Лучистая. Из жизни Звездолётика и Паровозика

Владимир Ильичев (Сквер)

Поэтов муза, грёза и надежда,Образчик Доброты и Красоты —Ласкает взор она легко и нежно,Игриво, но призы её чисты…Напросишься в друзья ты к ней, конечно,А коли так — не бойся Высоты! Книга содержит нецензурную брань.

«И белые, и бурые медведи…»

И белые, и бурые медведи

к Москве меня вели на этот раз —

под пение людей, дождя и меди,

с наказом выдать всё, на что горазд.

А я горазд упасть без вин, без водок,

и я могу быстрее трезвых встать,

не видя обтекаемых высоток,

но видя проницательную Мать.

Она меня, птенца, сюда возила,

я с ней по Красной площади гулял,

гулял и по музеям — тоже было.

Она была жива, а я был мал.

Нет Мамы рядом. Здесь бываю редко.

Случилось вот — и сразу на КП,

припомнив, где в метро какая ветка,

забыв купить веганских канапе.

На площади с утра — две китаянки,

служивые, рабочие… и я.

Гуляю. Надо двигаться к Таганке,

там снят в отеле номер на́ два дня.

В отеле так тепло, что я упал бы,

раскинул телеса по простыне

и спал бы, без одежд и мыслей спал бы,

но ждут меня в научной стороне.

На улице Вавилова — сэр Дарвин,

и Яблоков, и форум-юбилей!

Не в курсе Кен, совсем не в курсе Барби.

А я, дерёвня, знаю — от друзей.

Имею приглашение в программу

за подписью изящной: ДНК.

И снова вспоминаю, вижу Маму —

Пегас мой соскочил не с потолка.

(Вернее, вижу Бабушку и Маму)

На празднике народу много-много —

политики, учёные… и я.

Пойду читать стихи из мини-блога

о трендах невесёлых бытия.

Акустика взяла и пошутила:

не то расслышал, вышел невпопад.

Учёные, эпическая сила,

смягчите, что ли, взглядов камнепад!

Простили… Вышел вовремя, читаю,

осадком от оплошности давясь,

и в то же время — надо же — летаю…

А впрочем, не сдавался отродясь.

Остался для чего-то на фуршете,

читаю разъяснительный рассказ.

Веган — ведь это что-то типа йети.

Не выдать бы всё-всё, на что горазд.

Ко мне вдруг приближается фемина,

в глазах её — сияние… и я.

А также имя скромное — Полина.

И нужный драйвер найден для меня.

Пью воду на фуршете, возрождаюсь.

Не злюсь ни на себя, ни на людей.

Пора… Английский трюк. И возвращаюсь.

Я не прощаюсь, Дарвина музей!

Одобрен седовласым Журналистом,

обнят непревзойдённой ДНК,

таким же быть хочу — простым и чистым…

Жаль, всё-таки пора. Пока-пока!

Полина! Ей дарю альбом и книжку.

К метро идём, смеясь о том о сём.

Сам для себя подчёркиваю фишку:

к метро, смеясь о том о сём, идём.

В движении вся Жизнь, а в смехе Сила,

Природа — наш весьма чудесный дом!

«Полина, Вы спасли меня! Спасибо!»

Но Курская есть Курская при том.

Наутро мчу в район Строитель Стейшн —

оттачивать писательскую сталь,

гутарю с педагогом предобрейшим…

В руках — две новых книги и медаль.

И речь — не о больших заслугах йети,

звенящая медаль — ещё не джаз,

важнее то, что разные медведи

к Москве меня вели на этот раз…