Перевал

Владимир Колосков

Отряд наемников оказывается в западне, когда на их нанимателя начинается настоящая охота. Запертым в лесу людям придется столкнуться с могущественным колдовством и потусторонними силами, ожившими легендами и древними мифами. Только пройдя путь до конца и разгадав загадку проклятого артефакта, который таинственный путешественник везет с собой, они обретут надежду вновь вернуться домой.

Глава 3. Дар или проклятие

— Впрочем, мое бегство было разрешенным и можно назвать его изгнанием, — добавил Паласар. — Ночью перед тем утром, когда я собирался покинуть город, ко мне явился нарочный от Селима. Он передал мне тот кинжал, который несколько дней назад вызвал такой интерес нашего Каспара, и вдобавок солидное количество золота. На словах нарочный передал, что этот кинжал — царский подарок и его следует беречь. По нему меня пропустят там, где иначе могли возникнуть осложнения. С таким таинственным напутствием я отправился в дорогу.

Паласар рассказал свою историю про дракона. Его видение во многом отличалось от того, что рассказал бы Тед, если бы у него спросили. Например, Паласар не упомянул, что Тед втайне ненавидел своего проводника по книгам и легендам. И последними словами Теда, сказанными Паласару, были слова замысловатого проклятия, которое Тед вычитал в легендах. Проклятие заставляло Паласара стремительно стариться, пока он жил в одном месте, и молодеть, пока он двигался. Так Тед обрек Паласара на вечные скитания, чтобы он сам чувствовал ту жизнь, которую вел привязанный к ключу между мирами Тед. Проклятие требовало для себя кроме верных слов только кровь дракона, а когда Тед явился к Паласару в последний раз, крови на нем было больше чем достаточно.

— И ты больше никогда его не видел? — спросил Вильямсон, напряженно вглядываясь в переливающееся в бликах костра лицо рассказчика.

— Нет! Хотя мне довелось много странствовать, я не встречал его, хотя до меня доносились слухи, за которым мог стоять Тед. И сдается мне, я еще его увижу.

— Ладно, вернемся к более простым вещам. Ты говорил, что ты алхимик, — сменил тему разговора Каспар. — Так что, можно превратить простой металл в благородный?

— Чушь! Полная чушь. Примите мое искреннее слово! — ответил Паласар, слегка уставший от драконовой саги и обрадованный возможностью сменить тему.

— А как насчет бессмертия? — спросил Вильямсон.

— Чушь еще большая! — воскликнул Паласар. — Философский камень — сказка. Хотя есть другие пути.

— И ты их знаешь? — спросил Каспар.

— Конечно, нет, — развел руками Паласар. — Хотя я знаю кое-кого, кому в некоторой мере удавалось.

— В некоторой мере? Это вообще как? — принялся распутывать Каспар. — Бессмертие — это как деньги, оно или есть, или его нет.

— Бессмертие скорее как любовь, — философски изрек Паласар. — За все есть цена, пока платишь, не умираешь.

— А можно ли воскрешать мертвецов? — спросил Вильямсон.

— Не видел такого, хотя есть слухи. Например, я слышал историю женщины, которая оживила из мертвых своего мужа, обратившись к колдуну по имени Тиресий, было это лет десять тому назад. Еще я слыхал от одного человека, что у его бабки была «Поваренная книга некроманта», полная рецептов всяческих жутких зелий, которые могли возвращать из мертвых или открывать двери в другие — загробные, я полагаю, — миры. Но как всегда: никаких доказательств! Едва я попросил его показать мне эту книгу, как он сочинил историю, что, дескать, едва он открыл эту книгу, как явился какой-то черный бес, нагнал на него страху, отобрал книгу и сгинул, сказав, что теперь она будет лежать в Хрустальной башне. Так что все это — просто слухи, я уверен, что книжка, если и была, — простая подделка, а Тиресий — жалкий шарлатан, выдающий за воскрешенных людей своих подельников.

— А как насчет проверенных случаев? — спросил Петерфинн.

— Это каких? — уточнил Паласар.

— Спаситель, например, — ответил наемник.

— Тут случай Бога или одной из его ипостасей. Мы же обсуждали оживление людей.

— Тогда случай Лазаря, — не отступал Петерфинн. — Он был человеком.

— Ну к этому случаю, если я верно помню историю, Бог тоже был причастен. Вот случаев, чтобы человек мог оживить человека, — таких мне не встречалось.

— И всего-то ты повидал чудес — только одну тушу дракона! — усмехнулся Каспар. — Даже я мог бы рассказать поболее.

— Чудес? — переспросил Паласар. — Мой друг, я видел такое, что твои чудеса покажутся мне букварем. Само слово «чудо» для меня давно и сильно истрепалось и потеряло былой смысл.

— Здорово быть таким смельчаком, как этот Тед, — вздохнул не отличавшийся особой храбростью Вильямсон, пока Каспар обдумывал ответ. Ответ у Каспара был, но он сомневался, что в этот вечер для него хватит времени.

— Он не был смелым, — поморщился Паласар. Воспоминания о характере Теда были для него не так интересны, как о его подвигах. — Он был бесстрашным. Одержим судьбой до безумия. За пределами собственной судьбы его ничто не интересовало. Плохо, хорошо, правильно, неправильно он понимал, только приложив к судьбе, причем своей собственной. Он даже людей оценивал лишь по той роли, которую они играли в его судьбе. Лютый фанатик.

— И разве это плохо? Я тоже верю в судьбу, — раздался голос Дамиса. — Многие люди верят в судьбу.

— А многие из тех, кто верит и говорит «Судьба», знают, что они подразумевают под этим словом? Судьба, предопределение, кисмат, дао — может ли один человек понять, что думает другой, когда произносит эти слова? Для Теда судьба была не каким-то предопределением, законом жизни, а самой жизнью.

— Что ж, это была интересная история, — вставил слово Каспар, чтобы остановить дальнейшую, грозящую затянуться далеко заполночь беседу о словах, в которой восточный носитель расхожей мудрости мог оказаться очень вязок. — Завтра я надеюсь, и все мы надеемся, услышать другую историю, возможно, что ее расскажу я, а теперь пора спать.

Наемники распределили дежурства и улеглись. Паласар с относительным удобством разместился в кибитке. Одетые в кожаные доспехи и стальные панцири наемники довольствовались лежанками из колких еловых лап. Собранные в лесу ветки складывали в продолговатые кучи, а изголовья сбивали из опавших листьев. Лежанки были жесткими, зато через них не проникал убийственный холод земли и они не промокали. Конные укрывались одеялами, которые везли с собой, а пешие грелись теплом тлеющих костров. Поддерживать огонь вменялось в обязанность часовым. По сравнению с этим доски повозки с вязанками сена были роскошью, но теплолюбивый Паласар был не из тех, кто мог это оценить.

Конец ознакомительного фрагмента.