Замороченный лес. Фантастический роман

Владимир Саморядов

Говорят, есть на Земле загадочные места. В эти места одновременно легко и трудно попасть – все от тебя, от твоего желания зависит. Населены места эти странными и страшными существами: людьми, зверями, духами, – и охраняются злым Мороком. То ли дух это, то ли бог, а может, просто – сила неведомая. А уж если попал ты сюда, держись, крепись, чудеса выносливости проявляй – скучать не придется. Ждут тебя и страх, и ужас, и открытия удивительные, и победы героические – приключения тебя здесь ждут.

Елки-волки и прочие чудеса

«Из-за облака сирена

Ножку выставила вниз,

Людоед у джентльмена

Неприличное отгрыз».

Николай Заболоцкий.

Несколько столетий минуло с того исторического дня, когда один умный дядя по фамилии Галилей сказал великое, сохранившееся в веках: «А все-таки она вертится!» Имел он в виду нашу старенькую матушку Землю, которая тем и занимается, что вертится себе да иногда трясется, пугая и калеча своих обитателей. Не найти сейчас умника, пожелавшего опровергнуть сие. Чтобы взгромоздился он на амвон и провозгласил сурово и со значением: «А все-таки она не вертится!», озадачивая окружающих своей беспримерной храбростью или кретинским скудоумием.

Как хотел несчастный Мормон, как желал полуживой Бугай, чтобы явился некий смельчак, чтобы кто-то остановил вращение окружающей их среды, пусть даже на словах. Небо, земля, стволы, сучья, листья деревьев, пни, зайцы, птицы, полевки и сони, проносились перед окнами джипа с пугающей скоростью, вращаясь вокруг воображаемой, постоянно изменяющейся оси. Мир сошел с ума, вселенная пустилась в пляс, а мировые константы вдруг изменили свои значения, показав людям большой, жирный кукиш. Все стереотипы, моральные установки и идеалы повылетали из мозгов Бугая, Мормона и Шишиморы, да и такие привычные слова великого и могучего русского языка рассыпались на составляющие буквы, превратившись в загадочный и древний язык, возможно шумерский или язык китайского народа ся. Оставалось только ждать, скулить и бояться, дрожать в ожидании скорой и безвременной кончины и проклинать совершенные в жизни непоправимые ошибки.

Джип Бугая был оснащен несколькими подушками безопасности для передних и для задних пассажиров. Это, да еще таинственная сила, благоволящая дурням, спасли похитителей и похищаемую от неминуемой гибели. Однако прошло не меньше получаса, прежде чем пассажиры джипа пришли в сознание.

— Скажите мне, я живой или мне это только кажется? — Вяло спросил Мормон и, не дожидаясь ответа, пошевелился. — Ох! — Скривился он от боли. — Если болит, значит, я живой. Есть еще кто-нибудь помимо меня?

— Я фифая, — донесся откуда-то снизу шепелявый голос Шишиморы.

— Зубы выбила? — Поинтересовался Мормон.

— Яфик пфикуфила, — ответила Шишимора.

— Ну, язык — не страшно. Болтать меньше будешь. Бугай?! Бугай, ты как там?

— Га! — Рявкнул Бугай, выходя из тяжелого обморока.

— Ты как там?

— Не знаю, — ответил Бугай.

— Выбираться надобно. Не ровен час, взорвется твоя машина.

Похитители, кряхтя и постанывая, осторожно выползли из машины, после чего тщательно осмотрели себя на предмет травм и увечий. У Бугая оказалось иссеченным осколками стекла лицо. Шишимора не только невзначай прокусила свой говорливый язык, но еще лишилась каблуков на туфлях и накладных ногтей на пальцах. У Мормона была вывихнута рука. Возможно, имелись и другие внутренние повреждения, потому что у всех болели ребра и поясницы и кружились головы, но без рентгена обнаружить такие травмы не представлялось возможным.

Потом Бугай осмотрел свой автомобиль, а осмотрев, ужаснулся — спускаемый аппарат космического корабля после отказа парашюта.

— М-да, — мрачно озадачился Мормон. — Удивительно еще, как мы живы остались. Смирись с потерей, Бугай. Твой джип выполнил свой долг — спас наши жизни. На редкость героическая кончина. А как он приятно гудел, как красиво переливались его полированные бока. Вот что, надобно его похоронить и поставить в этом месте памятный обелиск.

— Лопаты нет, — более чем серьезно сказал Бугай.

— Пафни, а где фефочка? — Вспомнила Шишимора.

— Чего? — Тупо спросил Бугай.

Но Мормон догадался, что говорит Шишимора, и перевел:

— Девочка где? Она жива?

Вторично осмотрели машину. Девочки ни в машине, ни под машиной не оказалось. Не было ее и под ближайшими деревьями, поваленными упавшим автомобилем.

— Она в любом месте может быть. По-моему, ее еще на дороге из машины выбросило. — Предположил Мормон.

— Нет, — возразил Бугай. Когда мы по склону катились, она меня зубами за ухо держала.

— Точно, — согласился Мормон и шипя потрогал свою прореженную косицу. — Мне она в это время волосы выщипывала. Возможно, она жива.

— Пойдефте навефх, — прошепелявила Шишимора. — Нафа аванфюфа на эфом зафонфилафь.

— Чего, авантюра? — Переспросил Мормон. — Авантюра. Я же и говорил, что это чистой воды авантюра. Закрытый лес, волшебный цветок. Девочка-экстрасенс. Это не экстрасенс, это чудовище, вампир, вурдалак. Дрянь такая, и рука болит. — Мормон пошевелил своей поврежденной рукой.

— Да ты же этого вампира и поймал, — напомнил Бугай. — «Она, она». Смотреть нужно было лучше. Все, операция завершена.

Размечтались, не завершена! Пройдя немного по следу из поломанных кустарников и поваленных деревьев, господа бандиты вдруг поняли, что заблудились. Метров через пятьдесят след оборвался, но лес заканчиваться не желал и наоборот, становился гуще. Куда-то подевалась высокая дорожная насыпь, с которой Мормон, Бугай и Шишимора так лихо и целеустремленно скатились. Пропала эстакада с шоссе и множеством автомобилей на ней. И вообще, куда-то подевались все обычные признаки человеческой цивилизации: гул автомобилей, свалки мусора, человеческие крики, свойственные пригородному лесу.

— Чертовщина, — озабоченно прошипел Мормон. — Не могли мы больше ста метров пролететь, не на самолете падали. Где дорога, где пруды, которые мы из окна видели?

— Если только мы туда, куда хотели, не залетели, — задумчиво пробормотал Бугай. — В засекреченный лес, куда только с помощью экстрасенсов попасть можно.

— Бред, — скептически фыркнул Мормон. — Засекреченных лесов не бывает. Давайте дальше пройдем. Уверен, трасса недалеко.

Прошли дальше. Лес не закончился, трасса не появилась, зато встретилось большое стадо оленей, голов сорок, мирно пасущееся среди высоких деревьев. Всем было известно, что олени, да еще в таком количестве в окрестностях Чумска не водились. Вспугнутые олени убежали, а господа бандиты остались.

— Мы попали в засекреченный лес, — убежденно заявил Бугай. — Это то место, где прабабкин хахаль побывал. Где наша карта?

— В машине осталась, — напомнил Мормон, а потом горько усмехнулся. — Зря вы на меня бочку катили, девочка все-таки экстрасенсом оказалась, почти. Провела нас, куда мы хотели. Правда, способ переброски.… Да, не хотелось бы повторять.

— Пойдемте к машине, — сказал Бугай. — Там карта, оружие, припасы.

По своим следам вернулись к брошенной машине, но карты и большей части припасов в ней не оказалось, полностью исчезло съестное, и имелись свежие следы взлома.

— Жива наша девочка, — определил Мормон. — Больше некому так машину обшмонать.

— Не обязательно она, — ответил Бугай, с кислой миной изучающий разорванные кульки из-под продуктов. — Место здесь глухое, таинственное. Хрен знает, кого мы здесь можем встретить.

Мормон зябко поежился и вытащил из кармана пистолет Макарова. Бугай при помощи монтировки взломал покореженный багажник и громко чертыхнулся — у добытого оттуда ружья оказался разбитым приклад. Шишимора тем временем искала подходящую замену своим поломанным туфлям и, не спрашивая согласия, воспользовалась запасными кроссовками Мормона.

Бандиты пугливо озирались по сторонам, вздрагивая от малейшего шороха, к тому же из глубины леса донеслось подозрительное и тревожащее урчание, но издававшего эти звуки за густыми деревьями разглядеть было невозможно.

— Сфафно, — прошамкала Шишимора, прячась за спину Мормона.

— Мне тоже страшно. Эх, Бугай, попали мы по твоей милости к чертям на кулички. Дался тебе этот Белый цветок с его лечебными корешками. Чую, пропали мы.

— Надобно братву на помощь звать, — решил Бугай и потянулся за мобильным телефоном, но телефон не действовал: может, сели батареи, может, разбился, а может, в этом непонятном месте отказывала всякая электроника. Грозное урчание, между тем, продолжалось и, кажется, становилось громче и злее….

Лес стоял вокруг огромный и могучий. Раскидистые дубы и стройные буки казались живыми и грозными хранителями здешних мест. Иногда налетающий ветерок шевелил их молодые листочки, и тогда деревья издавали тревожный шелест, грозный шепот недовольства, предупреждение незваным пришельцам, чтобы они не полагались на свои человеческие заслуги и звание венца эволюции. Почему-то не пели птицы, все утро трезвонившие на все голоса. Из чащи доносилось пугающее шуршание лесной подстилки, словно какие-то существа перебегали от дерева к дереву, подкрадываясь к людям.

Шнурок, Продиджи, Страус и Юля смогли перевести дыхание только тогда, когда забились в самые густые и глухие дебри. Грохот падающего автомобиля затих вдали, и наступившая тишина казалась поэтому более злой и давящей.

— Да, дела, — подавленно констатировал Продиджи, — еле-еле ушли. Большой бы форшмак получился, если б эта дура на нас наехала.

— Зато пассажирам той дуры явно не повезло, — напомнил Страус. — Нужно идти спасать.

— А где Оксана? — Вдруг вспомнил Шнурок.

— Да вроде впереди нас бежала, — сказал Продиджи. — Орала она больше и громче всех.

— Но сейчас-то не орет, — проворчал Страус.

— Может, ее задавило? — Похолодел Шнурок.

— Да ну, задавило, — отмахнулся Продиджи. — Она впереди нас была. Оксана! — Позвал он громко.

Тишина. Никто не откликнулся.

— Оксана! — По очереди стали звать остальные.

Оксана не отзывалась.

Ребята решили вернуться назад, вернее попытались вернуться, чтобы найти автомобиль и Оксану. Шнурок очень боялся, что ее они найдут под автомобилем. Но, пройдя в обратном направлении, молодые люди не нашли ничего: ни Оксану, ни автомобиль. Даже тропинка, по которой они улепетывали, затерялась в чаще. Громадный и мрачный лес раскинулся во все стороны, закрывая обзор и такое далекое небо.

— Мы заблудились, — спустя некоторое время сообщил Страус.

— Не может быть, — не поверил Продиджи.

— Сам знаю, что не может быть. Я этот лес вдоль и поперек исходил, но в этом месте я впервые.

— Забыл просто. Лес за год измениться мог.

Страус неуверенно покачал головой и вытащил из кармана компас и смятую карту, предназначенную для спортивного ориентирования. На такой карте разной проходимости лес окрашивается в разные оттенки зеленого — чем гуще, тем зеленее, а открытые пространства имеют коричневый цвет.

— Давайте пройдем немного назад, — предложил Страус, держа перед собой компас и карту. — Хм, нет на карте этого места, — удивленно пробормотал он. — Вот, смотрите: какая-то ложбина, родник из склона выбивает. На карте ни того, ни другого. Вот здесь на нас покатилась машина, — Страус показал на карте. — Мы бежали в этом направлении… или в этом. Больше двухсот метров мы пробежать не могли. Значит, мы должны быть здесь или здесь. Чертовщина!

— Сам ты чертовщина! — Огрызнулся Шнурок. — Оксану искать надо.

— Помолчи, — оборвал его Продиджи. — Если Страус говорит: чертовщина, значит, так оно и есть. Я сам в том году здесь спортивное ориентирование сдавал. Не было здесь такого леса.

— Нужно Оксанку найти, — настаивал Шнурок.

Поблуждали еще немного, выбрались на хорошо проторенную дорожку, ведущую неизвестно куда. Остановились в раздумьях. Хотя дорожка вела и неизвестно куда, но точно не в ту сторону, где можно было найти потерявшуюся Оксану. Между юношами произошел спор. Продиджи и Страус предлагали идти по дорожке — раз она есть, то куда-то определенно должна привести, но Шнурок требовал идти в другом направлении, поперек дорожки, сквозь непроходимые заросли терна. Спор выиграли Продиджи и Страус. Шнурок — Фома неверующий — даже сделал попытку продраться сквозь колючки, весь исцарапался и под давлением таких аргументов согласился идти вместе со всеми. Юля же по-прежнему молчала, странной она была девушкой.

Потом, прошагав некоторое время по тропинке, они нашли большой и очень дорогой рюкзак, лежащий прямо на покрытой сухими листьями земле. Любопытный Продиджи сразу же заглянул внутрь, чтобы узнать содержимое. Содержимое оказалось очень нужным в их экстремальном положении: жестяные банки с консервированными продуктами, причем деликатесными, фляжка с коньяком, коробка дробовых патронов, брезентовая накидка, фотография какой-то маленькой белобрысой девочки со злыми глазами и полуоткрытым, как у дебилов, ртом, и карта, начерченная хотя и от руки, но четко и профессионально.

— Может, это и есть карта, которая нам нужна, — обрадовался Страус.

— Тогда ищи быстрее, где мы находимся, — потребовал Шнурок.

— Подходящих ориентиров нет. На карте целая куча дорог, полян, даже озер. Какие-то горы. Нет, это совсем другая карта. Здесь расстояния в десятки километров. В нашем лесу нет таких пространств.

Нести находку поручили Шнурку, как тот не упирался, жалуясь на непосильную тяжесть. Его собственный малюсенький ранец свободно поместился внутри найденного рюкзака, и еще свободное место осталось.

— Теперь, Шнурок, ты такой же, как все, одинаковую ношу тащишь, — сказал Продиджи. — И не лей по этому поводу горючие слезы.

— У меня сколиоз, мне вредно большие тяжести таскать, — напомнил Шнурок.

— Не рассыплешься, — ответил на это Страус, изучая найденную в рюкзаке карту. — Старая карта. Расстояние в верстах измеряется. И верст этих пара десятков. Весь наш Чумской район поменьше будет. Нам эта карта не подойдет, здесь другое место изображено.

Однако вскоре они вышли на распутье с большим камнем посередине, и Страус нашел это место, отмеченное на карте в нижнем правом углу.

— Вот-так-так! — озадачился Продиджи. — Где мы тогда находимся? И как мы здесь очутились? Страус, ты можешь ответить на прямо поставленный вопрос?

Но Страус промычал нечто невразумительное. На прямо поставленный вопрос он ответить не мог.

— Ясно, что с нами произошло нечто необычное, — печально констатировал Продиджи. — Все, Шнурок, твою Оксану мы больше не найдем, ее лесные бабаи съели.

— Кто-кто?

— Бабаи. Такие страшные и плотоядные антропоморфные существа, боковая ветвь от эволюционного древа человеческого рода. Приходят ночью, нападают на людей и отгрызают разные полезные части тела.

— Но сейчас-то день, — напрягся Шнурок и прикрыл руками полезную часть тела.

— Значит, это были полуденные бабаи, они света не боятся. Да не трепещи ты, Шнурок, пошутил я. Найдется твоя Оксанка…. Хотя может, и нет.

— Куда теперь идем? — Спросил Страус. — Здесь распутье.

— На камне этом ничего не написано?

— Написано, — Страус подошел к камню и придвинул лицо к его шершавой поверхности. — Только не по-русски. Руны какие-то или иероглифы.

— Жаль. Было бы неплохо узнать направление, — вздохнул Продиджи. — Налево пойдешь — по роже отхватишь, направо — тоже отхватишь, прямо — тем более. А на карте, что нарисовано?

— Три дорожки. Две на какие-то поляны ведут, а третья к озеру. Дальше все они расходятся. На полянах какие-то странные значки указаны.

— Не череп с костями?

— Нет, не похоже. Сам взгляни, какие-то треугольники, надпись от времени стерлась.

— Это успокаивает. Пойдемте к полянам. — Решил Продиджи. — Мне вот эта средняя дорожка нравится. А тебе, Шнурок, какая?

— Мне все равно, — пробурчал Шнурок.

Пошли по средней дорожке, все равно, как правильно заметил Продиджи, на указательном камне не было указано, где и каким образом можно было сложить голову. Последнее и радовало и огорчало одновременно.

Узенькая дорожка постепенно превратилась в дорогу, пусть и не очень широкую, но ухоженную и, по многим признакам, часто используемую. Хотя следы автомобильных колес на прочном, слежавшемся грунте не различались. А еще стояла тревожная тишина. Нет, листья на деревьях шуршали, птички свистели, но все остальные шумы, обычно сопутствующие человеческой деятельности и привычные слуху, почему-то исчезли, а ведь обычно, даже во время ночевок в лесу Продиджи и Страус слышали негромкий рокот недалекого шоссе. Боясь нарушить царящую тишину, ребята разговаривали вполголоса, почти шепотом, поминутно прислушиваясь.

Потом молодые люди услышали очень подозрительный звук, прилетевший откуда-то издалека, но, тем не менее, вселивший в их души сильный страх. Над лесом поплыл протяжный звериный вой.

— Что это? — Испуганно спросил Шнурок и замер на месте.

— Кто-то воет, — ответил Страус.

— Я сам слышу, что кто-то воет. Но кто это воет? Есть в нашем лесу кто-то, кто может так выть?

— Может, прикалывается кто-то, — предположил Продиджи. — Сегодня первое мая, пришел кто-то в лес и дуракует.

— Хорошо, если так, а если по-другому? Если это зверь такой? Хищный! Сами же говорили, что мы заблудились.

— Если есть карта, то не заблудились. — Решительно заявил Страус.

— Ты по этой карте нас домой вернуть сможешь?! Оксанку найти сможешь?! Нет?! Значит, заблудились. И нечего Ваньку валять!

Звериный вой продолжал плыть над лесом, пробуждая в душах щемящие, спрятанные в генах, воспоминания, когда одетые в шкуры пращуры с таким же волнением слушали звериный вой, сидя возле своего костра.

— Это прикалывается кто-то, — с деланным оптимизмом объявил Продиджи. — Пойдемте на звук и встретим людей.

— Диких? — Спросил Шнурок. — Может, это твои полуденные бабаи за Оксанкой гонятся.

— Тогда мы бы и ее крики слышали — она у нас голосистая. Да и нету никаких полуденных бабаев.

— Тогда кто воет? Люди так не воют. Такой вой я только в ужастиках про оборотней слыхал.

— Это не люди, — сказала вдруг молчаливая Юля. — Это звери воют. Я у бабушки в Сибири жила. Так волки воют, когда на охоту выходят.

— Сейчас не зима, — неуверенно напомнил Страус.

— Скажи это волкам, — Шнурок начал впадать в истерику.

— Может, это собаки? — Спросил Продиджи.

— А что, собаки лучше волков? — Продолжал паниковать Шнурок. — Мне один раз пришлось целый час на дереве просидеть, когда соседский питбуль на улицу выскочил. Так и сидел, пока его другой сосед из ружья не завалил. Бешеная собака страшнее волка может быть, а здесь целая стая воет.

Протяжный вой прорезал сухой хлопок выстрела, а вой одного зверя сменился визгливым воплем, полным боли и злобы, да и другие звери — если это выли действительно звери — заверещали злее, перемежая протяжный стон истеричным рычанием. Послышалось еще несколько выстрелов, а затем прогремел громкий хлопок, словно взорвался снаряд. После этого все звуки затихли. Никто больше не выл и не стрелял.

— Вот-так-так, — пробормотал Продиджи. — Скажи мне, Страус, ты же у нас гений, без пяти минут нобелевский лауреат, что здесь происходит? Где мы находимся? Куда подевался знакомый лес, который мы с тобой знаем как собственный карман? Кто только что выл? И кто от этих вытиков при помощи пистолета и взрывчатки отбивался?

— Мне разом ответить или по отдельности? — Спросил Страус. — Я не знаю. Я не знаю, где мы находимся. Я не знаю, как здесь оказались. Я не знаю, кто только что выл. Я не знаю, кто стрелял. Тебя это удовлетворяет? Но одно я знаю точно — нужно принять меры предосторожности и найти какое-то средство обороны.

— Шнурок, у тебя есть какое-нибудь оружие? — Спросил Продиджи.

— Кастет, — ответил Шнурок.

— Ага, с кастетом против стаи голодных волков. Веселенькое, я вам скажу, будет зрелище. Ты как хочешь, Шнурок, но Конан-Варвар из тебя не получится. Размерами и храбростью ты у нас не вышел. Кастет. А если на нас те стрелки с бомбами покусятся?

— У нас есть пачка патронов, — напомнил Шнурок.

— Без ружья. Я как-то не представляю, как можно использовать патроны без ружья.

— Можно из пороха гранату сделать, — предложил Шнурок.

— Одну. Много ли в этих патронах пороху. У меня есть топорик, но им даже хворост тяжело рубить.

Топориком было универсальное туристическое приспособление, в котором на стальную пустотелую рукоятку по очереди крепились штык маленькой лопаты и крестообразный гибрид топора, пилы, молотка и долота. В топорном варианте это приспособление было очень неудобным, тупым и коротким. Тем не менее, Продиджи вооружился этим инструментом, Шнурок самодельным кастетом, а Юля и Страус приготовили ножи. Еще они вырубили себе длинные прочные палки — оружие, согласитесь, более надежное, чем все выше перечисленное. Страус на конец палки прикрепил нож и получил вполне приемлемое копье. Не сказать, что после этих приготовлений ребята почувствовали себя надежно защищенными, но некоторое успокоение в нервную систему вид топора и палок принес. Шнурок унял свои слезливые стенания, хотя по-прежнему озирался по сторонам и вздрагивал от любого подозрительного шороха.

Потом они двинулись вперед, соблюдая предельную осторожность, напряженно озираясь по сторонам, готовые отразить нападение.

Бугай, Шишимора и Мормон, три неудачливых похитителя детей, три посредственных путешественника, три авантюриста-дилетанта сидели сейчас на высоком дереве и боялись. Привычные к комфортабельным жилищам, ресторанам, «тусовкам» и «стрелкам», где они кого-нибудь самоотверженно «разводили», господа бандиты находились теперь в неудобных и в высшей степени некомфортабельных условиях.

Перед этим они совершили обстоятельную многокилометровую пробежку, спасаясь от неизвестных, но по многим признакам хищных тварей, похожих на раскрашенных в серо-зеленый камуфляж волков. Эти твари появились из леса, когда Бугай оплакивал погибшую машину, Шишимора сломанные ногти и прокушенный язык, а Мормон собирал остатки припасов. Припасы он собрать так и не успел.

Из ближайших вдруг кустов выпрыгнул тощий, грязно-пятнистый, остроносый зверь, до этого минут пятнадцать наводящий страх своим урчанием. За первым зверем, клацая зубами, выбежали остальные, и господа бандиты пустились убегать.

Бежать пришлось долго, что для непривычных к этому делу господ оказалось тяжким испытанием. Звери выли, рычали, бежали позади и по сторонам, иногда подскакивали ближе и норовили укусить. Мормону пришлось разрядить в чудо волков обойму пистолета. Он ранил одного из нападавших, хотя и не смертельно. Ранение сотоварища остальных зверей не отпугнуло, но наоборот, разозлило и раззадорило. Спаслись господа похитители только тем, что Бугай швырнул в животных ручную гранату. Часть чудовищ была убита, другая покалечена, но многие убежали. Поэтому Бугай, Мормон и Шишимора забрались на дерево и теперь сидели там, ругаясь и иногда соскальзывая.

— Олухи, пентюхи, дебилы! — Слезливо орала Шишимора. Стресс оказал положительное воздействие на ее прокушенный язык, и теперь она могла орать в полный голос. — Кто обещал, что это будет легкое путешествие? Кто говорил, что это будет самое безопасное путешествие? «Ла-ла-ла, Шишиморочка, все будет тип-топ, легкая прогулочка, и денег полные карманы». А я, идиотка, уши поразвесила, поверила. Да с вами даже цыплят разводить нельзя — вы в инкубатор крокодилья яйца засунете!

— Не бухти, Шишимора, — гундел в ответ Бугай и тряс головой — его слегка контузило взрывом гранаты. — В прабабкином завещании об этом ничего не было сказано.

Мормон удобно уселся в развилке дерева, положил заряженный пистолет на согнутые колени и закурил дорогие сигареты, единственное сохранившееся у него достояние — делиться сигаретами он ни с кем не собирался. В кармане у него находились еще две неизрасходованные пистолетные обоймы, и поэтому он чувствовал себя более-менее спокойно.

— Гранаты еще остались, Бугай, — спросил Мормон.

— Одна.

— Плохо, что у нас рюкзаки сперли. Там целая коробка патронов была.

— Без ружья?

— Ну, приклад и ложе починить можно было, проволокой, в конце концов, перемотать или лейкопластырем, главное — чтобы стреляло. А теперь….

— Ты лучше думай, козел, как мы спасаться будем! — Проорала Шишимора.

— А ты мне своим визгом не мешай! Смотри, вместо тех еловых волков могут прийти какие-нибудь древолазы. Они нас с дерева точно стряхнут. Так что не ори и не кликай лиха. Быстро, однако, твой язык отошел.

Шишимора испугалась. Поворчала немного, попищала, поерзала на своем неудобном насесте, принимая более устойчивую позу, и затихла.

— Бугай, что там хахаль твоей прабабки говорил? — Спросил Мормон.

— Про волков ничего, — ответил Бугай. — Рассказываю еще раз. Прабабка, когда откидывала копыта, а ей больше ста лет было, оставила мне порошок из корней и сказала, что этот порошок достался ей от хахаля. Что трава эта растет в потаенном лесу, где ее хахаль от комиссаров прятался. Этим порошком прабабка людей лечила — знаменитой знахаркой была. Я после отнес порошок в лабораторию. Этой дрянью можно и мертвого на ноги поставить, а СПИД, рак, хронические болезни, чума всякая для него — детские штучки. Плохо, растение это только в одном месте растет, и мало его — всего несколько кустов.

— Ну, современные технологии его клонировать могут. Да, Бугай, это, конечно, золотое дно, но…. Про опасности прабабка что-нибудь говорила, про волков этих зеленых, а может здесь какие-нибудь циклопы водятся?

— Не успела. Я ее тогда тряхнул сильно, наверное, лишние силы приложил, она и откинулась.

— Так она не сама тебе завещание справила?

— Да будет эта старая скряга что-то завещать. Все с собой в могилу унести хотела. Пришлось правду силой добывать.

— Пытал? — Сказал Мормон, не столько спрашивая, сколько констатируя факт.

— Не ее саму, ее любимую кошку. Прабабка, видишь ли, кошку свою сильно любила, сильнее родни. Ну, я кошку за хвост к потолку подвесил и начал с нее живой шкуру снимать.

— Ну ты и сволочь, оказывается, — беззлобно заметил Мормон.

— От сволочи слышу, — угрюмо огрызнулся Бугай. — Я детишек разной дрянью не кормил, «винтом» там, или «крокодилом».

— Оба вы скоты! — Вякнула со своей ветки Шишимора.

— Ша, птичка, заглохни! — Цыкнул на нее Мормон. — Безвыигрышные лотереи, или махинации с квартирами старух, выходит, Пушкин делал? Все мы здесь одинаковые. Вот если найдем Белый цветок, можно и честным делом заняться: и людям страждущим помощь, и свой карман не обидим.

— Если только нас волки до этого не съедят, — угрюмо проворчала Шишимора.

— Будешь орать — съедят. Надобно на разведку идти, — решил Мормон и спрыгнул с дерева. Встал на ноги, держа перед собой взведенный пистолет, огляделся. Было тихо. Зеленые волки не появлялись на глаза и не шуршали в ближайших кустах, но, тем не менее, Мормон трусил отчаянно, дрожал и вздрагивал. Хотя для примера: Бугай и Шишимора с дерева не слезли вообще и смотрели сверху на Мормона тоскливым и выжидательным взглядом.

— Ну, чего вы там расселись? — Спросил их Мормон. — Слезайте. Трусы!

Бугай и Шишимора отрицательно замотали головами и еще сильнее вцепились в ствол дерева.

— Как хотите, — Мормон устало махнул рукой.

Сделав небольшую рекогносцировку, не отходя далеко от спасительного дерева, он вернулся назад:

— Волков нет. Может, к машине вернемся? Там хоть какие-то вещи остались.

— Ты знаешь, где машина? — Спросил Мормона Бугай. — Нет? То-то же. И с чего ты так уверен, что волки ушли. Может, они поблизости в засаде прячутся, нас поджидают.

— Так что, вы всю жизнь на дереве сидеть собираетесь? Без еды мы здесь быстро загнемся.

— Я никуда не пойду, — решительно заявила Шишимора.

Мормон хотел сказать в ее адрес что-то язвительное, но поблизости раздался подозрительный треск валежника, возможно к волкам не относящийся, но все равно пугающий, и Мормон быстро залез обратно на дерево.

— Хорошо, — сказал он угрюмо. — Будем сидеть на дереве, пока не ослабнем от голода и не попадаем вниз. Тогда нас точно съедят.

Бугай и Шишимора ничего не ответили на это высказывание.

Наконец после затхлости лесной дороги, сдавленной с двух сторон стенами зеленеющего кустарника и деревьями, молодые люди выбрались на поляну, обильно заросшую сочной травой. В глаза ударило яркое солнце. Время уже подобралось к полудню, поэтому основательно потеплело. Поляна, по форме напоминавшая трапецию, оказалась очень обширной — несколько квадратных километров точно. Ее можно было засеять зерновыми и получить приличный урожай, или использовать под колхозное пастбище. На поляне и в самом деле паслись какие-то животные, убежавшие в лес при появлении людей. Кто это был: олени или безоаровые козлы, Страус из-за расстояния распознать не сумел. Зато и он и все остальные хорошо разглядели несколько полуразрушенных самолетов, стоящих на южном краю поляны.

Самолеты для жителей затрапезного Чумска были вещью таинственной, близкой к космическим кораблям или супер-компьютерам. Никто из четырех ребят на самолетах никогда не летал, а если и видел эти летающие достижения мировой цивилизации, то только пролетающими в высоком небе. Поэтому к самолетам они направились сразу, но не теряя осторожности.

Шесть самолетов времен второй мировой войны: пять, по всем признакам, бомбардировщиков, и нечто полуразвалившееся, похожее на гидросамолет. Машины стояли на шасси, будто когда-то, несколько десятков лет назад совершили здесь вынужденную посадку. Когда-то в свое бурное и героическое время эти машины считались верхом инженерной мысли, совершенным оружием, оплотом и надеждой, сейчас это был просто металлолом, способный заинтересовать только сборщиков вторсырья и нескольких, сохранившихся в наше продажное время чудаков, любителей военных раритетов.

Время и непогода не пощадили эти грозные машины: плексиглас блистеров помутнел, покрылся сетью трещин, раскололся во многих местах, сквозь дыры в обшивке, как ребра мертвеца, проглядывал каркас, как внутренности, свисали пучки проводов и трубок. Рукотворные птицы уже давно отжили отпущенный им век и медленно разлагались, вид этого распада был таким же отвратительным, что и распад живой плоти.

Ребята с удивлением и трепетным почтением рассматривали самолеты. Если быть точным, почтение испытывали Продиджи и Страус, а Шнурок негодовал по поводу большого количества металлолома, пропадающего в этом глухом месте, и особенно, столь ценимого сборщиками, алюминия. О чем думала Юля? Этого никто не знает, эта тихоня никому не доверяла свои мысли.

Потом Продиджи обратил внимание на белые звезды в синем круге, нарисованные на крыльях самолете, едва заметные из-за стершейся, облупившейся краски:

— Вот-так-так, это американские самолеты.

— Да, ну, — отмахнулся Шнурок.

— Американские, — подтвердил Страус. — Я такие на картинках видел.

— Только что могут делать американские самолеты в нашем лесу? — Не унимался Продиджи. — Когда во время войны наши войска пользовались американскими самолетами, они их перекрашивали, и красные звезды на крыльях рисовали.

Молодые люди разбрелись между самолетами. Суетливый Продиджи полез внутрь. Пугливый Шнурок, хотя раньше никто не считал его пугливым, остался вместе с Юлей сторожить брошенные рюкзаки. А Страус бродил вокруг, трогал лопасти винтов, царапал ногтями осыпающуюся краску, пару раз заглянул в открытые люки.

Продиджи развел в самолетах бурную деятельность: дергал рычаги и штурвалы, шевелил плоскостями рулей, гремел железом. Его любопытная голова попеременно то возникала в кабине, на месте пилота, то высовывалась сквозь разбитый носовой фонарь, а вскоре маячила на месте хвостового стрелка.

— Оружие с самолетов сняли, — деловито сообщил он, выпадая сквозь бомболюк под ноги Страусу.

— Ну а что ты хотел? — Удивился Шнурок. — Будет такое добро бесхозным валяться.

— А еще это говорит о том, что здесь есть люди. Ты о чем, Страус, так глубоко задумался?

— Да вот, подумал, не самолеты ли это эскадрильи номер девятнадцать.

— Это что за эскадрилья такая? — Глупо спросил Шнурок. Кстати, когда он что-то спрашивал, то всегда выглядел глупо.

— Вот эти штуки под днищами вполне могут быть направляющими для авиационных торпед, какие во вторую мировую войну использовали. — Рассуждал вслух Страус, словно не слыша вопроса. — Может, это действительно самолеты эскадрильи девятнадцать. Вон и гидросамолет стоит, он вместе с эскадрильей пропал.

— Где пропал? — Потерял терпение Шнурок. — Ты, Страус, умника из себя не изображай. Объясни по-человечески.

Продиджи молчал и выжидательно смотрел на Страуса, он тоже ничего не знал про эскадрилью номер девятнадцать.

— Эскадрилья номер девятнадцать из пяти бомбардировщиков-торпедоносцев и один гидросамолет исчезли в «бермудском треугольнике» шестого декабря девятьсот сорок пятого года. — Просто и лаконично объяснил Страус.

На Продиджи это предположение произвело впечатление, но Шнурок стал выглядеть еще глупее. Несвойственная ему напряженная мозговая деятельность отпечаталась на его лице в виде округлившихся глаз, вытянувшихся в трубочку губ и глубоких морщин, собравшихся на переносице. На глубоко задумавшегося роденовского «Мыслителя» он явно не тянул.

— Вот-так-так, — удивленно пробормотал Продиджи.

— Фигня все это, — махнул рукой Шнурок, сложный мыслительный не привел ни к какому результату, и Миша просто прогнал скопившиеся в голове мысли решительным жестом.

— А я и не говорю, что это те самые самолеты, — спокойно ответил Страус. — Просто сделал предположение.

— А если это те самолеты? — Спросил Продиджи. — То какой отсюда напрашивается вывод?

— Мы попали в зазеркалье, в параллельный мир, к черту на кулички, на тот свет, в рай или ад. — Перечислил варианты Страус. — Может, нас машиной все-таки задавило, мы все умерли и даже этого не поняли.

— Ерунда, — отмахнулся Продиджи, а Шнурок, поднапрягшись, родил еще одну мысль:

— Я знаю, какой напрашивается вывод! Нужно валить отсюда, да побыстрее!

— Кто бы спорил, — пожал плечами Продиджи, после чего снова полез в бомболюк, снова загремел железом и выкинул наружу метровой длины стальную трубку и бухту проволоки, затем опять выпал наружу.

— Вот что, Шнурок, — сказал он деловито, — у нас есть охотничьи патроны, вот тебе проволока и трубка, да с дыркой на боку — сверлить не придется. Сооруди-ка для нас мультук. На всякий случай — вдруг воющие звери к нам пожалуют.

Шнурок с раннего детства занимался конструированием всевозможных огнестрельных устройств, пусть и более простых, чем средневековые фитильные аркебузы, но стреляющих и, иногда, попадающих в цель. Такие примитивные самопалы Продиджи называл восточным словом «мультук».

Шнурок воспринял предложение благосклонно. Но для начала ребята отошли от самолетов в лес, где росли необходимые для изготовления оружия деревья, да и делать возле этих механических руин было нечего.

При помощи топора Шнурок выпилил средних размеров палку, ножом придал ей какое-то подобие ружейного ложа и проволокой примотал к ней трубу, предварительно согнув и сплющив один конец. Благо дырка, пригодная для затравочного отверстия, в трубке уже имелась, не нужно было сверлить, да и не было у них пригодного для этой работы инструмента. Чтобы ствол случайно не разорвало, Шнурок обмотал трубку несколькими витками проволоки. Потом ребята разобрали один ружейный патрон, забили в ствол порох, вставили пыж, засыпали сверху дробь и вставили еще один пыж. К затравочному отверстию прикрепили простую спичку.

— Надобно испытать, — деловито сообщил Шнурок, собираясь поджечь затравку.

— Стоп-стоп-стоп! — Остановил его Продиджи. — Сделай это дистанционно, не рискуя своей и нашими жизнями.

— Это как? — Глупо спросил Шнурок.

— На ветке мультук закрепи, подожги спичку и отойди подальше.

— А, понял, — согласился Шнурок и пошел выполнять требуемое. Закрепил самопал в расщепе дерева, поджог спичку и отбежал в сторону.

Грянул громкий выстрел. Вылетевшая из ствола дробь ударила по листьям, вспугнув гнездившихся в кронах птиц. Громкое эхо, отразившись от лесной чащи, вернула звук выстрела обратно и повторило несколько раз.

— В белый свет, как в копеечку, — скептически пробурчал Страус и оглушено тряхнул головой.

— Но против волков может помочь, — Продиджи не терял оптимизма.

— Пойдемте домой, — настоятельно потребовал Шнурок, снимая мультук с дерева. — Нужно еще Оксанку найти.

Но Оксанку они так и не нашли, да и из лесу не выбрались, хотя и проблуждали в чаще несколько часов. Тропинки, которыми воспользовались ребята, оказались капризными, причудливо извитыми, то расходящимися в разные стороны, то собирающимися вместе. Карта тоже подвела, некоторые ориентиры на ней отсутствовали, но появились новые, на карте не отмеченные. Там, где значилась широкая дорога, был густой и непроходимый лес, зато в неуказанном месте обнаруживались неучтенные дороги. Благо, рельеф не изменился, многочисленные водоемы тоже были в положенном месте. По этим приметам Страус смог определить свое местоположение, но найти дорогу домой у него не получалось.

— Нас телепортировало в какое-то другое место, возможно за сотню километров от Чумска, — решил он обреченно.

— Фильмов сказочных насмотрелся? — Проворчал Шнурок. — Скажи: заблудился, дорогу домой не найдешь.

— Знаешь что, за это время, мы бы не только до дома дошли, но еще в соседний район и обратно сходили, — окрысился Страус. — Может, сам поведешь?

— Веди! — Прикрикнул Шнурок. — Каждый должен свое дело делать.

— Пошли, — устало ответил Страус, на спор со Шнурком у него не осталось сил.

Однако блуждания по лесу результата не принесли. Часы показывали пять часов вечера, и молодые люди догадывались, что ночевать им придется в этом загадочном лесу, боясь волков, людей и бабаев….