Особая необходимость

Владимир Михайлов, 1962

Признанный мастер отечественной фантастики… Писатель, дебютировавший еще сорок лет назад повестью «Особая необходимость» – и всем своим творчеством доказавший, что литературные идеалы научной фантастики 60-х гг. живы и теперь. Писатель, чей творческий стиль оказался настолько безупречным, что выдержал испытание временем, – и чьи книги читаются сейчас так же легко и увлекательно, как и много лет назад… Вот лишь немногое, что можно сказать о Владимире Дмитриевиче Михайлове. Не верите? Прочитайте – и убедитесь сами!

2

Тяжелое молчание стояло в рубке; привычное гудение приборов стало угрожающе громким.

Калве сидел, уронив руки; из-за невесомости они нелепо торчали в воздухе. Остальные — кто сидел, кто стоял, откинувшись немыслимым образом, ухватившись за что попало. Обрывок бумажной ленты, подгоняемый слабым ветерком от скрытых в стенах вентиляторов, медленно кружился под потолком, пока не прилип накрепко к решетке регенератора. Тогда Сенцов, внимательно — словно это и было самое главное сейчас, — следивший за его полетом, сказал:

— А почему беспорядок? Всем быть по местам…

…Тогда, в первую минуту, никто не поверил случившемуся, хотя у каждого дрогнуло сердце. Сенцов даже начал было с досадой: — Ну, дорогой товарищ, и загнул же ты…

Калве, пожав плечами, ответил:

— Так есть.

И Сенцова убедили даже не слова его, а слишком спокойный тон. Тогда все замолчали надолго…

Теперь космонавты расселись по креслам, и Сенцов сказал:

— Ну, погоревали — хватит.

— Собственно говоря, — начал Калве, — я не совсем понимаю… Вычислитель, конечно, лучше знает… Но какое значение имеет то, где именно горючее — в последней или в основной ступени? Почему мы не можем включить двигатели?

Сенцов насторожился: Калве все отлично знал, и если сейчас это вылетело у него из головы — значит, крепко он волнуется.

Коробов спокойно ответил:

— Как ты знаешь, ракета наша сейчас состоит из двух ступеней. В основной, задней ступени — лишь топливо и ходовой двигатель. А тормозиться мы можем только при помощи двигателей, сопла которых обращены вперед. Они находятся в этой вот, последней ступени ракеты, где мы сидим.

— Ну и что? — спросил Калве.

— А то, что расход топлива последней ступени на этом участке полета не был предусмотрен. А мы его израсходовали, и общий запас стал меньше расчетного.

— Позвольте, позвольте, — сказал Раин. — Но ведь можно же там сориентировать корабль так, чтобы тормозиться основной ступенью?

«Там» — означало: там, около дома… Домом сейчас была не только Земля, но и лунная база.

— Нет, — сказал Коробов. — Горючее основной ступени почти все израсходовано. После облета Марса и завершения программы наблюдений придется ударить двигателями, чтобы лечь на обратный полувиток — к Земле. Затем должна быть еще одна коррекция, потом вторая — и основную ступень придется отбросить. Да вы что — разыгрываете меня, что ли?

— Нет, я вспомнил, — сказал Калве. — Вычислитель не сработал именно потому, что запас топлива — ниже нормы. Он не блокировал двигатели, пока ракете угрожала смертельная опасность, но теперь… О, это очень совершенное устройство.

— Да, — сказал Азаров, — однако теперь решать должно уже не устройство, а мы. Хотя мы от этого и отвыкли, кажется…

— Вздор! — прервал его Сенцов. — Но решать надо быстро.

— Объявлен конкурс на лучшее рационализаторское предложение, — громко объявил Коробов. — Премия — экскурсия по маршруту Марс — Земля…

Никто не поддержал шутки. Сенцов повторил.

— Решать надо быстро и основательно. Слишком дорого стоит стране наш полет…

Но так вот, на скорую руку, ничего в голову не приходило, кроме мыслей самых фантастических. Наконец Раин сказал:

— Ну, таким образом мы далеко не уедем… не дальше Марса. Слово за Калве. Пусть посоветуется с вычислителем…

Калве с сомнением покачал головой, но глаза его заблестели. Он подошел к программному устройству; несколько секунд, размышляя, ласково поглаживал его матовый кожух…

Машина не отвечала долго — за фасадом вычислителя, судя по сумасшедшей пляске огоньков, шла напряженная работа. Наконец Калве получил ответ, просмотрел его и протянул Сенцову.

Тот минут пять изучал ленту. Все напряженно следили за его лицом, почти физически ощущая, как корабль проваливается все ниже к поверхности Марса. Но вот Сенцов поднял глаза.

— Ну вот так-то… не мудрствуя лукаво. Выход вполне разумный. Поскольку количество топлива, нужное нам, зависит от массы корабля, и дозаправиться мы не можем, значит, остается только одно, что машина и предлагает: уменьшить массу…

Пилоты переглянулись; решение, продиктованное электронной логикой, показалось им абсурдным. В первую секунду оно выглядело таким же нелепым, как если бы кто-нибудь предложил бегуну расстаться с рукой, или с желудком, или с печенью, для того чтобы увеличить скорость… Это объяснялось просто: каждый из них воспринимал корабль как живой организм, у которого нельзя отнять какую-то, пусть даже самую малую часть без того, чтобы не нарушить точной и согласованной работы всех органов.

Но аналогия была лишь внешней, корабль был всего лишь комплексом деталей — важных и менее необходимых, и машина, как известно, чувствовать не умеющая, просто напомнила об этом.

— Что ж, — сказал Коробов, — это выход. Надо только разобраться — без чего мы можем обойтись. Что сбросить. Этого машина не скажет…

— Нет, конечно, — согласился Калве. — На это она не рассчитана.

— И как это осуществить технически, — добавил Азаров. — Тут надо выходить в Пространство…

Стали подсчитывать. Только Раин не участвовал в работе — он надел наушники справочника и что-то вычислял на листке бумаги, изредка поглядывая на хронометр.

Утешительного было мало. Если даже пожертвовать аккумуляторным резервом (восемьсот килограммов), резервом воды (полторы тонны), кое-какими приборами (об этом говорилось вполголоса, чтобы не услышал Раин), то получалось всего две с половиной тонны, а нужно было сбросить гораздо больше.

Пилоты пригорюнились. Раин продолжал что-то вычислять, поднимая изредка глаза к потолку.

Потом все три пилота разом взглянули друг на друга, одновременно открыли рты — будто хотели что-то сказать, и одновременно же закрыли. Тогда Сенцов, засмеявшись, сказал Азарову:

— Ну, Витя, давай ты…

— Основная ступень! — выпалил Азаров.

— Основная ступень! — подтвердил Коробов. — А топливо из ее баков — его осталось немного — перекачаем в баки последней ступени — именно туда, где у нас недостача.

— А как перекачать? — спросил Сенцов.

— Да очень просто! — торопливо объяснял Коробов только что возникшую идею. — Демонтируем один компрессор, расчалим тросами на оболочке ракеты…

Сенцов оглядел обоих, потом перевел взгляд на экран: пусть Марс и крепко вцепился в их маленький корабль, но что значит сила притяжения какого-нибудь там Марса по сравнению с силой воли таких вот людей… Вслух же сказал самым обычным голосом:

— Что ж, верно. Только есть одна опасность; если во время работы корабль снова подвергнется какой-нибудь атаке — ну, хотя бы метеорной — то, понимаете сами… Двигатели сработают, а это — гибель для всякого, кто окажется вблизи. Мы ведь не можем отключить всю автоматику…

— Другого выхода нет, — сказал Азаров.

— Почему же нет? Есть… — спокойно, не оглянувшись ответил Раин. — Поскольку вы решили мои приборы не выкидывать — я вам, так и быть, помогу… (Все в должной мере оценили шутливо-благодушный тон астронавигатора: речь шла о жизни, и не в шутку, а всерьез.) — Мы сейчас приближаемся к орбите Деймоса — внешнего спутника Марса. Я тут подсчитал… Через час с небольшим — тут точные цифры — он нас нагонит. На Деймос можно сесть. Там можно работать спокойнее. А взлететь с него несложно…

Все оживились. Все-таки будет почва под ногами, демонтаж пойдет гораздо быстрее.

— Крепить все! — скомандовал Сенцов. — Готовиться к посадке!

Работы по подготовке заняли более получаса — пришлось привести в посадочное положение большинство приборов, в особенности астрономических. Закончив, космонавты снова собрались в рубке, заняли места по взлетно-посадочному расписанию.

— Наконец-то, — Сенцов улыбнулся, — посмотрим, что же это за спутник Марса… Ну, вот и все. Прошу курс.

Раин и Калве вновь надели наушники, Калве включил вычислитель. Сенцов, секунду помедлив, сорвал пломбы с рычагов автономного управления, отвел предохранители, кивнул Коробову:

— Давай акт!

Нагнувшись над микрофоном, Коробов стал раздельно диктовать: «Сего числа… ввиду особой необходимости… значительное отклонение от курса…» Не спускавший глаз с хронометра Раин сказал:

— Еще шестнадцать минут точно.

Сенцов, повернув кресло, проверил — хорошо ли все пристегнулись. Он с удовольствием ощутил появление «стартового состояния»: учащенно билось сердце, сознание стало предельно ясным, каждое движение было рассчитано заранее.

Он повернулся к пульту, и тогда Раин кивнул ему: «Пора!»

— Внимание! — громко сказал Сенцов.

Предостерегающе завыли сирены локаторов — где-то сзади нащупали они невидимую во тьме поверхность еще далекого, но догонявшего их Деймоса. Сенцов нажал рычаг — все кресла поднялись, обнажив блестящие стальные цилиндры противоперегрузочных устройств. Затем, мальчишески подмигнув самому себе, он уверенно положил руку на красную рукоятку пуска, плавно потянул… Корабль, вздрогнув, начал прибавлять ход.

Задуманный маневр был достаточно сложен. Предстояло выйти на орбиту Деймоса, оказаться впереди него и, сохраняя ход несколько меньший, чем орбитальная скорость спутника Марса, позволить ему догнать себя. Тем самым не было бы истрачено ни грамма топлива из баков тормозных двигателей.

Спутник неслышно скользил по своей орбите, изображение его на экранах все вырастало. Сенцов включил рули, и ракета изменила направление движения так плавно, что никто почти не почувствовал ускорения. Да, Сенцов был артист — это все знали. Калве уже рассчитал точку встречи. Маленькая планетка догоняла корабль…

Сенцов чуть увеличил ход, чтобы скорость сближения уменьшилась до предела. Цилиндры амортизаторов медленно двинулись. Тела заметно отяжелели. Чья-то парившая под потолком тетрадь бабочкой метнулась в сторону…

В нескольких километрах от Деймоса, когда скорости корабля и спутника почти сравнялись, Сенцов выключил двигатель. Откинулся на спинку кресла и, глядя в потолок, сказал:

— Ну вот. Теперь полчасика посидим и…

Потом, когда они пытались вспомнить, как это случилось, все признались, что подумалось им в эту минуту одно и то же: Деймосу надоело смотреть на бегущий перед ним корабль, и он решил взять его в руки и рассмотреть поближе. Впрочем, сомнительно, что именно так представлялись им события в тот момент, когда, словно притянутый могучим механизмом, корабль стремительно рванулся кормой вперед — к спутнику. Все вздрогнули в креслах. Сенцов неуловимо-быстрым движением снова включил двигатель. Но Деймос надвигался все ближе и ближе, и гораздо скорее, чем хотелось бы любому из них. На экране промелькнули какие-то блестящие вершины, странные призрачные уступы…

Тогда Сенцов, чисто инстинктивно, стремясь ускользнуть в сторону от орбиты спутника, тронул рули. Но темная громада была уже рядом.

Тряхнуло так, что взвизгнули амортизаторы. Скрежет, треск… Казалось, ракету волоком тащили по острым камням… Сенцов рывком выключил рули, и скрежет затих. Неожиданно погас экран заднего обзора. Ракета замерла на месте.

Сенцов медленно закреплял предохранители — слишком медленно, как казалось всем. На каждом из космонавтов посадка отозвалась тяжело. Наступила странная слабость, трудно было поднять руку, хотелось закрыть глаза и уснуть. Непонятная психическая реакция — каждому казалось, что он лежит на спине, а вовсе не сидит в кресле. На спине? А стена рубки, где дверь в коридор, — под ними? Бред… Но ведь когда-то они находились именно в таком положении! Когда же это было? Нет, не было… Надо вспомнить. Да, было, перед стартом, когда ракета стояла вертикально, и земное притяжение ясно указывало — где низ. Или это им кажется? Что же — пусть, спать все равно удобнее на спине. Значит — будем спать…

— Не спать! — Голос Сенцова прозвучал резко и даже чуть угрожающе.

Первым с усилием открыл глаза Раин. В ушах шумело. Отхлынувшая было кровь вновь приливала к мозгу, мысли прояснялись. Сенцов чуть наклонился в сторону — вращающееся кресло повернулось вокруг оси, и он неожиданно для самого себя вывалился, повис на ремнях, неуклюже болтая ногами. Значит, понятие низа действительно существовало… Глаза его уперлись в дверь — на ней лежала та самая порхавшая по рубке тетрадка.

— Всем фиксировать кресла, не то выпадете! — спокойно приказал Сенцов.

— Тяжесть! — сказал Раин. — Это — гравитация… — И, внезапно перейдя на крик: — Откуда здесь такая тяжесть?!

Внезапно ракета снова дрогнула, стала медленно наклоняться, опуская нос — казалось, кто-то подталкивал космонавтов в спину, чтобы они вместе с креслами приняли нормальное — вертикальное положение. Никто не произнес ни слова — расставив локти, чтобы не швыряло в креслах, не мигая, космонавты смотрели на экраны, словно оттуда и должно было прийти что-то — спасение или гибель…

Сенцов поднял было руку, крикнул: «Держись!..» Калве подумалось — сейчас ракету швырнет куда-то в пропасть. Он хотел закрыть глаза, чтобы не видеть последней минуты. Но даже на это не осталось сил…