Сборник прозы. Из жизни, вытекающей, как из глаз горючая слеза

Владимир Николаевич Хрулёв

Как-то взгрустнётся и не как-то что-то напишется. Пишу просто и ни на кого не оглядываюсь, никого не боюсь. Чтобы написать что-то, должны возникнуть или сопутствовать определённые обстоятельства. Вот из этих обстоятельств и возникли эти произведения, назову их так. Всё по-разному и требует особого разговора. У меня их достаточно. Читайте, добрые люди. Будем знакомы. Не многим, конечно, понравится изложенное. Так ведь не для всех писал.

© Владимир Николаевич Хрулёв, 2022

ISBN 978-5-4474-3941-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Правительница Ольга варяжского племени русского

Хвойный лес России, если ослабевает в своём росте по какой — либо причине, то в нём, естественно, появляются прогалины, поляны, зарастающие обильно травой, цветами и ягодами. Такие лесные проплешины собирают в себя разного рода нечисть, требующая к себе особого отношения. Тогда то люди и колют овец, тёлок, жеребят, пьянствуют и пьяными поют и пляшут. Другого применения этим лесным полянам дикие люди не могли придумать. Пошумят, поломаются, обманут совесть и разойдутся по своим лесным в реальности норам — трущобам, что бы не сердить, не беспокоить своего бога.

Как похоже на связь с тем временем наше время, когда уже мы пользуемся этими полянами и лесными проплешинами и пьём и куралесим до одури.

Ей хотелось уже давно выйти из этого леса, но не кончалась тропа и не кончался сам лес. Чаща словно заколдованная держала её в своих объятиях. Издали доносился торжественный звон, словно впереди был Киев, и Ольге казалось, что она скачет на него, но звон всё удалялся, и по мере того, как его переливы доносились всё тише и тише, в сердце Ольги вкрадывалось тупое отчаяние.

Но, слава богу, их кавалькаду встречали.

Лошади на полном ходу укротили свой бег навстречу. Двое всадников соскочили с сёдел и помогли Ольге спрыгнуть на землю и Ольга позволила Игорю поцеловать себя и снова сесть в седло. Игорь и Олег взяли белую кобылу с двух сторон под уздцы, а подбежавшие дружинники взяли их коней и гордо зашагали к городским воротам, за которыми их ждали жители Киева.

Этим просторным землям требовался подлесок. И на северные славянские земли в середине девятого века пришла судьба дальнейшего исторического развития в лице не степных набегов печенегов или половцев чуть позже, а каких то новых неизвестных смелых завоевателей, пришедших из-за Балтийского моря и получивших название у славян варягов. Эти варяги обложили данью и славян ильменьских, и чудь, и кривичей, и мерю. И хотя через два года варяги были изгнаны этими славянскими племенами, но сами они, утомлённые своими внутренними раздорами, призвали к себе на княжение трёх варяжских братьев варяжского племени русского, которые сделались нашими первыми властителями нашего Отечества и по этому оно стало называться Русью.

Надо думать, что варяги имели представление, и, наверное, полное, о славянах, поскольку соседствовали и враждовали немало. Их внешний облик был приятен, они были стройны, высоки ростом, мужественны и приятны лицом, загорелы, даже казались смуглыми и все без исключения были русые. Однако, они не утруждали себя заботой о своей наружности. Неопрятными, в грязи могли показаться в многочисленных собраниях людей чужого племени. Вместе с тем об их отваге ходили легенды. Древнее оружие славян состояло в мечах, дротиках, стрелах, намазанных ядом и в больших тяжёлых щитах.

Олег и Ольга спешили в Киев к 23 июня, на праздник Купалы, бога земных плодов, жертвования которому приносили перед собиранием урожая. Молодые люди украшали себя венками, а вечером раскладывали огонь на берегу Днепра и у костра плясали всю ночь и воспевали своего Купалу. В этот день была назначена свадьба — Ольга, дочь знатного варяга из Пскова спешила к жениху, сыну Рюрика Игорю. В этом действе, отметьте себе, читатель, славян ещё и рядом не стояло, авсе они были в стороне, как гости, но в стороне. Они как бы добровольные и любопытные наблюдатели того, что творится в их доме.

А Ольге этот праздник хотелось видеть воочию. Она думала и размышляла и о многом другом. Но как то всё выходило неопределённо и непонятно, словно виделось всё из неоглядных далей и что предстоящее замужество — словно какая то детская неправда и всё это пройдёт как забывшийся утром сон.

А Ольгин конюший по какой то причине не мог увязаться за Ольгой на резвой белой кобылице. Он шёл и бежал по её следу и, наконец, устав, изнеможенным, наломал елового лапника и устроился на ночь у костра. Наконец, сон повалил его на бок и ему, ещё не уснувшему, стало чудиться всякое, что не может приснится во сне: за костром, за светом его пламени, в слабом дыму, как в тумане, сидел красивый волк. На нём была серая шерсть с чёрной полосой по хребту, будто одетая дорогой одеждой, столбики ушей украшали голову словно корону, а глаза горели зелёным ласковым огнём. Волк раскрыл белозубую пасть и показал красный длинный язык, зевая, видимо, от удовольствия быть на этом месте рядом с человеком. Длинно зевая, волк издал из глубины своей пасти какой то свой волчий звук и лязгнул зубами. Парень приподнял голову. Волк не шелохнулся и оставался мирно сидеть как собака. Федул, так звали парня, сомкнул и разомкнул глаза. Волка не было у костра. И тут Федул увидел, не замеченный им ранее славянский столп, стоящий на перепутье троп, а на вершине его урну с прахом сожжённого человека. Он подивился сам себе — как он мог не заметить святыню, пусть и святыню древлян, извечных врагов полян, куда и направляется невеста Ольга. Но где же она? Никак завлекли её каким то диким способом дикие люди. Нет, надо идти и искать. Не то быть войне.

Федул протёр глаза, тряхнул головой. Волк куда то пропал, но чувствовалось его присутствие где то рядом; лес зашелестел на утреннем вздохе природы, озарился ранним солнцем и столп с урной наверху проложил слабую, длинную тень, угадав попасть на потухшие угли костра.

Нет же, он уже не спал. А из головы у него не шёл тот волк. Он вполне мог убедиться за долгое видение, что волк — это волчица, именно она, Княгиня Ольга, красавица варяжского племени. И он, бросив свой отдых в пути, двинулся искать пропажу. А лес за ним молчал. Он смыкался за ним, как воды Днепра за челном, плывущим в неведомые страны, с каким то враждебным упорством и нигде не позволял просветится солнечным лучам сквозь плотную стену деревьев, где могли бы обитать древляне — непримиримые враги Княгини Ольги. И куда скрылся волк, в беспросветную тьму леса? Вот на видное место на поляне выбежал белый заяц, сел на задние лапки, повел длинными ушами с чёрными отметинами на концах и стал умываться, делая Федулу смешные рожицы. Почему он белый, этот заяц, в летнюю пору?

Итак, Русь варяжского происхождения, прямо указывающая на варягов. И действительно, из варягов пришёл Рюрик с братьями, из варягов пришли Аскольд и Дир со своими дружинами и варяги же по следам своих соплеменников шли в славянские племена и успешно обживались среди них. Мы можем догадываться об этом, видя как пытаются передать нам свои знания летописцы, пожалуй. единственные наши путеводители по истории славянства. Наконец, из варягов вышли первые наши князья, впервые назвавшие себя славянскими именами. По славянским именам Ярослав, Святослав, Владимир, Ярополк мы начинаем понимать, что варяжское племя русских начинает растворятся в славянских племенах.

А время идёт, катится по лесным тропам славянских племён и видит их, диких и ошеломлённых, свалившейся на их головы и плечи несвободой, притеснением чужих князей. Но в этом времени происходят необратимые изменения, но, конечно, не в одночасье. Но для всех живущих в то время на славянских землях и вместе со славянами начинает проявляться интерес к слову «Русь», то есть к тому, как и почему так оно называется, почему называется так обширная территория, заселённая этими племенами, почему так называются эти люди под властью чужеземных князей. Этот интерес, конечно, был не с родни интересу научному и даже познавательному и мы никогда уже с точностью не узнаем об этом. Мы только можем догадываться об этом, видя как пытаются передать нам свои знания об этом летописцы, пожалуй, единственные, наши путеводители по истории славянства. А сей час при встрече жениха и невесты подаренная кобылица и сам Федул. названный конюшенным должны быть при месте. Но где же он?

Ну а мы время не задерживаем и видим, что Рюрик скончался ещё после пятнадцатилетнего княжения по смерти Синеуса и Трувора, оставив после себя Монархию, малолетнего сына Игоря, передав правление Монархией и воспитание сына своему родственнику Олегу. И Олег стал Правителем большой Монархии и воспитателем сына второго зачинателя славянского государства Игоря.

Которому настало время женить. У своих, у варягов русского племени, подыскали невесту, истребовали разрешения у отца и повезли в Киев к знатному жениху, что бы и саму Ольгу сделать знатной.

Дикое славянство едва ли кого заинтересует. И если летописи шестого века изображают славян крайне жестокими людьми, то откуда жестокость у народа, если не от пребывания его в дикости, когда этот народ мог существовать только в диких лесных (к примеру) местностях и не видел перед собой не только цивилизации, но и сколько-нибудь преемлевого варварства. Перед глазами дикого славянина постоянно виделся дремучий лес: это и на Днепре, на Оке, на Мещёре, в Ветлужских лесах, на Верхней волге; и на севере: на Двине, на Ладоге, на берегах Ильменя. А в этих диких дремучих лесах жили медведи, требующие от славян достойного противостояния и не менее опасные туры. Такая среда обитания плюс постоянный лесной сумрак делают и славянина сумрачным диким человеком и все его сказочные герои из древности не имеют доброты. Лес, жилище славянина, его среда обитания, не может подсказать, не может навеять ничего солнечного, лучезарного. И живут они в своих лесах. как дикие звери, в жилищах похожих на звериные норы и быт их не человеческий, а звериный, в своих распрях и ссорах убивают друг друга, семейных браков не знают, целомудрия не знают, жён и девушек похищают, живут в многожёнстве и многомужестве. Их хижины бедны и убоги. Особо наглядны своей жизнью племена древлян, северян, радимичей и вятичей. Из этих племенных исключений дикого быта может быть названо лишь одно племя полян. Поляне жили по среднему течению Днепра, были кротки и тихи, добродушны и не злобивы, никак не похожи на кривичей или древлян.

Все народы, в том числе народы языческой культуры, оберегают свою веру как могут, видя в ней наследие своих отцов и самые грубые её проявления и сама жестокость не кажутся им таковой, напротив, она так же освящена памятью. И славяне отвергали христианство в течение многих столетий. Задолго до Ольги и Владимира в христианство славян хотели обратить немецкие проповедники, но устрашённые их дикостью, отказались от этой мысли. И с другой стороны, славяне ненавидели христиан и христианство и прекращали торговые связи с ними, а священников христиан приносили в жертву своим идолам.

Но это, конечно, до поры.

Волк появился сразу, как только Федул сделал свой первый шаг. И Федул увидел, что волк улыбается ему и трусит не спеша, приветливо крутя лисьим хвостом. Всё это было необычно и доверчиво, особенно когда пришлось удостовериться Федулу в волшебной силе Княгини, когда увидел множество горящих зелёным светом волчьих глаз в глубине леса по сторонам тропы. Всё это и указывало Федулу на магическую силу Княгини Ольги. И как только он уверился, что Ольга не пропадёт, то сразу и нашлась. Она стояла над кручами Днепра, глядела в дали низкого противоположного берега и ей ничего не мешало, ничего её не беспокоило; рядом стояла с таким же спокойствием белая кобылица, подарок рода из племени русского.

Федул подошёл к Княгине, ожидая неприятных слов. Но Ольга и не обмолвилась о его отсутствии и сказала, словно ничего не произошло: пора возвращаться. Несказанно удивлённый всем происходящим Федул заметил при возвращении, что эта тропа была ему знакома и как он смог потерять свою Княгиню — было не объяснимо. И он почувствовал себя виноватым в пустой вине, которую и хочешь. но не совершишь. Однако, вина пришла. Теперь деревья своими ветками били его по лицу, словно издевались над его беспомощным положением. В одном месте на поляну выбежал всё тот же белый заяц, сел на задние лапки и поводя своими длинными ушами стал умываться, а умываясь, подглядывал между лапок за Федулом и делал ему кривые заячьи рожи.

Волосы русые, в одну косу собраны, на щеках румянец проступает сквозь белый мрамор — такой Ольга садилась на белую кобылицу и кобылица её приняла с готовностью подчиняться. Стоящий рядом Олег попытался помочь ей сесть в седло, но получив отказ диковатым взглядом не трогать в помощи её тела, поспешил с ласковыми словами о свободной жизни в замужестве, об исполнении всех её желаний, о заботе о ней мужа и рабов и что она не куплена Игорем и будет вольна вновь вернуться во Псков в своё племя и ни в чём притеснения ей не будет. А Ольга на всё это промолчала. И процессия двинулась в путь. Туда, где ждал жених.

Выехали за околицу, Ольга по сторонам смотрит, точно прощается, а Олег прибавил шагу дружинникам и лошади едва не понеслись, значит стало не до задумчивых прощаний и Ольга пересела в телегу сберегая белую кобылицу до самого въезда в Киев. Так и сидела в свежем сене, проезжая мимо чужих земель, где живут дикие северяне, радимичи, вятичи, древляне. Три дня были в пути. И медлили, не давая коням устать, и поспевали к цели быстрым ходом, и всё через эти таинственные леса, где обитали не люди, а почти звери, которые убивали друг друга, похищали жён и девиц, жили в многомужестве и многожёнстве.

Ольга в пути видела брошенные обитателями, не умеющими в себе гостеприимства, а только способность к грабежу, лесные хижины людей. Она ещё не знала, что эти славяне живя в уединении, знали о предосторожности своих поселений строить их в отдалении и делали в своих жилищах разные выходы, что бы можно было в случае нападения скорее и незаметнее спастись бегством. В своих схронах, глубоких ямах, они хранили не только драгоценные вещи, но и хлеб. Ольга всё это видела воочию. Она знала о жизни этих племён, но их жизнь была для неё как бы отринутой и защищённой варяжской дружиной в Пскове и там жили совсем другие славяне, послушные и умные люди. Первая нужда иных славян, среди которых она жила до настоящего времени, и среди которых она осмелилась жить, куда она ехала сей час добровольно, есть пища и кров; вторая — удовольствие, которое находят в звуках, веселящих душу.

Сердечное удовольствие, производимое музыкой, заставляет этих людей изъявлять разные телодвижения, рождает пляску — любимую забаву, которая состоит в том, что бы в сильном напряжении мышц взмахивать руками, вертеться волчком, приседать и топать ногами. И это всё под звучную музыку. Под эту же музыку происходят и народные игры, среди которых наиболее любимыми являются борьба, кулачные бои, бегание наперегонки. Всё это Ольга наблюдала воочию и удивлялась, как после кулачного боя, происходившего до омерзения свирепо, как у зверей, люди и не вспоминали обид, напротив, считали себя друзьями и братьями, обязанными друг другу ближе родственника по крови.

Давно уже дорога шла по правому берегу Днепра, оставив позади незамеченным брод и исток реки, похожий на хвост змеи, лежащей под солнцем вплотную под высоким берегом своим брюхом.

Ольга уже скакала на подаренной белой кобылице и не могла насмотреться на днепровские дали. С днепровских круч видно, что равнинные леса на левом берегу Днепра далеко ушли вглубь синеющего горизонта и Ольга, естественно, не знала какие это леса за пределом человеческого взора. Это в этих лесах потаились медвежьи углы, а в низменных чёрных лесах живут кикиморы, во всех лесах население одно — нежить, только она может уживаться там с такими соседями как Соловей Разбойник и эти леса продвигаются через Мещеру до самых ветлужских лесов, а куда дальше — никто не знает.

Появились посланцы Игоря на лошадях в праздничной сбруе, которые повстречав ожидаемое, с гиком, со свистом повернув лошадей, бросились назад оповестить радостью Князя. Тогда и Князь в сопровождении блестящей в латах дружины выехал навстречу. Достигнув посеки, нового места под пашню, за земляным валом, дружина с Князем слезла с коней и устремила свои взоры на лес, из которого по наезженной дороге должна появиться ожидаемая кавалькада. И вот они появились, выползали из зелёной стены леса и что то приветственное кричали встречающим. И тут было видно, что кто то отделился от кавалькады, их двое, на белой лошади и пегой в яблоках. И тут же Игорь вскочил в седло и помчался навстречу белой кобылице.

Уже уставшая от седла Ольга сравнивала столь разную жизнь славян и варягов и в мыслях прискорбно отмечая свою на манер славянской жизни, которую ей придётся претерпеть, поскольку жить придётся среди славян. Но, слава богу! при муже варяге, но о том, что она Княгиня ей в голову не запало поначалу. Всё это будет потом.

А утром четвёртого дня после свадьбы перед высокими окнами молодого Князя и мужа выстроились кто помоложе и кто постарше, вперемежку, кто ещё мог выговориться и понять самого себя, да прокричать молодым в окно, требовать на осмотрение «красное знамение». И тут же на красное крыльцо терема вышел Олег и с ним помощники из его дружины с развёрнутым «красным знамением», доказательством девственности и непорочности невесты. Славян среди них было — не сосчитать, а варягов мало интересовало такие доказательства, но они чтили обычаи славян и поддавались их требованиям. Нужно такое доказательство? Получите, доказательство нашей морали, оно такое же как ваше в данном случае. А могло быть всё по иному. Тогда невеста заранее известила бы жениха об этом. Но Ольга спокойно отнеслась к требованию Олега — правителя и жениха Князя Игоря. И почему то ей было это понятно, но в большей степени приятно: она достаётся жениху даже нецелованной. Таких требований к невесте у варягов не было.

И славянская часть жителей Киева была горда тем, что ими правят честные правители хоть и варяжского племени.

И они таскали это «красное знамение» по улицам города и по тем местам, где веселился народ. И показывали всем, какова невеста их Князя.

Удивительно, но празднество, такое обильно пьяное и громкоголосое, прошло без каких либо последствий и Правителю Олегу не пришлось прибегнуть к наказаниям.

А Ольга стала Княгиней. Но в ней ничего не поменялось. Или: поменялось, она стала до осторожности вкрадчивой в разговорах даже с простым людом и она часто находила о чём можно поговорить хоть с кем; особенно её интересовали беседы с Олегом и она часто приглашала его на верховые вылазки в лес и расспрашивала его об отношениях к другим окружающим славян народам. Она скакала по лесным тропам и в одиночку и это дело любила всего больше.

Садилось вечернее солнце, наводя сумрак в душе. Земля Киевская казалось громадной, необъятной, грустной и необъяснимой, вся погруженная в тяжёлую думу о своей участи. Над всадницей нависла тяжёлая молчаливая туча.

Только за Днепром отсвечивает край неба лучами занимающейся зари. Дальняя степь, обвеянная синеватой мглой, казалось, расплавлялась в истоме. Лёгкий ветерок лениво шевелил густые травы и пестревшими в них головками разноцветных цветов. Если бы и Игорь был сейчас в седле, то его лошади стоило повернуть голову, что бы не нагибаясь срывать пучки травы. А небольшие озерки, точно осколки неба упали на землю. И от всей этой красоты становилось печально. Казалось всё это пространство пустынной степи тоскует о чём то далёком и неясном, истомившись в лете. Только Правитель Олег да сам Князь Игорь были не обеспокоены ничем, уверены во всём. Для Олега вообще было несвойственно обращаться к раздумьям, сквозь него не проступала ни прошедшая молодость, ни установившаяся старость. Глаза успели выцвести и полинять на солнце и в непогоды. Но они были, всё таки, заметны на его лице и приглядевшись можно было заметить в них доброту и даже лукавство.

А Олег прославился отважными завоеваниями, к тому же многие варяги, прослышав ранее о завоеваниях Рюрика, присоединились к Олегу и Олег покорил кривичей с их городом Смоленском и тут же ему покорились северяне. Но желания нового завоевателя славянских земель простирались дальше. Слух о независимой Державе Аскольда и Дира давно дошёл до Олега, но ему не хотелось открыто бороться с единоплеменниками. И он решил применить хитрость и коварство. Оставив позади войско, Олег с юным Игорем и с немногими дружинниками приплыл под днепровские кручи возле Киева и объявил Киевским Государям, что варяжские купцы хотят видеть их как друзей и соотечественников. Аскольд и Дир поспешили на берег. И воины Олега в мгновение ока окружили их. А Правитель Олег сказал им: Вы не Князья и не знаменитого роду, но я — Князь! И показав на сына Рюрика добавил: Вот сын Рюриков! С этими словами Аскольд и Дир пали мёртвыми под ударами мечей к ногам Олега. И Олег, как победитель, обагрённый кровью невинных Князей, вошёл в Киев, а устрашённые жители совершённым преступлением и сильным войском признали в нём своего Государя. Тем и была создана единая Монархия севера и юга славян — Киевская Русь, куда была привезена Ольга невестой для Игоря, сыны Рюрика.

Как то утром, в середине лета, Игорь проснувшись в своём тереме на византийских подушках, решил поторопить Правителя с отъездом в Псков. Но Олег уже был на конюшне и придирчиво осматривал лошадей и сам был одет по походному, в кольчуге и латах, но на голове был одет позолоченный шлем, последний подарок Императора, а на плечах то же подарок из Византии что то вроде плаща славянского, только из дорогой невиданной ткани, и скрепляющей эту ткань броского красного цвета — брошь, о цене которой страшно было подумать.

— Князь, ты собрался в отъезд, а мне не сообщил. — сказал Игорь. Он называл Правителя и своего воспитателя Князем, ему было так удобно, ибо он устранялся называть Олега как то по другому, например, тем же Правителем ли тем же воспитателем.

— Сын мой! — торжественно ответил Олег. — Я собрался в Псков за невестой твоей, что бы привести её в Киев тебе в жёны. Я долго думал над этим и думаю поступаю правильно, ибо в окружных землях — княжествах не найдётся более достойной девицы, чем та, которую я избрал для тебя, исполняя волю Рюрика. И ты смирись с моим выбором, ибо я, как и ты, исполняю волю его.

Только сейчас Игорь снова расслышал слова Олега, доносившиеся уже оттуда, из того недавнего времени, с Днепровских круч, под звон мечей Олеговой дружины, обращённые уже к падшим у его ног: Вы не Князья и не знаменитого роду, но я Князь, а вот сын Рюриков, наследник его. И поднял Игоря на руки, но показывать уже было некому. Князья Киевские лежали бездыханными. Но всё равно Олег был храбр и почитаем, и догадлив. Он смекнул об удобном расположении Киева на судоходном Днепре, об удобности города в сообщении вести хоть торговлю, хоть войну с разными богатыми странами — с Греческим Херсонесом, с Хазарской Тавридой, с Болгарией, с Константинополем. И сказал Олег вещие слова: Да будет Киев матерью городов Российских.

И Олег отъехал в почётную поездку в сопровождении по такому случаю многочисленных дружинников на конях вымытых до блеска, убранных в серебряные сбруи и луговыми цветами, вплетёнными в хвосты и в гривы.

И уже возвращался с невестой воспитанника, скакавшей на подаренной белой кобылице впереди, как бы торопясь изменить свою жизнь.

Пока отцы и деды Ольги воевали с морем и с землёй на берегу, где жгли землю и постройки на ней огнём, вспарывали животы людям железом, гладили морские волны утюгами кораблей викингов, сами они незаметно для себя дичали. Воевали со всеми жестоко, кого можно ограбить, женились на не своих женщинах и осваивались в чужих землях у чужих племён, перенимали их язык, их нравы и обычаи. А черты народа викингов стирались и исчезали. И только к славянам викинги пришли как варяги, владеющие навыками жизни в любых условиях. Они пришли уже не викингами.

И уже оживлённый было лес настроился благожелательством к Ольге. Даже дальние от тропы деревья протягивали на лесную тропу свои ветки и гладили её волосы, гладили по лицу. Тетерева выходили из тайных своих логовищ и уставлялись в неё любопытными круглыми глазами. А из самой что ни на есть чащи показалось множество лисьих мордочек, все они нюхали воздух и поводя остренькими ушами насмешливо смотрели на Ольгу. Но уже не было волка и его стаи.

Это свершилось, а словно ничего не произошло. Только я уже Княгиня Киевской Руси. А в остальном ничего, чем бы можно восхищаться, и чего бы так прельстительно ждать. Может для этого есть какой то секрет, которого я не знаю? И когда она выбралась тихонько из под Князя и подошла к зеркалу, привезённому из Византии, то всё — таки нашла в себе какие то перемены. Под её серыми глазами расплылись синюшные как синяки подглазины, припух нос и губы. А в основном то ничего.

Игорь подхрапывал, отдыхая после трудной ночи. Вот и всё. — подумала Ольга. — Это только и это, такое незначительное, случаться должно не каждый день, и Князю я должна выразить недовольство. Думаю он поймёт.

Дорога велась между мелкой частой порослью. Справа и слева в отдалении виднелись холмы. Кобылица летела словно на крыльях. Чем дальше, тем выше становились деревья. Лес густел. Он становился всё безмолвнее и таинственнее. Выше всех были голые лиственницы. Мягкий свет солнечных лучей легко проникал сквозь их вершины, находил и освещал то открывшуюся поляну, то поваленные гиганты — и здесь не пройдёшь, не проедешь. В мгновение кобылица пролетела как на крыльях, оставляя за собой это таинственное молчание и мрак. И в лесу по-прежнему ни проблеска света, только теперь слышен звук из недалёкого поселения людей — из Киева. А может это показалось Ольге. И она натянула поводья. Кобылица послушно остановилась. Но, чу! Кобылица почуяла какой то звук, человек или зверь рядом? Кобылица прядёт ушами, верно, кто то рядом. В тёмном сумраке леса мелькнула тень волка, но странного какого то, волка с чёрной спиной и с лисьим пушистым хвостом. Ольга ясно рассмотрела, так близко был волк, его острые уши и пушистый хвост, виляющий из стороны в сторону, буд то заманивая за собой в чащу. И тут же в глубине сумрака среди деревьев можно было рассмотреть горящие волчьи глаза, много глаз большой стаи. Они перемещались в тишине как светляки по сторонам дороги, если быстро бежать или идти глядя на них. А потом погасли никуда не убегая, но прежде пропал черноспинный волк с пушистым лисьим хвостом. И стало жутко тихо и ещё сумрачней в лесу средь белого солнечного дня.

И она позвала их в дебри и тронула кобылицу. Отозвался Игорь, Олег махнул рукой, дескать мне уже с вами не сравняться — так спешите больше за собой поспеть, чем будете ждать, пока старик распрямится.

Любила вольность и ей нравился полёт на белой кобылице. И хотелось, что бы рядом был Игорь.

Она летела сама белой кобылицей, припав к златогривой шее и привстав на золотых стременах, оставляя за собой лёгкое облачко пыли. Она летела к виднеющемуся за посекой лесу.

— Пойдём и расскажем всё Правителю. — сказал Игорь.

— Зачем? Или ты забыл, что правление Олега закончилось твоей женитьбой. Ты Князь, и этим — Правитель.

— Я не могу переступить через волю отца своего, Рюрика. Не могу полянам дать пример несдержания отеческого наказа, наследовать Олегу волю его: быть Правителем и моим воспитателем до кончины его. Он будет судить мои сомнения и трудности, то, что непонятно нам.

— Нам? — спросила Ольга в недоумении. — Нам. — ответил Игорь. — Поскольку я во власти не только наследства Рюрика, я глубоко убеждён в уме и прозорливости Олега. Куда это ты вздумала на ночь глядя?

— В сторону древлянской земли. Только вдвоём.

И она снова скакала на белой кобылице под стук лошадиных копыт впереди Князя, заставляя его быть приземлённым с ней. Они останавливались несколько раз в полной тишине леса и молчали, потом вдруг неслись дальше без разбора куда. И вот в очередной раз остановились, лошади издавали потный запах и мотая головами брызгали пеной. Ольга дождалась пока Игорь первым спрыгнет с седла и подойдёт. Он подошёл и протянул руки. Она нагнулась и обхватив его сползла с лошади с задранным сарафаном. Так он и положил обнимающую его Ольгу возле копыт белой кобылиц. Было совершенно темно, когда Ольга почувствовала, что её кто то мягко тронул рукой: очнись. Она повернула голову и открыла сомкнутые глаза. Игорь тяжело дышал и ещё не успокоился. Высокие деревья стояли над ними смиренные, тихие, точно стыдясь их проказ у них на виду. И умные лошади оставались стоять на своих местах, словно охраняя их минутное влечение. Оказалось, что заря ещё не погасла, большая грозоваая туча уходила с неба, открывая последние багряные лучи свободе и эти лучи тихо проникали в темноту земли.

Это было совсем по другому. Это было как удар молнии, словно серебряноголовый Мироправитель Перун, творец молнии, направил в неё и поразил ослепляющей молнией, заставил содрогнуться всем прекрасным телом и доброй душой и кричать на весь лес: что это! Что это! И ждать ответа не от кого, зная наперёд, что ЭТО — так надо и никто не скажет «что это» так бывает и что это необъяснимо. Но, всё — таки, что Это? Если это не молнии Перуна? Тогда выхода нет?

В эту раннюю пору не спалось Олегу. Он вышел из своего терема похожего на жилище простых славян, но для чего, он сам не знал. Ему просто не спалось и виделось прошлое, почти забытое.

Не давало покоя давнее убийство Аскольда и Дира, своих соплеменников, на берегу Днепра, на высоких кручах и завладение Киевом злодейством, когда он на руках держал Игоря, ещё несмышлёныша, видевшего весь этот кровавый ужас и оставившего в себе на всю жизнь. Только после свадьбы парень отошёл, подобрел сердцем, и, кажется, совсем забыл былое давних лет. А ведь не прибегни он к присоединению Киева, поправлял себя Олег, то почему братья не удумали сотворить с ним такое же. Знал он, что и многие варяги знали о нетерпении братьев к Рюрику, а Рюрика к братьям. Но он опередил и тайный завет Рюрика исполнил, соединил новгородский Север и киевский Юг в одно Государство — в Русское государство или просто Русь, то ли варяжская, то ли славянская. Но поначалу точно ни та, ни другая, скорее — совместная, славяно — варяжская. А как её назвать? Вот печенегов отогнать от границ никак не удаётся, да слух идёт в Византии, что новая сила в степях явилась, которая и подпирает печенегов уйти вовсе из степей. Так куда им деваться? Некуда. От того и ещё более дерзки и малодушны порой. Вот Игорю бы и взяться за это дело, а я уже не полководец, на коня еле взлезаю и меч не в силах держать.

А в первую же ночь как Олега одолели воспоминания, он вышел за ворота Киева, не дождавшись возвращения Игоря и Ольги и пошёл куда глаза глядят, а ноги сами несли. Ещё летняя, но уже прохладная до осенней,, ночь перевалила за полночь, когда над Киевом предугадался близкий рассвет.

Так думал и рассуждал Олег подходя к воротам города со стороны Днепра. Из этих ворот он выезжал с дружиной брать дань по весне с древлян и на той дороге что ведёт к северным славянским племенам повстречались ему волхвы, а восемь лет назад привёз для Игоря невесту из Пскова, что возле Новгорода. Стражники — славяне открыли ему ворота, варяги бы не открыли и не выпустили за город старого Правителя. И Олег вышел, опираясь на дорогой посох, подаренный ему Византийским Императором. Он долго шёл до того памятного места, где повстречались волхвы и нашёл их в заброшенной деревне, спящими сном младенца. Он долго растолковывал им, об их давней встрече, об их предсказании и когда, наконец, они поняли кто их посетил и по какому поводу, то поначалу заробели, ожидая от Олега напасти не заслуженной. Но поняв, что Олег не грозит карами, то и успокоились.

— Гроза не прошла мимо. — сказал главный и самый мудрый предсказатель, седой как лунь старик. — Звёзды вторят: гибель твоя от коня твоего.

Но тут снова взвился Олег в споре:

— Предсказание твоё неверно, как можешь лгать мне на старости твоих преклонных лет! Одумайся, старик! Скажи ещё раз, повтори своё предсказание. Но старик был твёрд:

— Звёзды вторят! Гибель тебе несёт твой конь! —

— Не верю тебе! — возвысил голос Олег. — мой конь мёртв! Давно мёртв и кости его превратились в прах, медведь убил его и утащил в лес. И мёртвого его нет рядом и некому грозить мне смертью.

Он помнил, как обагрённый кровью единоплемённых Князей, вошёл победителем в Киев с Игорем на руках и видел, как жители города устрашены его злодеянием, молчаливы и подавлены, видя его дружину; они без всякого принуждения признали в нём государя. Эта черта характера славян была непонятна ему — признать Государём убийцу своих Князей. Недаром они просили Рюрика: иди и правь нами, и распоряжайся нашими богатствами. И Рюрик пришёл и дал им многое, да видно не всё, в чём они нуждались.

Из Киева, как из плацдарма повёл Олег успешные войны с богатыми странами: с Херсонесом, с Тавридой, с Болгарией, с Константинополем, с мрачными и дикими Древлянами, с Радимичами и везде с успехом. И так дожил он до своей старости, и никто его не упрекнул за наступившее бессилие — ни свои варяги, ни славяне, чьих имён нельзя было увидеть среди его окружения. Не доверял Олег славянам в делах государственных, но это не колебало к нему личного доверия — он был любим славянами. А дожив до старческих лет, добившись успеха на поле брани, но не жестокими и опустошительными набегами на соседей, а присоединением земель к Государству. И вот захотелось тишины и мирного отдохновения и желания жизни и созерцания. И долго помнилось, как старик только развёл руками: Но звёзды говорят!

А Олег хлопнул дверью недовольный предсказанием волхвов и удалился тяжёлой поступью, опираясь согбенно на подарок Византийского Императора. Конечно, они, Ольга и Игорь, охотно согласились и с малою дружиной отправились на поиски костей и весь день плутали по лесу и только. В смутное время нашей истории, когда была до основания потрясена вся русская жизнь, устоявшаяся в веках сравнительной тишины, а сама жизнь превратилась в общенародную разруху и сдвинута со своих оснований: дело доходило до искоренения вековых народных понятий, основанных на обычаях. Всё — таки у православной церкви нашлось что сказать народу. Не разрешалось отпевать и хоронить по церковному обряду тех, кто опьётся вином до смерти или купаясь утонет, или на качелях раскачиваясь упадёт и убьётся; не позволялось третьего брака — ни мужчине, ни женщине, ни простым обывателям, ни из высокого сословия. Это, к примеру, и не полно.

Да, но до христианства ещё далеко.

Конечно, и после этих запретов миряне продолжали жить с некрещёными жёнами, женились на тех, кто находился с ними в кумовстве и сватовстве, качались летом на качелях и на зимних святках надевали хари на лица. Но до этих времён славяне ещё не дожили, а коли доживут, то лиха с бедой им не миновать, сколько не видано — это уж точно. Дикость оставила им хвост своего быта.

Это происходило так часто, потому и кажется, что это происходило всегда, когда приходили беды в сопровождении лихих людей. Но всё это произошло далеко не тогда, сначала нужно было выбраться из дикости, и у Припяти нашли лошадиные кости, разбросанные по молодому ельнику. Тут Олег расчувствовался и слёзы полились по его щекам, когда возле черепа лошади он узнал уздечку, а в высохшей траве блеснули серебром стремена.

— Это он, мой верный Друг! Это он! — не унимая слёз причитал Олег и повалился на землю, обнимая белый лошадиный череп. И тут все увидели как из полости белых, омытых дождями костей черепа, показалась змеиная маленькая головка и без промедления словно выстрелила сама собой в Олегово лицо, прямо в переносицу и тут же убралась, спрятавшись туда же, в своё смертоносное убежище. Олег от неожиданности умолк, схватившись за лицо, и повалился на землю, приблизив лицо смертельной угрозе. А угроза не заставила себя ждать и второй раз стрела выстрелила в уже редкие волосы, откуда они растут — в почти лысую голову.

— Старик был прав! — вскричал Олег. И уже не мог встать. У него началась агония и через короткое время Олег затих с посиневшим лицом. Игорь бросился в помощь. Небольшая гадюка уползала прочь от неосторожного варяга. Игорь начал топтать змею, пытаясь раздавить её голову, змея кусала и остатками своих ядовитых сил, не могла прокусить высоких сапог Князя.

Ольга схватила голову теряющего сознание Олега, пыталась высосать яд, но сделать ничего не смогла, Олег был уже стар и немощен, что бы перебороть яд гадюки, а Ольга не столь умела оказать такую помощь столь старому человеку, чьи жизненные силы были на исходе., Казалось, прошло лишь мгновение, а всё решилось, как произошло. Старый Олег лежал недвижим. Голова его посинела, даже почернела, места укусов опухли до той степени, и они продолжали опухать на глазах, что становилось трудно узнать человека. И он стал неузнаваем, держа уздечку и стремена в скрюченных руках. А через три дня похоронили в общем киевском погосте, но в роскошной колоде убранной поднизью из крупных жемчужин, похожих на слёзы и насыпали высокий холм и обложили холм камнями, после чего все граждане бросились в запой, петь и плясать. Князь Игорь и Княгиня Ольга не препятствовали — это были, всё таки, славянские обычаи.

С этого дня началось Княжение Игоря и в памяти у людей никакими значительными событиями не ознаменовалось. В Киеве всё было спокойно, умиротворённо. Они, Игорь и Ольга, казалось, были заняты только собой и жили с Византией даже в дружбе, и даже корабли Игоря вместе и кораблями Империи ходили успешно в Италию. И в эти годы у них родился сын Святослав. И это событие послужило укреплением её в христианстве, но она мало находила поддержки и у Игоря, и у Олега, хотя Киев, можно сказать, к этому времени был наводнён христианами. Княгиня Ольга, не нашедшая поддержки у Князя и Правителя, словно оставила ещё далёкому не рождённому Владимиру свои мысли и дела, для того, что бы тот в своём времени додумывал и исполнял всё то, что не удалось ей.

И она решилась стать христианкой. Она направилась в Византию на обряд крещения, где её с пышностью приняли оба брата Императора и Патриарх. Все они крестили её в Софийском соборе, надеясь на поддержку сильного Княжества в сохранении Империи под напором кочевников, таких же язычников, как и сама Киевская Русь. Ольга не знала как обратить в христианство народ Княжества и как бы не склоняла к помощи сына, тот упорствовал и продолжал следовать обрядам язычества, хотя и не запрещал никому креститься. Но Святослав с презрением относился к христианам и с досадой отвергал все уговоры матери.

Но Ольга с упорством и усердием к новой своей вере, наученная греческим Патриархом и церковными пастырями Греческой Церкви, не отказывалась открыть сыну его заблуждения язычеством, но совсем юный Святослав в своей гордости был непоколебим и не изменял своего мнения и оставался язычником.

Но сама она с годами только набирала славу подвижницы христианства по мере того как отходила от дел государственного управления, тем более, что Святослав не притеснял её и не ревновал на Княжении. И остатки жизни она отдала делу церковного строительства, хотя Церкви как таковой в Киевской Руси ещё не было, она ещё не была признана, но христиан в Киеве было немало благодаря усилиям Ольги и церквей было для них достаточно, что бы проводить обряды, пусть скромные, явно не Византийского размаха, но они уже появились.

Но что происходило и когда? Это происходило до трагедии с Игорем и до мстительных действий Ольги. Тогда, когда Игорь ходил за данью к древлянам. Собрал дань и уже возвращался в свои земли, как единоплеменники потребовали большей дани с древлян. Ольга была в Киеве и ожидала мужа в высоком тереме в светёлке, откуда виден был каменистый древлянский шлях, изъезженный Ольгой, Игорем и Олегом в увеселительных прогулках. К этим годам сам Игорь имел претензии к себе за малое количество совершённых дел во имя Государства и ревностно относился к делам Олега. завидовал ему. Может поэтому так отнёсся к требованиям дружинников — единоплеменников и исполнил их, развернув дружину повторно за данью.

Но прежде Игорь не хотел остаться без славы и для этого собрал многочисленное войско из славян и отправился с походом на Византию, прибавив к славянам новых призванных варягов и нанятых печенегов. Император, видя эту опасность и не уверенный в победе, желая спасти Империю, откупился на этот раз дорогими подарками. Но Игорь не хотел остаться без славы и собрал другое многочисленное войско из своих славян, новых призванных варягов и нанятых печенегов. Император, видя эту опасность и не уверенный в победе, желая спасти Империю, отправил к Игорю послов с предложением дани, если Игорь покинет Византию. Игорь согласился на условия и покинул Империю с богатыми дарами, а печенегам велел грабить соседнюю Болгарию., отправил к Игорю послов с предложением дани, если Игорь покинет Византию. Игорь согласился на условия и покинул Империю с богатыми дарами, а печенегам велел грабить соседнюю Болгарию. А потом Император и Князь клятвенно утвердили союз и Игорь принял от Императора богатые подарки: оружие и золото, которые так любили Российские язычники. Со своей стороны Игорь одарил представителей Императора мехами, воском и пленниками. И он расчитывал на спокойную свою старость, но корыстолюбие варяжских дружинников не позволило ему воспользоваться наслаждением спокойной старости. Ольга, скорее Игоря прижилась к славянской жизни, отговаривала его от чрезмерного взимания дани, но он, видимо, не послушал верную супругу и отправился за данью к древлянам. И собрал уже большую дань и ушёл из древлянской земли. Но услышав недовольство иных своих дружинников, возвратился к древлянам, оставив в Киеве довольных походом, требовать новой дани.

— Волк повадится — всё стадо перережет. Так убъём волка. — решили древляне. И перебили всю малочисленную дружину Игоря. А самого его привязали к двум высоким берёзам пригнутым до земли и, отпустив их, разорвали Князя пополам. А Ольга не дождалась мужа. И знала, ясновидящая, что с Игорем приключилась беда в земле у древлян. И велела конюшему подать белую кобылицу, и вскочив в седло помчалась узнать страшную весть. Ещё до полного понимания трагедии, ещё на скаку, она увидела дружинников Игоря рассыпанных по дороге, дальше в лесу, ещё дальше на поляне, все они лежали, поражёнными в спину — значит бежали не вступив в бой, как сбитые битой при игре в городки. Значит бежали! И она, уже немолодая женщина заорала от горя, зная, что горе пришло. И на её крик и то же с криком, она увидела бежавших к ней людей. Она поняла — это древляне. Сей час она узнает, что Игорь убит. Ольга подняла глаза, ожидая страшных слов, но увидела среди древлян их Князя, но он молчал. Сидел в седле и молчал. как и все, кто его окружал. Тогда заговорила она.

— Ответь мне, Мал, где Князь и жив ли? Отвечай. — И понизила голос — сил не было. — Э-э, Княгиня, но ты женщина и у тебя нет такого права говорить со мной. Потому умолкни и ничего не спрашивай. А Я буду говорить, коли захочу, то не перебивай.

— Говори, я слушаю.

Мал помолчал и сказал: Слушай. Пришёл Игорь с дружиной и просит дань. Мы всё дали, но Князь забыл, что умернность есть добродетель власти и Игорь вновь обременил древлян тягостным налогом при скором наступлении зимы. А дружина его не унималась и отбирала всё, что на глаза попадалось, отбирала у данников, а они несчастные воспротивились и определили Князю судьбу быть убитым ими, так и сказали мне: надобно убить хищного волка, или всё стадо будет его жертвою. И убили. А потом пригнули две берёзы, привязали Князя за ноги к вершинам, потом дали свободу берёзам, что бы разогнулись — и Князь был разорван на две части. Могилу его покажу, следуй за мной.

Насыпанный невысокий могильный холм был уже обихожен древлянами, обложен дёрном и у основания камнями.

— Приду сюда тризну справлять. — сказала Ольга. — И древлянам здесь место найдётся. Приходите, ждать буду. И не сказав больше ни слова Ольга покинула страшное место. И она тронула коня, мимо смотревших на неё с ужасом людей чужого племени. Выехав на тропу, где лежали убитые люди, она вспомнила ту ночь, которая принесла ей столько радости и с которой начала замужество, в любви и согласии с Игорем, и которое, в конце концов, стало претить соплеменникам и самим славянам, но они не замечали этой нелюбви со стороны и никак не реагировали на происходящее. Тем временем послы древлян пришли просить у её для своего Князя руки и сердца.

— Мы, древляне, убили твоего мужа за хищность его, обман и грабительство в земле нашей, но мы, древляне и Князь наш добры и великодушны, земля наша цветёт и процветает ещё более. Не упорствуй нам и дай согласие на супружество с Князем нашим Малым в нашем городе Коростень.

— Мне приятна речь ваша. Коль я не могу воскресить мужа своего, завтра вы услышите от меня всю честь мою к вам, а теперь возвращайтесь в свою ладью, в которой вы приплыли к берегам Киева, а когда люди наши придут за вами, то велите им нести себя в своей ладье прямо к моему терему. Она остановилась. И было тихо в лесу. Только было слышно как в малиннике шебуршит медведь. Но удивительно, что сердце разом не опустело, сохраняя в себе память о нём, то ли о славянине, то ли о варяге, бездеятельном Князе, захотевшем воевать в преклонные годы, а всю молодость отдавшем ей.

Она увидела себя с протянутыми руками к вдруг притягательному Игорю, сползающей с белой кобылицы с задранным сарафаном по пояс и у копыт лошади, когда ни кричать, ни стонать от наслаждения не было сил. А серебряноголовый Перун всё метал и метал в неё золотые стрелы, а Ладо овевал не переставая волшебным запахом полевых цветов.

Но ведь мщение Ольги, ещё язычницы. но вот — вот христианки, началось.

И принесли древлян в их ладье люди Княгини к приготовленной глубокой яме и сбросили вместе с ладьёй и закопали словно в могилу и не пожалела Ольга их несмотря на их вопли и стенания, наблюдая из окошка высокого терема их жуткую смерть.

И ещё мстила Ольга древлянам за смерть своего мужа. В другой раз она сожгла другую партию послов древлянских в бане, куда пригласила их.

А Ольга не переставала мстить. Она сообщила древлянам, что едет к могиле Игоря справлять тризну и что бы хозяева земли варили медовуху разымчивую и коли будучи уже приглашёнными не преминули быть в числе единственных и почётных гостей. И эта тризна должна быть по Игорю прежде второго брака за Малым. И она действительно пришла к городу Коростень и оросила своими слезами могилу Игоря и насыпала высокий холм над могилой и дала команду начать весёлое пиршество. Потом Ольга незаметно удалилась. А древляне были неосторожны и пьяны и Ольга дала команду знаком своим дружинникам — и пять тысяч древлян были убитыми разбросаны вокруг Игоревой могилы. И Князь Мал лежит изрубленный мечами варягов на могильном холме Игоря.

Ольга окончательно задумала покорить древлян. Она нашла новую выдумку. И велела сказать древлянам: Не упорствуйте, древляне. Все ваши города сдались мне и их жители уже мирно пашут землю, а вы умрёте голодной смертью, если будете сидеть за городскими стенами. Не бойтесь моего мщения, оно уже свершилось в Киеве и на могиле моего мужа. Тогда древляне предложили ей ещё дань: мёд, и кожи, и пушнину. Но Ольга, буд то из великодушия отказалась от этой дани и пожелала другое: с каждого двора по три воробья и голубя! Древляне с радостью исполнили её требование. И расчитывали, что дружина киевлян, получив дань, которую требовали, покинет землю древлян, но вдруг увидели, как с наступлением темноты, птицы с подожжёнными хвостами устремились к своим гнёздам, устроенными ими на крышах и застреках домов. Начался всеобщий пожар в городе. Жители пытались спастись, но попали в руки киевской дружины. А Ольга осудила некоторых на смерть, других на рабство, третьих обложила тяжкой данью.

А потом возвратилась к сыну в Киев. Но продолжала болеть за Киевскую Русь, но в несколько ином плане.

Княгиня Ольга из варяжского племени, жестокая мстительница древлянам за жестокость к мужу, старается избежать такой же жестокости от печенегов, которые внезапно появились под стенами Киева и проникли даже в Печорскую лавру. Только было это в другое время, когда Святослав был в походе к концу своей жизни, а сама она превратилась в бабушку детей Князя и успела затвориться от угрозы Но имя Христа уже было известным в Киеве. Сама Ольга видела торжественность обрядов христианства, приходилось с удовольствием беседовать и искать встречь с церковными пастырями и будучи наделена не только красотой, но и умом необыкновенным, ум её и подсказал увериться в святости учения христиан. Пленённая светлым лучом учения, Ольга не препятствовала себе быть христианкою и отравилась в Византию за приобщением её к вере христианской. Там Патриарх стал её наставником и крестителем, а Император Константин Багрянородный — восприемником. Фактически властная Ольга сказала своему народу: препятствий для христианства в Киеве нет. То есть народ сам волен принять решение в какой религии ему пребывать. А это более справедливо, чем волей Владимира принимать решение за весь народ славянский. Итак, Ольга была христианкой к этому времени и на её руках были внуки Святослава, а под стенами Киева печенеги.

И Ольга оставалась язычницей до жестокой кары древлянам за смерть мужа. Она пришла из Пскова в Киев сосватанная за Игоря девственницей и хранила себя верной до свадебных пиров, а впоследствии требовала этого и от мужа. Оставшись вдовой, по понятиям славян и варягов, она бесчестила мужа своей жизнью на свете, избежав смерти вместе с супругом — ведь она должна быть сожжена вместе с ним на погребальном костре. Ей не пришлось ходить с мужем на войну и погибнуть в битвах, как многие из славянок — он удивительно берёг её от невзгод женщины у славянского племени. Как предписывал обычай, она впитала в себя правило стыдится забывать обиду и наслаждалась мщением древлянам за убиенного Князя, своего мужа. И мы не знаем, как бы она поступила, если бы Игорь был сожжён на костре, присоединилась бы к его судьбе. Но Игорь после жестокой смерти был погреб древлянами близ Коростеня, как бы скрыт от полян в смерти и могила его была указана под давлением Ольги на Князя Мала. Поэтому не стоит винить её в неисполнении языческих обычаев. Ведь ей предстояло исполнить завет давний славян, живя по их обычаям — мстить за смерть. И она мстила! То есть не нарушала обычаев.

Но тут пришла другая напасть: под стенами Киева показались неожиданно печенеги, которые воспользовались отсутствием Святослава в городе с его дружиной.

Тем временем Святослав, сын Игоря и Ольги, думал единственно о подвигах. А Ольга усердно жила в вере Христовой и старалась всячески открыть сыну его заблуждение язычеством. Но юный и гордый Святослав был неколебим в своём мнении и следовал обычаям племенного язычества. Он не запрещал никому креститься, но христиан презирал и отвергал все предложения матери принять, как она, веру Христову. Князь Святослав имел успехи в покорении вятичей, которые считали себя данниками Хана Хазарского и начал войну против самого Хана. В жестокой битве решилась судьба двух народов; Святослав победил в этой битве и взял главный город хазар, этой победой проложил путь от Киева до Тмутаракани. Так вот, читатель, печенеги ещё до прихода половцев рыскали по южным степям славянских земель и уже не однажды появлялись перед стенами Киева, когда Святослав был в походе. Знали, что защитников города нет, вот и пытались сжечь город, перебить жителей, схватить Княгиню и увести её с собой вместе с награбленным — золотом, церковным имуществом, дорогой одеждой. Но им всё никак не удавалось войти в город и они встали осадой вокруг стен, ожидая голода осаждённых горожан и повальных смертей. Ольга спасая детей Святослава и собственную жизнь приготовилась умереть. Она знала, что на левом берегу Днепра стоял Воевода Претич с малою дружиною, но он не имел никакого сообщения с осаждёнными. А в городе киевляне были в отчаянии, голод мог помочь врагу прорваться сквозь стены и они ждали этого, готовые к смерти. Но в этот момент нашёлся среди горожан один смелый отрок по имени Федул, который вызвался уведомить Претича, что Ольга ждёт его помощи. И он, этот Федул, вышел из стен Киева и смело направился в стан врага и зная печенежский язык, спросил их, сидящих вокруг костра: Кто из вас видел мою белую кобылицу?

Печенеги отрицательно замотали головой или односложно отвечали: Не видели белой кобылицы.

И отрок по имени Федул свободно прошёл мимо них, спустился с круч к берегу Днепра и поплыл звать на помощь. Да, отрок этот был тот самый Федул, но уже много возмужавший и не мала принявший лиха в жизни рядом с теремом Ольги, служивший ей верой и правдой, до конца её жизни. Тогда в грозный час, как только она призвала его, он предстал перед её очи и на вопрос: Что делать, Федул? Неужто погибать будем от этой саранчи и не вспомним о Князе, что бы биться за него? — ответил следующее: С его именем и погибнем, не сомневайся, матушка Княгиня.

— Так что же? — спросила Ольга. — Биться и помирать?

— Позволь сказать, матушка.

— Говори.

— Вели, матушка, хламиду какую мне подыскать да тафью, коли найдётся, а печенежский язык понемногу я знаю. Да выйду с этим за околицу лошадь каурую карнаухую искать, а сам в Днепр и — до Петрича с твоим наказом не медля выручать.

И Петрич с малою дружиною убоялся избежать помощи киевлянам и не вызволить Ольгу с внуками из опасности, боясь гнева Святославова и решился спасти хотя бы семейство Княжеское. И печенеги под утро увидели лодки и услышали трубные звуки и подумали, что это Святослав возвращается из похода, ужаснулись и рассеялись. А уж потом Святослав изгнал их за пределы Киевского княжества.

А Ольга подошла к парню, взяла за плечи, притянула и поцеловала в лоб. Прошептала в ухо: останься живым. Отодвинув от себя продолжала, от чего затуманилось в голове у отрока: Это в награду тебя целую.

Ольга после этого наскока печенегов занемогла, то было за переживание внуков — а ну как попадут в руки степняков. И она слегла.

Испереживалась и истомилась в ожидании выручки. А под застрехой слышалось наперебой драчливое разноголосие воробьёв, вперемежку с воркованием голубей. Сквозь охваченное шёлковой накидкой лицо проступала болезненная серость, её глаза были закрыты веками уставшего и больного человека, руки лежали безжизненно на груди и на каждом пальце не по одному кольцу и то же с каменьями и опять же пояс кого угодно мог потрясть своей дорогой отделкой — золотыми пластинами, золотой цепью и золотыми нитями. Она часто дышала, от чего бахрома из жемчужин поднизи перекатывалась по её лбу и казалась неуместной к её печальному наряду и мешало Федулу как следует осмотреться и разглядеть всё. В дальнем закутье стояла приготовленная погребальная колода на берёзовых поленьях, от колоды был раскатан дорогой дорожкой половик к высокой лежанке, где Ольга уже в предсмертном жару металась, кого то звала, просила пить, приподнималась на локтях и снова падала на спину, разметав по подушкам ставшими пегими свои когда то удивительные тёмнорусые волосы. Серебряный потир, привезённый ею от императора Константина Багрянородного, наполненный берёзовым соком пополам с медовухой был испит и надо бы его наполнить, но кругом в тереме не было слышно никого.

В неожиданно наступившей тишине во всём тереме послышалось шепет Ольги:

— Подойди, говорить буду. — Федул смиренно подошёл. — Ближе, — сказала Ольга. — И слушай, и запоминай. Я умираю и вот — вот умру. Хоронить меня будете не по языческому обряду, по христианскому, ибо я от язычества отвернулась и пришла в христианство. Хотела всех обратить в правильную веру, но мужа моего, храброго Игоря растерзали древляне, люди жестокие, а я отмстила им за смерть мужа так же жестоко и не хочу их вести за собой в Христову веру, ибо недостойны помыслов моих. Грех мой оставляю с собой и беру в могилу. А Святослав, сын мой, не принял веры матери и противится, живёт ратным боем и задумал снова обжить новые земли за Дунаем, где поставит себе стольный город. Живёт он праздно, тут же указала на кованный сундук с открытой крышкой, где лежали битые куницы, дань привезённая подарочная от древлян за злодейство: куньи шкуры выделанные хоть на воротник, хоть на горлатую шапку. Мой сын в своём правлении не допустит иной веры. Но к полянам вера христианская всё время будет приближаться и когда нибудь приблизится окончательно. Говорю с тобой, словно к полянам в передачу, не препятствуйте своему спокойствию, не томите себя. Это тебе в назидание, беречь княжескую власть, если она от варяжского племени. Это первое.

Второе. Племенами собирайтесь в одно большое племя, тогда не будете иметь равных по силе врагам.

— Белую кобылицу найди — она счастье приносит. И вот Федул уже отринувшись от прошлого, весь в сегодняшнем дне, уже не видит волчицы в окрестностях, но глаза её так притягательны, заслоняют всё: всегда смотрят в твои глаза и так целый день глаза волчицы не покидают твоих глаз и не покидают мыслей.

И Федул не выдержал и, встав с еловой лежанки, подошёл к славянскому столпу, приблизил свой горячий лоб, что бы попросить удачи в пути у своих дедов и прадедов, поправил на плече увесистую торбу, вздохнул тяжело и направился в предсказанный путь той же дорогой. Это было уже слишком. Федул был к этому времени ещё язычником и на нём ещё не было нательного креста, что бы защитил от всякой тати, от всякой лесной нежити. Да он и не думал чем защищаться, кроме как варяжской Княгиней в образе волчицы. Прижал Федул к себе торбу, где лежал у него клок шерсти от степного волка, приготовленный ещё братом, для дальнего странствия в случае спасения от печенегов. А сей час пожалел, что не задержался у славянского капища просить помощи у столпа, прогнав свой страх, а просил что то невнятное молча, в страхе и словно впопыхах.

И снова та же картина видится Федулу. Ольга говорит:

— Найди, она в пути найдётся. Иди и ищи белую кобылицу, а я рядом буду.

А я уйду в иной мир и буду возвращаться к тебе да к сыну моему серой черноспинной волчицей с лисьим хвостом и острозубой пастью и подскажу, если трудность увижу и помощь от меня не удержится. Прощай, отрок. Свечей не взяла в империи, так лучин зажгите по мне. Ну, Аминь. Он коснулся правой её руки и завыл по — волчьи — откуда что взялось? — и в ответ услышал такой же волчий плачущий вой. А как такое случилось, что печенеги и тут, словно привиделось Федулу, он увидел толпы печенегов, глаза их сверкали возбуждением, почти злобой. Все они размахивали мечами или приноравливались пустить град стрел во встречных всадников. Они неистово кричали, готовые смять любую преграду на своём пути и Федул понял в этот момент большее: печенеги ждут возвращения Святослава из удачного похода, устроив здесь засаду, у порогов. И он натянул поводья, казалось бы. Но конь буд то не понял команды, он увидел первым впереди рвущуюся белую кобылицу с развевающейся золотой гривой. И в седле женщину в белых одеждах, похожих на тунику или короткую хламиду одновременно. Всадница сидела в седле прямо, чуть пригнувшись к гриве и привстав в золотых стременах. И конь устремился за чудесным видением буд то бросился в водный поток и Федул увидел как в этом потоке стрел удаляется белая кобылица преодолевая сопротивление без труда, а сам поток или туча стрел ослабевает и совсем теряется, а печенеги поворачивают куда то прочь вовсе в неведомую даль, оставляя за собой тучу пыли, которая тут же и рассеялась. И всё пропало. И степной вечер словно посветлел, стало всё спокойным. И ковыль выпрямился, обдуваемый спокойным ветерком, и норы грызунов остались нетронутыми копытами лошадей. Только из за спины Федула под копытами его коня, опережая его стремительный бег, ещё стремительней появилась черноспинная волчица с лисьим хвостом. Её морда, казалось, что улыбается приветливо и белые как сахар клыки, были безопасны, и пушистый хвост не затруднял стремительного полёта по земле.

Конец ознакомительного фрагмента.