Лидер с планеты Земля

Владимир Тимофеев (2024)

Рядовой Вит Ал возвращается в космос. Он ещё не знает, какие испытания его ждут, но чувствует, что сможет их выдержать, только встав вровень с правителями этого мира.

Глава 4

В императорском бункере герцог Галья чувствовал себя неуютно. От ощущения полной оторванности от мира не спасали ни комнаты релаксации, ни показная роскошь, ни имитирующие окна голоэкраны. Мощный (около трёх тысяч тян) пласт земли и заполненный специальной пеной ствол шахтного спуска отсекали бункер и всех находящихся в нём настолько надёжно, что даже преступники, осуждённые на пожизненное, могли бы считать, что им сказочно повезло, что они угодили в обычную одиночную камеру, а не в этот шикарный склеп для властителей.

Комфорт или безопасность?

С обычными гражданами эта дилемма решается легко и непринуждённо.

Если становится страшно, убавим немного первого, добавим второго, и живём как живётся. А когда страх проходит, убавляем второе, добавляем первое и вновь начинаем жить, словно ничего не случилось.

С сильными мира сего этот фокус, увы, не проходит. К счастью или несчастью, нужный им индекс комфорта, как и условия безопасности, во много раз выше, чем у простых обывателей.

Дарий Галья́ простым обывателем не был. Поэтому, как бы он ни хотел остаться в рамках привычного, ответственность перед державой и обществом вынуждала его забывать о комфорте и выбирать безопасность. И он хорошо понимал, что из тысяч других только это убежище под главной государственной резиденцией могло гарантировать стопроцентную конфиденциальность…

Гость, которого регент принимал здесь три дня назад, настаивал именно на полной конфиденциальности — чтобы никто, никогда и ни единым словом…

Разговор состоялся. Беседа шла один на один, и если бы о её сути узнал кто-то третий, наверное, это стало бы катастрофой. Причём, не только для регента, но и для всей Империи. Гражданская война не оставила бы от неё и камня на камне…

Сегодня такая секретность уже не требовалась, но разговаривать тет-а-тет в бункере было гораздо удобнее, чем во дворце…

— Какие новости из провинций? — небрежно поинтересовался герцог у нервно оглядывающегося Гильермо.

Раньше помощник в убежище не бывал, и наблюдать за его реакцией оказалось весьма любопытно. Тем более что о способе проникновения в это место он мог только догадываться. Перед «прыжком» хозяин приказал ему завязать глаза, а когда они очутились в бункере — приказал развязать. Прибор, похожий на бластер с расширяющимся воронкой стволом, герцог никому не показывал. Что это и как действует, знали лишь императоры. Ну, или те, кто их замещал. Временно, до совершеннолетия…

— Пока ничего особенного, экселенц. Правящие дома ещё не определились, остальные ждут их реакции.

— Это понятно, — отмахнулся герцог. — Я спрашиваю о другом. О главном. Можешь, кстати, не шифроваться. Говори всё как есть, тут нас никто не услышит.

— Да, экселенц. Я понимаю, — помощник негромко прокашлялся и принялся говорить.

Он говорил долго, минут, наверное, сорок.

Дарий его внимательно слушал, делал мысленные пометки, вникал в детали, уточнял подробности и снова и снова задавался вопросом: всё ли он сделал правильно, нет ли в его плане ошибки? Герцог прекрасно знал, что идеальные планы встречаются лишь на бумаге и в головах у планирующих. Реальность же непредсказуема. Жизнь, как обычно, вносит свои коррективы, исполнители оказываются недостаточно компетентными, противник сильней и хитрее, а про изначальные вводные вдруг выясняется, что они опираются не на факты, а на досужие домыслы и веру в непогрешимость начальства.

Домыслов регент старался по максимуму избегать, а любую идею, прежде чем пустить в дело, рассматривал с разных сторон и испытывал на подчинённых. До настоящего времени подобная практика осечек почти не давала. Единственная случилась около полугода назад, и выводы из неё Дарий сделал серьёзные. То, что верить нельзя никому, он знал и раньше. Что женщинам нельзя верить в особенности — тем более. Но после случая с экселенсой Анциллой он понял, что женщинам надо не только не верить, их надо контролировать каждый миг и каждый же миг ждать от них неприятностей.

И пусть та осечка на общий успех операции не повлияла — кризиса и гражданской войны удалось избежать — сегодня тот прошлый успех грозил окончиться крахом, и действовать приходилось по принципу: не можешь предотвратить — возглавь, и если без кризиса не обойтись, его надо организовать самому…

— Выходит, что герцогиня всё-таки выступила с заявлением?

— Выходит, что да, экселенц.

— И её не смутило, что Талвий сейчас со мной?

— Нет, экселенц. Не смутило, — развёл руками Гильермо.

— Ну что же. Я думаю, нам это только на руку. Быть неплохим политиком, но… ммм… безалаберной матерью сегодня немодно.

— Согласен, экселенц. Опросы показывают: общественность её не поддерживает.

— Пока не поддерживает, Гильермо. Только пока, — усмехнулся регент. — Но это, по большому счёту, неважно. Сейчас нам важнее позиция кланов. Наша задача — перетянуть к себе сомневающихся и дискредитировать непримиримых. Сегодня мир стал слишком хрупким. И чтобы его сохранить, нам всем надо чем-то пожертвовать…

Говоря это, герцог ничуть не лукавил. Он действительно полагал, что жертвы необходимы. Свою он принёс тогда, когда согласился считать Талвия сыном. Только рассказывать об этом, даже самым ближайшим помощникам, не собирался. А то, что Анцилла тоже не торопилась обнародовать факт, что родила не от мужа, лишь укрепляло в мысли, что всё идёт так, как надо, как и было спланировано.

Конечно, если бы герцогиня сразу призналась, что беременна не от него, Дарий отнёсся бы к этому по-другому. Да, неприятно, но что поделаешь. Брак по расчёту не предполагает взаимной верности, а уж по добрачным связям тем более. Гораздо важнее не выносить сор из избы и использовать то, что случилось, к взаимной выгоде. Здоровый прагматизм обеих сторон мог стать залогом крепкого мира не только в семье, но и в Империи. Максимум, что сделал бы в этом случае герцог — это выяснил, кто настоящий отец, и принял бы меры, чтобы этого человека не стало. В политике, а не в жизни. Только в политике.

Увы, экселенса Анцилла поступила иначе. Её мотивы были понятны («держи друзей близко, а врагов ещё ближе»), а планы прозрачны: сперва уступить, затем усыпить бдительность нарочитой покорностью, дождаться, когда противник расслабится, а после ударить. Да так, чтобы отвечать было бы уже некому.

В том, что отец её сына жив, Дарий нисколько не сомневался. Как не сомневался и в том, что в нужный момент этот человек появится обязательно, выскочит, как какой-нибудь чёртик из табакерки. И вот тогда давно ожидаемый кризис ударит именно по Галья́, лишив их и власти, и репутации, и союзников. Допустить такое развитие ситуации герцог не мог. Готовиться он начал месяц назад, когда окончательно убедился в том, что Анцилла его обманывает. Мягкий «домашний арест» заставил её спешить, а «внезапный» перелёт на Лакойю как нельзя лучше высветил её связи и замыслы.

Регент только слегка подыграл супруге (через Гильермо и его людей), допустив утечку о маршруте и времени перелёта. И уже во второй промежуточной точке, когда звездолёт вышел из гипера, чтобы произвести коррекцию, герцогиня покинула борт на челноке «досмотровой группы». Система Нагоны, где это произошло, не относилась ни к одному из правящих имперских домов, поэтому даже формально претензии предъявлять было некому. Сиятельная экселенса имела полное право воспользоваться пристыковавшимся к кораблю челноком, и она им воспользовалась.

Куда она отправилась после, герцог не знал, но предполагал, что, скорее всего, в сектор своего бывшего дома. На официальный запрос о её местонахождении правящий дом Ван Тиль не ответил. Но Дарию это сейчас и не требовалось. Большая игра началась, свои первые ходы противники сделали, преимущество той или другой стороны ни для кого пока не очевидно. А что касается инициативы… инициативу герцог отдал сознательно. Имея в руках все рычаги власти, суетиться бессмысленно. Соперники сами всё сделают, чтобы подставиться…

— Озвучь-ка ещё раз, что она там потребовала?

— Экселенса Анцилла потребовала срочного созыва Совета пятнадцати, чтобы решить, кто будет новым регентом.

— Основания?

— Узурпация власти и грубое нарушение «Регентского соглашения».

— Это всё?

— Ещё она заявила, что вы не даёте ей видеться с сыном.

— А кто ж ей мешает-то? — засмеялся герцог. — Хочет увидеть сына, пусть возвращается на Боха́в.

— Почти все эксперты говорят то же самое, экселенц. Выставление себя в роли обманутой женщины — это ошибка. Избранный император принадлежит не только семье. Император принадлежит всей Империи.

— Да. Это закон, и герцогиня об этом забыла, — кивнул Дарий. — Поддерживайте и педалируйте эту тему на всех ресурсах. Но без угроз. С Анциллой мы не враги, у нас просто маленькие семейные разногласия.

— Будет исполнено, экселенц, — склонился в поклоне Гильермо…

* * *

Сказать, что операция по захвату «Тарс-примы» и прочих орбитальных сооружений прошла без сучка и задоринки, значило бы погрешить против истины. Ляпов хватало. Причём, с обеих сторон.

Хотя с первой фазой всё вышло просто отлично.

С координатами наши не напортачили. Спас-капсула с моей тушкой выскользнула из гиперпространства именно там, где и предполагалось. На подлёте её, слава богу, не сбили, досматривать не досматривали, лишь просканировали и, не обнаружив ничего подозрительного, приняли в шлюзе на станции.

Дальнейшее было уже делом техники. Чтобы добраться до центрального поста, мне понадобилось сорок восемь минут. Схему «Тарс-примы» я изучил досконально, поэтому в лабиринтах отсеков и коридоров ни разу не потерялся. Не скажу, что мой путь по станции был усыпан цветами, но трупов, как это ни странно, осталось после меня не так уж и много.

Большинство, оказавшись в потёмках и потеряв ориентацию в пространстве, просто впадали в ступор и идти к цели мне не мешали. Проблемы создавали лишь те, кому это и положено — охранники из антиабордажной команды. Кто-то пытался перекрыть проходы через отсеки, кто-то умудрялся «добыть огонь» и зажечь «факел-свечу-лучину», а кто-то попросту путался под ногами. Последних я, в основном, оглушал и отбрасывал в сторону. Первых-вторых — валил без раздумий, а если видел в руках оружие — валил превентивно. Наверное, именно это сыграло потом в мою пользу.

Чего мы, планируя операцию, не учли, так это того, что после незапланированного блэкаута компьютеры станции, в отличие от «обычного» корабля, перезагружались достаточно долго — почти три минуты, а ещё две понадобились, чтобы здешний искин признал меня новым командующим и выдал неограниченный допуск на управление.

Всё это время я, как дурак, стоял в центре рубки и оглядывался то на пленных, то на прожжённую переборку. Всё в точном соответствии с присказкой, той самой, в которой «стою на асфальте я, в лыжи обутый». Ведь стоило только кому-то из местных смекнуть, что враг на командном пункте и дорога туда открыта, как мне пришлось бы опять вырубать электричество, а потом заново ждать перезагрузки компьютеров, и так без конца, пока и на верфях, и в доках, и на планете не сообразят, что это жжж неспроста, что это вовсе не хакеры и не перебои со связью, а настоящая всамделишная атака. Сообразят и примут соответствующие меры: закроют верфи и доки, блокируют станцию, усилят наблюдение за пространством и отправят донесение в метрополию. И вот тогда на всей нашей операции можно будет поставить большой жирный крест. Ибо, как утверждал давеча капитан Лайерс, одним кораблём планету не взять.

К счастью, бардак — явление интернациональное, и о моём проколе никто из федератов не догадался. А может быть, это потому что по-настоящему бо́рзых поблизости не оказалось, я всех их уже прикончил, когда до ЦП добирался, и разбираться со мной было некому.

Так или иначе, этот раунд остался за нами, и когда я взял управление станцией на себя, все наши ошибки и недочёты стали влиять на процесс гораздо слабее, чем ошибки противника.

Наш УБК, например, вышел из гипера «немного не там, где нужно», и поначалу попёрся отнюдь не к «Тарс-приме», а к её недостроенной систершип с другой стороны планеты. Правда, переделанные в истребители челноки Карстен выпустил правильно, в направлении ретрансляторов, и последние удалось отключить прежде, чем на них подали сигнал о нападении неизвестных.

Верфи и доки захватывали десантными ботами, и их, как потом выяснилось при разборе, могли запросто сбить дежурные перехватчики, пара которых болталась на ближней орбите и о которых, когда планировали операцию, мы просто забыли. Однако — и тут нам опять повезло, «туман войны», ничего не попишешь — пилоты перехватчиков приказа на атаку не получили, поэтому действовали по инструкции: отправили на боты запрос, выяснили, что это свои, с «Алпаки», и принялись ждать указивок начальства.

«Начальство» (в моём лице) вовремя спохватилось и отдало команду срочно возвращаться на станцию. Приказ пилоты исполнили: вернулись на «Приму» и были сразу задержаны подоспевшими имперскими пехотинцами. Физически брать станцию под контроль мы решили по наглому. Наш УБК просто пристыковался к главному шлюзу, и две роты штурмовиков быстро растеклись по отсекам.

Пленных набралось больше тысячи человек. Их согнали в три полупустых склада с каким-то сугубо гражданским имуществом — то ли изъятыми у контрабандистов товарами, то ли продуктами коррупционной деятельности местных «прапорщиков», то ли вообще неизвестно чьим барахлом, попавшим сюда абсолютно случайно — и заперли там, как говорится, «до выяснения»…

По времени вся операция заняла около трёх часов.

Следующим этапом стала высадка непосредственно на планету.

В рейд капитан Лайерс отрядил всего полтора взвода десанта на шести трофейных десботах. Больше у нас людей просто не было, все остальные были задействованы на верфях, доках и самой станции. Авантюра? Да, безусловно. Как, впрочем, и всё, что случилось до этого.

В сопровождение десантуры я выделил трофейные истребители. В лётных ангарах «Примы» их обнаружилось аж тридцать шесть штук — три полноценные эскадрильи, поэтому каждому из пятнадцати освобождённых на «Алпаке» пилотов досталась своя машина, и, мало того, они даже получили возможность выбрать, на каких конкретно лететь, а какие оставить старшему группы, чтобы тот использовал их для массовки в качестве беспилотников.

Вся эта «непобедимая армада» с десботами в центре ордера на всех парах рванула к расположенной на поверхности базе. Веселей всего было то, что, судя по данным радиоперехватов, внизу даже не подозревали о том, что произошло на орбите.

Диспетчерскую и пункт связи на космодроме десантники захватили без единого выстрела. Два комплекса гравирадаров обошлись нам всего в два «трёхсотых», да и те чисто по безалаберности — попались на плазменную мину-ловушку, случайно, как потом выяснилось, не дезактивированную после недавних учений.

А когда звено беспилотников прошло на сверхзвуке над штабом военной базы, на моём пульте в рубке «Тарс-примы» зажглась лампочка вызова. На главном экране появилась физиономия командующего базой бригадного генерала Слессора. Меня он не видел. Видео работало на приём, обратную картинку я пока заблокировал.

— Что у вас происходит, Хиггинс?! — начал с места в карьер генерал. — Что это за балаган?! Вы там все пьяные что ли? Под трибунал хотите попасть?! Так я вам его обеспе…

Договорить командующий не успел.

— Здесь барон Румий. Имперская армия, — оборвал я его, состроив зверскую рожу и включив режим видеоконференции. — Здравствуйте, генерал. Хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Хубар, продемонстрируйте генералу Слессору наши аргументы.

— Да, экселенц!

Лейтенант склонился к панели и повернул рукоять. Пол в рубке еле заметно вздрогнул.

А через секунду вздрогнул и человек на экране. В его глазах промелькнуло что-то похожее на испуг.

Я вывел в угол экрана картинку с поверхности. Раньше всего в полутине от базы располагался недостроенный стадион. Сейчас там клубилось огромное облако пыли. Выстрел главным калибром — это не шутки. Если не выставить энергетический щит, гравиударом с орбиты можно снести небольшую гору.

Выставить полноценный щит противник не мог. Модуль накачки щита наши бойцы взяли под контроль вместе с радарными комплексами.

— Объекты «Тарс-прима», «Тарс-ви» и «Тарс-икс» захвачены сводной армейской группой 5-го и 14-го легионов имперских сил, — заявил я, глядя в упор на утирающего лоб генерала. — Моё предложение — безоговорочная капитуляция всех дислоцированных на Тарсе воинских подразделений Федерации Ста Планет, регулярных и частных. У вас есть ровно минута. В случае отказа я нанесу удар по базе и штабу. Время пошло́, генерал.

Я сложил на груди руки и, приняв надменный вид, откинулся в кресле.

Главный экран погас, но связь с базой не прерывалась. Видимо, господин генерал запрашивал данные у подчинённых и пытался связаться с командованием в метрополии.

Изображение на мониторе вновь появилось за восемь секунд до истечения срока ультиматума.

— Ну, что вы решили? — бесстрастно поинтересовался я у обливающегося потом командующего.

Тот промакнул платком мокрую лысину и удручённо вздохнул:

— Мы согласны, барон. Надеюсь, вы будете снисходительны к пленным…