Марьина исповедь

Владимир Тиссен, 2020

Уважаемый Читатель, позволь себе с лёгкостью и наслаждением увлечься повестями и рассказами Владимира Тиссена. Если не знать, что автор – наш современник, то, читая, можно решить, что эта книга написана современником Куприна и Бунина, и даже является подлинными мемуарами реального лица. Талантливый рассказчик, автор мастерски, двумя-тремя словами, обрисовывает своих персонажей, и так метко, что они сразу оживают и запоминаются, даже если мелькнут в эпизоде. Отличается книга и обилием неожиданных и свежих диалогов, которые доставят удовольствие всем любителям литературы. Я бы назвала его виртуозом беседы. Все повести и рассказы написаны с необыкновенно тонким и добрым юмором, с любовью и вниманием к художественным деталям, которые естественно вытекают в замечательной правдивости характеров, чувств, действий, времени. А малоизвестные исторические факты, захватывающие сюжеты и забавные вымыслы затягивают с первых строк и не позволяют отложить книгу, не дочитав её до конца.

Ирония Чехова

Позже я, конечно, вымолил у Мэтти прощение, сославшись на доктора, который бестактно влез в наши отношения. Вопрос о женитьбе поверхностно возникал, я не отказывался от него в принципе, но и не определял конкретных сроков. Для себя же решил попросту откупиться от Мэтти, пообещав ей подарить дом к рождению ребёнка. Эта новость помогла вернуть в наши отношения спокойствие, но спокойствие это было уже построено на недоверии.

Узнав цены на недвижимость, я понял, в какое затруднительное положение поставило меня моё обещание. Я никогда не задумывался над содержимым моего бумажника. Если денег не хватало, обращался к маме, и она давала мне столько, сколько было нужно. Транжирой я не был, но и всегда жил в соответствии со своим титулом. Для путешествия денег хватало с лихвой, но для покупки дома требовалась сумма, в десять раз превышающая содержимое моих кошелька. Просить такую сумму у мамы, хоть это были и мои деньги, я не мог. Возникло бы множество вопросов, а истинную причину она бы никогда не одобрила. О Мэтти она ничего не знала, и я не спешил рассказывать о ней в своих письмах.

Можно было занять у ростовщиков, благо в Баден-Бадене их было немало, но они имели особенность трубить о долгах на каждом углу, напоминая о себе и не позволяя должникам залазить в новые долги, а мне такая слава была не нужна. И тут я вспомнил о друге детства моего отца, человеке очень уважаемом и почитаемом в нашем доме, отец часто вспоминал о нем. Мы с ним ни разу не виделись, полжизни он отдал служению России за границей, а последние десять лет занимал высокий пост посла Российской империи в Германии. Его звали граф Николай Дмитриевич Остен–Сакен.

Для того чтобы получить частную аудиенцию, я написал письмо, в котором рассказал о себе и напомнил об отце. Через неделю пришло приглашение из посольского секретариата, в котором сообщалось, что граф получил моё извещение и будет рад встрече. 15-го июля, в первую годовщину смерти Антона Павловича Чехова, в Баденвайлере решено было поставить памятник, на открытии которого будет присутствовать посол Российской империи граф Николай Дмитриевич Остен–Сакен. Далее следовало, что открытие памятника назначено на час дня возле «Hotel Sommer», последнего пристанища великого писателя. Перед открытием состоится молебен, а после торжественных мероприятий — обед.

До предстоящего события оставалось около недели. Тряска в дороге не пошла бы на пользу Мэтти, и я поехал один, заказав себе экипаж на утро 14-го июля. В Баденвайлер добрался уже к вечеру. Городок мне показался очень скучным. До сих пор не пойму, как Антон Павлович позволил увезти себя из любимой Москвы в эту глушь. Мы часто бежим от любви в надежде на чудо, хотя только любовь способна творить чудеса. Поселившись в отеле «Römerbad», после лёгкого ужина, утомлённый дорогой, я очень рано уснул, поэтому и проснулся с первыми лучами солнца. Выпив на террасе чашку кофе, я решил прогуляться, вымеряя шагами пустынные улицы. Городок маленький, не прошло и десяти минут, как передо мной возникло трёхэтажное здание с вывеской «Hotel Sommer». На площадке перед входом, на двухметровом постаменте, возвышался ещё не накрытый беломраморный бюст Чехова. Напротив, опираясь на трость, стоял мужчина преклонного возраста. Подойдя поближе, я увидел на лацкане его пиджака золотой герб Российской империи.

— Добрый день, — я сразу заговорил по-русски, — разрешите представиться, меня зовут князь Н. — Я отвлёк его от мыслей своим разговором. — Отличная работа. А вы не подскажете, Николай Дмитриевич уже в городе?

— Да, милостивый государь, — улыбнулся он, — рад нашему знакомству. Я и есть Николай Дмитриевич. Чем могу служить?

Я несколько раз прорабатывал нашу с ним беседу, возможные варианты вопросов и ответов, но столь неожиданная встреча застала меня врасплох.

— Очень приятно, — сказал я робко, — мой отец много рассказывал о Вас. Как Вы по Волге ходили до Астрахани или как в Казани покупали барана.

— Я был недавно в Казани, — ответил старик, — открывал там памятник князю Владимиру. А папеньке Вашему кланяйтесь, хоть я его и смутно помню.

— Он умер шесть лет назад.

— Ну да, ну да, очень сожалею, милостивый государь.

Мы оба замолчали. Разговор явно не клеился. Мне нужно было переходить к главному, но я не знал, как.

— Я написал Вам письмо и просил о встрече.

— Очень хорошо. Если у Вас ко мне что-то важное, говорите. У меня мало времени, дела, знаете ли.

И тут я понял, что все заранее приготовленные аргументы никуда не годны. Безразличие, с которым мне пришлось столкнуться, требовало более веских доводов. И я пошёл на шаг, за который мне будет стыдно потом всю оставшуюся жизнь.

— Николай Дмитриевич, я приехал просить вас о помощи. Не мне Вам рассказывать, насколько безрассудна молодость. Все мы делаем ошибки, и я не исключение. Я хочу просить у Вас взаймы крупную сумму денег, но обещаю по возвращении в Россию вернуть всё до копейки. Дело в том, что я проигрался в карты. Понимаю, что столь постыдный поступок не заслуживает оправдания, но обратиться мне не к кому. Если до начала августа я не погашу свой долг, мне ничего не останется, как только пустить себе пулю в лоб.

— Подождите, князь, это, конечно, ужасно, но вы обратились не по адресу. Я не настолько богат, а сумма, как я понимаю, серьёзная.

— На кону вопрос о моей чести. И если я не выполню данного слова, то буду вынужден пойти до конца.

— Ну, не надо так радикально. У меня есть кое-какие сбережения. Небольшой домик под Тулой. Мы что-нибудь придумаем. Вы, главное, не отчаивайтесь.

— О, спасибо Вам, граф. Я знал, что могу рассчитывать на Ваше благородство.

— Пожалуйста, конечно, но я не граф. Нет, я из дворян, но титула не имею.

Весь этот разговор, и так доведший меня до дрожи, то ли от страха, то ли от стыда, в итоге зашёл в тупик. Недоумение отразилось на наших лицах.

— Этого не может быть. Вы Николай Дмитриевич?

— Да, я Николай Дмитриевич, — и тут он улыбнулся, — а, я понял, в чём дело. Вам нужен господин посол? Граф Остен–Сакен? Моя фамилия Стеклов, и я тоже Николай Дмитриевич, скульптор, который изготовил этот памятник.

После секундной паузы мы оба рассмеялись. Он с облегчением, а я с досадой.

— Милостивый государь, — старик похлопал меня по плечу, — будем считать, что это была репетиция. Я Вам поверил, и господин посол тоже обязательно поверит и найдёт для Вас необходимую сумму. — Опираясь на трость, он пошёл к отелю, через несколько шагов повернулся и добавил: а виной всему Антон Павлович. Даже спустя год после кончины он продолжает над нами смеяться.