Рассказы

Владимир Воинов

Я плотник по профессии, сын плотника. Какая может быть жизнь плотника? Видимо, плотничья. Вот эти записки и есть о ней, прошедшей. Я бы сказал, что это мой взгляд на мир с позиции бытия, которое определяет сознание. И даже уточнил бы: это моё МИРОпонимание и МИРОощущение, своеобразный пазл с разрозненными кусочками моей жизни. Возможно, написаны они как тест на проверку " СВОЙ-ЧУЖОЙ" и попытка найти в этом мире людей одной вибрации…

Момент истины, или дороги, которые мы выбираем

(кризис среднего возраста — открытый путь)

Он не помнил уже когда это было…может быть в конце 99-го. Да это и неважно.

Помнит — его окликнули. Он хотел пройти мимо, но цветастый сарафан мелькнул и остановился перед лицом…кришна, хари — кришна и книжки цветастые в руках.

«Ты меня не помнишь? Я — «Пятница«…семнадцатая школа!»

Из далеких семидесятых всплыло забытое лицо: «ЛЕНКА!»

Ленка Бугаевская! По прозвищу «Пятница»-в честь сексуальной партнерши итальянского дурачка(он смотрел этот фильм недавно и поразился: «За что же мы его любили?).

Всё та же, только морщинки вокруг глаз и яркое пятно краски на лбу…кришна.

«Ты плохо выглядишь», — сказала она, — Просто паршиво!»

Она коснулась рукой его лба: «Не хорошо! С такими темпами ты не доживешь до сорока!». И ушла…просто испарилась.

А он остался топтаться на асфальте, ломая нервно сигарету…

Она была права, внутренне он сам это чувствовал, но неожиданная встреча эта его испугала…как встреча с цыганкой-гадалкой.

Страх смерти…он испытал уже его, пол года назад в него стреляли, стреляли с газового, в упор, но он не знал, что тот пистолет был не боевой «Макаров» и боль, и шок, и рваная рана были настоящими.

Он тогда не сказал: «ДА».

Наверное не успел. Это была их работа-«крышевать».

Ничего личного, просто должен был платить, или…

Он выбрал «или».

Это была их ошибка. Так с «клиентами» не работают.

Сыграли нервы.

Не понравилась его манера улыбаться. Старший достал «ствол» и выстрел разорвал мясо чуть выше гениталий.

Они не стали дожидаться встревоженных дачников(дело было в Крыжановке). Быстро уехали, а он пополз…

Домашние вскинулись, хотели вызывать «Скорую».

Он запретил(слышал, что обязаны сообщать).

Дыра была навскидку не до «ливера.

Хотя на два сантиметра бы ниже и…!!!

Потихоньку «оклемался», но липкий, пахнущий свежей кровью ТОТ путь он запомнил.

Надо что-то менять. Сколько можно.

Уже шестой цех практически своими руками…и всегда находились дяди пытающиеся сесть на хребет. Чужие помещения…вечная проблема цеховиков.

Десять лет жизни и какой итог: здоровья нет. Каждая вторая работа «влетная».

«Кидают» — улыбаясь в глаза…мода на «кидал».

А сзади мальчики бритые…дикий капитализм, чумные девяностые. Ощущение краха.

«Уеду,»-решил он, — Куда нибудь…вот в Аргентине большая украинская диаспора…хотя бы туда. Продам станки, материалы и рвану…»

Сколько он себя помнил — все решения принимал сам и не потому, что никого не было рядом…просто внутри себя, когда — то, так решил.

Когда было плохо, он мысленно говорил себе: «Ты сильный. Тебе никто не нужен, в этом твоя сила!»

Жена не понимала его.

Бросить перспективную работу на заводе. Десять лет бултыхаться в волнах умирающего на глазах производства.

Постоянно что — то строить, строить и убегать. Вывозить ночью своё оборудование и опять строить где — то на задворках Одессы, в вонючих коровниках…вычищать, долбить, подключать…что бы потом опять входить в конфликт с хозяевами помещений, начальниками СМУ, с бандитами. Она устала и уже не реагировала на его речи.

Он купил бутылку пива и свежие «Аргументы». Дома его ждала записка: «Я на дежурстве, позвони своей маме».

Звонить не хотелось.

Старики. Они вечно ворчали, упрекали в невнимании к ним. Приходилось вытягивать из себя слова оправдания, напрягаться.

Преодолевая себя, он позвонил. Трубку взяла жена брата: «Привет, тут тебе уже три раза звонили из Москвы…какая то служба охраны, четыре телефона оставили…запиши!»

Служба охраны — неприятный холодок.

Москва. Бред, «Непонятка».

— Кого спросить там? Арсентия Валерьевича? Бред…

С МОСКВОЙ ЕГО НИЧЕГО НЕ СВЯЗЫВАЛО. Ну служил там в начале восьмидесятых и всё.

Три номера были «прямые». Он не знал кода Москвы. Четвертый с восьмеркой в начале, длинный.

Подумал. Покурил…решился.

Трубку взяли сразу. Голос военного, четкий: «Дежурный по охране НПО «Космос» — слушает».

Представился…пошутил: «Одесса на проводе».

Шутку не услышали, уточнили фамилию и тут же застучали нажимаемые кнопки: «Арсений Валерьевич. Одесса на проводе».

Низкий, тягучий голос скомандовал: «Соединяйте! Владимир Анатольевич? Мы искали Вас. С вами хочет поговорить по телефону Макаревич Леонид Владимирович. Вы знаете такого?»

«Лёня!»-вырвалось у него.

— Леонид Владимирович, — подправили из трубки.

Из памяти всплыло: «Лёня! АРМЕЙСКИЙ ДРУЖОК!»

«Как с Вами связаться?»-спросил голос: «Ваш телефон? Можно звонить до 23-х? Время московское».

Два раза уточнял цифры. Не спешил.

На прощание москвич попытался пошутить: «Передавайте привет Одессе — маме!».

Ощущение нереальности. Потянуло курить. Руки нервно мяли сигарету.

Он вышел на балкон.

Вспомнилось.

Москва. Олимпиада.

Маленькая воинская часть в р-не шоссе Энтузиастов, три роты всего.

Девяносто процентов солдат азиаты с аулов и гор.

РУССКОГОВОРЯЩИХ — единицы.

СЮРР!!! На человек триста — пять одесситов, пять киевлян, не больше десятка белорусов.

Дедовщина…командиры потакают чеченцам, те держат в страхе всех, как в зоне…сюрр…московский стройбат — что может быть страшнее. И среди этого-ОН…Лёня…Лёня Макаревич.

Он отличался от всех…сразу.

Его не трогали. Офицеры, сержанты, «деды» с крика переходили на спокойный тон, когда встречались с его взглядом.

Не высокого роста, кряжист, покатые плечи боксера. Фигура как у Высоцкого и лицо…лицо спокойное, с прищуром.

Взгляд серых глаз, полуулыбка и голос…голос человека, считающего правом говорить первым…

Он сдружились с ним. Почему для общения он выбрал его?.Разница в возрасте была небольшая, в его пользу, но всё остальное — разрыв.

Он был молчалив, немногословный. С ним тянуло на откровения. Он слушал, о себе говорил мало, но то, что было рассказано им не умещалось ни в какие рамки советской действительности.

Сын подпольного цеховика, крупного, дерзкого, раздавленного советской властью(отец умер от сердечного приступа в следственном изоляторе). Родившийся в достатке и в какой — то момент вдруг оставшийся без средств к существованию(власть подчистила все «кубышки» отца…даже с металлоискателем приезжали) он вынужден был, чтобы прокормить себя, мать и сестру бросить школу(курс девятого и десятого класса он проходил уже в вечерней школе при нашей части) пойти грузчиком на разгрузку вагонов.

После того, как эта история чуть позабылась, друзья отца пристроили его к самому крутому фарцовщику в Белоруссии, адъютантом знаменитого подпольного миллионера Зелинского, друга Крымова Андрея Валентиновича(фильм «Асса» кто-то уж помнит).

В армию Лёня пошел, чтобы уйти от следствия, потеряться.

И ещё…он умел драться. Если кто — то из «зверья» начинал задирать славян, он выходил и предлагал: «Не трогайте, лучше со мной…давай один на один со мной…ты мужик? Ну?». И выходил победителем.

Воспоминания эти прервал звонок, зуммер громче чем обычно, междугородний.

«ЗДРАВСТВУЙ! ВОЛОДЯ?..ТЫ УЗНАЕШЬ ГОЛОС?..ну привет! Как ты там, дружище? Ты знаешь, ты последний в моём списке, в старом блокноте, я хочу закрыть его…ты последний…у тебя там найдется сотка долларов на билет до Москвы? Бросай всё и приезжай. Я тебя встречу, попьем водочки…может я тебе немного и по жизни ПОМОГУ!»

— А кто ты там сейчас, Лёня?

— Да так, как у Маяковского…стих помнишь, про банки-заводы-пароходы?

— Помню, ну да…и много их?

— Много…да ты приезжай! Сам — то чем занимаешься? Цеховик? И сколько у тебя рабочих?

— Двенадцать!

— Много!

— А у тебя?

— Да не знаю…тысяч сорок-пятьдесят.

— Понятно, а когда ехать — то?

— Да хоть завтра, на самолет, сколько там полёта: часа два! Ну давай, не тяни. О,кей?

— О,кей.

Сборы заняли два дня. Пришлось ехать на «седьмой километр»(он ненавидел такие поездки). Покупать джинсы, обувь, пахнущую Турцией куртку, подарки(сало, коньяк, теплые, вязанные носочки).

С билетом проблем не было.

В небольшую сумку бережно были уложены фотографии его работ и журнал «Лучшие интерьеры в мире» со статьей об одесском ресторане(интерьеры делались у него и фамилия была в списке исполнителей).

Последние сутки он не спал совсем. Его пробивал мандраж, сказывалось перевозбуждение.

Он давно не летал самолётом, последний раз ещё при союзе.

Его поразила убогость аэропорта и презентабельный вид пассажиров, треск сотовых телефонов, парфюм, лакированные до зеркала туфли мужчин.

Полет действительно был два часа с «копейками».

Запомнилась красота прибрежной линии море на закате.

Посадка была уже в темноте.

Освещенный огнями огромный Внуково. Сотня самолетов, сотни людей. «Муравейник».

Проходя таможню он вздрогнул, по ретранслятору два раза объявили его фамилию и место на выходе, где ждут.

Он не узнал его только секунду.

Лёня явно пополнел, а в остальном — черты лица, улыбка, взгляд…узнал.

Они обнялись. Неловкой паузы не было.

Конец ознакомительного фрагмента.