Люска

Владимир Воронин, 2015

«Люська была кобыла. Самая настоящая кобыла, лошадь донской породы. С явной примесью заморских благородных кровей. Об этом говорили маленькая красивая голова, точёные ножки, пропорционально сложенный корпус, длинная тонкая шея. Характер у Люськи был тот ещё. Молодая, не в меру пугливая и неуравновешенная, она, тем не менее, сумела завоевать престижное третье место в крупных соревнованиях трёхлеток. Ей прочили хорошее будущее. Прочили, да напророчили. Полутрезвый конюх поленился подольше «пошагать» её после изнурительной тренировки. Поставил сразу в денник, потную и разгорячённую. Другой конюх, такой же молодой и такой же не совсем трезвый, напоил её, по недосмотру, холодной водой вволю…»

6 кадр

Характер

Характер у Люськи оказался тот ещё. Как и у всякой артистки. Случай продемонстрировать его, выдался Люське весной, в конце апреля, начале мая.

К хозяину прикатила развесёлая компания горожан, решивших отдохнуть на природе. В числе прочих была девица, разодетая в пух и прах по последней парижской моде. По крайней мере, так она сама считала.

Барышня очень эффектно смотрелась в короткой, ярко-красной куртке-безрукавке, высоких сапогах-ботфортах и только-только входивших тогда в моду, колготках-лосинах, хищной тигриной расцветки.

Модная городская гостья, брезгливо-аккуратно подошла к загону с лошадьми по деревенской грязищи. Оказывается, там, в городе, она занималась конным спортом. У самых лучших и дорогих тренеров.

Если ей дадут лошадь получше, то она покажет высший класс верховой езды. Только для этого ей обязательно нужен стек.

Что такое стек, знали не все присутствующие, но конюх Андрюха знал. Стека в наличии не было.

Андрюха срезал большим складным ножом длинный прошлогодний акациевый побег, очистил его от острых шипов, протянул наезднице. Та презрительно улыбнулась, но снисходительно взяла самодельный стек в руки.

Андрюха подвёл к ней Люську. Люська, несомненно, по всем статьям, была лучшей лошадью в табуне. Да ещё и спортсменкой. Хоть и бывшей.

Городская наездница критически оглядела лошадь, осталась ей довольна. Даже похвалила немного.

Андрюха расплылся во всегдашней улыбке, притащил седло. Это, конечно, было не спортивное седло. Седло было обычное, казачье. Другого, на конюшне не нашлось.

Девица поморщилась, но ничего не сказала. Андрюха подтянул подпруги, она проверила, осталась довольна. Сама отрегулировала длину путлищ — стременных ремней.

Люська стояла спокойно. Девица легко поднялась в седло. Люська стояла. Она никак не реагировала на посыл вперёд.

Появилась заспанная и удивлённая Ленка. Люська покосилась на неё блестящим лиловым глазом, но ничего не сказала. Она не умела говорить, она стояла.

Девица занервничала, взяла повод короче, слегка ударила «стеком» лошадь по крупу. Люська как взбесилась. Она сильно поддала задом, пошла боком, скозлила, пытаясь сбросить наездницу.

Та сидела крепко. Люська рванула вперёд и резко остановилась перед самым забором, уперевшись в вытянутые вперёд ноги и низко опустив голову.

Ожидалось, что наездница кубарем скатится через голову лошади в грязь. Та сидела.

Люська вставала на дыбы, приседала, шла боком, неожиданно прыгала вперёд, пятилась назад. Наездница сидела!

Наконец, она тоже решила проявить характер. Подобрала покороче повод и, привстав на стременах, со всей силы огрела лошадь по морде импровизированным стеком.

Люська опешила. Её так никто и никогда не бил. Удар длинного гибкого прута, пришёлся как раз по чувствительному носу лошади, задел своим кончиком обе губы.

Люська взвилась. Потом неожиданно успокоилась, пошла размеренным шагом по леваде.

Наездница выпрямилась гордо в седле. Она победно улыбалась зрителям.

Люська всё шла и шла, размеренно и спокойно, чуть помахивая, в такт шагу, головой и косясь на Ленку.

Круг, затем второй, третий. Круги постепенно становились всё шире.

Люська спокойно подошла к шершавым жердям лошадиного загона, прижала к верхней дубовой жердине ногу наездницы в щегольском сапоге и пошла дальше.

Сначала, никто ничего не понял. Потом закричала наездница. Она бросила прут и обеими кулаками била лошадь по голове.

А та всё шла и шла. На заборе оставались ошмётки сапога, обрывки дорогущих лосин, привезённых прямо из Парижа, живая человеческая кожа.

Первой пришла в себя Ленка. Она бросилась в загон, стала перед лошадью, схватив её под уздцы. Люська остановилась.

Подоспел вечно улыбающийся Андрюха, снял наездницу с седла, вывел, почти вынес, из левады.

Мало кто мог вспомнить потом, что говорила городская фифа, но Люськин поступок помнили все. И удивлялись: неужели лошади тоже умеют думать?

Барышню срочно увезли в город и думать о ней забыли бы, если бы не разноцветные ошмётки лосин на заборе.

Но и их смыли весенние дожди.