Игра, как она есть

Владимир Иванов

Земля встала дыбом. Нет, не отдельными разрывами, не поднявшимися кое-где фонтанами, а целиком, могуче и страшно. Прыснула в стороны задержавшаяся взрывная волна, в облаке пыли скрылись «солнышки» разрывов, содрогнулась под ногами почва. Спереди, где когда-то были хорошо укрепленные позиции врага, творилось нечто, еще более кошмарное. В воздух поднялись куски бетонных укрытий, оторванные станины орудий, казалось, горела сама земля…

Вряд ли кто-нибудь помнит, с чего началась эта война. Да и нужен ли войне повод? Поводом могут служить личные амбиции и ущемленное самолюбие правителей, религиозные распри, экономические интересы, в общем, все, что угодно. Кто-то там наверху принимает решение, и понеслась душа в рай! Штабисты жизнерадостно рисуют синие и красные стрелочки на карте, механики вылизывают матчасть до зеркального блеска, могучие транспорты всасывают в свои брюха бронетехнику, солдаты, под военные марши, с грохотом впечатывают подошвы в булыжник, а генералы важно надувают щеки, взирая на всю эту суету. Так она начинается. Когда проходит несколько месяцев ситуация меняется радикально. Нет, по-прежнему грохочут марши, по-прежнему визжит пропаганда, по-прежнему надувают щеки генералы никогда не бывавшие на передовой. Но уже в полевых госпиталях хирурги сутками не отходят от операционных столов, медсестры спят урывками, не в силах снять с себя халаты, перепачканные в крови тех, кто начал понимать прописную истину: в войне нельзя победить, в войне можно только выжить, если повезет, конечно. Однако, есть и положительные стороны: занятость населения возрастает, экономика оживает, растут военные заказы, даже создается впечатление, что политики начинают меньше врать, а хозяйственники — воровать. Но это лишь иллюзия, людей переделать невозможно. Если война затянется, то поколения лгунов и воров мирного розлива отходят в иной мир, а на их место приходят те, кто уже понюхал пороха. Они смотрят на мир сквозь призму войны, имея свою точку зрения на понятия нравственности и справедливости. Война легко очищает общество от преступности, тунеядства, разнообразных общественных язв, так характерных для мирного времени. Наука развивается бешеными темпами, хотя и однобоко, только в направлении военных технологий. Плюсов много, но только не касаются они тех, кто вынужден в силу профессии, чувства долга, а то и по глупости душевной внимательно просеивать «зеленку» сквозь прорезь прицела, мечтая сохранить свою задницу в целости до конца этой мясорубки.

Солдат нынче дорог! Нет, набрать-то их можно сколько хочешь. Этих румянощеких парней, недавно закончивших школу. Этого добра, изрядно напичканного патриотическими лозунгами, с блеском романтики в глазах, сколько угодно. Но это сырая порода. Их надо одеть, накормить, снарядить и обучить. Да не просто обучить, а отшлифовать, огранить, как брильянт. А вот это уже недешево стоит. Но и это не все. Ну, получишь ты пару дивизий таких обормотов, научишь стрелять из лазерных пушек, оденешь в полимерную броню, и что? Войну выиграешь? Нет! Нужен тыл, снабжение, медицинское обслуживание и куча еще всякого такого, о чем нормальный человек и подумать не сможет. Намного дешевле — компьютерные войны. Вирусы, разрушающие основы экономики, поддельные счета с несуществующими деньгами, перенаправленые денежные потоки, хаос и неразбериха в банковской системе. Основа любой войны — банальные деньги. Заплатить за оружие, транспорт и человеческие жизни. У кого денег больше, тот и победил. Но на вирусы всегда найдутся антивирусы. У тех тщедушных, но очень головастых ребят, сидящих за мониторами вычислительных машин и строчащих вирусный код, всегда найдутся оппоненты на другой стороне, которые этот код отлавливают и вместо реальной информации подменяют дезой. Бесконечная игра в диалектику. Вот и основа организованных боевых действий — связь, меняется стремительно, приспосабливаясь к текущей реальности. Послание сжатой инфы, закрытой ста двадцати восьми — битным кодом, выплюнутой в эфир? Перехвачено и расшифровано противником в секунды. Десяти минут не прошло, а секретное донесение лежит на столе того, к кому оно попасть не должно ни в коем случае. А это значит, что рота бойцов, предпринявшая боковой обход противника попадает в засаду, звено космолетов-перехватчиков перехвачено само, а транспортный конвой разнесен вдребезги эскадрильей мортир космического базирования. Тут уж доверять оперативные данные такой связи нельзя. Тут придется возвращаться в каменный век, что бы информацию сохранить. Ну, конечно, не совсем в «каменный», но назад во времени основательно. Нет доверия информации переданной через эфир, по проводам или банальной компьютерной связи. Здесь нужен простой человек, с его проблемами и недостатками, а проще говоря — Егерь. Говорят, так раньше назывались те, кто присматривал за животными, а может и просто ловил их. Теперь же это род войск связи. Доставка депеш по расписанию. Способ не очень быстр, зато надежен, как нож из композитного сплава. Гипнокодирование, и ты запомнил все, что тебе приказано. Сам не помнишь, но стоит произнести кодовую фразу, как вся информация всплывает у тебя в памяти, как всплывает в проруби то, что должно там всплывать. Понятно, что много информации так не передашь. Подсознание просто не выдержит перегрузки, но пара-тройка страниц густо усеянных кодированными символами — запросто. Но противник твой тоже не дурак и охотится за Егерями денно и нощно. Для того у каждого Егеря своя Свита имеется. Шестерка профи с мышечными буграми даже на ушах. Личная гвардия, защита, вооруженная и оснащенная по последнему слову науки и техники конца Двадцать первого века. Егерь, сам по себе, тоже не страдает благодушием в отношении противника, но его главная задача — доставить посылку по назначению. Живым добраться до адресата, а в бой вступать это не его, на это Свита и придумана. Быть в Свите — очень почетно, но стать Егерем, это как в лотерею выиграть джек-пот. Это не просто удача, это — счастье. Гипнокодирование, штука не простая. Девяносто девять и девять в периоде процентов людей просто подвинутся разумом и будут ловить зеленых чертиков в желтом доме всю оставшуюся жизнь, и лишь одна, черт-его-знает какая миллионная, перенесут этот процесс нормально. А из тех, кто перенесет, очень немногие могут стать Егерем. Пройти егерскую подготовку непросто. Медицинские показания, личные данные и качества, углубленная боевая подготовка дается не каждому. А что делать? Если Свита полегла в неравном бою, приходится самому добираться до пункта назначения, используя все мощь своего и чужого вооружения, а также руки, ноги и голову, если Бог дал. А если не дал, так и переживать не за что.

Транспорт завывает в атмосфере, как сотня-другая Иерихонских труб. Хорошо еще, что высота большая — тысяч тридцать метров. Иначе на земле нас бы за тысячу верст слышно было. «Земля» понятие условное. Так принято называть поверхность любой планеты, худо-бедно похожую на Землю-матушку. Короче, такая, которая в терраформировании не нуждается, где без скафандров находиться можно. Дышать, без риска сварить легкие, без риска нахвататься ядовитых газов, не подцепить какого-нибудь экзотического микроба, от которого потом кровавым поносом неделю исходить будешь. Ну и так далее. Планета пригодная для жизни слабого, жадного и неразумного человечишки, который не нашел ничего лучше, как устроить здесь войну.

— Командир — пассажирам! — оживает интерком. — Приготовится к сбросу. Десять секунд!

Это пилот. Они вообще очень важные. Наверняка убеждены, что их «курятник», кроме них никто летать не заставит. Оттого и важничает, оттого и интонации у него пренебрежительные. Знать не знает, что любой из моей Свиты, такую «телегу» не только в воздух поднимет, но фигуры высшего пилотажа выпишет так, что мастер-пилот матерится от восхищения до ужина будет. Да и не положено ему знать, кого он везет. Он просто извозчик. Не дай Бог собьют, и в плен попадет, так и рассказать нечего. Да, в квадрат вышел, да, сброс произвел, а кто? Куда? Зачем? Не знает, хоть на куски его режь, хотя так обычно и бывает. Когда не знаешь — рассказать нечего. Капсула, рассчитана на семь человек с полным боекомплектом и оснащением. Три с половиной тонны железа, пластика, взрывчатки и мышц. Ну, может еще и мозгов килограмма полтора. Будь мозгов побольше, никто бы в нее, в капсулу эту, не полез. На самом деле это лишь металлическое яйцо, покрытое сверху составом, активно поглощающим все известные типы излучений. Ни увидеть ее обычным глазом, ни засечь радаром или инфравизором не удастся, что здорово помогает при десантировании, сбивая с толку системы ПВО, но от инверсионного следа-то никуда не денешься! Тут-то качество переходит в количество. Вместе с одной десантной капсулой сбрасывают штук триста-четыреста «болванок», груженых либо кирпичами с металлоломом, просто для массовости, либо снаряженных взрывчаткой с поражающими элементами, если плацдарм приземления зачистить надо. Ни своего двигателя, ни вооружения, ни маломальского Интеллекта у капсулы нет. Пневмопроводом прицелились в заданный квадрат и выплюнули с борта транспорта. Воздушные потоки, турбулентность, конечно, изрядно исказят траекторию спуска, и куда капсула шлепнется точно не известно. Но никого это не смущает. Пять — шесть километров для бешеной собаки — не круг. Для того Свита и нужна, что бы дорожку безопасной сделать Егерю.

Сброс! Капсула рухнула вниз вместе с тремя сотнями своих неискренних сестриц. Желудок подкрался к гортани, намереваясь вывернуться наизнанку, душа рванула ему навстречу, в пятки. Неприятное ощущение, должен вам доложить. Неприятное, но привычное. Несколько секунд отрицательного ускорения, потом легче становится. Скорость падения стабилизируется, и лишь центробежная сила напоминает о вращении капсулы вокруг продольной оси. На километровой высоте оболочка разваливается на куски, отстреливаются страховочные ремни и кресла, и вот оно — свободное падение собственным тельцем, благоразумно закованным в полимер брони. На стометровой высоте резкий рывок — вышел парашют. Выше парашют открывать никак нельзя, мишенью станешь для систем ПВО, ниже — опасно, скорость приземления может быть слишком высокой, копыта себе переломаешь. Есть земля! Свита быстро рассредоточилась. Короче, прыснули мои вояки в разные стороны и закрепились намертво, пасут окрестности, распределив поровну сектора обстрела. Ориентация по спутнику. Что тут у нас? Ага! Все, как всегда. Восемь километров до цели по территории плотно занятой противником. Вот и люби после этого «летунов». Мазилы! Ни разу точного сброса не сделали. Ну да ладно, сколько ни жалуйся — ближе не будет. Свита! Готовы? Шесть зеленых огоньков на планшете. Пошли, раз готовы. Четверо контролируют переднюю сферу, двое заднюю. Егерь для них царь и бог. Если что, тельцем своим прикроют, в буквальном смысле. Приказ Егеря по статусу выше приказа Главнокомандующего, буде такой приказ ему отдать захочется. Только Главнокомандующих тут днем с огнем не сыщешь, они совсем в других местах обитают, куда Егерю хода нет. Да и ладно, зато каждый на своем месте находится. Имен у свиты нет. У них цвета радуги. Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Голубой, Синий. Шестеро. Седьмой, Фиолетовый — Егерь. Так проще радиообмен проводить.

— Фиола — Свите! Двигаемся вперед по азимуту к точке назначения. Противника не цеплять. Постараемся проскочить втихую. Желтый, особенно тебя касается!

— А что я? — Желтый обиженно сопит. — Чуть что — сразу Желтый.

— Фиола — Желтому! Не засоряй эфир, а если уж засоряешь, докладывай по форме.

— Желтый — Фиоле! Принято.

Он хороший парень, этот Желтый, но уж очень горяч. И пострелять любит очень. Растянулись с интервалом метров в сто и пошли по азимуту. Пока все вроде тихо. Интенсивного движения у противника не наблюдается, но это только пока. Местность — так себе. Не степь, конечно, холмики кое-где имеются, но если «воздух» какой поднимется, мы все, как на ладони будем. Да только и на «воздух» у нас управа найдется, хотя обнаруживать себя совсем не хочется. Пока есть малейший шанс пройти без боя, лучше всего его и использовать. Конечно, бывает так, что и «адресат» помощь обеспечивает. Воздушное прикрытие, артобстрел маневренных групп противника по нашей наводке, а то и прямым боеконтактом для отвлечения внимания, но это редко бывает. Те к кому мы идем, обычно сами себя невесело чувствуют. Им бы самим себе помочь. Красный с Оранжевым слишком налево вытягиваются. Там рощица небольшая в низине между холмами. Инстинктивно к деревьям жмутся. Это правильно. С воздуха под деревьями много не разглядишь. Надо остальных подтянуть, скорректировать направление. Так и поскачем от рощицы к рощице. Как-то больно тихо. Если бы канонада какая-нибудь, глядишь, и спокойнее было бы. Солнышко к закату тянется. Нам от этого ни тепло, не холодно. Инфравизоры, что у нас, что у противника. Темнота ночью нам не помеха, а вот поспешать надо, до момента доставки осталось уже меньше двух часов. Потом наша инфа уже никому нужна не будет.

— Красный — Фиоле! Слева — одиннадцать, две воздушные цели. Чужие. Идут прямо на нас.

— Фиола — Красному! Принято.

И так уже вижу. Накаркал, как всегда. Надо под деревья лезть.

— Фиола — Свите! Живо в «зеленку». Огонь, по команде.

Два F-269. Штурмовики. Что за невезуха! Может, пронесет, может и не к нам они? Да, как не к нам? А к кому? Не за грибами же. Планшет загорается красными точками, как земляничная поляна летом. Это уже техника зашевелилась. Спутник пока не может распознать все цели, но и так понятно, что «железа» в нашу сторону движется — мама не горюй. Пора делать ноги, но сначала, штурмовикам пятки подпалить.

— Фиола — Красному, Желтому! Цель — «воздух», огонь по готовности.

— Принято!

Голос Красного слегка дрожит. Предстартовый мандраж. Азарт. Готовность к бою. Попарно стартуют «земля-воздух». Следить, пока они свою цель найдут, некогда. Как только пилоты увидят стартующие ракеты, им сразу не до нас станет. Можно и в «карьер» срываться.

— Фиола — Свите! Уходим на максимуме. Красному и Желтому контролировать воздух.

— Принято.

А что там контролировать? Цель ракеты найдут. Уцепятся как бульдоги и будут идти по тепловому следу, пока не достанут. А достанут обязательно. Прошли те времена, когда противоракетным маневром или тепловыми ловушками уйти из-под огня можно было. Сейчас, если головка наведения цель захватила, самое время катапульту включать, если не хочешь, что бы кишки твои на всех деревьях в округе развешаны были. Ракета, она же дороже того штурмовика стоит. В ней такого и столько напихано, что уму непостижимо. Подойдет к цели на дистанцию поражения и выплюнет шрапнель так, что корпус в решето превратиться и на скорости развалится, как карточный домик. Крылья отдельно, корпус отдельно. В труху, короче. Но ракеты такие, редкость большая. Слишком дорого стоят. Считай, только Свите егерской их и доверяют. Может быть, еще кому из супер-пупер диверсионных подразделений, но это уж я наверняка не знаю.

— Цель один уничтожена!

— Цель два уничтожена!

Что и требовалось доказать. Только задачу свою штурмовики выполнили. Координаты нашего нахождения вскрыли и на базу передали. Сейчас пехота с бронетехникой и подтянутся. Тут-то нам и кранты, если на месте останемся. Только кто же на месте сидеть будет. Форсированным машем на пределе возможностей, пока противника в прямой видимости нет. А по площадям садить — дело неблагодарное. Так, только для самоудовлетворения артиллеристов ихних. Редкие разрывы поднимают центнеры земли, то тут, то там. Калибр, конечно, серьезный, только без точных координат это просто сотрясание земли и воздуха. Вот уже и объект недалече. Километра три осталось проскочить, да только эти три километра самые сложные. Впереди нас уже ждут. Линия укреплений — сталь и бетон, сзади с десяток М400 «Абрамс», да еще столько же БМП «Бредли-60» с десантом, что внутри, что на броне. Обкладывают, гады. Надо сектор прорыва зачищать и заслон ставить, иначе не пробиться.

— Фиола — Свите! Команда «Прорыв». Готовность тридцать секунд. «Окрошка» вперед-назад. Зачистка с одиннадцати до часу — осколочно-фугасным. С четырех до восьми отсекающий огонь. Время пошло!

Вот и момент истины. Тридцать секунд. Потом пан или пропал. «Окрошка» — заряд обеспечивает мощнейший электромагнитный импульс, выводит из строя всю электронику, пережигает электрические цепи. Если защита от импульса слабенькая, в радиусе километра перестают работать все компьютерные системы наведения. Выгорают электронные приборы, сгорают электрические сети. Связь глохнет напрочь. Конечно, можно и руками на цель орудие навести, но это сколько времени займет?

Двадцать секунд.

А потом, когда техника станет, залп реактивных снарядов сметет осколками десант с брони. Им уже не до боя, им раны зализывать нужно. Те, кто внутри, под броней, они тоже наружу высовываться спешить не станут. Да и приказ им по радио не отдашь, а энтузиазм проявлять у америкосов не принято. Вот тебе и три-четыре минуты.

Десять секунд.

А вперед, после «Окрошки», пойдет все, что есть в арсенале. То есть вообще все. Тяжелое и стрелковое. Все, что может стрелять, гореть и взрываться. Свита рванется вперед, обильно засевая почву противопехотными гостинцами для тех, кто обязательно, по истечении некоторого времени рванут следом, отчаянно матерясь по-английски. Впрочем, за десятилетия войны эти ребята научились неплохо ругаться на русском.

Время.

Дополнительной команды не надо. Таймер у всех сработал одновременно. Вы когда-нибудь видели ад? Хотя бы издалека? Можете полюбоваться.

Две ракеты пошли в диаметрально-противоположные стороны. Они красиво летели, как частички салюта. Не торопясь. Секундная пауза, и вспыхнуло два солнышка. Спереди и сзади. Ну да нам вперед. Вспышка исчезла, едва не угробив светофильтры брони, а назад к танкам и БМП потянулись эР-эСы, с длиннющими павлиньими хвостами. Земля встала дыбом. Нет, не отдельными разрывами, не поднявшимися кое-где фонтанами, а целиком, могуче и страшно. Прыснула в стороны задержавшаяся взрывная волна, в облаке пыли скрылись «солнышки» разрывов, содрогнулась под ногами почва. Спереди, где когда-то были хорошо укрепленные позиции врага, творилось нечто, еще более кошмарное. В воздух поднялись куски бетонных укрытий, оторванные станины орудий, казалось, горела сама земля. Черные, жирные клубы дыма неторопливо ползли в безоблачное небо, словно протягивая свои запачканные в смерти ладони к бескрайней небесной лазури. Не меньше километра позиций по фронту было измолото, истолчено и превращено в пыль. А что вы хотели, братцы? Война — есть война. Не трогай меня, и я никого не трону, да только так не бывает. Пропустить Егеря со Свитой без боя — позор, который потом смыть можно только кровью, но связываться — кровью умоешься. Вот и выбирай, что дешевле. Свита деловито пробирается через завалы из разбитых накатов блиндажей, поджимая меня вперед, не давая отстать. Сейчас будет самое сложное. По своим позициям, пусть даже и разгромленным в хлам, америкосы стрелять не будут, но вот, как только мы окажемся на «нейтралке», тут-то по нам с флангов и врежут, если опомнились, конечно. Шанс такой им давать никому не хочется, потому и несемся мы со Свитой, как олимпийские чемпионы по бегу. Хотя нам проще, сервоусилители мышц работают на пределе, потому каждый шаг не меньше десяти метров будет. Фланги молчат, как воды в рот набравши. Вроде как опомниться давно должны, хоть пулеметами попрощаться, только ни одного выстрела в ответ не раздалось. Вот и наши позиции. Передовую перемахнули — остановились. Свита меня в кружок взяла, стволы растопырила, оборону обеспечила. Славные ребята. Если бы всегда так легко проходить, без потерь, но, увы, без потерь не бывает почти никогда. Повезло, можно сказать. А вот и «адресат». Навстречу выкатился майор-толстячок, опасливо косясь на многочисленные стволы Свиты.

— Вы с ума сошли, Егерь! Вы что, радио дома забываете, когда на задание идете? — Майор пыхтел и плевался словами, словно они у него во рту уже не помещались. Вообще-то, мне плевать с высокой колокольни, что он майор. Он мне не начальник, я ему не подчиненный. Пусть его хоть на куски порвет — не мое дело. Но вежливость к товарищу по оружию, тем более в присутствии его подчиненных никто не отменял.

— Товарищ майор! По уставу Егерской службы, при команде «Прорыв» прием всех входящих сообщений отключается, — говорю я вполне миролюбиво, но броню не обесточиваю. Свита слышит мой слегка напряженный голос и начинает подтягиваться, причем стволами наружу. Тут даже не очень сообразительному человеку становится понятно, что дальнейшие препирательства могут закончиться весьма неприятно. Очевидно, это становится ясно даже взъерошенному майору, который слегка успокаивается. С чего бы он так кипел тут? Надеюсь, мои бойцы по своим позициям не лупили.

— Прошу предоставить пароль доступа и оборудование для раскодирования послания.

— Да кому нужно ваше послание уже? Война закончена. Мирный договор подписан пять минут назад, а вы тут мясорубку устроили. Америкосы, считай, союзники наши теперь. Союзники, ясно?

С Гнусом мы познакомились пару месяцев назад. Рабочий день, скорее рабочая ночь, начиналась у меня «под вечер». Зачем нужен вышибала в пустом кабаке? Незачем. Вышибала нужен, когда кулаки-крестьяне соберутся промочить горло после того, как распродадут все, что понавыращивали у себя в хозяйстве. Ива — планета аграрная. Промышленности никакой, так, по мелочам, выпускается кое-какое сельскохозяйственное оборудование, да и все. Зато сельхозпродукции — валом. За счет мяса и зерна живем. Фрукты, овощи, пшеница, рожь, свинина, говядина, все это основа экспорта. В наш непростой век, натуральные продукты ценятся дороже золота. На большинстве других славянских планет развито в основном производство. Наследие пятидесятилетней войны. Клепают танки с ракетами на экспорт и питаются, как правило, суррогатами да синтетикой. «Овес нынче дорог», и не каждый работяга может себе позволить себе шашлык хотя бы раз в месяц. Искусственные белки, жиры и углеводы и кое-какие генномодифицированные клубни да бобовые. А здесь — раздолье. Молочка парного не желаете? Практически все виды местной эндемичной фауны и флоры были легко вытеснены земными аналогами, привыкшими бороться за жизнь в условиях отравленной экологии Земли. Тут, на Иве их ожидала полная виктория над неприспособленными к конкуренции, слабыми местными. Большинство хищников, жадных до мяска крупного рогатого скота, были на корню уничтожены крестьянскими патрулями, а травоядные, вместо того, что бы расплодиться в отсутствие хищников, передохли от голода на полях, полностью зачищенных земными коровами, быками, овцами и баранами. Местной фауны за последние тридцать лет, не осталось вовсе, за небольшим исключением. Вот это исключение и поджидало меня по дороге на работу. Оно выкатилось из-за мусорного бака, стало поперек дороги на крошечных широко расставленных ножках, словно одетых в меховые штанишки. Это был комок грязных перьев, размером с крупное яблоко, с двумя огромными, сияющими янтарными глазами. Больше всего эта живность напоминала совенка без клюва. Вообще-то, общение с таким ребятами не очень-то поощрялось местными потомками Эскулапа. Считалось, что они могут быть переносчиками всякой заразы. Может так оно конечно и есть, только моя детская страсть к бездомным и несчастным животным сыграла свою роль. Во-первых, зверюшка показалась мне симпатичной, во-вторых, кажется, что и я ему приглянулся, во всяком случае, волна дружелюбия, исходящая от него, ощущалась более чем отчетливо. Живность внимательно разглядывала меня своими желтыми прожекторами, потом, очевидно, приняв решение, вприпрыжку, по воробьиному, подобралась ко мне и ловко полезла вверх, сначала по штанам, потом по куртке, уверенно устроившись на плече. Поначалу такое соседство неслабо встревожило меня. Подумайте сами — на плече сидит неведома зверюшка, которая только что выползла из-за мусорного бака, при этом отчаянно воняющая помойкой. Про опасное соседство с моим горлом, я и не говорю. А вдруг цапнет? Зверюшка поерзала на плече, потом лизнула меня в ухо и уставилась вперед. Пошли, мол. Ну, пошли, так пошли. Знакомство состоялось. Гнусом он стал позднее. Много раз я пытался подобрать имя своему новому приятелю, но все безуспешно. Те имена, которые я придумывал не вызывали никакого встречного интереса, пришлось махнуть на это рукой. Но однажды, собираясь на работу, я сунул ногу в сапог, из которого раздался дикий визг.

— Ага! Ишь ты, куда забрался?! Вот, гнус!

На слове «гнус» из сапога вылезли глаза и, не мигая, уставились на меня.

— Вот теперь, Гнус и будешь!

Гнус еще мгновение посмотрел на меня своими гляделками и спрятался обратно. Впрочем, теперь искать его было уже не нужно. Стоило только произнести в слух новообретенное имя, как тут же он вылезал из какой-нибудь щели и демонстрировал себе во всей красе. Гнус оказался очень чистоплотным, так что его появление из помойки было абсолютным исключением из правил. Он любил принимать душ в раковине для мытья посуды и постоянно вылизывался розовым язычком на манер домашних кошек. С питанием аборигена тоже проблем не возникало. Он с удовольствием охотился на тараканов и крыс, постоянных спутников человека, которых завезли в своих бездонных трюмах торговые корабли перекупщиков продовольствия. Отдельные экземпляры грызунов были вдвое крупнее Гнуса, но того, похоже, это мало смущало. Он, коршуном с небес, падал на добычу, цеплялся когтями и делал один укус — в основание черепа, после чего отлетал на пять-шесть метров и с интересом наблюдал за реакцией крысы. Как правило, реакции уже никакой не следовало. С перекушенным позвоночником много не нареагируешь. Если же атака цели не достигла, и крыса пыталась удрать, Гнус повторял процедуру, уже с гарантированным успехом. После этого он утаскивал добычу куда-нибудь в кусты и начинал пиршество. Иногда, покупая курицу себе на обед, я отваривал куриный окорок и угощал своего приятеля. Он, конечно, его ел, но скорее из вежливости, предпочитая питаться тем, что добывал сам. Охотник, хищник. Ничего не поделаешь. Но, что бы я возражал, так и нет совсем. Дома оставаться Гнус не любил. Стоило мне куда-нибудь засобираться, он был тут, как тут. Либо гордо залазил мне на плечо, либо забирался в рукав и распластывался там на предплечье, так, что его и видно не было. На работу он сопровождал меня практически всегда. Я не возражал. В «обеденный» перерыв, когда хозяин обязан был меня кормить «комплексным» обедом далеко за полночь, мне полагалось пиво, которое я терпеть не мог. Гнус, однажды попробовал его, вошел во вкус и всегда ждал сидя на столе, когда я отставлю бокал с пивом в его сторону. Впрочем, не было случая, что бы он потребовал угощение. Дали, и хорошо. Не дали — перебьемся. Как Гнус пил пиво, собирались посмотреть все клиенты кабака. Он вспархивал на край бокала, крутил головой по сторонам, не собирается ли кто-нибудь отнять, наклонялся к пене и аккуратно втягивал ее. Задирал голову, словно собираясь полоскать горло, проглатывал и облизывался с таким удовольствием, что вызывал смех у всех посетителей. Это было частью представления, за которое хозяин и терпел Гнуса, гордо восседавшего за моим столиком. Кстати, забрать бокал у Гнуса было небезопасно. К своему имуществу, к которому, скорее всего, Гнус причислял и меня, он относился очень серьезно. Рука, протянутая к его бокалу, могла обзавестись добрым десятком отверстий, не предусмотренных природой. Гнус с наслаждением запускал свои острые зубы в плоть грабителя. Впрочем, его укусы носили скорее отпугивающий характер. Он не старался навредить, в противном случае, мог бы запросто перекусить руку в запястье. Мол, не твое — не трогай. Желающих повторить попытку грабежа не находилось ни разу.

Трудовая деятельность протекала спокойно. Посетители в основном постоянные, все знакомы. Буйных нравом нет, разве что, кто-то из приезжих кулаков выпив забуянит. Так то не со зла, от глупости, да от гонора пьяного. Крестьяне вообще пьют немного. Все в поле да в поле, пить некогда. За год, с учетом климата, три — четыре урожая снять можно, когда ж пить-то? Лишь приехав в город, продав продукцию свою, могут позволить расслабиться и хватануть лишнего. С ними поговорил спокойно и уважительно, так они и сами не рады, что бучу затеяли. Лихие ребята, которые поначалу дань собирать пытались, быстро в лету канули. Отстреливали их, как куропаток. Тут же у каждого крестьянина либо обрез электромагнитный, либо пистолет автоматический, а то и гранатомет в подполе припрятан. А когда соберутся вместе, да еще ветераны из милиции подтянутся, тут уже никому мало не покажется. За свое добро, да за правду русский человек всегда постоять мог. Но все же, нет-нет, да и попадется кто-нибудь, кто удаль свою молодецкую показать народу честному захочет. Тут-то я и выхожу на свет божий.

То ли ему водку недолили, то ли рюмку перевернули, то ли еще чего случилось, а может просто показалось, но закусил удила мужик не по-детски. А росточку-то в нем под два метра, а сам-то поперек себя шире. Привык мужик получать, что захочет, да только не в этот раз. Я уже было, с места своего подниматься решил, но не успел. Все без меня случилось. Гнус сорвался с насиженного насеста и спланировал на мускулистую ягодицу буяна. Основательно уцепившись за мешковатые штаны, мой приятель не торопясь отвел голову назад, и как мне показалось, с наслаждением впился в мягкую мышечную ткань. Мужик взревел, как разъяренный медведь. Сходство усиливалось тем, что габаритные размеры его вполне допускали сравнение с Топтыгиным. Одним ревом дело не обошлось, я уже дернулся на выручку Гнусу, но оказалось, он может постоять за себя сам. Пока мужик махал руками, в надежде отловить юркого зверька, Гнус, стремительной серой молнией проскочил у него под рукой, попутно утворив пару фигур высшего пилотажа, приземлился на вторую ягодицу и куснул еще раз, после чего взлетел на кабацкую стойку, расправил крылья, становясь похожим тельцем на очень маленького двуглавого орла, и зашипел так громко и злобно, что наверняка переплюнул целое гнездо разъяренных кобр. Секундная пауза и Гнус уже спокойно вылизывает розовым языком свою манишку. Кабак грохнул таким хохотом, что даже обиженный мужик забыл про боль и все свои обиды. Те, кто не видел, что произошло, спрашивал у очевидцев, те, в свою очередь, жизнерадостно пересказывали происшедшее, слегка преувеличивая. Повод выпить, посмеяться и успокоиться был найден, порядок восстановлен. Виновник торжества гордо вспорхнул на стол, откуда перебрался на мой бокал (хотя, чего тут лукавить — свой) с пивом, набрал полный рот пены и прополоскал горло. Естественно, не обошлось без тех, кто обязательно должен был подойти, затеять пьяный разговор, попытаться погладить Гнуса, но тот не терпел фамильярностей и парочка-другая укусов остудили пыл восхищенной публики. Впрочем, среди прочих, в кабаке показалось еще одно лицо, до боли мне знакомое. Низенький и плотный человечек с красным лицом и властными повадками. Ба! Господин майор, который сообщил мне о конце войны! Тот стоял, непонимающе оглядывался, пытаясь понять, чем вызвано всеобщее веселье. Очевидно, увидеть зрелище своими глазами ему не довелось. Наконец, встретившись глазами, он просветлел и махнул мне рукой, пробираясь к столу.

— Здравствуйте, Егерь! — заорал он на весь кабак. Не то, что бы я хранил инкогнито в этом вопросе, но афиширование моего былого статуса не принесло радости. Гнус осветил его своими глазищами, но, не ощутив опасности, вернулся к пиву.

— Здравствуйте, майор! — я указал ему на стул. — Прошу вас на будущее, обращаясь ко мне, не кричать на весь зал.

— Понимаю, — майор настороженно обернулся и окинул взглядом зал. Что он там хотел увидеть? — Я так долго вас разыскивал, что не удержался от проявления эмоций.

Положительные эмоции мою психику отнюдь не разрывали. Если ты кому-то, зачем-то понадобился, то, скорее всего, ничего, кроме неприятностей это не принесет.

— И что же вас, майор, заставило пуститься на поиски моей скромной персоны?

— Дело, Егерь, дело. Вам нужна работа?

— У меня есть работа, майор. Не очень престижная, зато спокойная и не обременительная.

— Высокооплачиваемая, надеюсь?

Тут он затронул больное место. Пенсии, хоть и егерской, хватало ненадолго, а работа вышибалой ощутимого дохода не приносила. С голода, конечно, не подохну, но и разгуляться, особенно не получится.

— На жизнь хватает.

— А на хорошую жизнь?

— Майор, что вы ходите вокруг да около? Есть что сказать, говорите. А нет, так могу вас водкой угостить. Хотите водки?

— Хорошо, хорошо, Егерь. Прямо, так прямо. — Майор поерзал на стуле, опасливо покосился на дремлющего Гнуса и продолжил, — работка по вашей специальности. Доставка депеш. Оплата по высшему классу. За один рейс — пять тысяч червонцев.

Ого! Вся моя пенсия — меньше тысячи в год. Изрядные деньги предлагает. Можно даже будет конуру Гнусу справить. Впрочем, просто так, никто такие деньги платить не станет. Значит, подлянка есть какая-то.

— И много рейсов наберется?

— Не меньше двадцати.

Сто тысяч. Без налогов и вычетов. Была мечта у меня. Охранное агентство организовать. Не здесь, конечно, не на Иве. Тут охранять особенно некого. Где-нибудь, поближе к цивилизации. А что? Кто с этим лучше Свиты справится? Собрать своих ребят и начать зарабатывать деньги потихоньку. Но, что бы такое дело начинать, капиталец начальный нужен. А где его взять? Только здесь и взять. Больше никто не предлагает.

— Место, сроки, ограничения, условия?

— Точное место определится позднее, для начала могу сказать, что это американская зона.

Вот оно как!

— Вы получаете информацию на одной из планет Славянского сектора, передаете по назначению в Американский сектор. Там получаете обратную депешу и возвращаетесь в нашу зону. Все просто.

— Что просто, майор? Инфильтрация, эксфильтрация? Финансирование, поддержка, состав группы, характер и объем информации?

— Объем незначительный, не более двадцати символов, кодом, разумеется. Финансирование, без ограничений, хоть первым классом летите. Никаких инфильтраций, все абсолютно легально. Никаких групп поддержки, вам здесь не театр боевых действий. Боевых операций не предвидится. Более того, визу вам откроют рабочую, многоразовую. Езжай — не хочу!

— И за это мне предлагают пять тысяч червонцев? Неделя работы? А что же вы сами майор не хотите заработать легкие деньги?

— И рад бы, да не могу. Не возьмут меня. Как только работодатели услышали, что можно привлечь настоящего Егеря, сразу отказали бывшим сотрудникам в продлении контракта. Им нужен именно Егерь, а не майор-артиллерист в отставке. К тому же, деньги не самые легкие. Полагаю, заработать их будет непросто.

Майор откинулся на спинку стула и выразительно посмотрел на меня. Интриган хренов. Пауза. Пауза достаточно длительная, что бы продолжать. Очевидно поняв, что заинтересованности от меня не добьется, решил-таки продолжить.

— Те, кто раньше исполнял обязательства по доставки сообщений, на сегодняшний день уволены. Как вы понимаете, бросать такую кормушку им не хочется. Деньги-то немаленькие. Боюсь, что им захочется помешать вам в выполнении задачи.

Вот, наконец, и проясняется ситуация.

— И кто же они такие?

— Криминальная группировка. Этническая. «Черные волки».

— Надо же! Америкосы их не вытравили?

— Пытались. У них, похоже, сильные связи. Политики подняли вой, мол, притеснение, мол, национальные меньшинства, расовая неприязнь. В общем, все в духе американской демократии.

— То есть, майор, это негритянская банда? Ну, если «черные». А как же они тогда гонцов засылали в славянский сектор? Негр на улице у нас, как тулуп на пляже — за версту видать.

— Так сюда негры и не попадали. По дипломатическим каналам, с использованием подставных лиц, еще какими-нибудь путями… Справлялись в общем. Претензий к ним вроде не было. А к вам, если хотя бы одно донесение доставлено не будет, претензии появятся. Во всяком случае, контракт расторгнут немедленно.

— Ладно, с этим все понятно. А ваша роль во всем этом?

— Простая и незатейливая. Пять процентов со всех полученных вами сумм, как ваш импресарио.

Вот все точки над «и» расставлены. Загадочные заказчики с тайными посланиями, негритянская банда, не желающая упускать приличную прибыль, бешеный гонорар за простую работу и мое агентство, призрачно замаячившее где-то вдали. Ловушка? Вряд ли. Кому я нужен? Война давно закончилась, сменившись вооруженным миром. Вся информация секретного характера, которой я обладал, будучи Егерем, давно рассекречена и тайны не представляет. Так что, носителем «секретки» меня никак считать нельзя, потому, для спецслужб, никакого интереса я не представляю. Денег у меня нет, и не предвиделось, пока на сцене не появился майор, чей интерес, вроде, тоже понятен полностью. Чернозадые бандиты, конечно, явление весьма неприятное, но не смертельное. Во время войны, через позиции регулярных войск проходил, как нож сквозь масло, а тут «бандиты»! Да, нет у меня сейчас Свиты, так мы и сами могем столько, что мало не покажется. Как ты считаешь, Гнус? Справимся?

Гнус выполз из рукава, сонно зевнул, продемонстрировав розовое небо и две челюсти неслабых зубов, при виде которых нильский крокодил расплакался бы от зависти. Пара янтарных глаз уставилась на меня, выдержав паузу, захлопнулась, и пушистый комок перьев неторопливо пополз обратно, в рукав.

Будем считать, что это «Да». Мне ж без него ехать никак нельзя. Придется с собой брать, благо Гнус места много не занимает. За две недели майор оформил мне визу в американский сектор, конкретно на Нью-Техас, где, судя по всему и проживал один из адресатов, а хозяин кабака, Серега Степаненко, закатил в нашу с Гнусом честь, прощальную пирушку. Гнус получил свою порцию пива, а я, кучу заверений в том, что по возвращению, без работы не останусь. И то, хорошо. Вообще хорошо, когда есть куда возвращаться. Майор не отходил от меня ни на шаг, словно опасаясь, что могу куда-нибудь удрать. Удирать мне было без надобности, тем более, что все решено. Нюансы моей деятельности еще прояснены не все, но за этим дело не станет. Первое послание мне нужно было забирать на Иваново. Планета в славянском секторе с идеальным климатом и хорошо развитой текстильной промышленностью. Когда-то, получая на складе новый комбинезон, я тщательно срезал с него все характерные бирки, на многих из которых была указана именно Иваново. Военные заказы здорово подняли уровень жизни на планете, плюс еще туризм и медучреждения для восстановления и реабилитации военнослужащих тоже приносили немалые деньги. После окончания войны, планета превратилась в туристический рай, благодаря теплым океанам и тропическому климату. Перемещаться по славянскому сектору можно было без ограничений, дополнительной визы не требовалось. Дорога до Иваново не была особенно утомительной. Круизный лайнер, одноместный кубрик и полное отсутствие тараканов, к немалой печали голодного Гнуса. С трудом удалось уговорить стюарда запустить его на охоту в грузовой трюм. Крысы, народ такой, что всегда найдутся, даже на круизном лайнере. Полчаса на охоту, и через комингс, уже не вылетая, а перекатываясь с ноги на ногу, появлялся счастливый и сытый шарик с крылышками. За три дня доползли до Иваново. Не десантный рейдер, конечно, зато с комфортом и удобствами. Несмотря на мои сомнения, Гнусом никто не заинтересовался, документов и наличие прививок интереса ни у кого не вызвали. Ну, везешь ты с собой зверюшку неведомую, ну и вези на здоровье. Первым делом нужно определиться с билетами на проезд, а потом можно и за депешей выезжать. В кассе возникла немая пауза, после того, как я назвал конечную цель поездки. Кассирша жалобно хрюкнула и уставилась на меня, как на прокаженного. Через несколько секунд подошел вежливый молодой человек и пригласил меня следовать за собой. Пустая комната, за исключением стола и двух стульев. Не удивился бы, если тот, который предназначался мне, оказался привинченным к полу. Большое зеркало на стене визуально увеличивало объем комнаты, заодно удобно демонстрировало процесс разговора тем, кто без сомнения находился в соседней комнате. Каменный век какой-то! Неужели нельзя было ограничиться обычными камерами наблюдения?

— С какой целью вы хотели бы посетить Нью-Техас?

— Туризм, обычный туризм. Знаете, в детстве много книжек о ковбоях читал, вот и захотелось полюбоваться своими глазами.

— Но виза-то у вас рабочая!

— Заодно и денег заработать немного! А то, знаете, пенсия у нас не царская…

— Это точно… — Загрустил собеседник.

Разговор проходил после стандартной идентификации, в ходе которой все мои военные «подвиги» были расписаны от и до, а такая «биография» не вызывать уважение не может. Потому и беседа была так, для проформы. Что бы бдительность не растерять. Контрразведчик замолк на несколько секунд, очевидно, выслушивая указания по интеркому, спрятанному в ухе, поднялся и протянул руку для рукопожатия.

— Ну, не смею вас задерживать, счастливого пути, если что, заходите без церемоний. Чем сможем, поможем. — Улыбка казалось почти искренней.

— Непременно воспользуюсь. — Я улыбался не менее фальшиво и сердечно.

— Билеты ваши уже готовы, можете выкупить их в международной кассе.

— Премного благодарен. — Надо было шаркнуть ножкой, но это уже явный перебор. Я церемонно склонил голову и вышел.

Скромный, без помпезности, особняк в респектабельном пригороде. Внешне скромно, но если присмотреться, становится ясно, что деньги не обходят хозяина стороной. Несколько телекамер, электронный периметр, системы защиты от проникновения. Все очень надежно и эффективно. Стандартный интерком на входной двери. Кнопка вызова.

— Слушаю вас.

— Здесь Посланник, — произношу пароль. Щелчок дверного замка. Дверь больше напоминает сейфовую. Без взрывчатки не войти.

По лестнице спускается седой мужчина, еще крепкий, но уже немолодой. Одет без изысков, но чует мое сердце, одна его рубашка стоит дороже, чем весь мой костюм, включая обувь. Гнус спокойно размазался по предплечью, демонстрируя абсолютное спокойствие и незаинтересованность.

— Вы пунктуальны! — Мужчина заинтересовано меня разглядывает, — так вот какими бывают Егери. — Голос приятный, низкий баритон. Никакого панибратства, никакого пренебрежения. Очень правильный русский язык. Знает себе цену, но не подчеркивает социальную разницу. Пожалуй, он мне нравится.

— Самые обычные люди. Тем более, мое егерство в далеком прошлом.

— Не скажите. Прошу прощения за избитый штамп, но говорят, что Егерей «бывших» не бывает.

— Не уверен, что в этой поговорке речь шла именно о Егерях, но могу вас заверить, что перестал быть им, как только получил приказ о выходе в отставку.

Он, совсем, как Гнус, слегка склонил голову на бок и насмешливо произнес:

— Похоже, вас задело, что армия может обходиться без вас?

— Меня больше задевает то, что мне без армии обходиться нелегко.

— Адреналин, устроенность в жизни, страсть к армейским порядкам?

— Всего понемногу. Однако, если можно, давайте ближе к делу. — Я проявил целеустремленность и озабоченность. Не люблю доморощенных психологов.

— Ну, к делу, так к делу, — приглашающим жестом он усадил меня в кожаное кресло, которое тут же поглотило мое тело почти с головой, — адрес получателя вам известен, пароль тот же. Приготовьтесь запоминать информацию.

— Я готов. — Листочек с небольшой цепочкой буквенно-цифровых символов. Через секунду я кивнул головой. — Принято.

— Может быть, чай, кофе на дорожку? Если хотите у меня даже есть Смирновское «Столовое вино № 21»?

— Нет, благодарю вас, на работе не пью. Всего доброго!

— Молодой человек, вы даже не спросили, как меня зовут!

— Нет необходимости. Если позволите, я буду к вам обращаться Павел Сергеевич. Во всяком случае, это написано на табличке при входе.

— Ну, вот и славно. Счастливого вам пути.

— И вам — не хворать! — В целом, неприятных ощущений от общения с ним я не получил. Одной возможной проблемой меньше.

Добираться до Нью-Техаса оказалось непросто. Сначала на «торговце» до границ славянского сектора, потом с пересадкой на Кушке (пограничной планете), на стареньком американском рейдере, переделанном под грузовик, до самого Нью-Техаса.

Нью-Техас порадовал солнечной погодой и космодромом, который сиял металлопластиком и бронестеклом, как рожица вегетарианца, которого от пуза накормили фасолью после недельного голодания. Отсутствие багажа ускорило мое появление на таможне. Американка, проведшая всю жизнь на гамбургеровой диете с жареной картошкой в качестве бонуса, окинула меня печальным взглядом, даже не поинтересовавшись наличием багажа, величаво махнула пухлой рукой в сторону пограничника. А вот пограничник, или, как их здесь называют — рейнджер, представлял из себя просто картинное зрелище. Аэродромного размера фуражка, глубоко надвинутая на лоб, козырьком лежала на абсолютно черных очках, закрывающих полностью верхнюю треть лица. Все остальное состояло из широкого плоского носа и узеньких, тонких губ, не очень характерных для кожи антрацитового цвета. Мундир выдержан так же в темных тонах, с небольшими серебристыми эполетами и громадным, автоматическим пистолетом в открытой кобуре. Мой паспорт с двуглавым орлом вызвал у него секундный ступор, после чего он взял его в руки с таким видом, словно оказывал неоценимую услугу всему человечеству.

— С какой целью вы посетили американский сектор? — Мне показалось, что произнес эту фразу, не раскрывая рта. Откуда столько презрения в позе и в голосе? Война давно закончилась, во всяком случае, ни ненависти, ни злости к нему я не испытывал. — Туризм, господин офицер. Хотелось бы посмотреть по сторонам, отдохнуть, расширить кругозор…

— Отвечайте на вопросы. Ваши мечты здесь никому не интересны. — Опять звук есть, а изображение замерло, прямо чревовещатель какой-то.

— Да, господин офицер, извините, господин офицер, больше этого не повториться, господин офицер. — Господин офицер поднял очки вместе с застывшим лицом и прицелился в меня носом. Тон сказанного не оставлял ни малейших сомнений в моей лояльности, а вот текст, демонстрировал откровенную издевку. Под фуражкой со скрипом провернулись шестеренки мозгов. Что-то там, между ушами у него не сложилось, поскольку он замер на несколько секунд, очевидно, анализируя несоответствие.

— Ваши документы не в порядке. Я вызову старшего смены, и вам придется пройти с ним, что бы ответить на несколько вопросов. У вас нет возражений?

Я всем видом продемонстрировал полную готовность идти туда, куда мне скажут и делать там то, что нужно. А что мне еще остается? Я ведь точно знал, что с документами все в порядке. Значит причина в чем-то другом. А в чем? Скорее всего, это обычное чванство америкосов, для которых турист-славянин такая же экзотика, как водка в МакДональдсе. Славянин? Значит подозрителен! Подозрителен, значит виновен! Покрутив головой, я не заметил ни одного бесхозного трупа по соседству, следовательно, в убийстве меня обвинить будет нелегко.

— Благодарю за сотрудничество! — Рейнджер не глядя ткнул пальцем в кнопку, с видом человека, только что начавшего мировую войну. Все-таки многовато в нем позерства. Старший смены не заставил себя долго ждать, но что мне активно не понравилось, так это то, что он пришел не один, а в компании двух гориллоподобных мордоворотов, с весьма плотоядным выражением на лице. В дополнение ко всему, все трое прибывших оказались обладателями совсем не белоснежной кожи. Неграми, короче. Вероятность того, что в одной смене трудятся все «черные», практически равна нулю. Их обычно разбавляют бледнолицыми, в полном соответствии с америкосовской политкорректностью. А вот в этнической криминальной группировке, быть всем неграми — вполне естественно. Ладно, посмотрим, что будет дальше.

— Сэр, вы понимаете по-английски?

Сэр. Звучит неплохо, но ни о чем не говорит. Просто официальное обращение к незнакомому человеку.

— Да, господин офицер, и смею заметить, неплохо говорю.

Мои лингвистические способности никого не заинтересовали.

— Следуйте за нами.

Дешевый трюк. «За нами», как же. Рейнджеры двинулись так, что старший шел первым, за ним я, а кинг-конги пытались оттоптать мне задники туфель, время от времени слегка подталкивая вперед и немилосердно воняя потом на всю округу. Служебное помещение на Нью-Техасе практически ничем не отличалось от его аналога на Иваново, с той лишь разницей, что по прибытию, я был тщательно обыскан на предмет наличия у меня оружия. Другими словами, один из мордоворотов охлопывал меня по всем местам, словно выбивая пыль из ковра, Гнус успешно уворачивался от негритянских шлепков, ползая по предплечью под курткой вперед-назад. Будь у меня кожа понежнее, я бы без синяков не обошелся.

— Прошу вас садиться.

Ну что ж, присядем, коль просят.

— Это ваши документы? — Негр показал мне закрытый паспорт.

— Похож на мой. С ним что-нибудь не так?

— Ваша виза. Она рабочая.

— И что?

— Как вам удалось ее получить?

— Самым простым способом. Я обратился в Американское посольство, сдал все требуемые документы и получил визу. Кстати, там стоит подпись вашего посла в Славянском секторе. Можете убедиться в ее подлинности.

— Если потребуется, мы так и сделаем. Какую работу вы собираетесь исполнять на Нью-Техасе?

— Несложную, по возможности. Особенной квалификации у меня нет, так что подошло бы, что-нибудь попроще. Проектирование портативных ядерных реакторов или хирургические операции на мозге.

Старший откинулся на стуле и задумчиво посмотрел на меня, казалось, выбирая, самому меня пристрелить или поручить это своим гориллам. Очевидно, не успев узнать от меня всего, что ему хотелось, решил продолжить.

— Вы напрасно прибедняетесь. Квалификация у вас, скорее всего, есть. Кстати, кем вы были во время войны?

Ох, как мне этот вопрос не понравился. Неужто все-таки конкуренты объявились прямо на старте?

— Давно это было, я уж и не помню.

— А вы постарайтесь вспомнить.

— По мирному соглашению между нашими секторами, моя служба в Славянских вооруженных силах не может быть препятствием для въезда в Американский сектор.

— А кто говорит о препятствиях? — Негр сотворил на лице добродушную улыбку, которая могла бы обмануть только новорожденного суриката. — Мы же здесь просто беседуем.

Спиной почувствовал, как обе гориллы сзади затряслись в беззвучном хохоте. Очевидно, шутка им показалась невероятно смешной.

— Служил в армии при штабе, шифровальщиком.

— Шифровальщиком?! — мой оппонент продемонстрировал удивление человека, шедшего в библиотеку, а попавшего в публичный дом. — Шифровальщиком? Вряд ли! Скорее Егерем!

Слово сказано. Из моего статуса никто тайны не делал, но информация эта была… как бы сказать… «Для служебного пользования». За те минуты счастливого общения, эта чернозадая обезьяна никак не могла получить информацию о моей службе. Егерь, профессия в армии настолько редкая, что подозревать каждого русского в том, что он тот самый Егерь и есть — просто паранойя. Значит, ждали именно меня, и, следовательно, те, кто сейчас находятся в комнате, не совсем те, за кого себя выдают. А может, просто работают на полставки. Впрочем, разницы никакой. Пока все эти мысли крутились в голове, тело начало свое движение. Слегка подался вперед, положив руки на края стола, благо он был намертво привинчен к полу, и хорошенько уперся грудью. Правая нога, как из катапульты выстрелила в то место, до которого могла дотянуться — голень. Мой собеседник еще не успел взвыть от боли в сломанной ноге, а стул, который в отличие от стола закреплен не был, врезался в грудную клетку образины, стоявшей сзади — справа от меня. Второй охранник успел среагировать на движение и даже начал поднимать руки в защитную стойку, да не успел. Слишком много холестерина присутствовало у него в пище. Носок моего ботинка врезался ему в коленную чашечку, а ребро ладони — под ухо, после чего его осознанное существование прервалось на полчаса, как минимум. Второй, наконец-то разобрался со стулом, отбросив его от себя, и шагнул вперед, раскрывая свои руки-рычаги, надеясь заключить меня в жаркие объятия. Но жаркие объятия от мужика, мне всегда казались верхом неприличия, пришлось пресечь это дело банальным, футбольным ударом в пах. Туше. Как там наш старший смены? А никак. Гнус покинул насиженное предплечье так незаметно, что я даже не почувствовал ничего, а вот старшему почувствовать довелось. Его широкий и плоский негритянский нос был аккуратно отделен от лица и валялся посредине комнаты. Бывший хозяин схватившись за лицо утробно выл, пуская струи крови между пальцами. Крови было много настолько, что мой паспорт оказался заляпан до полной неузнаваемости. Гнус взлетел на столешницу и, склонив голову немного на бок, добродушно посматривал на меня. Ну что ж, пора и нам отсюда выбираться. Только вот дилемма. Оказывать первую помощь пострадавшим или не стоит? Гориллы, Бог с ними, сами очухаются, а вот старший, со своей сломанной ногой, скорее всего Богу душу отдаст от потери крови. А, черт с тобой, ниггер, помогу по-христиански. Рубашку того, кто корчился на полу, зажав руки между ног, разорвал пополам. Из одной половины сделал тампон, другую оставил в качестве бинта.

— Ну что, служивый, лечиться будем? — Тот, похоже, вообще ничего не соображал от шока и кровопотери, уже не выл, а просто гудел на одной ноте. — Значит, будем!

В коридоре — никого. В первую очередь паспорт. Вот и туалет. Пластик паспорта водой не испортишь. Обувь в крови? Вроде все чисто. Пора уходить. Окно без решетки на втором этаже. Можно просто спрыгнуть и как ни в чем не бывало выйти из кустов. А вот и такси. Усаживаюсь на заднее сидение.

— В центр. Знаете место, где можно хорошо перекусить?

— Конечно, парень! Знаю и не одно! Были бы деньги! С ними всюду хорошо!

Господи, опять негр. Одно хорошо. Судя по тому, как этот «парень» говорит на своем «американском», моего акцента он точно не услышит, а значит, когда будут искать иностранца, вряд ли про меня вспомнит. За сорок минут добрались до центра. Тридцать долларов. Пять рублей. Вроде недорого. А вот и ресторанчик.

Конец ознакомительного фрагмента.