Бубновый валет

Владимир Орлов, 2000

«Бубновый валет». Одно из лучших произведений в творчестве классика современной литературы Владимира Орлова. Роман, сочетающий острый сюжет и реалии нашей истории. Завораживающее читателя повествование о любви, загадках человеческой души и вечных ценностях.

1

Милостивые судари и сударыни, спешу выразить Вам признательность за то, что Вы, согласившись с потерей или даже с проигрышем времени, решились познакомиться с историей, о которой я принялся теперь рассказывать. Очень может быть, что интерес к ней у Вас тотчас и увянет, хотя бы и из-за несовершенств рассказчика, но вдруг — пусть и одного любопытствующего — она увлечет вглубь себя? И того будет довольно.^[1]

Для меня эта история началась летним днем 196… — го года. В холле шестого этажа, у выхода на парадную лестницу редакционного здания, меня остановил Глеб Ахметьев.

— И тебя, говорят, К. В. одарил фарфоровым изделием?

— Одарил, — нахмурился я.

— Четырех уже убили. И ты туда же?

— Каких это еще четырех?

Ахметьев назвал убиенных. Фамилии двух из них я услышал впервые, по какой причине и как их убили, было мне неведомо. Двух других я знал, но одна из них сама отравилась уксусом, второй же мой знакомец весной повесился.

— Не ты ли, Глеб, и убивал?

— Не способен, Вася, не способен! — вздохнул Ахметьев. — А жаль. Жаль! Способен лишь поднести ко рту ореховую трубку.

Он и поднес ко рту трубку. Если верить молве, федоровскую.

— А при чем тут фарфоровое изделие?

— Существует предположение, — сказал Ахметьев. — Событийная связь… Но не ожидал я, что именно ты, Василий, отправишься к К. В. унижаться, сознавая, что поход твой толку не даст.

Слова Ахметьева вызвали у меня недоумение и обиду. Ему ли, благополучному гордецу, воспалявшему в иных зависть, попрекать меня, да еще и в месте почти публичном, пусть сейчас пустынном, но где в любую секунду могли возникнуть спешащие по делам слушатели?

— Я раб низкий, — сказал я тихо, — а обстоятельства заставляют меня усмирять гордыню.

Ахметьев промолчал, вкушал капитанский табак. Стоял метрах в десяти от меня, надменный, бледноликий, вновь вызывавший у меня мысли отчего-то об удрученном Чаадаеве. Или о печальном байроновском Манфреде. (Агутин говорил: «Встал Глеб в позицию Шатобриана». Но знал ли Агутин что-либо о Шатобриане?) У редакционных уборщиц Ахметьев имел прозвище Барин. Однако не здешним уборщицам он был обязан этим прозвищем.

— Не позволишь ли ты мне взглянуть на подарок К. В.? — спросил Ахметьев.

— Я его выбросил! — буркнул я.

— Напрасно ты не хочешь мне его показать, — сказал Ахметьев. — Я бы его рассмотрел. Дал бы тебе совет. И, возможно, уберег бы от неприятностей.

— Сам себя уберегу…

— Глеб Аскольдович! Глеб Аскольдович! — выкрикнула из коридора секретарша Ахметьева Лиза. — Вас к телефону! Срочно!

— Меня нет, — сказал Ахметьев. — Я на улице Хмельницкого.

— Это из канцелярии Климента Ефремовича! — Лиза появилась в холле.

— Для этой свиньи меня тем более нет, — брезгливо произнес Ахметьев, горло и кадык его дернулись, будто мысли о свинье и его канцелярии могли сейчас же вызвать рвоту Глеба Аскольдовича.

— Но как же! Как же! — взмахнула руками Лиза. — Там ведь малые сроки!

— Ну ладно! — бросил с досадой Ахметьев и двинулся вслед за Лизой к омерзительным для него общениям с бывшим первым маршалом. Мне же отослал на ходу: — Не забывай: четырех уже убили!

А я поднялся на седьмой этаж, к себе, в Бюро Проверки.

Примечания

1

Как публикатор записок Василия Куделина обязан сообщить, что все события и персонажи их автором выдуманы. Однако не исключено, что подобная история могла произойти в многовариантности нашего бытия. — Владимир Орлов.