Блокпост

Владимир Колычев, 2010

Конец света наступил в точно предсказанный срок. Но оказался совсем не таким, каким его представляли. Врезавшийся в нашу планету метеорит не вызвал катастрофического землетрясения или глобального наводнения – он принес с собой чудовищные формы жизни и создал Аномалье, зону расширения которого безуспешно пытаются сдержать гарнизоны блокпостов. Солдаты капитана Нагарова были посланы начальством на верную смерть, но именно их противостояние с порождениями абсолютного зла стало залогом спасения земной цивилизации.

Глава 1

Как бы ни злился северный ветер, он все равно добрый, потому что дует с чистых земель, еще не тронутый гнилостным дыханием Аномалья. А он серчал, пытаясь разогнуть дугу столетнего дуба с раскидистой кроной больных скрюченных листьев. Кряжистый толстокорый старик с кряхтеньем смеялся над молодым ветром, угрожал ему двумя, самыми крупными своими ветвями. Кривой, разлапистый, он живо напоминал косорога. Обрубленная макушка и отросшая от нее иссушенная болезнью ветвь усиливали сходство с этим исчадием Аномалья.

Ветер не мог справиться с дубом, но легко пригибал к земле кусты барбариса, отчего те походили на прыгучих кенгов, колеблющихся в своем стремлении напасть на жертву. Пень срубленного дерева чем-то напоминал воющего на луну зверопса. Но не меньше меня смущали две подгнившие сосны с коричневой хвоей, скрещенные в форме косого Андреевского креста. Невольно вспоминалась легенда, что когда-то на заре новой эры несколько римских распятий, окропленных кровью невинно казненных, превратились в деревья, а затем разрослись по всему миру. И вот люди должны были молиться, чтобы деревья снова не превратились в распятия и не оросились человеческой кровью…

Видимо, люди плохо молились, и лес превратился в проклятие для них. Зло убивало, убивает и будет убивать дальше. И остановить его невозможно…

В две тысячи двенадцатом году мне было семнадцать лет. Я хорошо помню то время, когда весь мир жил ожиданием конца света. Большинство скептически относилось к древним пророчествам, некоторые верили в них свято, но все же предчувствие грядущей катастрофы нависало над землей огромной тучей. И гроза все-таки грянула. С неба упал метеорит.

Энергия взрыва испарила небольшое озеро, свалила лес в радиусе двух километров, а сколько было пожаров… Но никто не посмел назвать это событие глобальной катастрофой. Тонны пепла не поднялись в воздух, чтобы окутать планету непроницаемой для солнца пеленой, не было разрушительных землетрясений, вызванных ими цунами. Не было даже человеческих жертв, потому что метеорит упал в безлюдное место.

Наэлектризованное ожидание апокалипсиса разрядилось полуистеричным хихиканьем в прессе и вздохом облегчения в обществе. Некоторые религиозные деятели поспешили заверить, что высшие силы дали людям знак. Бог простил человечество, но предупреждение все же послал. Казалось бы, конец света откладывался на неопределенное время. Но, увы, не все было так просто.

Через два года после падения метеорита стал вдруг чахнуть лес вокруг алтайского селения в тридцати километрах от места, где он упал. Выяснилось, что незадолго до этого местные охотники видели в тайге странное существо. Огромная голова, суженная и заостренная наверху, но утолщенная снизу — со стороны казалось, будто она студенистой массой стекает на желеобразное тело, зеленое, пупырчатое, лишенное половых признаков. Охотники утверждали, что у этого существа перепончатые лапы и драконий хвост, хотя рост у него небольшой, не более метра.

Но очень скоро охотники погибли: их поселок атаковала стая невиданных доселе зверей. Как выяснилось позже, это были обычные волки, массово подвергшиеся необъяснимой мутации. Нападение было жестоким, зверопсы вырезали всех жителей. Но покойники вдруг стали оживать, превращаясь в самых настоящих зомби.

Пораженный заразой лес в тех местах окончательно зачах, все живое, разумное и не совсем, переродилось в иную форму жизни, возможно, внеземного происхождения. В зоне метеоритного поражения образовались гравитационные и термальные аномалии, безопасные для мутантов и смертельные для людей.

Но самое страшное — аномальная зона разрасталась, захватывая все новые и новые территории. Сначала заболевала флора, затем перерождалась фауна, зверопсы нападали на людей, убивая и заражая их мутагенным вирусом, как вскоре выяснилось, действительно внеземной природы. Гравитационные и термальные аномалии усугубляли ситуацию в зоне поражения.

Разумеется, с распространением космической заразы пытались бороться. В зону ввели войска, зараженных особей расстреливали на месте, зверопсов сжигали вместе с лесами, где они водились. Зона поражения получила название Аномалье, от нее огородились колючей проволокой и системой блокпостов. Увы, это лишь затруднило разрастание зоны, но совсем остановить ее не смогло.

Шаг за шагом, год за годом, Аномалье расширяло свои владения. На здоровых землях заболевала флора, затем в лесах появлялись зверопсы. Населенные пункты превращались в осажденные крепости, жителей от нападения мутантов защищали войска, но вскоре вдруг выяснилось, что это вовсе не панацея от бед. На зараженных территориях люди подвергались психофизическому воздействию извне, они теряли рассудок, совершали безумные поступки, что делало их легкой добычей для зверопсов. С ума сходили не только гражданские, но и военные, призванные их защищать, это и разрушало заградительные кордоны.

Со временем для военных ввели специальный тест на психологическую устойчивость. Прошел его и я, выпускник военного института, лейтенант, а теперь капитан Нагаров. Поэтому и направили меня в заградительно-пограничные войска, командовать взводом в мобильно-штурмовом батальоне. Это было давно, семь лет назад. Не счесть операций, в которых мне приходилось участвовать. И с мутантами воевал, и с бандами мародеров…

Сейчас я стоял на смотровой площадке блокпоста и в бинокль рассматривал ближайший к нам участок леса, куда уже начали проникать внеземные метастазы. Чахнут деревья, умирают, но еще не прячутся среди них термальные и гравитационные аномалии.

«Духовку» бы я почувствовал интуитивно, даже с большого расстояния. У меня на нее теперь особый нюх. Полтора года назад моя группа зачищала брошенный поселок от перерожденцев; задание мы выполнили, но на базу возвращались ночью. То ли детектор в машине сломался, то ли уставший механик-водитель пропустил сигнал — так или иначе, но наш бронетранспортер угодил в облако раскаленного воздуха.

Не знаю, кто как, но я боюсь ада, потому что уже побывал там и знаю, как это больно — вариться в котле с кипящей смолой. Больно. Думаю, это простое слово не в состоянии эмоционально передать весь ужас тех мук, в которые ввергла меня проклятая «духовка»… Но если бы она доставила мне только физические страдания. Проклятье Зоны унизило меня еще и морально.

Врачи вытащили меня с того света, сделали пластику лица, но прежнюю внешность вернуть не смогли. Сейчас я мог смело сравниться с огородным пугалом, сшитым из лоскутов одноцветной, но неоднородной по своему составу материи. Вроде бы кожа на лице моя, но кусок на лбу пожелтел от времени, другой, на щеке, напротив, побелел, подбородок вообще приобрел синюшный оттенок. И эти уродующие швы, зарубцованные ожоги вместо бровей… На голове парик, нос заметно деформирован, губ почти не видно, уши частично из биопластика. Волосы на лице не росли, и это мне очень не нравилось: в противном случае отпустил бы бороду и усы, чтобы хоть как-то скрыть свое уродство. И на тело мое лучше не смотреть — под одеждой у меня там чуть ли не сплошной ожог.

Я видел, как смотрели на меня женщины, и поэтому стремился поскорей выписаться из госпиталя, чтобы вернуться в Аномалье, в самое пекло, где солдаты воспримут мое физическое увечье как своего рода медаль или даже орден.

Здесь, на заградительном рубеже мне, казалось бы, некого стыдиться. Но лощеный, щеголевато подтянутый полковник в новенькой, шитой на заказ полевой форме смотрел на меня с плохо скрытой брезгливостью. Благородный профиль, правильные черты лица, мягкий загар, до блеска выбритые щеки, тонкая трубка детектора, будто тросточка в руках денди лондонского, которой он, позируя, постукивал себя по ладони.

Брыль командовал заградительно-пограничной бригадой, чьи посты растянулись вдоль охранного периметра на десятки километров. И сюда, на сорок второй-дробь-пятый блокпост он приехал в сопровождении своего делопроизводителя, симпатичной девушки в звании лейтенанта. Меня смущало ее присутствие: она смотрела на меня с жалостью, смешанной с отвращением.

— Вот так, капитан, еще год назад периметр находился в двадцати километрах отсюда. Зона, как видишь, наступает, но здесь мы ее должны остановить…

Полковник хмурил брови с видом человека, радеющего за судьбу планеты. Но я чувствовал, что расширение Зоны беспокоит его лишь в рамках обязанностей, которые он исполнял по роду своей службы. Он всерьез надеялся, что на его век чистых земель хватит, а после него — хоть потоп. Впрочем, я не пророк и мог ошибаться в своих суждениях.

— Два-три года? Вряд ли, — покачал я головой. — Хотя бы полгода продержаться. Лес уже ржавеет.

— Да нет, это просто листья желтеют, — не согласился со мной полковник. — Все-таки начало сентября…

— Я не о листьях, мне хвоя не нравится.

— Нормально все, капитан. Это не Зона, это осень наступает. А у нас все спокойно. У соседей, правда, недавно кенг на тракториста местного напал. Но, поверь, это единичный случай…

Не все люди, пораженные внеземной заразой, становились тупыми медлительными зомби. Некоторые зараженные особи — сокращенно, зосы — перерождались в резвых и прытких кенгов. Эти твари, похожие на кенгуру с атрофированными человеческими головами, были для нас опасным противником. Звериная хитрость, помноженная на необычную силу, отменная реакция и скорость… Напав на солдата, кенг с легкостью отрывал ему голову вместе с каской. А у местного тракториста против него и вовсе не было никаких шансов. Поэтому я и не стал спрашивать, что стало с несчастным селянином.

Мне приходилось иметь дело с кенгами — я имел полное представление о том, насколько они страшны для человека. Поэтому готов был отдать жизнь, чтобы остановить наступление метеоритных аномалий, сузить ареал обитания порожденных ими зосов. Готов был, только предложений о равноценном обмене пока не поступало. Исполнить свой солдатский долг и умереть — это я могу. Но ведь Аномалье этим не остановишь: моя жизнь — слишком маленькая для такого счастья цена.

— Хотелось бы верить, — не стал спорить я.

— Не так страшен кенг, как его малюют, — небрежно отмахнулся полковник. — Зона разрастается, но зосов, как это ни странно, больше не становится. Мало того, их плотность в расчете на квадратный километр и вовсе уменьшается. И периметр увеличивается, поэтому его меньше рвут… Я так думаю, Аномалье находится на последнем издыхании. И уже близок тот час, когда не оно, а мы будет наступать на него…

— Ну, может быть, — нехотя согласился я.

Больше года я провел в госпитале. Следил за тревожными сводками из Аномалья, и мне казалось, что день ото дня его активность набирает обороты. Но полковник Брыль о последних событиях в Зоне знает не понаслышке, возможно, у него есть основания для оптимистических прогнозов.

— А вот мародеров стало больше. Города и поселки пустые, а брошенного добра столько, что гуляй — не хочу. И гуляют. Потому что порядка никакого. А вдруг Зона отступит, как потом все награбленное вернуть? То-то же… В общем, принято решение возобновить дежурство на блокпостах дробь-четвертой линии. Все задействовать не будем, так, через два на третий. Людей опытных не хватает. Сам понимаешь, капитан, это, считай, передний край обороны. Аномалье — штука серьезная; молодых послать — все равно что выбросить. Это деньгами можно бросаться, а людьми никак нельзя. Ну, чего я тебе буду объяснять?

Я молча кивнул, мол, все понимаю. Опыта у меня немало. За годы службы в Зоне столько всего повидал, и самому не верится, что это было со мной, а не с кем-то другим.

К Брылю подошел начальник блокпоста, молодцеватый офицер в новенькой форме. Старший лейтенант Свистун. Бросив на меня презрительный взгляд, к начальнику он обратился с подхалимской угодливостью, доложил, что спецкоманда построена.

Так и сказал, спецкоманда. Ехидно сказал, с адресованной мне насмешкой. Ведь это я должен был командовать людьми, о которых он говорил.

Мы спустились со смотровой площадки на строевой плац блокпоста, где в шеренгу, по стойке «вольно» стояли бойцы, с которыми мне предстояло выполнять боевую задачу. Глядя на них, я понял, почему ерничал безусый старлей. И так вдруг захотелось с размаха врезать ему кулаком в нос так, чтобы хрящи всмятку и кровавые сопли до колен.

Я вовсе не расстроился оттого, что буду командовать этими людьми. Напротив, мне стало легче дышать: отступило волнение, которым терзался последние дни. Я представлял, как мои новые подчиненные примут меня, офицера с изуродованным лицом, и очень переживал из-за того, что меня могли поднять на смех.

Но сейчас смеяться мог я. Громким, истерическим смехом. Если бы обладал безупречной внешностью и увечной совестью. Если бы… Дело в том, что моя новая команда представляла собой сборную из таких же инвалидов, как я. Оторванных рук и ног не видно, зато лица моих бойцов наводили на мысль о состоявшемся конце света. Ожоги, шрамы, кожные лоскуты, деформированные лбы, глазницы, носы, челюсти…

Солдаты стояли, опустив головы, исподлобья наблюдая, как приближается начальство. На мою персону они посматривали с откровенным интересом, признавая во мне своего. Полковник и сопровождающий его начальник заставы воспринимались ими как чужаки. Что ж, неудивительно, если вспомнить вороватую улыбку на губах самодовольного Свистуна.

Сержант с изуродованным лицом и бельмом на глазу скомандовал: «Смирно!» Но полковник заметил, что из всего десятка выпрямились только трое, поэтому пренебрежительно отмахнулся, дескать, и без доклада хорошо. И приветствовать группу по-уставному не стал. Сразу обратился ко мне, удручая фальшивой улыбкой:

— Смотри, капитан, какие орлы! Двадцать человек.

— Десять, — поправил я.

— Ну, как же, за одного битого двух небитых дают!

Солдаты чувствовали неприязнь, сдобренную паточной фальшью, и низко склоняли головы, как будто этим могли скрыть свою увечность. Мне стало стыдно за полковника, за всех, кто насмехался над ними.

— Я разберусь, сколько и за кого дают, — также опустив голову, сказал я.

Сейчас мне хотелось только одного, чтобы полковник поскорее исчез. Видимо, ему передалось мое настроение, к тому же фарс тяготил и его самого, поэтому он в нескольких словах представил меня и, пожелав нам удачи, отправился в обратный путь. Задачу перед строем он ставить не стал, эта миссия легла на меня. Как я и предполагал, наша ссылка вызвала горькие насмешки, но никак не протест. Мы все чувствовали, что нам никогда не стать своими в мире обычных людей.