Эхо одиноких людей

Владислав Боговик, 2020

Капсула времени. Здесь всё застыло, законсервировалось. Здесь вечная осень. Здесь холодно, хоть и хорошо топят. Под ногами лужи и каждый миллиметр напоминает хмурый день, опавшие листья. Любой цвет, даже красная надпись «не курить!» над дверью, отдаёт серым. Даже солнечные лучи, стоит им преломиться в окне вагона, становятся серыми. И чем дольше путь, тем больше ты превращаешься в мышку и сливаешься с другими людьми. Серость. Сырость. Старость.

Ветер носился с тоской за пазухой. Я топтался на перроне вокзальной станции. Темно. Светит фонарь. За спиной грузовые вагоны, которые стоят тут уже много лет. Их покинули, обрекли на одиночество и медленную смерть. Отдали в руки времени.

Электричка приезжает через пару минут. Людей нет. Только в конце виднеется один или два силуэта.

Я ставлю сумку на мандариновый щебень. Бабушка просит застегнуть куртку.

— Жарко, — говорю.

И начинаю балансировать на бордюре. По одну сторону — обрыв на рельсы, по другую — платформа. Мелькают мысли. А что если? А что если сейчас пролетит электричка и я упаду? Как себя почувствует машинист? Как будет течь жизнь моих родственников, после такого несчастного случая? Становится страшно. Схожу.

Нужно заговорить с бабушкой и удостовериться, что я жив.

Слышится стук и вдали мерцают три огонька. Они будто живут самостоятельно и нет там никакой электрички. Просто летят огромные светлячки с громким жужжанием. Но вот вырисовывается поезд. Приближается и приближается. Из вокзала выходит дежурный с фонарём и включает красный, давая знать, что нужно тормозить.

Уже отчётливо видно потёртый нос. Засохшие ржавые раны кажутся благородными. Он гордо проносится мимо. Поток воздуха ударяет по лицу. Поезд затормозил, шепча: «Я ещё могу, мне тяжко, но я ещё еду».

Я обнимаю бабулю, беру тяжёлую сумку и жду пока одинокие люди выйдут из вагона. Поднимаюсь. Машу ей из тамбура и сразу, сквозь окошко, оцениваю ситуацию. Смотрю не занято ли моё любимое место у самой двери, где нет сидения напротив. Там очень укромно. Особенно в ночную пору.

Электричка тронулась, а я всё ещё не сдвинулся. В окне размазываются те самые забытые всеми вагоны. Запах мочи пробирается в нос. Залетает туда без спросу и никак предотвратить это нельзя. Он, как пуля, вырывается из ружья и уже не вернётся назад. Только в цель. Только на поражение. Лицо скорёжилось, я прикрылся свитером. Запах совершенно парадоксальный. Противный и в то же время привычный, после стольких поездок. Почти родной! Но родственник не любимый и не близкий, а какая-то тётка «третье ребро от сраки», как говорит бабушка. Ты её может и не видел никогда, но она есть. А когда появляется, то надоедает спустя пять минут и тебе хочется убежать. Что я и сделал. Уже начало жечь.

Место в другом конце вагона оказалось пустое. Я прошёл к нему, оглядывая пассажиров.

Семья цыган: вроде как мать и двое мелких. Мамаша спала, выставив ноги в проход. Пришлось извернуться, чтобы не запачкать штаны. Замурзанные дети сидели напротив и играли с дешёвой колбасой, разминая её в руках.

По левую сторону — женщина, читающая книжку. Непонятно, как она умудрялась читать при таком свете. А он, казалось, вот-вот и погаснет. Будто не электрические лампочки, а керосинки висят под потолком и заправка уже на исходе.

Конец ознакомительного фрагмента.