65,99 градусов северной широты. Сборник рассказов

Владимир Задра, 2018

В этом сборнике вы найдёте всё, что волнует каждого человека: просто о жизни, о любви, о смерти. Рассказы очень разноплановые, полны иронических метафор и тонкого юмора. Произведения автора получили заслуженное признание на крупнейшем литературном сайте России и рассчитаны на самый широкий круг читателей.

Грибы

Сегодня пятница. У мусульман это священный день. Я всю жизнь прожил рядом с мусульманами, и это мне не чуждо, радуюсь вместе с ними. Бог у нас у всех один. И если завтра мне не ехать куда-нибудь по работе, то у меня есть выходные дни, и пятница становится вдвойне приятным днём. Значит — завтра я иду за грибами.

На следующий день я освободился только к четырём часам дня. Поэтому решил идти налегке и ненадолго. До Чёрной речки минут тридцать — за три часа обернусь. Места эти немного знаю, был там уже раза четыре. Не могу сказать, что грибов там много, но все, у кого нет транспорта, в основном, здесь и собирают. Много грибов мне не надо, наберу пакет и домой.

Через час я уже на месте, за Чёрной речкой, и приготовился косить грибы, тем более, что моя знакомая была здесь два дня назад с мужем, они набрали два больших пластмассовых ведра. Иду, а грибов-то нет. Уже тридцать минут брожу — и ни одного гриба. Грибы попадаются, но все червивые. И дожди были, даже если бы неделю дождя не было бы, всё равно в низинах что-то найти можно, а здесь — ни одного. Ага, дождевики попались — хоть такие. Нет, надо уходить дальше, тут всё выкосили. Пойду туда, где в первый раз был, хоть и немного было, но взял массой. Здесь главное уловить микроклимат: чтобы солнышко было и влаги достаточно. Попалась, наконец, парочка красноголовиков, вот ещё один, и ещё один, и ещё. Уже что-то есть. Куда бы ещё пойти? Пойду налево. Вот один красноголовик, ещё, и ещё. Ну всё, с полутора килограмма будет, время около восьми часов, пора домой. Интересно, куда я забрёл. Болото вижу, но это не то большое болото, около которого я держался. И заката нет, чтобы сориентироваться по солнцу — небо всё в тяжелых дождевых облаках. Вроде запад там и болото туда идёт, как раз к городу, пойду вдоль него. Вот ещё красноголовик и неплохой…

Странно: болото кончилось, а всё незнакомо. Надо хорошо послушать: отдалённый лай собак слышу, даже иногда слабо слышен звук оборудования. С какой же стороны доносится звук? Жаль, заката нет. На часах девять часов. Красноголовик вижу — возьмём. Вроде я уже тут был… Правду люди говорят, что в лесу люди по кругу ходят, когда дороги не знают. Какое же это по счёту болото? Какая по счёту поляна? Вот ещё красноголовик. Нет, больше брать не буду — дело принимает серьёзный оборот. В тридцати минутах от города, в десяти минутах от Чёрной речки — и заблудиться! Начало десятого, надо выкидывать грибы. На запад ходил, на север — до просеки между Чёрной речкой и шоссе — ходил, как я думал, а практически ходил по кругу. Может, я эту просеку в темноте проскочил? Куда идти? Всё равно куда, определить направление не могу, может, повезёт. Слава Богу! Рассыпанные грибы! Значит: люди здесь ходили и тропинка должна быть! Уже десять часов. Надеюсь, к двенадцати буду дома. Что-то грибы знакомые… Это мои грибы!… Надо идти… через полчаса я нашёл тропу и пошёл по ней. Тропа вывела на поляну. Обыскал всю поляну, но другой тропы больше не было. Ладно, пойду в другой конец тропы, куда-нибудь выйду. Через тридцать минут тропа кончилась на поляне, и опять без выхода.

Всё! Больше не могу, я уже в пути больше шести часов! Надо искать ночлег, найти подходящее болото, чтобы завтра по восходу сориентироваться. Вот и болото. Отойду от него к ёлкам. Люди говорят, что на землю надо класть еловые ветки. Проверю, заболею ли я после этой ночёвки. Вроде всё, ветки наломал, можно укладываться. Эх, так вляпаться! Ведь знаю же, что не могу ориентироваться на местности! Сколько раз меня выводили люди с рыбалки, с Усы! С города до Усы чуть ли не с закрытыми глазами дохожу, а обратная фаза полёта — никак. У меня скорее ноги запомнили обратную дорогу, чем мозги. Ведь только я устроился на работу, когда я теперь отсюда выйду? Что я скажу? Заблудился около дома?! Грибы что ли мне эти нужны или эта рыбалка?! Дешевле сёмгу в магазине покупать, чем это снаряжение для рыбалки, сама рыбалка. Женщина в Инте двадцать лет собирала грибы, пошла и не вернулась. Под Печорой муж с женой пошли за грибами, так муж вышел через два месяца под Ухтой. Жена не выдержала. Хватит думать о плохом! Надо успокоиться и спокойно всё взвесить. Итак: я заблудился, температура +4 — +7, одет налегке, костёр разводить не умею, у меня есть нож, зажигалка. Дождя пока нет — было бы совсем худо. Питаться буду грибами, ягодами. Что с водой? Маленькие ручьи, в крайнем случае, из болота придётся пить. Это всё пока наихудший вариант. Надо определиться, где я. С юга Уса, с точки, где я перешёл Чёрную речку, до Усы три-четыре километра. С востока должно идти шоссе на Водозабор, до него два-три километра. С запада — Чёрная речка. Что у нас с севером? На севере у нас Нулевой, до него восемь-девять километров, мимо него я никак не проскочу. Значит, надо идти, только идти — куда–нибудь уткнусь. Завтра по восходу сориентируюсь на запад. Если опять будут тучи, говорят, можно сориентироваться по мху, растущему на деревьях — он растёт только с северной стороны. Завтра всё станет ясно. А сейчас спать… Что-то веток маловато, ноги на земле — ещё наломать надо, главное: не заболеть. Не спится… Сегодня семнадцатое августа. Ровно год назад скончался брат. Плохая примета. Женя, ты прости, годовщины я не отмечаю, только ваши дни рождения: бабушки, мамы, твой, отца. Представляю, что мы по-прежнему все вместе, и я сижу, вспоминаю.

Женя, Женя… В семидесятые ты приехал в Усинск по направлению после института. Так здесь и до конца остался. Как же ты хотел вырваться отсюда! Но не мог. Детей поднимать надо было, образование им дать, квартирами обеспечить… Да, теперь каждый из твоей семьи имеет по квартире и с ремонтом… вот только тебя больше не вернёшь. Разве пятьдесят четыре года — это возраст, чтобы уходить из жизни! Тогда, в августе, перед твоим вторым, последним инсультом мы с тобой четыре раза за семь дней собирали белые грибы. Дело не в грибах, а в том, что надо поехать, собрать их, приехать, их надо обработать, сварить, пожарить… Даже я не выдержал, хотя я более мобильный, чем ты:

— Женя, тебе эти грибы не надоели?

— Мне не надоели! В Питере их нет!

Всё равно вторым инсультом это всё закончилось бы. По-другому ты жить не умел…

Мама почти так же ушла из жизни. Вся семья, наконец, вместе собралась, и она затеяла большую стирку. Всю жизнь мама на себе экономила и, конечно, на стиральной машине тоже. Это была её последняя стирка… Мама, мама… Как же ты меня любила! Сколько же я тебе принёс слёз. Сколько раз со мной проходила весь Баку, чтобы узнать, что со здоровьем сына. К пятнадцати годам моя детская медицинская карточка уже была как “Cага о Форсайтах”. Как ты берегла меня, как хотела уберечь от всего плохого. Со второго курса ты начала меня знакомить с дочерьми своих подруг, чтобы я не испортился и чтобы у меня было всё, как у всех. Как я сопротивлялся четыре года, но перед Наташей не устоял. Мама, мама, откуда нам было знать с тобой, что Наташе, просто надо было выскочить замуж… Мама, мама, как ты умоляла не разбивать семью ради детей. У Наташи была прекрасная жизнь. Ты — с внуками, и готовишь, и стираешь, и убираешь. Отец — за продуктами и тебе помогал. Я, как всегда, полторы смены на работе. А Наташа с работы приходит и газеты читает. Сколько же любви ты вложила в моих детей, они же с тобой и росли. И что ты получила? Когда мы с Наташей всё-таки разошлись, она тебе заявила, что внуков Вы больше не увидите. Мама, мама, как же ты берегла меня. Пошла в институт при моём распределении, и меня никуда не направили. К сожалению, я узнал об этом только после твоей смерти. Если ты чувствовала угрозу своей семье, или так тебе казалось, — остановить тебя было невозможно. Твоя сестра рассказывала, что когда ты была в положении на восьмом месяце, тебе показалось, что с твоим мужем-геологом что-то случилось в горах. И ты поехала на рейсовом автобусе в Дагестан. Это более двухсот километров от Баку. Тебя рвало непрерывно. Водитель автобуса, наконец, не выдержал, он вышел из машины и стал молиться:

— О Аллах! За что ты меня наказываешь?! Что я сделал?! За что ты мне послал эту женщину?!

Ты доехала. Ты нашла своего мужа в горах. Когда отец тебя увидел, он чуть не лишился дара речи. А как я пропал на рыбалке под Еникендом, в ста тринадцати километрах от Баку. Мы с напарником Сергеем, наконец, вышли на шоссе, но рейсовых автобусов уже не было, а другие машины не останавливались. И мы шли с Сергеем в это село Еникенд, почти три километра, навстречу штормовому встречному ветру вместе с дождём. В селе я увидел патрульную машину и пошёл к ней. Сережка мне кричит:

— Это же гаишники! Продажные шкуры!

Серёжка не знал, что может быть ты меня уже ищешь. Гаишники осторожно открыли окно “Волги” и с удивлением посмотрели на меня, всего мокрого и грязного:

— Ребята, вы откуда такие?

— Из города. Помогите добраться до Баку. Мать очень волнуется, она не знает, где я.

Гаишник внимательно посмотрел на меня и говорит:

— Подождите пока под навесом.

Мы доехали. Я был прав. Ты вся в слезах. Уже обзвонила всех. Твой племянник Виктор, тоже рыбак, еле-еле уговорил тебя подождать до утра:

— Тётя Рена, утром мы поедем. Я не знаю куда: двести километров на юг, двести километров на запад или двести километров на север. Но поедем.

Все знали, что остановить тебя в таких случаях невозможно.

Мне было двадцать пять, врачи сказали, что у меня псориаз, хотя это был не псориаз, назначили курс лечения, внутривенные уколы. После четвёртой, пятой инъекции я стал покрываться гноем. Никто ничего не мог понять. Я покрылся весь гноем и полностью стал неподвижен. Лейкоциты дошли до двадцати восьми тысяч. Врачи только руками разводили, сказали, что если будет более тридцати двух тысяч — это конец. Ты пошла к командующему Закавказского округа. Он сказал тебе, что нужен письменный отказ гражданской медицины в данном случае. Ты сделала это. Ты положила меня в госпиталь. Врач — майор, стала меня"вытаскивать". Я был на больничном шесть месяцев, зацепил ещё кучу болезней, потому что иммунитет… иммунитет ещё какой-то оставался. Но ты, мама, не сдавалась, стояла до конца, старалась только, чтобы я не видел твоих слёз. Мама, мама, как же ты меня любила! Наши соседи, кто ещё жив, кто ещё помнит тебя, говорят: твоя мама была святая женщина. Мама, мама, прости меня, не сберёг я тебя, я скоро приду к тебе, но не сейчас и больше огорчать не буду.

Надо ещё наломать веток. Когда же эта ночь закончится! Уже час ночи. Никак не усну… И всё-таки я остался один. Всю жизнь хотел иметь семью. Любовь — это вера. Уходит вера — уходит и любовь. С Наташей не получилось — там всё понятно, она никогда и не любила меня. С Аллой пятнадцать лет — тоже не получилось. Сколько же, Алла, мы с тобой прошли: и резню, и войну, и голод. Сколько же мы с тобой вынесли! Ты мне просто жизнь спасла. Тогда на сороковой день мамы, Ритка — экстрасенс мне говорит:

— Сегодня ты можешь поговорить с мамой, я помогу.

И мама через Риту говорит:"Ты виноват!"

Я знаю, что виноват, но мама никогда такое бы не сказала, слишком сильно она меня любила. А в меня, после этих слов будто космос ворвался. Такое уже у меня было пятнадцать лет назад. Сразу предынфарктное состояние, высокое давление, пульс достигал двухсот ударов. Полгода врачам понадобилось, чтобы вывести меня из этого состояния. А тогда, в девяностом, я остался один. Перед этим мы с тобой разбежались: я тебе слово — ты мне десять, и это мне надоело. Ты не знала, что ты беременна. А после Риты я понял, что второго такого удара я не перенесу. Мне не к кому было идти, кроме тебя. Я пришёл к тебе, постучал, ты открыла

— Мне очень плохо. Мне от тебя ничего не надо. Мне надо прижаться к тебе и попробовать уснуть. Может, это поможет.

Уже потом ты мне сказала: ” Ты был белый, как полотно”. Утром я проснулся, как ни в чём не бывало. Сказал"спасибо"и ушёл. Только через месяц от Риты я узнал, что ты беременна. Алла, Алла, почему ты не родила?! И потом была возможность. И всё было бы у нас по-другому. Я все свои обещания перед тобой сдержал. А ты так и не поверила мне. Мои родители с девяти квадратных метров начинали: бабушка и я с братом. Уверен: твои родители начинали так же. Конечно, пятидесятые и девяностые годы не сравнить — жизнь другая, люди другие. Но я работал и телевизоры ремонтировал, и на кораблях за рыбой ходил, и свои квартиры у нас с тобой были. Делал, что мог. Конечно, это не те деньги, которые ты хотела. Но жизнь, счастье за деньги не купишь. Алла, Алла… Что же ты искала?

Надо спать. Уже два часа ночи. Когда же эта ночь закончится!

Начало четвёртого… Светает. Пора вставать. Солнца нет — везде дождевые облака. Надо сориентироваться по мху. Вот и деревья… Найти бы этого бойскаута и мордой ткнуть — общий угол разброса больше девяноста градусов. И куда же идти?! Надо идти…

Странная штука жизнь. Все мои детские сны, все предсказания гадалки сбылись. Мне всегда снился один и тот же сон: какой-то маленький городок на холмистой местности (если представить, что это Усинск на пятьдесят тысяч жителей — то всё сходится). Я лежу с автоматом и обороняю свой дом. Если представить, что уже двадцать лет я храню, защищаю свою квартиру, не имея на неё документов — то всё сходится. Гадалка сказала, что ты останешься один — так и получилось. Вот и не верь во всё это. Да и как не верить. Маму хоронили, люди все собрались уже, уже выносить надо, и вдруг сердце прихватило так, что шевельнуться не могу. И я впервые обратился к Богу, попросил, чтобы похоронить, как полагается. Через минуту сердце отпустило…

Упал. Вчера не падал. Не знаешь куда ставить ногу. Высокая растительность. То ли яма, то ли полусгнившее, невидимое, поваленное дерево. Глаза. Главное, уберечь глаза от этих веток и сучьев. Надо идти. Хорошо, что дождь не идёт. В общей сложности я уже иду десять часов, только надо идти…

Рита — классный экстрасенс. Как на рентгене видела болячки у больных, сам свидетель. Хорошо, что отошла от этих дел, как и я. Каждый экстрасенс знает, что если он пойдёт не по тому пути — его ждёт смерть. Знать бы этот путь. Рита чудом осталась жива. Чтобы быть экстрасенсом, надо быть в состоянии ненормальности или быть шарлатаном. Настоящие народные целители, экстрасенсы, себе уже не принадлежат. Сулейман из Шеки — очередь с восьми утра до семи вечера. Доктор Шахбазов, профессиональный врач, десять лет обучался на Тибете восточной медицине. Специально приехал на родину, чтобы лечить. Моего напарника по рыбалке Джаангира спас от каверны в лёгких. Врачи уже отвернулись от Джаангира, отпустили из больницы под расписку домой — умирать. Шахбазов спас. И всё равно Шахбазова сожрали… Я, конечно, не Шахбазов, но тоже что-то получалось в этой области. Эта женщина, заведующая столовой, два месяца была на больничном, давление под двести, каждый третий день скорая. После второго сеанса через неделю вышла на работу. Тетя Надя, Марина, Татьяна, а этот лось Сашка, водитель под сто двадцать килограммов. Его левая рука вдруг отказала. Все врачи разводили руками. Один раз всего с ним работал, в последний день нашей вахты. На следующую вахту он меня увидел и кричит: ” Я сына на этой руке два часа держал!”. Эта заведующая столовой потом попросила к ней зайти и, когда я пришёл, она ставит передо мной литровую банку полную чёрной икры и говорит: ” Это твоя банка, когда захочешь, приходи и ешь.” Но банку не дала…

Опять упал… Как по Джеку Лондону — “Белое безмолвие”, правда, пока лесное безмолвие. Ещё немного и сюда придёт наше белое безмолвие — минус сорок. Усинск даже севернее находится, где был Джек. Всё трудней продираться сквозь деревья. Надо идти…

Дочь свою пятилетнюю от больницы спас. Знал, что не имею права работать с детьми. Но это моя дочь. Что же тогда я ей сказал? Поставил её на стол и стал говорить:

— У тебя самые красивые глазки в мире и всё у тебя пройдёт, всё исчезнет с твоего личика…

В течение нескольких дней вся эта зараза исчезла с личика дочери. Марина, жена моего товарища по работе. Всего один раз с ней работал. На следующий день её муж мне говорит:

— Представляешь, эта дура, на последние деньги в доме пошла и купила тефлоновую сковородку.

— Радуйся, Володя, она наконец жить захотела!

Он подумал и говорит:

— Это всё у неё было из-за плохой погоды.

Что мне было ему сказать? О глазах его жены, как она смотрела. Этот взгляд “раздавленного” жизнью человека. О том, что он пьёт. И когда он пьёт — хоть беги из дома. О том, что его жена совсем недавно потеряла свою мать. О том, что его жена, молодая красивая женщина, совсем недавно по неосторожности опрокинула на лицо кипящее масло. Я промолчал.

Который раз я уже падаю… Левый сапог уже давно мокрый, уже не помню, когда я провалился в очередном болоте. Точно будет, как у Джека Лондона — ещё немного и буду ползти…Прощения у Бога просить не буду — я его не заслужил…Прятаться не привык. Если ад, значит ад. Мать только не поймёт, если сдамся. Надо идти. Сколько же иду? Только идти…

Всё история о годовалой девочке никак из головы не выходит. По радио передавали, как одна женщина, мать двоих детей, взяла эту девочку из приюта. Эта девочка была слепая, с атрофированным язычком, с кучей тяжелейших болезней. И вот эта мама рассказывала, как этот изувеченный комочек тянется к жизни…

Почему справа в тридцати метрах деревья резко заканчиваются? Если это Уса, то её ширина здесь метров пятьсот, берега высокие, обрывистые — так и будет… Если это опять большое болото — тоже так и будет… Надо пойти посмотреть… Это река! Уса! Я упал на колени и стал молиться…