Не вышел из роли. Сборник юмористических рассказов

Владимир Михайлович Шарик, 2021

В сборнике собраны рассказы, которые освещают различные стороны нашей жизни. Герои рассказов попадают в различные смешные жизненные ситуации. Правда, есть и грустные истории; это рассказ о взрослом мужчине, который полюбил молодую девушку, что привело его к гибели, а так же историю пожилого мужчины, который приехав на свадьбу внука узнает, что невеста внука является потомком преступника, который убил его деда в период коллективизации в СССР.

Не вышел из роли.

Вячеслав Степанович шатаясь, подошел к мусорному ящику и стал рыться в нем. Вытащил оттуда несколько старых грязных вещей и выбросил их на землю, после того, как тщательно их осмотрел.

— Вот, злыдни, ничего путевого не выбрасывают. Обнищал народ.

–Не верю, Славик, не верю, — крикнул ему из зрительного зала режиссер Полуэктов. — Во-первых, твоя походка. Это походка пьяного человека, а не голодного изможденного человека, который измучился в поисках куска хлеба. Понимаешь, Славик, он голодный.

— Но я и шел, так как ходит голодный человек, а не как пьяный. Мне да не знать, как ходит пьяный человек!

— Я в этом уверен, Славик, что ты очень хорошо усвоил походку пьяного человека, как на сцене, так и в жизни. Но нам надо походка голодного человека. Ты когда-нибудь, Славик, был голодным настолько, что падал на землю, что ты ничего не видел перед собой, тебе пелена глаза закрывала и идешь как в тумане.

— Не приходилось.

— Это хорошо, что ты не голодал, но ты должен представить это со всей ясностью.

— Но я и представил. Или думаете, Максим Михайлович, что у меня вообще никакого воображения нет.

— Славик, ты не слышишь меня. Послушай, что тебе Людмила Павловна скажет.

— Владислав Степанович, вы этот эпизод не доигрываете, надо больше искренности, что бы зритель почувствовал вас.

— И бросил монету в мою шапку.

— Вот только не надо иронии, Вячеслав Степанович. Мы хотим помочь вам, мы хотим достоверный образ создать, а вы обижаетесь.

— Я не обижаюсь. На обиженных людях воду возят.

— Хорошо. Оставим эту дискуссию, она может у нас продолжаться до утра. Пошли дальше. Вот вы подошли к мусорному ящику, и начинаете вот так нежно, двумя пальчиками вытаскивать эти вещи.

— Но Людмила Павловна ведь там таких вещей накидала. Они же грязные, воняют.

— А вы, думаете, Вячеслав Степанович, что вещи мусорных ящиках духами пахнут?

— Я так не думаю, но зачем артистов истезать на репетициях. Может те вещи вообще заразные какие-то. СПИДом заражены или другой какой-то болячкой. Во время спектакля я буду делать всё, как надо.

— Нет, Славик, нас это не удовлетворяет. Мы и на репетициях должны играть достоверно. Я должен видеть то на, что вы способны. Конечно, вы привыкли больше играть лордов и князей, но время переменилось. Откройте форточки, и впустите новый воздух перемен на сцену, что бы парафин прошлого исчез с подмостков театра. На вас лежит ответственность: сыграть нашего соотечественника, да так сыграть, что бы он запомнился, а не был поденщиком.

— Это зависит от автора, как ему удался этот персонаж.

— Вы снова высокомерны, и не хотите нас слушать. Актер тоже творец образа — не забывайте об этом. Мы должны за автора довести образ до совершенства. Походите по городским свалкам, по вокзалам, по паркам, по развалинам предприятий, где собираются эти люди, и тогда вы, возможно, лучше узнаете жизнь этих людей, их характеры.

— Да видел я этих бомжей, с некоторыми из них даже общался.

— Почему же я не вижу этого в вашем исполнении.

— Не знаю.

— Вячеслав Степанович, может вам носа чем-нибудь закрыть, чтобы не так сильно воняло.

— Людмила Павловна, хоть вы не лезьте со своими дурацкими советами. — Артист со злости ударил мусорный ящик.

— А вот это вы напрасно инвентарь театральный бьете. Вот ваш тезка Вячеслав Тихонов, Штирлиц, был великий артист, настоящий народный артист, но он не позволял себе бить театральный инвентарь.

— Но ведь достали уже. Надоело. Каждый пытается шпильну запустить в артиста, совершенно не разбираясь в сути дела.

— Я понимаю вас. Вам надоело. Вам уже надо спешить на шабашку, чтобы деньги там срубить. Извините, что задерживаю вас, но поскольку вы получаете в театре деньги, то будьте любезны отрабатывать это. Пошли сначала этот эпизод играть.

Вячеслав Степанович шатаясь подошел к мусорному ящику. Начал там рыться, вытащил одну вещь, другую. Брезгливо рассматривает их.

— Не верю. Не верю! — заорал режиссер, выскочил на сцену, нырнул с головой в мусорный ящик, и стал лихорадочно выбрасывать оттуда вещи. Вот так надо это делать. Вот так…

— Ты куда это вырядился в такой одежде? И где ты её вообще откопал? — с удивлением и некоторой долей негодования спросила Валентина Ивановна своего мужа.

— Иду в массы. Вживаюсь в роль, — с присущим ему пафосом ответил Вячеслав Степанович, — это я не знаю, что такое быть голодным, когда вторую неделю у нас в меню мяса нет.

— Не мог бы ты вживаться в роль более прилично?

— Не могу, дорогая. Не могу. Задета моя профессиональная гордость. Я не позволю некоторым самодурам говорить, что я неправильно играю на сцене свою роль.

— Я это понимаю, но появляться в таком виде перед людьми, нашими соседями как-то неудобно. Что они подумают?

— За это я не переживаю. Меня волнует только то, как воспримут меня зрители, когда я буду играть на сцене.

— Мне, кажется, что это уже маразм. А, если ты будешь играть убийцу, то ты пойдешь убивать, что бы пережить чувства преступника?

— Надеюсь, что"Преступление и наказание"нашему главному не захочется ставить. Извини, дорогая, но мне пора идти.

Он поцеловал супругу в щеку, и вышел из квартиры. Супруга только помахала вослед мужу головой. На площадке Вячеславу Степановичу попалась соседка-пенсионерка Вера Сергеевна, которая с удивлением посмотрела на мужчину бомжеватого вида, который вышел из квартиры Еременко. Она явно не узнала хозяина квартиры, что доставило удовольствие самолюбию артиста, значит, хорошо он замаскировался под бомжа. Его даже не волновал тот факт, что скоро по дому сплетня о том, что к Вере Сергеевне ходят любовники, причем очень дурно пахнущие. Не привыкать. Однажды эта соседка уже разносила такие сплетни, когда в гости к ним приезжал двоюродный брат Иван. Вячеслав Степанович решил пойти к мусорке, которая находилась подальше от родного дома, чтобы случайно, не встретить знакомых. Он сам не боялся таких встреч, но это бы шокировало его взрослую дочь и супругу, когда б им стали рассказывать о занятиях мужа и отца. Дорогой Еременко встречал людей, которые по-разному реагировали на его появление: одни шарахались от него, как от прокаженного, другие, по преимуществу старушки, смотрели на него с сочувствием, иные же просто не замечали его. Это опять тешило самолюбие артиста, вживание роль происходит хорошо. Отойдя на достаточное расстояние от дома, он решил, что можно уже и начать проверять содержание мусорных ящиков. Зашел во двор, раньше он здесь не был, но мусоросборник нашел сразу, по характерному запаху, который доносился оттуда. Там стояли четыре больших мусорных ящиков из пластмассы, окрашенных в зеленый цвет. Артист посмотрел в один из них, но он был пустой. Второй был тоже почти пустой, а вот от третьего шел такой резкий запах, что Вячеславу пришлось закрыть нос, но затем он вспомнил слова режиссера:"Не верю! Не верю!" — и он отпустил нос, чтобы обе руки запустить в мусорник. Достал несколько гнилых яблок, апельсиновую корку, а затем взял в руки грязную куртку, и стал её внимательно изучать. Вдруг его кто-то постучал по плечу. Артист обернулся. Перед ним стоял здоровый небритый верзила в грязной одежде.

— Ты что тут делаешь? — спросил тот строго.

— Разве ты не видишь? — дерзко ответил Вячеслав, недовольный тем, что его процесс вживания в роль был прерван таким наглым способом.

— А кто тебе разрешил здесь работать? — вопрос верзилы поставил артиста в ступор.

— Какое тут еще может быть разрешение? Разве уже и мусорники прихватизовали?

— А то ты первый день живешь на этом свете?

— Представь себе, что не имею понятия о здешних правил.

— Так я тебе говорю, что этот мусорник закреплен за мной.

— Покажи лицензию.

— Слушай, мужик, ты хочешь иметь неприятности, так ты их получишь сейчас.

— Слушай, мужик, я три дня крошки хлеба в роте не имел, то разреши мне хоть какой-нибудь сухарик найти, и я уйду отсюда на все четыре стороны.

— Нет. Уходи, мужик, отсюда по добру, по здорову.

— Ты ведь тоже был голодный, ты знаешь, каково это три дня не есть и не пить. Неужели ты обеднеешь от этого?

— Ничего не знаю. А, если хочешь, что бы всё было по закону, то иди к нашему старшему, он тебе разрешение работать в каком-нибудь районе. Но я уверен, что у нас тут в элитном районе вряд ли найдется свободная мусорка.

— Что ж мне тут умирать с голода?

— Это твои проблемы.

— А где же я могу найти вашего начальника?

— Он живет здесь недалеко, два квартала пройти.

— Может, ты покажешь мне, где он живет?

— Это я могу для тебя могу тебе сделать. Мне тоже надо идти к нему по делу.

— Пошли.

— Пошли. Только ответь мне, у тебя деньги есть или что-нибудь ценное?

— А зачем это?

— Ты что действительно с Луны свалился?

— Почему?

— Да, кто ж тебе предоставит место, если у тебе леве нету. Сейчас у нас всё платное. Рыночные отношения. Думаешь, я за даром здесь работаю, тем более в таком районе — рядом один супермаркет, немного дальше другой супермаркет, потом несколько еще продуктовых киосков. Так, что в копеечку мне место выпадает, но зато и имею отсюда прибыль. Бывает, целую корзину колбас, выбрасывают на мусорник или селедки.

— Ну, тем более разреши мне порыться. Будь другом. Ведь три дня крохи во рту не было.

— Мужик, это твои проблемы. Вали отсюда.

Не верю. Не верю. — Вячеславу Степановичу услышал недовольный голос режиссера. Он удивленно посмотрел вокруг себя — никого нет. Вот только верзила возле него стоит, а голос тот продолжал твердить:

— Не верю. Не верю, что у тебя во рту три дня не было крошки во рту. Да, если б ты три дня не ел, то ты не стоял бы так возле мусорного ящика, и не размазывал бы сопли по губам, а действовал. Я всегда говорил, что ты бездарь, и никогда не мог создавать образ своих героев на сцене, а звание"заслуженного артиста"купил за сало. Настоящего артиста всегда видно, независимо, какая роль у него: большая или маленькая. Из-за таких артистов, как ты, которые, занимают чужое место в театре, к нам и зритель не ходит.

Вячеслав хотел что-то возразить, но слова оправдания застряли у него где-то внутри. Упреки были в чем-то справедливы, но в чем-то они были и предвзят, артист рылся в своей памяти, что бы найти себе оправдание по такому несправедливому обвинению, которое уничтожало его, как творческую личность, как человека. В чем же крылась причина его неудач? Вот в чем вопрос. Решение пришло совсем неожиданно, и он посчитал его совершенно верным. Неудачи его заключались в том, что он придерживался того образа, который был создан автором. Текст очень сырой и не соответствующий реальности — это все признавали на художественном совете, но вопреки всему он был принят к постановке, так как его написал родственник заведующей культурой города, как говорится, против ветра не пописаешь. Но ты ведь артист, если ты действительно настоящий артист, то ты должен импровизировать, ты должен так сыграть эту роль, что бы тебе поверили зрители, как первых рядов, так и последних рядов. Глаза Вячеслава налились кровью, руки сжались в кулак, и с решительным видом он пошел на верзилу.

— Ты что, олигарх хреновый, варежку здесь раскрыл, или ты приключения на свою задницу ищешь. Смотри, какой единоличник нашелся, граф Табакеркин, скоммуниздил он мусорку. Кто тебе давал такое право? Ты у народа спросил его мнение. У нас народ является законным господином всего добра в стране. Знаешь, как таких как ты лохов у нас в зоне учат? Не знаешь. Так я пришлю Ваську Рябого или Петьку Дюбеля, то они малость прочистят тебе мозги, а то я вижу, что ты с катушек слетел. Видишь ли, мафию он здесь развел. Но этот номер у нас не пройдет. У нас тут все общее, все народное добро. Сгинь с моих глаз. И артист пошел прямо на верзилу, тот опешил и отошел в сторону. Вячеслав подошел к урне и стал отбирать себе оттуда полусгнившие продукты и куски черствого хлеба, какой-то салат. Верзила смотрел на это дело несколько удивленно и безропотно, но, когда артист вытянул оттуда палку позеленевшей сухой колбасы, то он не выдержал, и бросился забирать столь лакомый кусочек у противника.

Полуэктов был занят на репетиции, когда у него зазвонил телефон.

— Говорите.

— Это вам звонят из отделения милиции.

— Чем я обязан вашему вниманию?

— У вас работает Еременко Вячеслав Степанович.

— Да, есть такое недоразумение. А что он натворил?

— Приезжайте к нам, мы вам расскажем.

Пришлось Максиму Михайловичу прервать репетицию, и ехать в отделение милиции. Он был очень зол, готовил разгромную речь по поводу аморального поведения Еременко, ибо не сомневался, что во время очередной попойки он громил какое-то кафе, или устроил разборку с каким-то поклонником, который раскритиковал его игру в последнем спектакле.

— Где этот, мерзавец? — обратился он к дежурному офицеру.

— Да, вот же он сидит, — ответил тот и показал на лавку, где сидел верзила, и еще один бомж, в разорванной куртке, — устроили драку возле мусорного ящика.

— Не знаю я здесь никого, — недовольно сказал режиссер. — Это вас обманули.

— Михайлович, это я. Неужели вы не узнали.

По голосу режиссер узнал актера.

— Славик, ты, что это здесь делаешь?

— В роль вхожу, Михайлович. Теперь вы поверили!?