Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова

Владимир Шигин, 2016

Новая книга известного российского писателя-мариниста капитана 1-го ранга В.В. Шигина посвящена Крымской войне, в ходе которой Черноморский флот под командованием вице-адмирала П.С. Нахимова одержал выдающуюся победу над турками при Синопе в 1853 году. Книга написана на основании большого количества исторических документов, в присущей автору увлекательной манере. Среди героев книги – император Николай I, вице-адмиралы П.С. Нахимов и В.А. Корнилов, капитан 2-го ранга Г.И. Бутаков, офицеры и матросы Черноморского флота.

© Шигин В.В., 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Ф.И. Тютчев

Уже вступила в свои права середина девятнадцатого века. По бескрайним просторам земли, громыхая на стыках рельсов, вовсю дымили огромными трубами паровозы, а по морям истово молотили колесами не менее неуклюжие пароходы. Биологи, открыв живую клетку, мечтали теперь заглянуть и в нее, а Дарвин, дописывая последние главы знаменитого «Происхождения видов», готовился ошеломить человечество новыми обезьяньими предками. С не меньшим усердием трудился над своим «Капиталом» и Карл Маркс, вычисляя прибавочную стоимость и мечтая о мировой пролетарской революции. Ценители живописи еще восторгались барбизонской живописной школой, но уже поднимали голову ниспровергатели авторитетов — импрессионисты. В моду входила веселая и беззаботная оперетта и воздухоплавание, а, озаряемая вспышками магния, фотография уже позволяла запечатлеть для потомков мгновения бытия. Люди радовались жизни и с надеждой смотрели в будущее. Кто мог тогда подумать, что в те дни мир замер на пороге очередной кровопролитной войны…

Глава первая

Спор за святые места

Еще 1850 году принц-президент Франции Луи-Наполеон неожиданно для всех заявил, что отныне Франция будет покровительницей всей католической церкви в Турции. В Европе, зная, что сам Луи-Наполеон ни набожностью, ни тем более благочестием никогда не отличался, откровенно недоумевали — с чего бы это вдруг такая забота? Ответ, впрочем, лежал на поверхности — племянник жаждал славы своего великого дяди и искал повода с кем-нибудь подраться.

Пока о новой причуде принц-президента судачили в газетах, Наполеон произвел рокировку послов в Константинополе. Вместо умного, но прямодушного генерала Опика был назначен пройдоха и интриган маркиз Лавалетт. Отправляя нового посла в турецкие пределы, Наполеон сказал ему прямо:

— Ваша главная задача — спровоцировать конфликт русских с турками. Отныне вы мой личный агент-провокатор!

— Почту за честь! — раскланялся благородный маркиз.

Что ж, порой и откровенные провокаторы считают себя людьми чести!

Прибыв на берега Сладких Вод, маркиз Лавалетт вручил свою верительную грамоту великому визирю Мехмет-Али-паше.

Спросив о самочувствии султана и ответив на вопрос о здоровье президента, Лавалетт сразу перешел к делу

— Вы обязаны гарантировать мне первенствующие права католиков на храмы в Иерусалиме и Вифлееме! — огорошил он Али-пашу.

— На чем же основаны ваши претензии? — рассеяно вопросил визирь, совершенно не понимая, о чем идет речь.

— На том, что крестоносцы еще в одиннадцатом веке завоевали Иерусалим!

— Мы со всем вниманием рассмотрим ваше предложение! — вздохнул Мехмет-Али-паша, никакого представления о крестоносцах не имевший.

— Не знаю, что там франки вычитали в своих книгах, но отдуваться за эту ученость придется нам! — проводив маркиза, высказался он в сердцах министру иностранных дел Фуад-эфенди.

В тот же день российскому послу Титову стало во всех деталях известно о встрече французского посла с султаном. Осведомители у него в диване имелись в достатке.

— Если Париж будет покровителем католиков и через них влиять на внутритурецкие дела, то кому, как не нам, покровительствовать православным единоверцам! — здраво рассудил посол. — Наши попы ничуть римских не хуже!

Тогда же Титов составил меморандум, в котором как дважды два доказал, что еще задолго до Крестовых походов Иерусалимом владела Греческая православная церковь. А в конце приписал, что сгоревшая сорок лет назад церковь Гроба Господня, кстати, была отстроена на деньги православного, а не католического люда. Перечитав свое сочинение, Титов остался доволен. Пришлепнул бумагу посольской печатью:

— А ну-ка попробуй теперь нас за рупь с полтиной!

Но и маркиз был не прост. Чтобы отбить наскоки Титова, Лавалетт незамедлительно вытащил на свет замшелый трактат 1740 года, в коем тогдашний султан обещал франкам свою помощь в защите католиков.

— Подумаешь, удивил! — посмеялся Титов и припечатал сверху французский трактат толстенным Кючук-Кайнарджийским мирным договором 1774 года, в котором уже другой султан черным по белому клялся России дать привилегии православным во всех святых местах Высокой Порты.

Так начался совершенно надуманный и никчемный спор о церкви, приведший в конце концов к весьма нешуточным последствиям. Пока же и Лавалетту, и Титову было совершенно ясно, что дело вовсе не в вопросах веры, а в борьбе за влияние на Турцию, но оба играли по указанным им правилам.

Тем временем турецкие законники стряхнули с бумаг раскрошившийся сургуч и, почесав затылки, признали первенство российских бумаг над бумагами французскими.

Француз был посрамлен, и в какой-то момент казалось, что все еще можно решить полюбовно. Но тут внезапно для всех вмешался император Николай, прислав в Константинополь с собственноручным посланием князя Гагарина. Князь потребовал от султана незамедлительно принять его сторону.

— Зачем будоражить болото, которое едва успокоилось! — в сердцах доказывал Гагарину расстроенный Титов.

— А что я могу! — разводил руками Гагарин. — Я всего лишь фельдъегерь его величества, и от меня ничего не зависит!

Требования Николая I выглядели как самое настоящее политическое давление.

Лавалетт радостно потирал руки:

— Теперь-то русским не отвертеться от скандала!

Ободренные французы теперь вовсю интриговали, англичане, по своему обычаю, выжидали, чья возьмет, турки же пребывали в полнейшем смятении.

В те дни султан Абдул-Меджид жаловался своему великому визирю:

— Не понимаю, что надо от меня франкам и московитам? Христиане молятся в своих храмах своему богу, что еще нужно?

— Мой падишах! — склонялся перед ним Мехмет-Али-паша. — Всем им нужны не храмы, а власть над Порогом Счастья!

— Что же нам делать? — нахмурился султан.

— Самое лучшее было бы столкнуть обоих лбами! Если франки начнут драку с московитами, обоим будет не до нас!

— Положимся во всем на волю Аллаха! — закончил разговор властитель Высокой Порты.

О чем же спорили в Константинополе послы великих держав? Дело в том, что раздоры между православными и католическими монахами в Иерусалиме действительно существовали с незапамятных времен. Касались эти распри дел концессионных и чисто обрядных, а потому посторонним были не слишком понятны. Из века в век ругались римские и московские монахи, кому из них принадлежит право чинить провалившийся купол в Иерусалимском храме, кому владеть ключами от Вифлеемского храма и кому, наконец, водворить свою звезду в Вифлеемской пещере. Все это было настолько старо и неинтересно, что даже сами монахи, если и переругивались между собой, то уже скорее в силу привычки.

Надо ли удивляться, что для римского папы Пия IХ внезапная пылкость французского принца-регента стала полной неожиданностью.

— Зачем раздувать тлеющие искры в большой пожар! Или нет во Франции иных более важных дел? — качал головой седой понтифик.

Не менее был удивлен ретивостью в вопросах веры и главный церковный иерарх Руси митрополит Московский и Коломенский Филарет, узнав, что главным ратоборцем за права русского православия стал лютеранин Карл Нессельроде.

— Коль политики занялись делами Божьими, добра не будет никому! — сказал митрополит многомудро и трижды перекрестился.

Наверное, более иных был озабочен ситуацией Вселенский греческий патриарх в Константинополе. Седой старец, прибыв к послу Титову, со слезами умолял его не вмешиваться в церковные дела.

— Мы сами решим все свои споры. Не надо будоражить турок, иначе дело может закончиться страшной резней, как уже не раз бывало!

Что касается британского посла в Константинополе полковника Роза, то он просто расхохотался над выкрутасами своего французского коллеги:

— К чему, милый Анри, вам вытаскивать на свет всю эту археологическую дребедень? И вы, и я желаем столкнуть лбами турок с русскими, однако это никак не значит, что мы должны для этого лезь в библейские дебри!

— Вы циник, Джордж! — делано насупил бровь Лавалетт.

— Возможно, что это так, однако я, прежде всего, реалист!

Однако Лавалетт тоже был реалистом. Уже через несколько дней с его помощью французская казна обеднела на несколько тысяч франков, которые благополучно перекочевали в карманы советника султана по духовным делам Афиф-бея. Игра стоила свеч. Приезд князя Гагарина и письмо Николая были поданы Лавалеттом как оскорбление Высокой Порты.

— Если вы не покажите сейчас свою волю, авторитет султана совершенно падет в глазах всей Европы. С вами отныне никто не будет считаться! — нашептывал Мехмету-Али-паше пронырливый француз.

Интрига свое действие возымела, и спустя несколько дней султан отправил в Иерусалим Афиф-бея, который сообщил тамошним монахам волю падишаха Вселенной. Отныне в Вифлеемской пещере в нишу, где, по легендам, стояли ясли с новорожденным Христом, водрузили католическую серебряную звезду. Одновременно ключи от ворот церкви Святого Гроба были торжественно переданы католическому епископу. Оба действа были проведены нарочито шумно и торжественно.

Возмущение местного православного духовенства и многочисленных паломников не знало предела. В ответ на это маркиз Лавалетт публично заявил:

— В ознаменование нашего торжества над Россией я устраиваю праздничный прием в посольстве!

Получив приглашение на прием, Титов порвал его в сердцах:

— Мы проиграли сражение, но шанс выиграть кампанию у нас еще есть. Главное, чтобы не слали больше бочек дегтя из Петербурга!

Основания для таких слов у посла были. Турки не слишком доверяли своим новым союзникам.

— Сколько раз отверженные Аллахом урусы сговаривались за нашей спиной с неверными франками и англами! Кто поручится, что, ввергнув нас в новую войну с московитами, они не сговорятся снова! — говорил на заседании дивана великий визирь Мехмет-Али.

Визиря всецело поддерживал влиятельный Решид-паша:

— Нам нельзя ругаться с Русью. Лучше уступить в малом, чем потерять большое!

Партии мира возражали приверженцы партии войны во главе с министром иностранных дел Фуад-эфенди и воинственным Омер-пашой.

— Мы не можем упустить дарованный небом шанс! — говорил Фуад-эфенди. — Франки и англы всецело за нас и клянутся не оставить нас один на один с московитами! Мы должны воспользоваться случаем и взять реванш за позор Адрианопольского мира! Настала пора вернуть пределы Блистательной Порты в пределы, завоеванные Сулейманом Великолепным!

Однако приверженцев войны пока было гораздо меньше, чем сторонников мира. Но это пока, а что будет дальше!

Абдул-Меджид, как это было принято у султанов, подслушивал разговоры своих министров в зале заседаний Диван-и-Хумайук через специально потайное окошечко (султанам не полагалось бывать на заседаниях дивана). Вот и сейчас, наслушавшись речей и перебирая четки, султан устало качал головой:

— На все воля Аллаха! Пусть Провидение предопределит нашу судьбу!

Сейчас Абдул-Меджид был более всего озадачен достройкой своего нового дворца Долмабахче в стиле барокко, который должен был затмить все резиденции европейских монархов. На отделку дворца у султана уже ушло 14 тонн золота, и государственная казна была пуста. На самом деле, зачем вся бессмысленная суета, когда все предопределено свыше! Абдул-Меджид закрыл слуховое окошечко. Пусть министры еще поспорят, а у него сегодня есть дело и поважнее!

Дело в том, что королева Виктория прислала ему для нового дворца поистине сказочный подарок — огромную, в пять тонн весом, люстру богемского стекла неописуемой красоты. Только сегодня английские мастера закончили ее сборку, и султану не терпелось самому увидеть это великолепие.