Биомем

Владимир Смирнов, 2023

Четвертая книга серии "мир /soft/total/".Плох тот паразит, который не мечтает стать симбионтом.Симбионт заботится о своей кормовой базе, старается максимально продлить жизнь носителя, сделать ее комфортной и безопасной.Разумеется, для этого паразиту придется подкорректировать поведение инфицированного – чтобы он выбирал самую успешную стратегию поведения и не рисковал понапрасну.Для животных такой симбиоз выгоден.Но с людьми сложнее – они ценят свободу воли.Как они отнесутся к паразиту, желающему принудительно осчастливить человечество?Герои "Третьего контура" снова должны спасти мир.Или уничтожить?

1

На первомайскую монстрацию Сергей пришёл заранее и успел занять место в первом ряду зрителей, как раз напротив наспех сколоченной фанерной трибуны. В этот раз редакционное задание было предельно простым — минимум текста, максимум фотографий. Читателям нравятся весёлые провокации; надо дать им то, чего они ждут.

В дальнем конце проспекта показалась голова колонны. На трибуну, одышливо переваливаясь, стали взбираться «вожди» — в чёрных костюмах, с накладными животами. Посередине встал человек в маске президента, по бокам расположились маски первых лиц страны. Силиконовые лица были утрированы, но вполне узнаваемы. Сергей сделал несколько снимков — для себя, в личный архив. В тираж, понятно, эти фотографии не пойдут, но сегодня и без них будет масса прекрасной фактуры, только успевай снимать.

Колонна подошла к трибуне. Монстранты приветствовали «вождей», высоко поднимая плакаты и выкрикивая написанные на них лозунги. Зрители присоединились к нестройному хору, всем было легко и весело. Сергей щёлкал затвором, снимая всё подряд; успеть бы, разбираться будем потом. Но, делая очередной снимок, уже понимал — этот не пойдёт, этот нет, а вот это хорошо, это то, что надо.

«Монстрация за мократию», «Зри зря», «Муру мур!», «Пису пис!», «Нам здесь всласть»… Прошла колонна за широким транспарантом: «Вперёд в тёмное прошлое!», и снова в толпе замелькали одиночные плакаты: «Фейккульт-привет!», «Праздник весны и труба», «Я слишком star для этого дерьма», «Что я несу»…

Радостное возбуждение зрителей и монстрантов передалось и Сергею. Почаще бы давали такие задания! Но нет в мире совершенства; монстрация, как и день рождения, только раз в году. К сожалению. И, как всё приятное, она не могла длиться столько, сколько хотелось бы. Колонны уже не шли плотным строем, в движущемся потоке преобладали креаторы-одиночки со своими плакатами. Вот показалась и последняя колонна. Два здоровяка в спортивных куртках несли перед ней транспарант с лозунгом: «За всё хорошее против всего плохого». Сергей щёлкнул и их, автоматически отметив — это не пойдёт, слишком пресно.

Он уже начал снимать аппарат со штатива, когда произошло неожиданное. Поравнявшись с трибуной, колонна, как по команде, стала печатать шаг — синхронно, как на параде. Скандируя: «За всё хорошее против всего плохого! За всё хорошее против всего плохого!» Радостный гомон в рядах зрителей смолк. Сергей непроизвольно напрягся — этот марш совсем не вязался с атмосферой праздника.

Но вскоре колонна миновала трибуну и перешла на обычный шаг; слаженный хор сменился привычным гулом. Сергей зачехлил фотоаппарат, сложил штатив и пошёл к троллейбусной остановке. Дома его ждала приятная работа по отбору лучших фотографий; но неожиданный марш никак не выходил из головы. Что, чёрт возьми, это было?

Сергей присел на ближайшую скамейку, достал телефон и нашёл нужного человека в списке контактов. Маринка Соколова, бывшая одноклассница. На фотографии она была не в форме, а в лёгком летнем платье с глубоким (как же иначе — это же Маринка!) вырезом. Сергей нажал пиктограмму вызова. Марина ответила после третьего гудка.

— Слушаю!

— Привет слугам кровавого режима! — бодро приветствовал её Сергей.

— Привет будущим зэкам! — в тон ему ответила Марина.

— Хотел спросить — ты смотрела сегодняшнюю монстрацию?

— Хотел — спрашивай.

— Так смотрела?

— А, поняла, — оживилась Марина, — законопослушный гражданин хочет сообщить в дорогие органы о глумлении над президентом и лучшими людьми страны? Да? Расслабься и выдохни, у нас не тридцать седьмой.

— Я не о том, — поморщился Сергей, — ты видела последнюю колонну? Которая за всё хорошее?

— Конечно. Красиво прошли ребята, как на параде.

— Вот именно! Как на параде. И тебя ничто не насторожило?

— А должно было?

Сергей демонстративно вздохнул — так, чтоб на другом конце линии было слышно.

— Вот сразу видно, что ты золотая девочка: школа — юрфак — органы. А я целый год Родине долг отдавал. Знаешь, сколько надо тренироваться, чтобы так пройти? И это скандирование — оно же у них было синхронно, как в хоре имени Пятницкого. Где их так натаскали? В каких лагерях? И только ли шагистике они там учились? Ты не в курсе?

Марина была не в курсе. И всерьёз она Сергея не восприняла; или сделала вид, что не восприняла.

— Гражданин, ваше донесение принято в разработку. В вашем личном деле поставлен штамп о добровольном сотрудничестве с органами. Когда кровавый режим падёт и начнётся люстрация, успеете добежать до финской границы?

Сергей снова демонстративно вздохнул.

— Ну спасибо, подруга, предупредила. А помнишь как ты в первом классе…

— Дурак! — перебила его Марина и сбросила вызов.

2

Они подошли незаметно. Вернее, это Леонид не заметил их, прокручивая ленту новостей в телефоне. А когда поднял глаза, уходить было уже поздно. Чёрт его дёрнул скоротать лишние полчаса на этой скамейке. Захотелось вновь оживить приятные воспоминания — на этом месте в парке Политеха он познакомился с Динкой. Но тогда был полдень, яркое солнце и масса праздно шатающегося народа. А сейчас вечер, сумрак и ни души на пустых аллеях.

Гопников было четверо. Что это именно они, сомнений не оставалось — спортивные штаны, удобные для драки и бегства, расслабленная походка и безошибочно считываемая нацеленность на жертву. Которой в этот раз оказался он.

И понятное с первого взгляда распределение ролей. Самый высокий, спортивного вида, с орлиным носом — явно лидер. Накачанный бычара справа от него — уличный боец, боевая сила банды. Если против лидера Леонид, может быть, и выстоял бы, то тут без шансов — бычара легко уработает его и один.

Слева от лидера семенил неприятный дрыщ со скользкой улыбочкой. Этот в драку не полезет, но в конце непременно присоединится, будет добивать ногами. Если не что похуже. И последний — щуплый, совсем мальчишка. Этот пойдёт первым, будет провоцировать, нарываться. Пока не даст остальным благородный повод заступиться за обижаемого ребёнка и примерно наказать обидчика.

Как предсказуемо зло в этом мире! И выбор только один — покорно дать себя избить или быть избитым в драке. Собственно, тут и выбора нет.

Трое остановились в нескольких шагах от скамейки. Щуплый, кривляясь, подошёл к Леониду и протянул грязную ладонь к его лицу.

— Дяденька, дай телефон позвонить! А то мамка волнуется!

— У подельников попроси. — Леонид мотнул головой в сторону троицы.

— Это мои друзья! — притворно возмутился щуплый. — А ты, дяденька, оказывается, жмот!

С этими словами он неожиданно пнул Леонида в голень. Боль полыхнула яркой вспышкой. Мальчишка попытался отскочить, но Леонид успел схватить его за руку и притянуть к себе. Троица двинулась к ним, и Леонид понял — времени не будет даже на замах. Только на удар — локтем в лицо. Сломать нос подонку. Всё лучше, чем стать мешком для битья, не оказывающим сопротивления. Он схватил щуплого за отвороты куртки, рванул на себя и вдруг услышал весёлый голос:

— Стоять, бояться!

Из темноты вышел пожилой мужчина в светлом костюме, за ним трое молодых в спортивных куртках. Гопники мгновенно скрылись в сумраке, щуплый слабо дёрнулся и затих. Леонид посмотрел на него. Гнев мгновенно прошёл; сама мысль сломать что-то этому ребёнку уже казалась ему дикой. Он слегка развернул щуплого, прикидывая — дать ему на прощание пинка или отвесить подзатыльник. Не чтобы отомстить за подлый удар, а просто в воспитательных целях.

Четверо тем временем подошли уже совсем близко. Старший остановился в шаге от скамейки.

— Отпусти мальца, — попросил он, — пожалуйста.

— С какой стати? — огрызнулся Леонид.

— Так надо.

— Это ещё почему?

Старший присел на скамейку в полуметре от Леонида и небрежно закинул ногу на ногу.

— Потому что в одной параллельной вселенной ты сломал ему челюсть и сел в тюрьму. А в другой его кореша выследили тебя и сломали тебе обе руки.

— Что за бред! — не выдержал Леонид. — Какие, нахрен, вселенные!

Но руки разжал, и мальчишка, почувствовав свободу, тут же рванулся в темноту.

— А в нашей Вселенной всё хорошо, — спокойно продолжал Старший. — У тебя всё хорошо, у меня всё хорошо, у них, — он кивнул на своих спутников, — всё хорошо. Разве такая хорошая Вселенная не стоит того, чтобы её беречь?

Леонид ошарашенно посмотрел на Старшего.

— Вы о чём вообще?

— О зле, — ответил тот. — Ты получил заряд зла от этого мальчишки и хочешь пропустить зло сквозь себя. Передать его кому-то. Лучше тому, от кого его получил, но необязательно — можешь кошку по пути пнуть или наорать на свою девушку. Передать зло по цепи. Хотя знаешь, что это неправильно. А правильно — разорвать порочный круг, не пропускать зло в наш мир. В нашу такую прекрасную Вселенную.

Леонид резко встал.

— Знаете что!..

— Знаю, — кивнул Старший. — Тебе пора. Удачи!

Леонид посмотрел на часы — без пяти десять. В десять они с Динкой договорились встретиться у метро; она, конечно, как всегда, опоздает, но он должен прийти вовремя. Таковы правила игры.

3

После секса они обычно валялись в постели ещё около часа, болтая о пустяках.

Леонид рассказал о своём маленьком подвиге — как сегодня он уменьшил количество зла во Вселенной. Динка в ответ презрительно хмыкнула.

— Дурак твой гуру. Ты слышал о зажатых аффектах? Когда не выплёскиваешь эмоцию, зажимаешь её в себе, а потом она вылезает наружу какой-нибудь мерзкой психосоматикой.

— Это что, — притворно нахмурился Леонид, — я должен сейчас на тебя наорать? Или ударить? Для здоровья?

— И ты тоже дурак, — улыбнулась Динка, — иди уже в душ.

— Нет, ты объясни, — настаивал Леонид, — у этого сопляка на морде было написано, что его постоянно шпыняют. Он нёс в себе эту злость, он и ударил меня, чтоб его хоть на миг отпустило. И теперь эта злость во мне. А что мне с ней делать, если даже наорать на тебя нельзя?

Динка фыркнула и боднула Леонида лбом в плечо.

— Ты точно тупой. Нет в тебе уже никакой злобы, секс прекрасно снимает агрессию.

Она слегка отстранилась и посмотрела на него с хитрой улыбкой:

— Или ещё что-то осталось?

Её рука плавно скользнула вниз. Леонид напрягся и притянул Динку к себе.

— Ещё осталось. Но только на один раз.

Когда остатки свободного зла были окончательно преобразованы в оргазм, Леонид откинулся на спину и закрыл глаза.

— А знаешь, тот мужик, пожалуй, был прав. Так гораздо лучше.

Динка несильно стукнула его кулачком в грудь.

— Попробовал бы ты в этом сомневаться!

— Ни в коем разе! — согласился Леонид. — Но что же тогда получается? Выходит, он заранее знал, что у меня будет секс буквально в течение ближайшего часа? Откуда?

— Вот в следующий раз у него и спросишь.

— Ты уверена, что будет следующий раз?

— Конечно. Ты же теперь избранный. Герой, не позволивший злу войти в наш мир. Стрелочник, перенаправивший Вселенную на путь добра.

Она осеклась и тревожно замерла — дурачество зашло слишком далеко. Оба сразу вспомнили вчерашний спор о проблеме вагонетки — спор, который не стоило начинать. Динка положила руку Леониду на грудь и спросила:

— Всё хорошо?

— Нормально. — Леонид встал и потянулся. — Пойду сполоснусь.

Чёртова вагонетка всплыла непонятно откуда — видимо, из инета. Эту проблему никогда не считали актуальной; всегда казалось, что от неё можно отмахнуться, отложить на потом. Но когда появились автомобили-беспилотники, вдруг выяснилось, что это «потом» уже наступило, что программу «кого давить в случае чего» надо прописывать прямо сейчас, причём совершенно однозначно. Динку возмущал сам факт программирования этического выбора, Леонид доказывал неизбежность такого подхода. В итоге они снова поругались и ещё один вечер был испорчен. Задним числом Леонид понимал, что спорить не стоило, они и так ссорятся слишком часто. Потом мирятся, конечно, и секс после этого бывает особенно бурным. Тут Динка права — злость переходит в оргазм практически без остатка. Но так можно не заметить грани и дойти до окончательного разрыва. А этого ему бы совсем не хотелось.

Зайдя в ванную, Леонид задержался у зеркала. Нет, на избранного он точно не тянет. Лицо слишком мягкое, кажется, ткни пальцем — и останется вмятина. Глаза невыразительные, подбородок безвольный, волосы торчат в разные стороны. И что только Динка нашла в таком уроде?

И работа у него — не бей лежачего, сисадмин в небольшой конторе. Всё железо в серверной собрал и настроил его предшественник, так что Леониду приходилось лишь устранять мелкие неполадки, следить за обновлениями да менять картриджи в бухгалтерии. Бо́льшую часть его рабочего времени занимали фильмы, стрелялки и инет. «Ленивая сволочь», — вспомнил он; именно так.

В начале весны они попали на авангардную выставку, и там Динка встретила коллегу по чему-то своему, психологическому. Общение продолжили в ближайшем кафе. Олег оказался человеком приятным и лёгким, Леонид даже немного ему позавидовал. Он хотел бы чувствовать и вести себя так же легко, но это, к сожалению, удавалось ему далеко не всегда. Весь вечер Динка общалась в основном с Олегом. Они обменивались понятными лишь им мемами, смеялись над понятными лишь им шутками, вспоминали каких-то общих знакомых. Пару раз Леонид пытался вклиниться в их разговор, но явно невпопад. С досады он слегка перебрал, и когда под конец Динка удалилась припудрить носик, прямо спросил Олега:

— Скажи, почему она такая? И почему всё равно к ней тянет?

Неуместный вопрос не смутил Олега; он дипломатично перевёл всё в шутку.

— Она ведьма. Вернее, ведьмочка.

— В смысле? — не понял Леонид.

При слове «ведьма» ему представлялась костлявая горбоносая брюнетка с копной спутанных волос. А Динка была блондинкой с короткой стрижкой, спортивной фигурой и милым носиком, на котором в марте появлялась горстка трогательных веснушек.

— Ведьма — это женщина, которая не примет тебя таким, каков ты есть, — объяснил Олег, — ей всегда будет хотеться бо́льшего. Жизнь с ведьмочкой будет не самой… Не самой упорядоченной. Но только рядом с такой женщиной мужчина может чего-то достичь.

— Почему?

— Потому что мы ленивые сволочи.

Леонид хотел возразить, но сдержался, вспомнив, что Динка успела шепнуть ему про Олега — без пары, в поиске, и не самом активном. Значит, ему виднее.

Динке про этот разговор Леонид не рассказал, но про ведьмочку часто вспоминал, особенно во время секса. А сейчас вот вспомнил и про ленивую сволочь. Он выпятил нижнюю губу, скорчив обиженную гримасу своему отражению — не Супермен, не герой, не избранный. Ну и ладно.

4

В пятницу они встретились поздно. Перекусили наскоро, зато постельные игры растянули дольше обычного. Леонид взглянул на настенные часы.

— Может, останешься?

Динка на секунду задумалась, потом кивнула.

— Ладно. А знаешь, ты сегодня очень-очень сексуально озабочен. Что, начальство наезжает?

— С чего ты взяла?

— Догадайся с трёх раз.

Леонид не ответил. В последние дни Динка часто поддразнивала его, намекая на супергеройскую способность расправляться со злом в постели. Сначала он пытался спорить — мол, у всех же так.

— Отнюдь, — ответила Динка. — Большинство пропускает зло сквозь себя и возвращает его в мир. А многие даже приумножают. У людей хватает своего зла, им чужого не нужно. Они стараются поскорее сбросить его на кого-то. А ты не такой. Ты не злой.

— Не злой? — переспросил Леонид. — Обычно в таких случаях говорят «добрый». Здесь какой-то подвох?

Динка легонько погладила его по щеке.

— Ну какой из тебя добрый! Добро сегодня — это что-то здоровенное с кулаками, месящее зло в кровавую кашу. А это точно не про тебя.

— Но тогда это и есть зло, — возразил Леонид, — только зло с другой стороны.

— Именно! А ты у меня ни с какой стороны. Ты по жизни не злой.

— Ты думаешь? Просто я так обустроил свою жизнь, что ссориться мне не с кем и не из-за чего. У меня есть всё, что мне нужно, и это никого не задевает. Да что ссориться, мне даже соревноваться не с кем и не из-за чего.

Динка притворно нахмурилась.

— Уверен?

Леонид почувствовал щемящий зуд ревности. Можно сколько угодно уверять себя, что давно пора избавиться от этого глупого чувства, рудимента ушедшей эпохи; можно доказывать себе, что для ревности нет никаких оснований — всё бесполезно. Ревность всегда найдёт лазейку, проскользнёт, просочится — и вот она здесь во весь рост. Снова попался. Леонид приподнял голову.

— Ты что, обиделась? Брось, ты же всё понимаешь.

— Ага, — кивнула Динка. — Я же у тебя умная, сама всё придумаю.

Динка, конечно, была умной девочкой, но в этот раз она ошиблась. Леонид не считал себя добрым (ладно, пусть «не злым», хотя это резало слух). Всё же в бесконфликтности, наверное, больше трусости, чем доброты. Зато в соцсетях он порой позволял себе колкости, прекрасно понимая, как они ранят случайного собеседника. Вот и вчера он прочитал одному кошатнику целую лекцию про токсоплазмоз.

В детстве у Леонида была собака, и он надеялся, что когда-нибудь снова будет — когда в его жизни появится хоть какая-то стабильность. Так что, по крайней мере, в одной из сетевых войн он чётко знал свою сторону. В тот день у него с утра болела голова, настроение было препаршивое; а тут ещё в ленте нарисовался этот кошатник со своим «ми-ми-ми, мяу-мяу». Ну и получил по полной.

Toxoplasma gondii (названия Леонид, конечно, не помнил, подсмотрел в Википедии) — одноклеточный паразит с двухфазным жизненным циклом. Бесполую часть жизни он может провести в любом теплокровном животном, но для полового размножения ему надо попасть в организм кошки. А жизнь, как известно, ради размножения готова делать всё что угодно. Чтобы пронести свои гены сквозь время, простейший одноклеточный паразит научился управлять поведением высокоорганизованного животного. Инфицированные мыши теряют страх, начинают выходить на открытые территории. Кроме того, запах кошачьей мочи, который отпугивает здоровых мышей, больных, наоборот, притягивает. Заражённые мыши сами приходят в кошачьи владения, буквально лезут в рот котам. Паразит находит своего конечного носителя, в котором может размножаться — что и было его целью. Проще говоря, паразит управляет поведением носителя даже в ущерб его здоровью и жизни.

Люди также подвержены этой болезни, причём заражают их именно кошки. В мозгу и других органах образуются псевдоцисты, выделяющие вещества, способные влиять на поведение человека — тот становится более склонным к риску, депрессии и суицидальным забавам. Увлёкшись, Леонид добавил от себя, что и сама любовь человека к кошкам — не аутентичное чувство, не чистый фонтан окситоцина, но всего лишь эмоция, искусственно созданная паразитом. Порча, наведённая токсоплазмой исключительно для собственной выгоды.

Отправив коммент, Леонид устыдился и уже хотел добавить несколько слов про недостаточность выборки, малую статистику и сомнительность конечных выводов — но не успел. Мгновенный бан. Щелчок мышкой. Интересно, — подумал Леонид, — кто же на самом деле управлял щёлкнувшим пальцем — сам кошатник или поселившийся в нём паразит?

5

Борис прошёл вдоль стены с экраном и уселся в кресло рядом с Матвеем.

— Что-то серьёзное?

— Пока не знаю. Посмотри сам.

Матвей щёлкнул мышкой, и на экране появилась колонна «За всё хорошее против всего плохого». Дошла до трибуны, выровнялась в стройные ряды, промаршировала, чеканя шаг и скандируя свой лозунг. А затем ряды распались, превратившись в обычную праздничную толпу. Этот странный марш продолжался недолго, секунд сорок; но ролик, объединивший записи с разных камер, растянулся минут на пять.

— Ну как? — спросил Матвей. — Что думаешь?

Борис пожал плечами.

— Красиво прошли. Наверное, долго репетировали. Терпение и труд до блеска натрут и самое бессмысленное занятие. Реконструкторы?

— Нет. Не реконструкторы, не ролевики, не спортсмены, не военно-патриотическая организация, не нацисты, не ультра… В общем, «не» любое движение, которое ты можешь вспомнить. И нет — они нигде не репетировали. Даже ни разу не собирались все вместе.

— Не может быть! — не поверил Борис. — Так же не бывает!

— Не бывает, — согласился Матвей, — но это так. У нас уже есть полный список группы, есть подробная геолокация каждого за последние два месяца. Можно с уверенностью утверждать, что никакой тренировочной базы у них нет. Участники иногда встречаются в квартире Горева, это их идеолог. Мы проверили — обычный блочный дом, строевую подготовку там соседи не смогли бы не заметить. А тем более репетицию речёвки. И встречаются там обычно человек пять-шесть, даже половина группы никогда не собирается вместе.

— Но как ты тогда объяснишь… — начал Борис.

— Не знаю, — ответил Матвей, — у меня нет никакого объяснения. Это меня и тревожит.

— Так может, забить на это? — предложил Борис. — Ничего криминального я здесь не вижу, а забот и без того хватает. Откуда ролик?

— Марина Соколова прислала, её это тоже заинтересовало.

— Вот пусть она этим и займётся.

— Не её профиль. Она занимается криминалом, но его, как ты заметил, здесь нет.

— А мы тут при чём?

— А мы занимаемся непонятками. И они тут есть. Надо разобраться.

Борис недовольно хмыкнул.

— И разбираться с этим придётся мне? Я правильно понял?

— Конечно. Лучшего кандидата не найти — ты схватываешь всё на лету.

Борис побарабанил пальцами по столу.

— С внедрением?

— Нет, — ответил Матвей, — зачем. Они же не преступники. Ненавязчивое наблюдение со стороны, сбор данных. У них есть какая-то идеология; вроде ничего особенного, но изучи повнимательней, я мог что-то упустить.

— Понятно, — сказал Борис, — неинвазивный метод.

— Вроде того, — подтвердил Матвей.

6

Леонид встретил Динку у метро. Торопливо поцеловал в подставленную щёку, потом чуть ниже, в шею.

— О-о-о! — протянула Динка, закатывая глаза. — Что, так сильно обидели?

— Наоборот!

Динка взяла его за руку и потянула за собой.

— Тогда выкладывай.

И Леонид, чуть помявшись, выложил новость, которую хотел приберечь до постели.

— Представляешь, я сегодня встретил твоего гуру.

— Твоего, — поправила Динка.

— Неважно, — отмахнулся Леонид. — Просто представь, какова была вероятность такой встречи. А она произошла, и мы даже друг друга узнали. Интереснейший мужик оказался! Его фамилия Горев, он преподаёт математику в Политехе…

— А имя? — перебила Динка.

— Имя? Не знаю, он не сказал, а мне и в голову не пришло спросить. Да какая разница! Главное, у него есть теория о нашей Вселенной, она многое объясняет. Я не совсем её понял, и он пригласил меня в гости, чтобы всё рассказать. Завтра вечером. Пойдёшь со мной?

— В секту? Да ни за что!

— Это не секта, — возразил Леонид, — там всё строго по науке. И потом — что плохого в секте? Сегодня секта, завтра мировая религия; мне кажется, у этой теории есть такой потенциал.

Динка нахмурилась.

— Даже так? Позволь, я догадаюсь — там всё построено на добре?

— Да что плохого в добре? Чем тебе добро-то не нравится? — обиделся Леонид.

Динка с минуту помолчала.

— А твой Горев, случаем, не коммунист?

— С чего ты взяла?

— Ну как же — мир Полдня, счастье всем и пусть никто не уйдёт обиженным. Твори добро и выкладывай в сеть.

— Это не коммунизм, — возразил Леонид, — это гуманизм. Правильная идеология. А я за любую идеологию, которая призывает творить добро. Людям сегодня катастрофически не хватает добра.

Динка покачала головой.

— Чего людям действительно не хватает, так это терпимости. Особенно сейчас, когда все страны соревнуются в изобретениях всё более изощрённых систем тотальной слежки. Хотя твой гуру, скорее всего, назовёт это безразличием. Добро — оно такое: всё, кроме себя, готово объявить злом.

— Ерунда! — возразил Леонид. — Терпимость нужна там, где царит зло. А там, где есть добро, она излишня — добро всё решит.

— Уверен? — спросила Динка. — А вспомни, недавно в инете был скандал с Титенёвым, звездой нашей футбольной сборной. В сеть слили видео, на котором он мастурбирует. И его буквально затравили, даже глагол новый придумали — «титенькать», как синоним понятно чего. Что в головах у этих хейтеров? Они же сами в юности онанировали люто и бешено, а большинство из них, уверена, и сейчас продолжают. Все это делали; более того, если какой-то уникум и сумел уклониться, я бы рекомендовала ему обратиться к врачу. Даже к двум — по психике и по соматике. Уж в чём в чём, а в этом деле днём с огнём не найти праведников, способных бросить камень. Но камни там летели градом.

— И к чему это всё? — спросил Леонид.

— Сейчас поймёшь. Титенёв же звезда, у него масса фанатов. И они не остались равнодушными, стали творить добро — слать своему кумиру слова поддержки, сраться с хейтерами. Ему хотелось, чтобы все как можно скорее забыли об этом скандале, но воины добра никому не позволяли расслабиться — то слово поддержки в ленту, то лучик добра, то гром проклятий на голову употребившего новый глагол. Не знаю даже, от кого он больше настрадался — от хейтеров или от своей группы поддержки.

— Ну а как бы ты хотела, — возразил Леонид, — бросить человека в беде, отвернуться, сделать вид, что ничего не заметили?

— Именно! Услышав такую новость, люди должны были просто пожать плечами — нам-то какое дело? В нормальном обществе такие вещи вообще не должны попадать в новости, а тем более в топовые.

Леонид поморщился.

— Ты на основе одного случайного эпизода накрутила чёрт знает что! Такое вряд ли когда-нибудь повторится, это было редчайшее исключение.

— Лёня, проснись! — перебила его Динка. — Мы живём в мире тотальной слежки, замятинские прозрачные стены давно стали реальностью. Нет никакого привата, завтра в сети точно так же может появиться видео с любым из нас.

— Со мной — нет, — возразил Леонид. — Спасибо тебе, сил на онанизм у меня не остаётся.

— Дался тебе этот онанизм! Пусть будет понос — он же точно у всех случался, ни один хейтер не станет это отрицать. Но если такое видео попадёт в сеть, тебя всё равно будут травить как последнего засранца. Потому что не сформировался ещё у людей этот защитный механизм — терпимость. Или безразличие, называй как хочешь. Вот добро в них есть — но от его проявлений тебе стало бы только хуже.

Леонид помолчал, обдумывая сказанное.

— Так-то у тебя всё гладко. Но я должен выслушать и другую сторону. Ты точно не хочешь завтра пойти со мной?

7

Из прихожей Горев провёл Леонида в гостиную — просторную комнату без лишней мебели. Два дивана, три кресла и кофейный столик посередине. На одном диване сидели двое мужчин в футболках и джинсах, на другом три женщины в коротких летних платьях. Горев на правах хозяина представил присутствующих.

— Знакомьтесь, это Леонид. Прошу любить и жаловать. Леонид, это Виталий. А это Павлик.

Виталий подошёл к Леониду и крепко пожал ему руку. Павлик сделал то же самое.

— Это Вера, наша красавица, — продолжал Горев.

Вера действительно была красивой женщиной, облегающее платье удачно подчёркивало её соблазнительные формы. Дразнящей походкой она подошла к Леониду вплотную, положила руки ему на плечи и внезапно поцеловала в губы.

Леонид недоумённо посмотрел на Горева. Тот пожал плечами.

— Обычное дело, у нас так принято.

Затем подошла Надя и тоже поцеловала его. Она казалась такой юной, что Леонид даже напрягся — а она совершеннолетняя? И нет ли здесь камер? Впрочем, поцелуем всё и ограничилось. Зато Люба не только потёрлась о его предплечье упругой грудью, но и попыталась залезть языком ему в рот.

Леонид инстинктивно отшатнулся. Любе было уже под сорок, и она не походила на любительницу обсуждать философские проблемы; скорее можно было подумать, что она ищет мужчину на ночь.

Горев широко улыбнулся.

— Будем считать, что знакомство состоялось. Рассаживайтесь, друзья, пора ввести нашего нового товарища в курс дела.

Горев уселся в кресло и начал свою лекцию. Леониду невольно вспомнилась студенческая юность — внешность у Горева была типично профессорская. Седые виски, бородка клинышком, очки в тонкой оправе. И говорил он хорошо поставленным лекторским голосом, структурируя информацию отдельными блоками, так, что она укладывалась в голове Леонида аккуратными кирпичиками. Постепенно из этих кирпичиков стало выстраиваться здание теории. Это даже не требовало особого интеллектуального напряжения, всё получалось само собой. Тем более, что многое из сказанного Леониду было уже известно.

Ему немного льстило, что Горев описывает свою теорию в столь развёрнутом виде; он подумал, что для других слушателей у лектора есть более краткая версия, без описания двухщелевых экспериментов с электронами и тому подобных тонкостей. В принципе, идея была проста, её можно было объяснить буквально на пальцах.

Всё сущее — это мультивселенная, то есть бесконечное множество параллельных вселенных, в которых реализуются все возможные варианты существования материи. А значит, существует и бесконечное множество вселенных, абсолютно идентичных с нашей. Полностью идентичных, до последней элементарной частицы со всеми её параметрами. В каждой из этих вселенных существует каждый из нас, со всеми нашими мыслями, чувствами и желаниями — и все эти «я» тоже абсолютно идентичны. Вплоть до момента выбора. Каждый выбор предполагает множество вариантов, и после каждого выбора вселенные ветвятся, появляется множество новых альтернативных вселенных. В каждой из которых остаётся «я» каждого из нас, но эти «я» уже различаются — в зависимости от сделанного выбора.

Горев вспомнил старый фильм — «Престиж», в котором фокусник получает фантастическую возможность «копировать» себя. И начинает забивать этим микроскопом гвозди — использует его для создания шокирующего фокуса по мгновенному перемещению в пространстве. Одна его копия внезапно возникает в другом конце зала, а другая, незаметно для зрителей, падает в бак с водой. Где и умирает. Это всегда страшно, — говорит фокусник, — потому что я никогда заранее не знаю, где окажусь после копирования — то ли в зале, то ли в воде.

Но фокус в том, что он должен был бы оказаться в двух местах сразу — и там, и там. Он бы раскланивался со зрителями, и он бы умирал в муках — одновременно. Так и мы, совершая каждый выбор, умножаем и вселенные, и свои «я». Мы не чувствуем эти альтернативные «я», мы чувствуем только себя — но они существуют. И многие из них страдают, а то и умирают в результате неправильного выбора. Но мы-то с вами здесь, в этой прекрасной Вселенной. И чтобы она оставалась такой же прекрасной, мы должны совершать только правильные выборы. Добрые выборы. Не пропускать зло в нашу Вселенную. Не направлять её на путь страданий.

Горев встал, подошёл к Леониду и положил руку ему на плечо.

— Вот и с нашим новым товарищем я встретился в момент его выбора. Он мог наказать хулигана — дать ему пинка или отвесить подзатыльник. Но он отпустил мелкого пакостника. Он сделал правильный, добрый выбор. И теперь он с нами.

Горев заглянул Леониду в лицо.

— Ты же с нами? Я тебя убедил?

Леонид отрицательно покачал головой.

— Нет. Звучит всё красиво, признаю. Но это же невозможно.

— Почему?

— Демон не позволит.

— Какой демон?

— Демон Лапласа.

8

Горев только усмехнулся; похоже, он знал этот аргумент и был готов к нему. Но возражать не стал. Вернулся в своё кресло и кивнул:

— Объяснись.

— Тут всё просто, — ответил Леонид. — Если, как вы говорите, вселенные абсолютно идентичны, то ветвиться они в принципе не могут. Если идентичны все характеристики всех частиц во вселенной, то и вести себя они будут одинаково — сколько бы времени ни прошло. И наши выборы тут ни при чём. Выбор — это мысль, психический акт. А мысль — это результат электрохимических реакций в мозгу. Но эти реакции осуществляются материальными частицами, а частицы, как мы договорились, полностью идентичны. Если одинаковы все начальные условия, то и выбор может быть только один. Если идентичные вселенные и существуют, они будут идентичны всегда — ныне, присно и во веки веков. Ибо одинаковые условия всегда дают одинаковые результаты, и никак иначе. Это называется «детерминизм»; он кроет все ваши теории, как бык овцу. А что может покрыть детерминизм?

Вопрос Леонид задал как риторический, но Горев ответил на него:

— Эмерджентизм.

— Что? — не понял Леонид.

— Эмерджентизм. Простые законы всегда корректируются законами сложными. Ты говорил о детерминизме частиц, о детерминизме элементов. Но элементы образуют системы. А свойства системы не равны сумме свойств образующих её элементов. Они всегда есть нечто бо́льшее, нечто новое. Бергсон считал, что будущее эмерджентно, то есть отлично от суммы всех своих причин. И наши выборы так же эмерджентны, как и наша свобода воли, как и наше мышление. Это система; она вклинивается в зазор между настоящим и будущим и сдвигает стрелку выбора, направляя Вселенную по выбранному пути. А наша задача — выбирать правильные пути. Добрые пути.

Горев остановился, ожидая ответа. Но Леонид молчал, собираясь с мыслями.

— Мне надо побыть одному, — сказал он наконец.

Горев не стал возражать и отвёл его в дальнюю комнату. Не зажигая света, Леонид сел в кресло и задумался. Всё оказалось сложней, чем он ожидал. Он хотел всего лишь услышать новую теорию, получить материал для размышлений. Но теперь, похоже, ему придётся корректировать что-то в самом мировоззрении. Причём в одном из самых спорных разделов, который он называл «свобода воли».

Мировоззрение представлялось ему гигантским зиккуратом, сложенным из бесчисленного множества кирпичиков — фактов о физическом мире, о социуме, о психике. Фактов самых разнообразных — от космогонии до обыденного опыта. У зиккурата была своя структура и своя история.

В детстве Леонид был вундеркиндом, но пубертатный взрыв легко выбил из него эту дурь. Одновременно со спермотоксикозом его накрыл и экзистенциальный кризис — кем быть, чему посвятить жизнь. Астрофизика, кибернетика, психология, физика элементарных частиц, история, литература, нейрохирургия, палеонтология — всё казалось таким привлекательным. Леонид пачками поглощал научпоп самой разной тематики, мало что понимая и почти всё забывая сразу после прочтения. Но что-то всё же сохранялось, застревало в памяти — и ложилось в зиккурат очередным кирпичиком.

Тогда он был уверен, что мировоззрение обязано быть полным и непротиворечивым. Иначе ведь и быть не может, иначе всё здание просто обрушится. И Леонид усердно пытался заполнить пробелы в своих знаниях хотя бы на уровне научпопа. Лишь когда гормональные бури остались позади, пришло понимание — он не обязан знать всё. Не обязан досконально понимать работу всех механизмов, структуру всех процессов. В большинстве случаев вполне достаточно знаний на уровне «чёрного ящика». Пока чётко представляешь зависимость выходного результата от входного воздействия, управление в твоих руках.

Леонид называл это первым уровнем мудрости. Пусть в здание зиккурата попали пустые кирпичи, лишённые клинописи; это никак не повлияет на его устойчивость. Пусть полнота мировоззрения будет относительной, но требование непротиворечивости останется в силе. Ведь кирпичик ложного факта может рассыпаться в любую минуту, грозя поколебать всё здание. Поэтому, как только такой ложный факт обнаружится, нужно немедленно избавляться от него и заполнять зияющий пробел.

И только много позже Леонид ослабил второе требование — в принципе, ложный факт можно и оставить, если поместить негодный кирпич в оболочку с предупреждающей надписью: «это не так!». Он называл это вторым уровнем мудрости; первым, по его мнению, обладали все, но второй был доступен лишь немногим. Здесь Леонид ошибался — все люди говорят: «Солнце взошло» и «Солнце зашло», как будто Солнце действительно вращается вокруг Земли. Хотя прекрасно знают, что это не так. Но строить фразу более точным образом — «Земля повернулась настолько, что Солнце показалось (или скрылось) за линией горизонта» было бы слишком затратно. Поэтому все приняли негласную договорённость — говорим так, но знаем, что это неправильно.

Теперь Леониду предстояло покрыть кирпичик «свобода воли» ещё одной оболочкой — «возможно, всё не так просто». Не самое приятное занятие — менять что-то в устоявшемся мировоззрении, но иначе нельзя, интеллектуальная честность требует.

Его размышления прервала Люба, появившаяся в проёме двери. Она бесшумно подошла к креслу и села на подлокотник, прижавшись бедром к его руке. Леонид почувствовал лёгкую досаду — она-то здесь зачем? Ей мужик нужен, а не вся эта мутная философия.

— Ты действительно веришь в мультиверс? — спросил он.

Люба склонилась к его уху и горячо зашептала:

— Верую! Верую в мультивселенную, в сад расходящихся тропок, в эмерджентность, в свободу воли. Я ведь осознаю всё — себя, тебя, внешний мир. Но если бы всё было заранее предопределено, это моё осознание было бы избыточным.

Леонид на секунду завис. А ведь верно, чертовски верно! Как он сам до этого не додумался! И Горев ничего такого не говорил. А эта увядающая женщина с лицом продавщицы сельмага сказала — как гвоздь забила, ни прибавить, ни убавить. Неужели они все здесь такие продвинутые?

9

Леонид рассказал Динке всё — и про мультивселенную, и про эмерджентность, и про значимость каждого выбора. Динка слушала внимательно, не перебивая. Когда он закончил, спросила:

— А женщины там были?

— Что? — не сразу понял Леонид. — А, женщины… Ты не поверишь, как на подбор — Вера, Надежда и Любовь. Я думаю, Горев специально пригласил именно их, чтобы произвести впечатление.

— И как, произвёл?

— Не очень. Особенно когда они целоваться полезли, у них там так принято…

— Что?! — возмутилась Динка. — Так ты туда целоваться ходил? Обмениваться жидкостями с незнакомыми стервами? А других способов обмена жидкостями там не было?

— Это было так неожиданно, я просто не был готов… — стал оправдываться Леонид. — А ты что, ревнуешь? Ну прости…

Конец ознакомительного фрагмента.