Тетрадь. Находка при отягчающих обстоятельствах

Владимир Майоров

Николай, ученик средней школы, находит в подвале заброшенного дома странную тетрадку со своими ещё не написанными контрольными по физике. Вскоре выясняется, что это вовсе не тетрадь, а невероятно сложный прибор, за которым охотятся люди из будущего. Николаю и его друзьям предстоит решить, на чью сторону встать в этой опасной охоте.

Не трогайте чужие тетрадки

Коля точно помнил, что положил найденную тетрадь в рюкзак. Утром проспал, опоздал на урок, заработал замечание, воспоминания о тетради совсем вылетели из головы, а вечером…

Новая англичанка велела записывать слова на карточки: с одной стороны по-английски, с другой — по-русски, и потом учить. Смотрите кино по телику, рекламная пауза, чтобы не скучать, достали бумажку и слово вызубрили, сколько рекламных пауз, столько и слов, и маме есть что ответить, не бездельничаю, а слова учу, англичанка велела, вон, в дневнике записано.

Розовую тетрадь как раз сподручно под это дело употребить. Порезать на карточки, а обложку выбросить, чтобы Кузнечик не цеплялся.

Колька раскрыл тетрадь, дабы аккуратно разобрать на листочки, и замер, а рот сам раскрылся от изумления. Весь разворот был разукрашен формулами. Коля перевернул страницу, но формулы захватили и её. Нагло расползлись по бумаге, заполонили почти всю тетрадку. В этом Колян убедился, перелистнув страницы.

— Ничего себе! — присвистнул Колька, — тетрадку подменили. Чистенькую вытащили, а никому не нужную, исписанную, подсунули. Интересно, чья это?

Колька посмотрел на обложку и рот разинул. А потом долго не мог закрыть, потому что просто забыл о нём. А забыл, потому что на обложке чёрным по белому, вернее, синим по розовому было аккуратно выведено: «Тетрадь для самостоятельных и контрольных работ по физике ученика 7 «Б» класса Никитина Николая. Слегка успокоив запутавшиеся мозги, усмехнулся и, обнаружив разинутый рот, захлопнул его. Потому что было две неправды. Первая — у них не было тетрадей по физике. То есть, тетради, конечно, были, толстые, у каждого своя, а специальных для контрольных не было. Контрольные писали на листочках.

Во-вторых, у них вообще не было розовых тетрадей. Тетради закупал родительский комитет на весь класс, и были они синие, а розовой не было ни одной.

Пошутили… Кто же шутник такой? Надо бы найти и поблагодарить… по шее… чтобы неповадно было. По почерку можно вычислить. В детективах всегда по почерку преступников узнают. Знакомый почерк. Точно, видел где-то. Тем хуже для шутника.

Перевернув страницу, Колян обнаружил раздражённую двойку. Двойка! Конечно, двойка. На большее фантазии не хватило. Козлы. Четвёрки пожалели. Им-то что? Не рассыпались бы. Перевернул ещё два листа и наткнулся на четвёрку.

Вот те и на! Накликал. Ну, это уж полное издевательство. Четвёрок по физике отродясь не было. Тройки вымученные случались. А четвёрки… Поймаю — точно шею намылю.

* * *

— Кто? — вопросил Колька, передвигая Кузначику тетрадь.

— Что «кто»? — не понял товарищ.

— Писал кто?

Кузнечик поправил указательным пальцем очки и вперился в тетрадку.

— Почерк, вроде, знакомый.

— Во, во! И мне знакомым показался. Светка?

— Свет! — Кузнечик повернулся к задней парте, — Дай тетрадку по физике.

— Зачем тебе? — Светка, словно линкор, ощетинилась всеми орудиями, ожидая подвоха.

— Я пробку, что в стакане болтается, не зарисовал.

— Что, что?

— Закон Архимеда, — уточнил Колян.

— Ага, Архимеда. А ты всё так аккуратно пишешь.

— И рисуешь классно. Разноцветными фломастерами.

Светка обалдело смотрела то на одного, то на другого. А рука сама выуживала из сумки тетрадку.

— Только, будете задачку списывать, поменяйте что-нибудь. А то Рудольф ругается.

— Да на кой нам, — попытался возразить Кузнечик, прекрасно понимая, что ему не поверят.

Колян пхнул его в бок:

— Она! Смотри!

— Похоже… Хотя, нет.

— Да она, говорю. Смотри, как букву «ве», объём, пишет. И цвет тот же.

— Цвет, цвет… Ручку и сменить может. А вот «Задача» не так написано, и номер пишет по-другому, и… Смотри, смотри! Знак равенства — у неё ровненький, а у тебя — в раскорячку.

— Это почему же у меня? — обиделся Колян.

— Ну, в твоей тетрадке.

— Да не моя она, сколько говорить можно!

— Не твоя, не твоя. А почерк всё же знакомый.

— Вот и я о том же.

— Откройте дневники и запишите задание, — втемяшился в их дискуссию голос исторички.

Коля открыл дневник.

— Куда писать то? — близорукий нос Кузнечика чуть не уткнулся в правую Колькину руку.

— На четверг. Сам не знаешь, что ли?

Кузнечик не отвечал и заворожённо следил за буквами, выбегающими из под шарика Колькиной ручки.

— Ты чего?

— Тетрадь дай! — вдруг прошептал он.

— Какую?

— По физике. Быстрее давай!

Кузнечик произнёс это таким тоном, будто ухватил за хвост кобру, и Колька не осмелился возражать. Покопавшись в сумке, выудил нужную тетрадь.

— Держи!

Кузнечик принял её двумя руками, словно древний фолиант, раскрыл и положил аккурат под розовой.

— Ты чего делаешь?

— Смотри! Я же говорил, что почерк знакомый.

— Ты чего, обалдел?

— Смотри, смотри! Вот «Задача», вот знак равенства. Говорил же, что у тебя чёрточки враскорячку.

— Щас получишь!

Но Кузнечик так увлёкся, что не воспринимал угроз. В нём проснулся азарт гончей, ухватившей добычу.

— И девятка такая же, и буква «б» ненормальная…

— Почему ненормальная? Ты сам ненормальный.

— И рисунки кривые, и «Дано» пишешь с маленькой буквы, и самолётики на полях рисуешь.

— Где с маленькой, покажи «с маленькой»? Это большая, просто я пишу так.

— Твоя тетрадь. Однозначно.

— Но я же её не писал.

— А ты в этом уверен?

Из очкастого взгляда Кузнечика просачивалось некое сомнение в нормальности друга. «Раз уж он не верит — никто не поверит», — с тоской подумалось Кольке.

— Но ты же видел, как я вынес её из подземелья.

— Видел, — согласился друг, и добавил. — Но не видел, как внёс, — и показал на рюкзак.

Мысль была столь глубокой, чуть не захлебнулся в ней. Спас его весёлый мотив звонка на перемену.

* * *

Удивительно, что школьные звонки по-прежнему называют звонками, хотя это давно уже не звонки, а мелодии: легкомысленные — на перемену, и жизнеутверждающие — на следующий урок. Следующим уроком было физика.

— С сегодняшнего дня писать контрольные будем в тетрадях. Скажем спасибо нашей старосте, — и поднял над головой стопку розовых тетрадок.

Кузнечик торжествующе пхнул Кольку в бок — дескать, теперь всё ясно. Но он был не прав. Всё окончательно запуталось.

* * *

— Всё окончательно ясно, — убеждал Кузнечик, — Ты проник в лаборантскую, выкрал розовую тетрадь и исписал её свойственным тебе почерком.

— Не делал я этого. Не помню.

— Естественно, не помнишь, поскольку действовал в летаргическом сне.

— Кончайте нести чушь, — обернулась Светка, — Летаргический — это когда хоронят. Когда живой, как мёртвый. А когда хулиганят и не помнят — это сомнамбулы, — и отвернувшись, демонстративно сделала вид, что слушает учительницу.

— Я и говорю — в собнамбулическом сне, — поправился Кузнечик. — Потому как без памяти был.

— Ну, на кой мне исписывать тетрадь? — из последних сил возразил Колян.

— Это ты спроси у своего подсознания.

Кузнечик знал много непонятных слов.

* * *

На следующий день прояснилось, что пресловутую тетрадь Коля не писал. Но легче от этого не стало.

Физик раздал тетради с проверенной контрольной. Коля осторожно приоткрыл свою, словно опасаясь спугнуть удачу. Но опасаться было нечего, поскольку удача и не помышляла сюда заглядывать. Страница была исчёркана красными чернилами, на полях красовались большие вопросительные знаки, и всё это великолепие подытоживала неумолимая в своей уверенности двойка.

Колян надеялся на три, пусть, три с минусом, понимая в душе, что эти надежды эфемерны. Он, конечно, учил, вернее, пытался учить, но все эти плотности-объёмы никак не хотели укладываться в голове, видать, не приучены были. И всё-таки Колян был достоин тройки, пусть самой маленькой, просто мысли его были заняты розовой тетрадкой, и он напутал даже в том, что знал.

Особенно паршиво, что обещал родителям подтянуть физику. При этом условии на день рождения ему подарят компьютер. Подтянул.

— Дай посмотреть, — Кузнечик почему-то заинтересовался его контрольной.

— Смотри, — и равнодушно пододвинул тетрадку.

Кузнечик глянул на двоечную работу и вдруг, так небрежно, нехотя, попросил:

— Достань тетрадку, ну ту, что нашёл.

— Зачем тебе?

— Зачем, зачем — чего хочу, то и съем.

Колька пожал плечами и вытащил пресловутую тетрадь.

— Посмотри! — прошептал Кузнечик.

— Чего смотреть. Пара — она пара и есть.

— Да ты посмотри, болван. Контрольная та же!

Колька глянул. Ничего особенного. Тут двойка и там двойка. Противная, как все её подружки.

— Усёк?

— Чего?

— Ты что, слепой? Сравни задачи.

Колька посмотрел внимательнее и обалдел. В контрольной были те же задачи, что и в тетради, найденной в подземелье, один к одному.

— Понимаешь, что это значит? — разошёлся Кузнечик. — Твоё подсознание угадало, какие задачи будут на контрольной!

— Ну, угадало. А чего ж не подсказало, как решать. Знает, небось.

— Подсознание — вещь тонкая. Учёные ещё не разобрались. Но… — Кузнечик перевернул страницу. — Если оно угадало одну контрольную, вполне могло угадать и другие. Видишь, через неделю ты все задачи решишь правильно.

— Почему правильно?

— У тебя башка чем заполнена? Навозом или серым веществом? Что ты поставил себе за следующую работу? Четыре. Значит, подсознание намекает тебе, что задачи решены правильно. И если ты, болван, поверишь ему и вызубришь решение, вполне можешь пятёрку отхватить.

Кузнечик говорил убедительно, и потом, это было, пусть невероятное, но всё же объяснение.

А другого объяснения не было.

— Никитин! Довольно переживать. Будешь работать — через неделю исправишь свою двойку, — обнадёжил физик.

* * *

Минула перемена, накатил следующий урок — биология, а в голове, как заезженная пластинка, крутилось: «Другого объяснения нет».

Или есть? Кольке неприятно было осознавать, что кто-то может бесконтрольно водить его рукой по бумаге, пусть даже собственное подсознание. Мало ли что взбредёт ему накалякать в следующий раз. Постепенно сомнения обросли доводами…

— Никитин, хватит ворон ловить. Иди к доске и напомни нам о простейших.

Поскольку все воспоминания об инфузориях покоились под толстым пластом догадок и размышлений о розовой тетради, Коля не смог изречь ничего путного.

— Никитин, что с тобой приключилось? Ты не заболел? Ты же на прошлой неделе по этой теме пятёрку получил.

— Марья Ивановна, — вступилась Светка, — он по физике двойку хапнул и страшно переживает. Ему родители компьютер не подарят.

— Чего переживать-то? — изумилась биологичка, — Надо исправить двойку, и всё. Ты же мужик, неужели не сможешь? У нас в деревне такие молодцы с тракторами да комбайнами управлялись…

Всё. Понесло Марью Ивановну по колхозным просторам её детства. А забытый Колька так и простоял у доски до звонка, и к этому звонку в его распухшей от мыслей башке окончательно оформилось убеждение в своей нормальности, то есть непричастности к безобразию в розовой тетради.

На перемене он заявил Кузнечику:

— Это не я писал в той тетрадке. Железно.

— Конечно, ты не помнишь, ведь твоё подсознание… — снова занудил своё Стасик.

— К чертям подсознание. Тетрадка в сумке, без дела, только сутки провалялась. А чтобы исписать её — сколько часов надо корпеть? Когда мне с ней возиться?

— Ну, за ночь ты бы мог…

— Если бы я ночь не спал, знаешь как бы мне родители всыпали? И потом, — под занавес Коля приберёг самый убийственный аргумент, — у меня нет красной ручки.

— Как? — Кузнечик из последних сил пытался спасти свою гипотезу, — Может, у родителей?..

— На кой она родителям? Нет в доме ни одной. Даже если бы психованное подсознание смогло всё это написать, чем бы оно двойки ставило?

— Но тогда… Мистика какая-то получается.

— Никакой мистики. Какие варианты даёт мне Рудольф?

— Какие?

— Как всем двоечникам.

— Первые, упрощённые! — сообразил Кузнечик

— Варианты у Рудольфа каждый год одни и те же. Значит, надо было достать у восьмиклассников прошлогоднюю тетрадку и перекатать её. И всё.

— И подделать твой почерк, — уточнил Стасик.

Они уставились друг на друга и рванули в класс. Вырывая друг у друга, вытащили исписанную тетрадь. Открыли будущую, ещё не написанную контрольную. В начале страницы была означена ещё не наступившая дата. А под ней — Первый вариант.

— Кто? — застонал Колька.

* * *

— Ну, это возможно. Девчонки, они знаешь какие упорные.

— Почему думаешь, что девчонки. А может ребята?

— Ты смог бы ради шутки исписать тетрадь, да ещё чужим почерком? Причём, без помощи подсознания.

— Не-а.

— Вот то-то же. Значит, одна из них.

— Макаронина! Или её подружка, — Кузнечик с такой яростью ухватился за пуговицу на Колькином пиджаке, что отодрал её, — Она должна была знать, что куплены розовые тетради.

— Олька не будет. Она не такая.

— Не знаешь ты женщин. Как же выяснить — кто?

Но сначала надо было подготовиться к подкатывающейся контрольной.