, росших на холмах вокруг Сенкчуари. Снова перекусили, на сей раз салатом, по-быстрому настрогав в глубокую миску с широкими краями немного овощей, добавив сыра, нарезанного маленькими кубиками, посолив и сбрызнув всё это дело кукурузным маслом. Потом оделись и пошли на улицу пройтись немного и подышать свежим воздухом, наслаждаясь вечерней красотой ранней осени. Прошлись неспешным шагом до противоположного конца поселения, пройдя через небольшую площадь в центре, образовавшуюся на месте снесённого дома, не пережившего так успешно, как остальные дома ядерной атаки и многих лет заброшенности и развалившегося на части. Теперь на этом месте раскинулась рыночная мини-площадь, она же центр развлечений и народных гуляний с несколькими торговыми лавками по периметру, сколоченными из досок и танцплощадкой в центре, соседствующей с небольшой сценой, на которой местная самодеятельность время от времени давала спектакли. Причём весьма неплохие на мой неискушённый в театральном искусстве взгляд. Особенно мне запомнился Гамлет в исполнении Лю Вэня, нашего местного китайца, чья вечно унылая физиономия с припухшими узкими глазами как нельзя лучше по моему мнению подходила для сценического выражения душевных терзаний Принца Датского.

Дошли до здания арсенала, он же штаб местного филиала организации минитменов. Там немного постояли, поглазели на то, как сержант Джексон гоняет по импровизированному плацу перед штабом молодых новобранцев, вбивая в их деревенские головы зачатки воинской дисциплины. Здоровенный негр с налитыми кровью глазами орал на новобранцев так, что от его крика дрожали стёкла в здании штаба, а сами бойцы стояли перед ним навытяжку, боясь вздохнуть и с восхищением, разбавленным изрядной долей ужаса буквально поедали грозного командира глазами. Насмотревшись на муштру новичков-минитменов и вдоволь наслушавшись воплей Джексона, я и Нора отправились обратно, по пути несколько раз поздоровавшись с кем-то из местных. Никого из них Нора, разумеется, не знала и мне по ходу дела приходилось ей объяснять, кто есть кто в нашем старом-новом поселении.

Подошли к лавке Беннета, торгующей съестным и спиртным, и закрывавшейся обычно позже других заведений, где встретили семейство Сэмпсонов в полном составе: вчерашний Гомер, глава семьи, его жена Марта с неизменной пирамидоподобной причёской на голове и трое их детей: Берт, Лайза и малышка Линда. Подошли, поздоровались. Гомер сегодня был настроен благодушно, видно вчерашняя гулянка для него и для Марты окончилась без эксцессов с последующим выяснением отношений. Сегодня супруги прямо таки лучились благодушием и семейным счастьем. Я представил Нору Сэмпсонам, те по очереди пожали ей руку, даже маленькая Линда и та, встав на носочки протянула незнакомой тёте, пришедшей с дядей Нейтаном свою маленькую ладошку. Нора здоровалась, улыбалась, но я видел, насколько тяжело ей даётся общение с детьми Сэмпсонов. Поэтому я не стал долго задерживаться у лавки и ничего не купив — благо дома ещё была какая-то еда, поспешил попрощаться с дружным семейством и потянул Нору за собой. Солнце потихоньку скрывалось за горизонтом, небо на западе всё больше темнело, приобретая тёмно-синие тона, на Сенкчуари незаметно и неизбежно опускалась ночь.