Техническое бюро 2.0. «Замороженная» история

Владимир Николаевич Положенцев

Журналист Феликс Бабочкин, уволившись из Новостей федерального телеканала, устраивается на работу в некое Техническое бюро, собирающееся перекупить криоферму в Подмосковье. Его отправляют на переговоры, однако выясняется, что из криобокса пропал замороженный «до лучших времен» вор в законе по кличке Дунай. Начальство требует, чтобы Феликс разобрался в произошедшем.

© Владимир Николаевич Положенцев, 2023

ISBN 978-5-0060-5442-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Ему не понравился этот дом. Снаружи серый, невзрачный, внутри пахнущий пылью, с пустыми, скрипучими коридорами, такими же пустыми, заваленные всяким хламом комнатами. Странные сотрудники, как тени или призраки, вот они есть, и вот их уже нет. Даром что дом с видом на Кремль, кажется, протяни руку и дотянешься до ближайшей башни. И начальники тоже странные, если не сказать больше. Ходят втроем, Главный постоянно в длинном кофейном плаще, хотя жара на улице июльская. Его зовут Федор Михайлович Достоинский. Феликс сразу окрестил руководителя, разумеется, Достоевским. Остальные двое даже не представились и их никто не представил. Они следовали за Главным неотступно, как хвосты.

Бабочкину рекомендовал эту контору его университетский друг Дима Фурцев, после того как Феликс добровольно ушел из Новостей федерального телеканала, где проработал почти 20 лет. Он отвечал за военную тему и как-то уехал с десантниками Алтай. В это время случилась трагедия с «Курском». Тогда не было мобильных телефонов, а с военными он оказался в дикой глуши и узнал о том, что произошло с подлодкой только на второй день. Пока выбрался из глухомани, пока долетел до Москвы… Словом, на место трагедии поехали все федеральные телеканалы, кроме того, где работал он и где отвечал, как уже сказано, за «войну». Начальница, а тогда руководила Новостями тоже его сокурсница, ничего «злого» ему не сказала, так как она сама в момент трагедии отдыхала на тропических островах. Феликс сам положил заявление об увольнении, все же прокол был на его совести, и она его подписала. Тогда фамилия Бабочкина, как журналиста федерального телеканала, была известна на всю страну и все были удивлены его поступком: никто и никогда не уходил добровольно из Новостей. Он был первым «космонавтом».

Так и сидел дома, тупо глядя в потолок, попивая водку, пока ему не позвонил друг Дима. Он не стал ни о чем расспрашивать, сказал лишь, что есть одна контора в центре, где платят очень хорошие деньги. Чем она занимается, он толком не знает. Но люди, которые ему её рекомендовали, сказали, что это какая-то закрытая организация, но делать там особо ничего, вроде бы, не надо. Дима сказал, что сам туда собирался, но подвернулась непыльная работенка в спортивном отделе одной газеты, а он очень любит спорт. Феликс, разумеется, спросил: это что «контора»? имя ввиду ФСБ, на что Фурцев лишь заржал и спросил: а тебе ни всё ли равно? А потом твердо добавил: нет, но странности вроде хватает.

Организация с мрачной, как на могильной плите, вывеской сбоку здания «Техническое бюро 2.0», действительно оказалась странной. Каких контор Феликс за свою профессиональную деятельность только не видел, но такую встречать не приходилось. Федор Михайлович в длинном, застегнутом на все пуговицы плаще даже не стал расспрашивать ни о чем Феликса. Указал на место в комнате, заваленной пустыми коробками, возле ноутбука, за которым сидел волосатый парень — единственный, кого, кроме начальников увидел Бабочкин в первый день. Главный щелкнул пальцами, и парень растворился, словно нежить перед распятием. Начальник сказал, что это теперь рабочее место Феликса, хотя здесь ему часто находиться не придется. Пусть пока осваивается, а задание получит позже. Какое задание, на предмет чего? И уходя, Достоевский сказал, что аванс на счет Бабочкина уже переведен. Тут же блямкнул телефон. Феликс его открыл и обомлел: он очень хорошо зарабатывал на Новостях, но эта сумма была равна трем его месячным жалованиям. Бабочкин похолодел. Что же он должен будет делать за такие деньги, если это только аванс?

Прошло три дня. Ни начальников, ни теней сотрудников в коридоре. В его комнату никто не заходил и Феликс все это время гонял чертей на ноутбуке. Позвонил Фурцев, спросил как дела. Феликс ответил, что ничего не понимает — денег дали, много, но ничего от него пока не требуют и сами начальники словно испарились. Похоже, он один в конторе. Дима как-то странно заржал, попросил держать его в курсе событий и отключился.

Только на пятый день появился Федор Михайлович, полистал свой айфон, сказал:

— Ну, так. Пора. Поедите, Феликс Николаевич, под Волоколамск, на фирму «Радуга». Предложите директору 100 миллионов. Если согласится, звоните, туда отправятся юристы.

Ничего не понимая, Бабочкин спросил:

— А если откажется?

— Вы должны его убедить продать нам «Радугу». 100 миллионов, не больше. Вы журналист и всю жизнь кому-то выкручивали руки, так что вам не привыкать.

Наконец до Бабочкина стало доходить: это техническое бюро не более чем рейдерская контора. Его мысли прочитал Федор Михайлович:

— Мы не захватчики. Законов не нарушаем. Предлагаем по-хорошему продать нам убыточное предприятие. Добровольно. Подчеркиваю, добровольно. Никакого насилия, только убеждение.

Феликс не мог не задать вопрос:

— Зачем же вам убыточное предприятие?

— Мы делаем из убыточного, прибыльное предприятие.

На это Феликс не нашелся что сказать. Да и что тут скажешь? Хотя по виду ни Достоевский, ни его соратники на альтруистов были совсем не похожи. Главный более ничего объяснять не стал, нажал кнопку на телефоне:

— Третий аппарат к подъезду. Кто там сегодня? Владислав? Хорошо, как раз для новичка.

Про Владислава все же сказал:

— Он ваш слуга и помощник во всем. Вы делаете только свое дело, он расчищает вам поляну, защищает, обеспечивает быт.

Феликс хотел спросить «какую поляну», но не стал и так в горле появился комок: кажется, вляпался по полной программе.

— В машине наша конторская форма, переоденетесь, — сказал Федор Михайлович и вышел из комнаты, поднимая полами плаща пыль.

Феликс сидел и думал: может, смыться пока не поздно? Но деньги, большие деньги, которые уже на его счету. Вернет. Кому, куда? Может, и не так страшно как показалось. Сказал ведь Достоевский, что никаких захватов, только убеждение. Он действительно всю жизнь тем и занимался, что убеждал людей, сделать или сказать то да это. Иначе никогда толкового интервью не получится. И хорошо получалось. Так что, почему бы не рискнуть. Попытка не пытка, была, не была. Не пытка… ну дай бог.

Решительно поднявшись, Бабочкин спустился на первый этаж. Снова удивился, что никакой охраны или службы безопасности, какие теперь в каждой конторе, здесь не было. Заходи кому ни лень.

Вышел на улицу и обомлел: возле входа стоял сверкающий, шикарный Майбах. Авто было похоже на кита с приоткрытой пастью. Шофер в красно-желтой ливрее, трехцветном аксельбанте, перекинутом с правого плеча на левое, фуражке с золотым околышем, эмблемой на ней в виде перекрещенных топора и сабли, туда же выскочил из машины. Подобострастно, с поклоном распахнул заднюю дверцу. На широком воротнике ливреи Феликс прочел имя: «Владислав». Сел. Тут же в салоне зажегся мягкий, не раздражающий свет, заиграла еле слышно классическая музыка, кажется «Метель» Свиридова. В просторном салоне, отгороженным от водителя матовым стеклом, на вешалке висел черный костюм. На другой вешалке — белоснежная рубашка с закругленным воротничком и черной бабочкой в мелкую серебряную крапинку.

— Феликс Николаевич, разрешите начать движение, — осведомился Владислав по-военному.

— Да, да, конечно.

Вокруг было полно кнопок, нажал первую попавшуюся. Спереди отъехала панель, открылся мини-бар с виски, ромом, водкой, колой, двумя лимонами, шоколадкой, блюдечком с маленьким хромированным ножом. В баре было даже ведерко со льдом. Свиридов сменился на Чайковского.

Майбах бесшумно проехал по дворам, выехал на Лубянку.

— Нам долго ехать? — спросил Феликс ради того, чтобы что-то спросить. Но шофер даже бровью не повел и ничего не ответил.

Где-то на 50 километре от Москвы остановились.

— Не угодно ли Феликсу Николаевичу переодеться? — спросил Владислав.

— Угодно, — хмуро ответил Бабочкин.

И фрак, а это был шикарный фрак, и рубашка оказались ему впору. В одном из ящичков оказались лакированные туфли известной, крутой фирмы. Даже носки определенного цвета были к ним подобраны. Может, и белье от Версаче тут припасли?

Переодевшись и оглядев себя в зеркало, чему был очень удивлен и если честно, обрадован, никогда так шикарно не одевался, Бабочкин спросил: сразу ли они едут на «Радугу»?

— Феликсу Николаевичу нужно сначала отдохнуть, подстричься, сделать маникюр, — ответил Владислав.

Маникюр? Да, неожиданно, подумал Феликс, то ли еще будет.

Через некоторое время остановились перед шикарной усадьбой, находящейся недалеко от трассы, но в приятном березово-сосновом лесу. Номер для Феликса уже был заказан в двухэтажной вилле, стоящей на берегу живописной речки. У него даже не потребовали паспорта. Владислав сам наполнил ванну, добавил в нее хвойных ароматизаторов, которые достал из кармана, проверил температуру воды, пригасил Бабочкина. И всё молча. Правда, перед уходом сказал, что парикмахер и маникюрша будут через час, обед через два часа. Встреча с директором «Радуги» назначена на 16 часов.

— Подождите! — крикнул вслед помощнику Бабочкин. — А чем вообще занимается эта «Радуга»?

Однако вопрос остался без ответа.

Долго в ванне лежать не стал, обмотался бархатным белым халатом, вышел на крыльцо. Перед ним простирались шикарные пейзажи: лес, поля, за ними искрящееся на солнце озерцо — хорошо!

Парикмахер и маникюрша пришли вместе. Его стригли, надраивали ему ногти, в том числе на ногах почти час. К ужасу Феликса ногти покрыли бесцветным лаком, а волосы набрызгали какой-то пеной так, что они казались пластмассовыми.

Обед для него приготовили царский: на столе и ушица из семги, и картошечка с осетриной по-кремлевски, балык сырокопченый, всевозможные салатики, виски Бурбон, коньяк французский Мартель, икра красная и черная. Этот обед тянул явно на несколько десятков тысяч. Но аппетита не было. Предстоял разговор с директором «Радуги», а Феликс не представлял себе, как будет уговаривать его продать конторе предприятие за 100 миллионов. И тут мысленно ударил себя по лбу: 100 миллионов чего, рублей или «зелени»? Но звонить и спрашивать у Достоевского он не стал, уж это-то Владислав наверняка подскажет.

В половине четвертого шофер распахнул перед Феликсом дверцу Майбаха. А через 20 минут уже остановились у крыльца «Радуги». Народ, проходивший мимо, застывал и открывал рты, видя, как лакей в ливрее, подобострастно открывает дверь шикарного авто, из которого неспешно (Феликс заставил себя войти в роль, журналисты ведь те же актеры) вальяжно выходит человек во фраке, в сверкающих на солнце лакированных туфлях.

Лакей подал «господину» руку, проводил до крыльца, с поклоном распахнул перед ним фабричную дверь. Феликс не видел, что на втором этаже, к стеклу с ужасом прилип директор фабрики господин Беспалов Никита Борисович. Он так плотно прислонился к стеклу, что его нос напоминал поросячий пятачок.