Комментарии к «Государю» Макиавелли
Книга посвящена подробному комментированию самой знаменитой работы Макиавелли «Государь». Написанная 500 лет назад, она и сейчас привлекает огромное внимание. Макиавелли называют основоположником политологии, человеком опередившим свое время. Его идеи оказали влияние на Гоббса, Руссо, Спинозу, Харрингтона, Гегеля. Идеи Макиавелли были востребованы Декартом, Фрэнсисом Бэконом, Ришелье и Декартом. В результате влияния работ флорентийца начала формироваться концепция государственного интереса. Макиавелли восхищались и жестоко критиковали. Книга предназначается широкому кругу тех, кто интересуется политикой и историей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Оглавление
- Введение
- Государь
- Посвящение
- Глава 1. Скольких видов бывают государства и как они приобретаются[105]
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Комментарии к «Государю» Макиавелли предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Разуваев В., 2014
© Центр гуманитарных инициатив, 2014
Моей жене Лилии
и ее родителям Владимиру и Людмиле
Введение
Общепризнанно, что современная политология началась с «Государя» Макиавелли. Фактически, если речь идет о ее нынешнем виде, он ее создал, если иметь в виду революционные принципы, с которыми флорентийский автор подошел к изложению своих идей. Маленькая книжка за несколько сотен лет серьезнейшим образом повлияла на ученых, политиков и все политические сообщества сначала Европы, а затем и всего мира. Понятие «макиавеллизм» стало нарицательным, а чтение этой работы фактически оказалось обязательным для всех, кто всерьез занимается общественными науками. Впрочем, даже не читавшие книгу, по крайней мере слышали о Макиавелли и его труде.
Неудивительно, что творчество одного из самых знаменитых флорентийцев вышло за пределы чистой политологии и стало культурным явлением. Сейчас мало кому придет в голову отрицать, что понимание эпохи Ренессанса немыслимо без учета вклада в нее первого политолога в современном смысле этого слова[1]. А постоянная дискуссия вокруг взглядов Макиавелли сделала его творчество культурным элементом и последующих эпох.
На этом фоне понятно, что творчество Никколо (пусть он простит меня за формальное панибратство) вызывает огромный интерес среди политологов. Библиография работ, посвященных флорентийцу, огромна и увеличивается с каждым годом[2]. Одолеть все труды о нем едва ли возможно, разве что какой-нибудь уже состоявшийся полиглот (а соответствующие публикации вышли на большинстве языков мира) не решит посвятить этому свою оставшуюся жизнь. Исследованию подвергаются как жизнь Макиавелли[3], так его труды и воздействие последних на мировую политику и культуру.
И самой знаменитой из работ Макиавелли стал «Государь». Как ни удивительно, число подробных комментариев к этой работе очень мало. Точнее — их вообще нет. Лучшим образцом на сегодняшний день является, на мой взгляд, исследование Алана Гилберта[4], хотя есть и варианты, ориентированные на нужды студентов, бегло изучающих данный труд, и адаптированные для быстрого чтения[5]. И нет ни одного подробного комментария русских авторов, что, в общем-то, неудивительно, учитывая сложное отношение к Никколо в советское время. Довольно характерно, что до сих пор сохраняет свою актуальность вступительная статья А. К. Дживелегова к первому советскому издания «Государя».
Между тем, в последнее время появилось много книг, которые либо прямо называются «новый Макиавелли», либо так или иначе имеют дело с переосмысливанием его идей не только для политики нашего времени, но и для различных социальных групп (и даже полов) современного общества[6]. Наверное, это естественно, учитывая вклад флорентийца в политологию и вообще в гуманитарные науки, а также популярность его идей и особенно имени. Сейчас это принято называть брендом. Что ж, история временами воздает своим героям сверх ими ожидаемого.
Италия времен Макиавелли находилась в очень сложной политической и экономической ситуации. Это была страна, точнее в те годы территория, где Возрождение проявило себя сильнее, чем в других европейских государствах. Достаточно сказать, что Микеланджело, Леонардо, Рафаэль и Тициан (да и не только они из великих людей) были современниками основателя современной политологии (кстати, с двумя первыми из них он был знаком лично). Притом экономика Италии находилась в стагнации, а политику определяли раздробленность и соперничество многочисленных государств. Среди них доминировали пять политических образований: Венеция, Флоренция, Милан, Папское государство (включавшее в себя и Рим) и Неаполитанское королевство.
Ситуация резко осложнилась, когда герцог Милана Лодовико Сфорца*[7] призвал французов в Италию, обещая поддержать династические претензии Карла VIII на Неаполитанское королевство (т. наз. Анжуйское наследство) и надеясь, что взамен Париж поддержит его в территориальных спорах с Венецией. Вторжение, начавшееся в августе 1494 г., прошло на удивление легко. В двенадцатой главе своей книги Макиавелли напишет, что французскому монарху «и впрямь удалось захватить Италию с помощью куска мела». (Речь шла о том, что кусками мела идущие впереди армии квартирьеры размечали дома для постоя наступающих французских войск). В феврале 1495 г. Карл взял Неаполь. Другое дело, что срочно образовавшаяся антифранцузская коалиция, в которую вошел даже все тот же Сфорца, заставила французов покинуть Италию.
В 1499 г. преемник Карла Людовик XII вторгся в Италию, претендуя уже не только на Неаполь, но и на Милан, на который у него были наследственные права по линии матери. Французский король опирался на альянс с папой Александром VII (Борджиа)*. (Для укрепления своих политических позиций во Франции Людовику нужен был развод со своей женой, дабы жениться на вдове Карла VIII). Сделка была циничной, впрочем, вполне в духе того времени. Папа дал согласие на развод, а Людовик взамен пообещал помочь его сыну, Чезаре (еще один вариант перевода — Цезарь) Борджиа (вариант — Борджа)*, завоевать входившую в состав Папского государства Романью, где формальные наместники Ватикана давно уже чувствовали себя полностью независимыми. Кроме того, у союзников были территориальные претензии к Неаполю.
Дальнейшие события так или иначе описаны в нижеследующих комментариях. Здесь, вероятно, следует лишь подчеркнуть, что при жизни Макиавелли, да и на много времени после нее, присутствие иностранной военной силы (вслед за Францией в Италию вторглись испанские войска), постоянные военные действия и повсеместное насилие стали тяжелейшей реальностью для этой страны. Для него было совершенно очевидно, что изгнать их может только успешный государственный деятель новой формации. Отсюда, собственно говоря, отчасти и тот подход, который сделал флорентийца великим в мировой политике и мировой политологии.
Теперь пришло время перейти непосредственно к автору «Государя». Никколо Пьеро Микеле Макиавелли, сын Бернардо Макиавелли*, родился во Флоренции 4 мая 1469 г. в семье бедного юриста почти сразу же после начала правления Лоренцо Медичи*, прозванного Великолепным. Герб семьи — синий крест на белом фоне, позднее были добавлены четыре гвоздя, mali clavelli, — символ «гибельных гвоздей» страстей Христовых. Бернардо был малообеспеченным юристом, политикой принципиально не занимался. Вполне достойный, хотя и очень скупой человек, книжник (этим уже многое сказано). Мать Никколо умерла в 1496 г. Вполне возможно, что Бернардо использовал свои старые связи, чтобы помочь сыну в устройстве на государственную службу.
В семье было четверо детей — два брата и две сестры. Никколо был старшим сыном, соответственно наследником Бернардо. О его детстве и юности почти ничего не известно, за исключением крайне скудных фактов. Обучался в школе при монастыре Сан-Бенедетто, учился читать и писать по латыни. Это было очень важно, поскольку именно на этом языке в то время велось делопроизводство. С целью усовершенствовать свою латынь в ноябре 1481 г. начинает учиться в школе Паоло да Ронсильоне, признанного знатока этого языка[8]. Есть неподтвержденное предположение, что во второй половине 1480-х посещал Флорентийский университет и даже слушал там лекции Марчелло Адриани* (следует уточнить, что Адриани официально был профессором этого университета с 1494 г. по 1503 г., так что здесь имеет место хронологическая нестыковка). Во всяком случае, есть все основания говорить о его неплохом знакомстве с латинскими классиками[9]. Едва ли он был в контакте с кружком гуманистов Медичи — по целому ряду причин.
Есть версия, согласно которой Никколо где-то после 1489 г. жил и работал в Риме в качестве банковского служащего[10]. В адрес автора этой догадки последовала жестокая критика[11]. На деле доказать что либо или опровергнуть сейчас практически невозможно. Тем не менее, данное предположение представляется крайне сомнительным и малоубедительным. В частности, потому что не подтверждается ни одним из последующих свидетельств, в том числе из переписки самого Макиавелли. Принято считать, что Никколо Макиавелли, работавший в Риме в банке, был попросту тезкой автора «Государя»[12], сын Алессандро, представителя другой ветви рода Макиавелли. В результате мы фактически ничего определенного не знаем о Никколо до 1498 г., когда он поступил на государственную службу после свержения Медичи и появления нового республиканского режима.
Занятые им сразу же посты — секретарь Второй канцелярии (Канцелярия внутренних дел) и секретарь Совета десяти. Дохода они приносили не так уж много, столь же мало было и реальной власти — Макиавелли стал исполнителем чужой воли, а не творцом политики. Поскольку исполнителем он был хорошим, то ему поручили вести еще и переписку Первой канцелярии (Канцелярия иностранных дел)[13]. Написанные им до «Государя» политические сочинения («О положении в Пизе», «О том, как надлежит поступать с восставшими жителями Вальдикьяны», «Обзор мероприятий Флорентийской республики по умиротворению партий в Пистойе» и др.) адресовались флорентийским властям, не претендуя на издание для широкой публики. Зато после начала бурной, хотя и посмертной, популярности Макиавелли они вызвали огромный интерес со стороны исследователей.
Макиавелли не раз поручали дипломатические миссии. Он встречался с несколькими виднейшими государственными деятелями Италии, четырежды ездил во Францию, посетил Германию. Во время поездок внешнеполитические решения не принимал, только информировал правительство о своих переговорах. Правда, активно давал Синьории советы, однако та к ним не прислушивалась.
Был инициатором создания флорентийского ополчения, которое им мыслилось как противовес общепринятому в то время использованию профессиональных наемников. Однако реальное участие его детища в боевых действиях оказалось плачевным: оно было разгромлено испанцами при осаде Прато в 1512 г. При этом сам Макиавелли всю оставшуюся жизнь все равно был убежден, что ополчение по своим достоинствам неизмеримо превосходит наемное войско.
Нельзя сказать, что моральный облик нашего героя был бы достаточно высок. Известны две жалобы по поводу его криминального поведения, причем одна из них обвиняет его в «неестественном сексуальном акте» с куртизанкой Лукрецией[14]. В своих письмах друзьям он раскован в отношении своих сексуальных приключений, причем, честно говоря, трудно разобрать, где правда, а где обычное — увы — мужское бахвальство или желание потешить адресата. Добавим к этому обычную для флорентийцев склонность к черному юмору. Хотя, скорее всего, значительная доля истины в описаниях своих «подвигов» у будущего автора «Государя» все-таки была. Впрочем, это не касается прямо его интеллектуальной деятельности, а потому может быть оставлено нами «за скобками» в его кратком живописании.
Временами проявлял склонность к транжирству, в чем можно видеть реакцию на скупость отца. Был крайне самоуверен в отношении своего интеллектуального потенциала, из-за чего даже получил минимум одно обвинение в гордыне. Обладал прекрасным литературным стилем. Очень любил подшучивать над приятелями и над самим собой. Судя по переписке, в делах временами был небрежен и необязателен даже со своим правительством.
Радикальные перемены в его жизни настали в 1512 г., когда пожизненный гонфалоньер[15] Флоренции Пьеро Содерини*, главный политический покровитель Макиавелли, вынужден был уйти в отставку и покинуть Флоренцию. К власти возвращается семейство Медичи. Секретарь Макиавелли отстранен от службы в ноябре того же года и приговорен к годичной ссылке. Это была личная катастрофа, с какой бы стороны не смотреть на происшедшее: лишение значительной части финансовых доходов, отлучение от нужной ему как наркотик политики, пропавшая возможность общаться с друзьями иначе как с помощью переписки.
Существует устойчивое мнение, что он хочет вернуться к государственной работе в рамках режима Медичи и с этой целью уже в ноябре 1512 г.[16] пишет что-то вроде наставлений для них, причем советы свои основывает на принципе баланса сил в республике. Правящее семейство не обращает на рекомендации ни малейшего внимания. Больше того, вскоре Макиавелли был арестован по обвинению в заговоре против Медичи и подвергнут пытке дыбой. А затем попросту на некоторое время чуть ли не забыт в тюрьме: никакой политической ценности он не представлял, так что с ним можно было не считаться.
Его спасла амнистия по случаю избрания представителя рода Медичи кардинала Джованни Медичи папой, принявшего имя Лев X*. Макиавелли оказался свободен, пусть даже сослан в свою загородную усадьбу, однако работы для него у государства, естественно, нет. В этой ситуации он решает найти новых покровителей. Или, если угодно, вынужден их искать. Выбор невелик и его пришлось сделать в пользу дома Медичи. Было ли это изменой прежним принципам или нет, решать каждому по отдельности. В этой книге такая задача не стоит. Кроме того, следует помнить, что Макиавелли убежден (правильно или нет — другой разговор), что освобождением он обязан новому правителю Флоренции Джулиано Медичи.
Для начала он пишет поэму, посвященную избранию Льва Х. Засыпает письмами друзей с просьбой посодействовать ему в получении какого-то места в Риме, папском государстве или во Флоренции. Чаще всего направляет их Франческо Веттори*, своему другу, ставшему послом Флоренции при папском престоле незадолго до смерти бывшего папы Юлия II. В апреле и в июне 1513 г. посылает ему письма с анализом политических интересов Льва X в Италии и в Европе. Ответы часто оказывались уклончивыми. Возможно, Веттори не хотел рисковать своим карьерным положением ради изгнанника. Однако нередко принятые в литературе обвинения в его адрес в недостаточном внимании к Макиавелли явно несправедливы. Посол на деле немало сделал для своего опального друга[17].
В результате флорентиец обращается к политическому сочинительству как к средству привлечь к себе внимание власть имущих. Ставка делается на «Государя». Период написания этой работы — небольшой, как и ее объем. Она должна была быть посвящена правителю Флоренции Джулиано Медичи.
Само по себе первое упоминание знаменитой книги довольно любопытно. 10 декабря 1513 г. Макиавелли описывает все тому же Веттори свою жизнь в деревне, где он находился в изгнании, причем делает это в шутливой форме. День проходит в будничной суете и азартных играх с представителями местного населения. Но все это прелюдия к главному, которое автор «Государя» описывает следующим образом (я позволю себе здесь большую цитату — дело того стоит): «С наступлением вечера я возвращаюсь домой и вхожу в свой кабинет; у дверей я сбрасываю будничную одежду, запыленную и грязную, и облачаюсь в платье, достойное царей и вельмож; так должным образом подготовившись, я вступаю в старинный круг мужей древности и, дружелюбно ими встреченный, вкушаю ту пищу, для которой единственно я рожден; здесь я без стеснения беседую с ними и расспрашиваю о причинах их поступков, они же с присущим им человеколюбием отвечают… Я записал все, что вынес поучительного из их бесед, и составил книжицу (в оригинале: uno opuscolo — В.Р.) «О государствах», где по мере сил углубляюсь в размышления над этим предметом, обсуждая, что такое единоличная власть, какого рода она бывает, каким образом приобретается и сохраняется, по какой причине утрачивается. И если Вам когда-либо нравились мои фантазии, Вы и эту примете не без удовольствия, а государю, особенно новому, она может пригодиться, и я адресую ее Его Светлости Джулиано. Филиппо Казавеккья* видел эту книжку; он может подробнее описать, что она собой представляет и какие мысли я провожу в ней, хотя я еще не кончил ее пополнять и отделывать»[18] (пер. М. Юсима).
Иногда высказывается мнение, что Макиавелли создал свое самое знаменитое произведение всего за полгода, с весны по осень 1513 года[19]. Согласимся, что эта точка зрения сомнительна, хотя бы потому, что в письме к Веттори автор сам упоминает, что его книга еще не полностью готова. Вообще мнение о том, что работа была закончена так быстро, выглядит очень уж отличным от того, что знает современная наука.
Как бы то ни было, время создания «Государя» — одна из многочисленных загадок этой книги. У нас есть всего несколько фактов, чтобы строить вокруг них предположения и заключения.
Во-первых, в письме Франческо Веттори от 10 декабря 1513 г. указывается, что уже «составлена книжица» «О государствах», посвященная Джулиано Медичи.
Во-вторых, доказано, что с 1513 г. в текст «Государя» не внесено упоминаний о каких-либо новых событиях или проявлениях политического опыта[20].
В-третьих, к моменту написания письма книга еще не была закончена.
В-четвертых, рукописей, датированных 1513 г. или 1514 г., не сохранилось. Вероятно, это означает, что Макиавелли в то время не хотел ее распространения. Возможно, он надеялся на то, что она все-таки будет прочитана Львом X и сыграет роль в его карьере. Среди первых рукописей в распоряжении исследователей есть только те, которые датируются предположительно начиная с сентября 1515 г. и до октября 1516 г.
В результате мы имеем следующее:
— основная часть работы или работа полностью была написана в 1513 г. и закончена по крайней мере в конце декабря этого года;
— последняя точка была поставлена не позднее осени 1516 г.;
— мы ничего не можем сказать о том, подвергалась ли работа текстуальной правке после 1513 г. до тех пор, когда Макиавелли решил сделать свой труд достоянием общественности. Правда, существует точка зрения, согласно которой нельзя исключать возможность того, что Макиавелли делал вставки и исправления даже в 1517 г. или в начале 1518 г.[21]
Попытки Макиавелли добиться внимания со стороны клана Медичи в этом случае окончились неудачей, несмотря на то, что ему все-таки удалось преподнести книгу Лоренцо. Тот не обратил на нее никакого внимания[22].
Лоренцо умер в 1519 г. Власть над городом перешла к кардиналу Джулио Медичи, будущему папе Клименту VII. Отношение власти к Макиавелли постепенно меняется, он начинает выполнять различные поручения, затем получает от Флорентийского университета, который формально возглавлял Джулио, заказ на написание «Истории Флоренции». Естественно, бывший секретарь согласился и принялся за работу. Вообще-то это оказалась самая нелюбимая им своя книга, поскольку при ее написании он был вынужден кривить душой, дабы угодить власть имущим. В дальнейшем Макиавелли много думал и писал (в том числе свои знаменитые «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» (далее — «Рассуждения») и «Мандрагору»; он был очень успешен в своих трудах), периодически занимался государственной деятельностью, хотя и не на таком уровне, как при Содерини.
Умер он в 1527 г. Есть легенда, согласно которой перед смертью он рассказал своим друзьям, что у него было видение. Он увидел группу бедно одетых и жалко выглядящих людей, у которых спросил, кто они. Ответ был: мы получили благословление и направляемся в рай. Затем он увидел еще одну группу людей. Выглядели они весьма достойно и говорили о серьезнейших политических вопросах. Он узнал в них великих философов и историков античности, таких как Платон, Плутарх и Тацит. На аналогичный вопрос они ответили, что прокляты и направляются в ад. Рассказав это друзьям, Макиавелли добавил, что будет гораздо более счастлив говорить о политике с великими людьми прошлого в аду, нежели умирать от скуки в раю.
Вскоре после его смерти началась история самостоятельного существования «Государя» или «О государствах», как в действительности было названо это творение самим Макиавелли. История, похожая на захватывающий триллер. К сожалению, автор не присутствовал даже при его начале и едва ли мог предчувствовать, какой пожизненной славе он удостоится благодаря своему детищу.
В рукописи трактат начал распространяться еще при жизни автора. С согласия его или нет — сейчас сказать точно невозможно. Скорее всего — по крайней мере с явного попустительства, если не с молчаливого одобрения. Произведение переписывалось разными людьми, о чем свидетельствуют дошедшие до нас 19 рукописных манускриптов[23]. Ошибки при копировании тоже, разумеется, делались различные. Одно сравнение результатов — работа для многих историков, филологов и политологов[24].
Жизнь и творчество Макиавелли часто связаны со скандалами. Один из них — так называемый плагиат Агостино Нифо. Приблизительно через 350 лет после описываемых событий ученые установили, что книга последнего «Об искусстве правления» (De Regnandi Peritia) от 1523 г. выпуска является ничем иным как плагиатом с «Государя», разве что на латинском языке. С течением столетий страсти вокруг этого открытия приутихли, было обращено внимание на особенности эпохи в отношении авторского права, на то, что Нифо существенно переделал не только структуру, но и текст книги.
В этом событии больше вопросов, нежели утвердительных ответов. Дело в том, что Агостино Нифо, известнейший в свое время философ, астролог и медик, вроде бы не нуждался в том, чтобы присвоить себе чужие заслуги. У него своих хватало. Это был энциклопедически образованный человек, умный и работоспособный. Он был одним из самых известных тогдашних исследователей Аристотеля, издателем и комментатором сочинений арабского философа XII века Аверроэса. Трудов у Нифо было множество.
Одна из версий появления плагиата состоит в том, что философ стал ориентироваться на актуальные вопросы и воспользовался рукописью, показавшейся ему «бесхозной». Есть предположение, что сам Макиавелли был не против вольного обращения со своим трудом. К сожалению, реакция флорентийца на это событие доподлинно опять же неизвестна. Мы не знаем даже, было ли ему известно об этой публикации[25]. Ирония судьбы в том, что издание Нифо было посвящено императору Карлу V, одному из тех «варваров», против которых так страстно выступал Макиавелли.
Возможно, что сам факт столь раннего «креативного плагиата»[26] уже в то время красноречиво свидетельствовал не только о провокационности «Государя», но и о несомненных достоинствах этого труда. В конце концов, брать, тем более много, можно только там, где есть что взять, в том числе много.
Уже после смерти Макиавелли его бывший покровитель папа Климент VII Медичи специальным декретом в 1531 г. позволил официальную публикацию сочинений флорентийца. Это оказалось прорывом плотины — дальше все пошло по нарастающей, причем неожиданно для всех действующих лиц.
Первое печатное издание «Государя» вышло в январе 1532 г. в Риме, в мае того же года — во Флоренции. Уже первая печатная публикация вызывает некоторые вопросы из-за имевшихся несоответствий рукописным вариантам, которые и сами по себе несколько различались текстуально[27]. Противоречия были перенесены на последующие издания и первые переводы на иностранные языки. В целом же до 1557 г. было 15 изданий на итальянском и по крайней мере три в переводе на французский. Затем папа Павел IV, бывший глава инквизиции, внес все произведения Макиавелли в «Индекс запрещенных книг», по иронии судьбы опубликованный в том же издательстве, которое первое напечатало «Государя».
Решение это было косвенным доказательством популярности Макиавелли, оказавшегося в одном списке с Эразмом Роттердамским, Джованни Боккаччо и Франсуа Рабле. Книгоиздателей запрет, разумеется, не остановил. «Государь» печатался в протестантской Европе, продолжались французские издания, в Венеции в соответствующих случаях просто не упоминалось имя автора или же год издания обозначался как 1550, т. е. до появления «Индекса».
В том же году, что и публикация Индекса, иезуиты публично сожгли изображение Макиавелли. В результате интерес к его работам и, в том числе, к трактату существенно усилился. Правда, было бы неверно считать, что это было главным образом естественной реакцией на гонения: работа действительно была революционной и откровенно провоцирующей.
Примечательно, что в относительно свободной от цензуры стране, чьей столицей был Лондон, в годы правления королевы Елизаветы ни «Государь», ни «Рассуждения» так и не были изданы. Во многом эта загадка в отношении английских публикаций работ Макиавелли, возможно, объясняется тем, что англичане по ряду причин предпочитали печатать пиратские копии, указывая в качестве места выхода континентальную Европу.
Европейское политическое сообщество с самого начала высоко оценило книгу Макиавелли. Рекламы тогда не было, современной нашему времени технологии производства «звезд» — тоже. Поэтому можно сказать с уверенностью, что интерес общества к работе флорентийца был подлинным. Другое дело, что публичной полемики она на первых порах не вызвала, что не удивительно, учитывая особенности того времени. Однако затем произошел резкий взрыв интереса к творению Макиавелли, вызванный, как мне кажется, в первую очередь провоцирующими тезисами книги и особенно непривычным для того времени отсутствием «католической» составляющей в изложении и аргументах.
О том, какими тогдашнее просвещенное общество хотело видеть требования, предъявляемые к государю, можно судить, например, по следующему отрывку из пьесы Лоренцо Великолепного «Священное представление о мучениках Иоанне и Павле». Вот император Константин оставляет власть трем своим сыновьям и дает им урок:
Знай, кто ее стяжает по наследству,
Что власть дает нам тысячи забот,
А с ними дух и тело изнемогут:
На вкус держава горше, чем на вид.
Кто хочет испытать, что значит править,
О высшем благе прежде помышляй,
И жизнь благую выбрать подобает,
Чтобы другим служила образцом…
Отринуть роскошь от себя и скупость,
В суде любому правду воздавать,
Быть ласковым, сердечным и любезным:
Владыка будь слугой своим слугам.
Данные слова вроде бы выглядят заветом самого Лоренцо[28], хотя он сам при жизни нарушал провозглашенные здесь принципы. Кстати говоря, Макиавелли вполне мог быть зрителем во время постановок пьесы, которую ставили несколько раз в начале 1490-х годов на площади Синьории. Парадокс заключается в том, что один из возможных зрителей разрушил тезисы, на которых в то время основывалась целая концепция о том, какой надлежит быть политике и какими надлежит быть государям.
Если в Италии власти разумно решили ограничить популярность Макиавелли соблюдением молчания вокруг его имени, то во Франции на него начались нападки, что подхлестнуло любопытство общества. А потом была Варфоломеевская ночь, в организации которой обвиняли вдовствующую королеву Екатерину Медичи, дочь того самого Лоренцо II Медичи, герцога Урбино, которому Макиавелли посвятил свою самую известную книгу. Многие в ту пору называли «Государя» «библией Екатерины». Ходили слухи, что каждый из детей французской королевы-матери носит с собой по томику самой известной книги Макиавелли[29]. Почти наверняка эта точка зрения была существенной переоценкой любви сыновей (сказанное не относится к дочери Марго, жене Генриха Наваррского, будущего короля Генриха IV) Екатерины к книгам.
В 1576 г. гугенот Инносент Жентилье пишет книгу с характерным названием «Против Макиавелли», положив начало традиции монографической критики основоположника европейской политологии. Здесь, правда, следует отметить, что данный автор видел идеи Макиавелли осуществленными в правление Екатерины Медичи во Франции, что, по его мнению, привело к известной резне католиками протестантов.
В 1590 г. появляется сочинение Юстуса Липсиуса «Политические книги», где рассматриваются взгляды флорентийца на место религии в политике и государстве[30]. В 1613 г… об этом же пишет Каспар Шоппе. В 1592 г. иезуит Антонио Поссевино[31] открывает серию католических монографических работ с критикой Макиавелли. Затем Габриэль Нодэ обращается к взглядам флорентийца на дипломатию, а также идею макиавеллиевского государя. В 1648 г. выходит первая биография Макиавелли, написанная его земляком Якопо Гадди. В XVII веке начинается бурная популярность работ Никколо в Англии, пусть даже главным образом и со знаком «минус».
Слава Макиавелли постепенно охватывает большинство европейских стран, но она в то время носит преимущественно «дурной» характер[32]. Причем во всех ведущих европейских странах. Кстати говоря, существующая литература весьма много внимания уделяет критике взглядов Никколо, которая последовала после широкого распространения в Европе его трудов[33]. Интересно, в частности, детальное изложение эволюции английского отношения к Макиавелли и его работам с начала XVI по конец XVII века.[34]
Примечательно, что допуск к его сочинениям в библиотеках долгое время требовал специального разрешения. В 1611 г. рождается термин «макиавеллизм» и с успехом распространяется по миру. Критика «Государя» в ту пору идет со всех сторон и носит по большей части уничтожающий характер. Впрочем, впоследствии появляется более взвешенная точка зрения, однако, как будет указано несколько ниже, стереотипы сохранились до наших дней (обычно негативная точка зрения сегодня распространена в политических и журналистских кругах, где макиавеллизм рассматривается как крайний цинизм в смешении с вседозволенностью власти). Впрочем, не все было так однозначно уже в прежние времена, не говоря уже о сегодняшнем. Эта книга оказала влияние на Гоббса, Руссо, Спинозу[35], Харрингтона, Гегеля. Идеи Макиавелли были востребованы Декартом, Фрэнсисом Бэконом и Ришелье[36]. Именно в результате влияния работ флорентийца начала формироваться концепция государственного интереса. Затем ее в том же столетии развил Жан Боден, а в начале XVII века — Гуго Гроций. Макиавелли оказал влияние даже на Декарта[37].
Фридрих II посвятил опровержению «Государя» свою собственную работу (написана она была еще в бытность его наследным принцем).[38] (Крайне критическое сочинение Фридриха вызвало немало позднейших нареканий[39]). Однако, на мой взгляд, книга оказалась явно недооцененной. В основном этот труд был посвящен разгрому положений Макиавелли. Работа имела существенный успех у читателей, несмотря на то, что не была подписана. Все, правда, и без того прекрасно знали имя автора. Волна интереса к этому труду оказалась такой, что почти сразу же было осуществлено несколько недоброкачественных изданий этой работы, первое из которых по просьбе Фридриха безуспешно пытался остановить Вольтер.
Как ни парадоксально, однако оба труда, на мой взгляд во всяком случае, неплохо смотрятся вместе. Возможно, это впечатление создается потому, что Фридрих в основном выступал не столько как критик, а как комментатор, причем зачастую умный комментатор, работы флорентийца. Впрочем, к концу жизни король заявил, что Макиавелли все же был прав в своей оценке политики. Ирония судьбы состоит в том, что, выступая на словах против некоторых циничных тезисов Никколо, Фридрих в практической жизни главы государства следовал такой же циничной политике, в чем-то даже превосходя автора Il Principe.
Пришло время, и отношение к флорентийцу радикально изменилось. Макиавелли был признан основоположником европейской политологии. Сравнение с ним стало лучшей оценкой деятельности специалистов. Почти немыслимой — она означала возведение в стан небожителей (не случайно Макс Вебер как-то был назван «немецким Макиавелли»). Речь шла, конечно, не о том, что считается «макиавеллизмом», но о вкладе в политическую науку.
Огромен интеллектуальный вклад Макиавелли в дело освобождения и единства Италии. Его имя упоминали практически все вожди освободительного движения. «Я — Италия, великая и единая. И воспитал меня Николло Макиавелли», — писал поэт Джозуэ Кардуччи[40].
Довольно интересно сравнить известность Макиавелли с отношением историков к его знатному приятелю и выдающемуся итальянскому мыслителю Франческо Гвиччардини*. Последнего, кстати говоря, временами считали продолжателем макиавеллистской политики на практике, хотя это и неверно: он был «всего лишь» реалистическим политиком. Это был выдающийся политический мыслитель и заметный государственный деятель своей эпохи. Однако сейчас его имя за пределами его страны знают только несколько тысяч специалистов по итальянскому Возрождению, в то время как о Макиавелли по крайней мере слышали все люди, считающие себя образованными. Да и прижизненное интеллектуальное влияние политика и историка периодически переоценивают. Иногда утверждается, что возражения Гвиччардини против идей своего старшего (по возрасту) приятеля в работе «Размышления по поводу рассуждений Макиавелли о первой декаде Тита Ливия» подталкивали Италию на путь сохранения коммунальной средневековой разобщенности[41]. Да нет, для этого у него не хватало вышеупомянутого интеллектуального влияния, причем как после смерти, так и при жизни, когда его политическая звезда горела ярко и блеск ее казался несравнимым с якобы малозначимым в политике и своих сочинениях Макиавелли.
Можно с уверенностью сказать, что после своего бурного успеха «Государь» отчасти пал жертвой собственного успеха. Многие оригинальные и революционные мысли стали общепринятыми понятиями, уже не поражающими воображение читателей. Многие битвы, которые автор вел против ортодоксии, кажутся сейчас тривиальными и скучными, просто потому, что он давно уже одержал сокрушительную победу.
В настоящее время вклад Макиавелли в современную политическую науку общепризнан, а сам автор фактически канонизирован большинством политологов. Впрочем, в ряде случаев и в современной науке встречается скептическая нотка, а то и прямая критика в отношении не частностей, а всей предложенной флорентийцем концепции, пусть даже такой подход и является исключением. Так, замечательный русский философ Алексей Лосев писал о Макиавелли, что «предлагавшиеся им методы государственного правления являются жесточайшим и античеловеческим механицизмом, возникшим в виде полной противоположности эстетическим и свободомыслящим идеалам возрожденческой Италии. «Государь» Макиавелли формально тоже является возрожденческим титаном. «Макиавеллизм» — все тот же возрожденческий титанизм; этот титанизм освобожден не только от христианской морали, но и от морали вообще, и даже от гуманизма».[42] К личному поведению Макиавелли Лосев также относился крайне отрицательно.
Вообще очень трудно разобраться в причинах морализма, неожиданно овладевшего великим русским философом. Скорее, всего, причина заключается в недостатке его сведений о морали и нравах как героев Возрождения, так и самого Макиавелли. При желании можно и Леонардо да Винчи обвинить в множестве грехов, однако никто из современных исследователей этого, к счастью, не делает. И дело не только в том, что современное общество становится терпимее. Просто мы уже свыклись с мыслью о том, что существуют разные культуры, не говоря уже о временах, и не следует судить нечто только потому, что оно отличается от привычного нам.
Поклонники утверждали, что в «Государе» Макиавелли продемонстрировал способность исследователя выделить универсальные правила человеческого мышления, мотивации и действий, тем самым предвосхищая по духу образование Галилеем новой науки о природе[43]. Исследователи проводят параллели между «Государем» и галилеевым трактатом «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению»[44]. Не случайно в настоящее время преобладающая точка зрения исследователей творчества Макиавелли состоит в том, что он, «взяв за критерий истины социальную действительность», сделал громадный шаг к научному описанию общественных отношений[45], за что его опять же сравнивали с Галилеем[46]. Давно уже устоялось мнение, согласно которому бесполезно отрицать революционность, а также теоретическую и практическую значимость изысканий Макиавелли.
Вообще-то точки зрения на творчество флорентийца крайне разнились и разнятся. Есть довольно странная, с моей точки зрения, позиция, что Макиавелли не может быть квалифицирован как ученый, поскольку политическая наука вообще не является подлинной наукой[47]. А другие считают, что в «Государе» предпринято научное исследование прошлого и настоящего, что позволило вывести научные уроки древних и современных событий[48]. Высказывалось предположение (даже утверждение), что, в отличие от других работ Макиавелли, «Государь» есть действительно научный труд[49]. Разброс мнений привычный для оценки трудов одного из самых знаменитых флорентийцев.
Существует мнение, что Макиавелли не имел намерения создать политическую науку, но собирался восстановить и очистить концепцию политической теории как главным образом риторическую практику, основанную на историческом знании и способности интерпретировать действия, слова и жесты[50]. Справедливости ради следует отметить, что автор «Государя» действительно не думал создавать новую науку. Он ее просто создал между делом, не задумываясь о том, что делает.
Его называли человеком, который обогнал Фрэнсиса Бэкона с его индуктивным методом на полстолетия[51]. Макиавелли приписывают даже влияние на образование «чикагской школы» экономистов[52]. Утверждалось, что после его смерти начал умирать и период Ренессанса во Флоренции[53], что является явной переоценкой его влияния. Исследователи сравнивали «Государя» с «Утопией» Томаса Мора и «Городом солнца» Кампанеллы[54]. Есть точка зрения, что есть что-то завораживающее в том, что и как писал Макиавелли, что-то, рождающее непреходящее беспокойство[55]
Традиция видеть в «макиавеллизме» политическую аморальность дошла до XX века[56] и даже до нынешнего. Макиавелли обычно упрекают в крайней циничности. Это верно, но только частично. Еще менее верно, что он проторил дорогу политической циничности, и что он оказал негативное влияние на последующие поколения политиков и политологов. На деле таким был его век, такими были его современники, такова была политическая практика тогдашних государей и политических деятелей. Последующие, кстати говоря, мало отличались от тех образцов, с которыми сталкивался и о которых писал флорентиец. Да и среди его современников было немало людей, которые не только мыслили не менее цинично, чем Макиавелли, но писали соответственно. Хватит одного изречения Гвиччардини: «Отрицай всегда то, что по-твоему не должно быть известно, и утверждай то, чему люди по-твоему должны верить; пусть многое тебя изобличает, пусть будет против тебя почти достоверность, но смелое утверждение или отрицание часто привлекает ум слушателя на твою сторону»[57].
Уточним здесь одно важное обстоятельство. Политический цинизм был, есть и будет. Он неизбежен для любого государственного деятеля, как неизбежны обман в личной жизни, недоговоренность в обращениях к Богу, эгоизм в общении с близкими, двойственность в любви к Отчизне. При всем том мы не должны принципиально идти на оправдание цинизма в политике, как бы его не называли и насколько бы он ни был необходим в конкретном эпизоде.
Впрочем, у Макиавелли были свои соображения по данному поводу. В «Рассуждениях» он высказался предельно четко: «… Когда на весы положено спасение родины, его не перевесят никакие соображения справедливости или несправедливости, милосердия или жестокости, похвального или позорного. Наоборот, предпочтение во всем надо отдать тому образу действий, который спасет ее жизнь и сохранит свободу».[58] Так что другая сторона вопроса о циничности состоит в том, что Макиавелли был основоположником теории «государственных соображений»[59]. Вероятно, эта точка зрения куда более близка к действительности, нежели все слова о цинизме флорентийца.
Давно уже создаются мифы о практическом вкладе Макиавелли в современную ему политику. Их очень много. Таково, скажем, мнение, что как политический деятель он был выдающейся фигурой своей эпохи[60]. К совершенно анекдотичным относится утверждение С. Лозинского, что автор «Государя» «не без чувства гордости относил к своим последователям» папу Юлия II.[61] Легенда о Макиавелли как человеке, реально делавшем большую политику даже в ограниченных условиях Флоренции, не имеет ничего общего с действительностью. Но в принципе в мифах о Никколо нет ничего удивительного: они вообще сопровождают замечательных людей, особенно после их смерти. Однако следует, видимо, раз и навсегда в этой книге установить, что, несмотря на огромный пиетет автора этих комментариев перед флорентийцем, я не вижу необходимости следовать пути некоторых моих коллег и несоразмерно возвеличивать его жизнь и его труды. Как, впрочем, и принижать их. В дальнейшем это будет заметно по комментариям к некоторым положениям рассматриваемого труда.
«Ограниченность деятельности Макиавелли, — писал Антонио Грамши, — что он являлся «частной личностью», писателем, а не главой государства или армии, который, также являясь отдельной личностью, имеет, однако, в своем распоряжении силы государства или армии, а не только армии слов».[62] Здесь поневоле вспоминаются слова Сталина относительно связи политического значения Папы Римского с количеством находящихся в его распоряжении дивизий. Грамши[63], видимо, и прав, и не прав (а Сталин не был прав категорически). Можно смело предсказать, что современная политология и юридическая наука оказались бы весьма существенно обедненными, если бы в распоряжении флорентийца находилось государство или хотя бы армия. Он бы просто не написал свой знаменитый труд.
У «Государя» множество проблем и нерешенных вопросов. И масса загадок. Начнем с того, что Макиавелли, как было отмечено выше, написал его очень быстро и, если честно, в некоторых случаях (а может быть даже часто) несколько небрежно. Эта свойственная ему и в других случаях небрежность породила, в свою очередь, массу дополнительных проблем при комментировании этого произведения средневековой политологии. С подобными трудностями сталкивались все, кто обращался к этой книге. Несмотря на все уважение к гениальному флорентийцу, очевидно, что не все части его «Государя» носят равноценный характер.
«Государь» — самое знаменитое произведение Макиавелли. Одновременно с этим можно полностью согласиться с исследователями, которые указывают на то, что сколько-нибудь полно понять флорентийца без учета остальных его работ невозможно[64]. Другое дело, насколько далеко можно пойти по этому пути. Дело в том, что здесь есть обратная сторона. В настоящее время вошло в практику дополнять и комментировать те или иные высказывания этой книги ссылками на другие работы, в первую очередь «Рассуждения». Временами это бывает правомерно. Однако не следует все же считать, что один труд («Государь») является только лишь частью другого («Рассуждения»)[65]. Они писались в разное время, с разными задачами и для разной аудитории. В целом можно поддержать точку зрения, что неправы те, кто считает, будто «Государь» и «Рассуждения» являются гармоничными частями единой и взаимосвязанной политической философии[66]. Выделим также и то, что исследователи обращали внимание на расхождения в терминологии в двух самых известных политических произведениях Макиавелли[67].
В России у произведений Макиавелли своя история, прекрасно изложенная М. А. Юсимом[68]. До революции к автору «Государя» относились весьма негативно. Ситуация изменилась в советское время. У нашей тогдашней науки было особое мнение: термин «макиавеллизм» в его общепринятом понимании возник из ложно понятого учения и неверно истолкованных идей знаменитого флорентийца. Причем эта точка зрения доминировала весь период изучения творчества Макиавелли в СССР[69]. Формально секрет был прост: флорентиец, по мнению советских марксистов, «с редким мужеством и научной точностью изобразил в запоминающихся максимах приемы политической борьбы в классовом антагонистическом обществе…»[70] На деле причина столь доброго отношения к Никколо была проста: его высоко ценили классики марксизма.[71]
Особый вопрос — терминология, которая используется автором этих комментариев. Скажем, говоря о Макиавелли, я периодически прибегаю к слову «флорентиец». Надо сказать, что это делается в целях главным образом лексического разнообразия. Намека на состояние Италии в ту эпоху здесь нет, хотя использование данного понятия даже с этой точки зрения полностью оправдано. В целом же я придерживаюсь мнения, что терминологические новации в комментариях данного рода были бы неоправданными, так что в этой области читателю не следует ожидать неожиданностей и скрытых подвохов.
И, наконец, по поводу переводов «Государя» или «Князя» на русский. Их много и все они по-своему хороши. Отмечу, что переводчики пытались не засушить книгу в тонкостях терминологии, сделать ее доступной широкой публике. Однако в результате временами пропадает понятийная полифония Макиавелли, а некоторые отрывки оказались искажены в переводах. Впрочем, это же замечание относится и к другим заграничным переводам флорентийца, в том числе английским.
Скорее всего, такая вольность в подходе к переводам оказалась оправданной. Причина проста: в противном случае количество терминологических объяснений и уточнений выросло бы настолько, что напрочь отбило бы у большинства читателей желание знакомиться с самой знаменитой политологической работой всех времен и народов.
В связи с этим перед автором данных комментариев в свое время возникла тяжелейшая дилемма: не замечать некоторые принципиальные неточности в переводах означало бы фактически с самого начала отказаться от задачи, которую я себе поставил: прокомментировать текст «Государя». Одновременно с этим решать эту задачу буквалистски означало бы сделать текст малопонятным для читателей и превратить его в подобие интеллектуального соревнования на лингвистическом поприще с несколькими специалистами, зачастую уже ушедшими, причем судьями оказались бы опять же только несколько специалистов.
Что касается конкретных переводов «Государя» на русский язык, то их в общей сложности на данный момент шесть: Ф. К. Затлера (с французского), Н. С. Курочкина (с немецкого), С. М. Роговина, М. С. Фельдштейна, Г. Д. Муравьевой, М. А. Юсима[72]. Для комментариев в данной работе был избран перевод Г. Д. Муравьевой как наиболее распространенный. Тем не менее, при необходимости в работе будут приведены альтернативные варианты, каждый из которых по-своему заслуживает внимания. Наиболее часто я прибегал к переводу М. Юсима.
Сравнение различных переводов вполне оправданно, в частности, из-за неточностей, вызванных трудностями интерпретации текста. Вообще абсолютно точный перевод с одного языка на другой невозможен, но с этой проблемой научились справляться. А вот со спецификой языка Макиавелли в его главном труде дело обстоит намного сложнее. Порядок слов в предложении временами бывает, скажем осторожно, специфический, а грамматика иногда хромает; четко выражено пристрастие к словам и понятиям, которые имеют несколько значений; нет определений используемым терминам; смысл некоторых предложений улавливается с трудом. Есть и другие проблемы, с которыми приходилось сталкиваться переводчикам «Государя».
Ну и о том, что может показаться явными ошибками данной работы.
Я обращался в этой книге по крайней мере к трем группам аудитории: студентам, ученым, просто интересующимся политикой. Отсюда очень большая (фактически неизбежная) возможность критики со стороны одной из частей возможной аудитории. Студентам не нужна углубленная сторона комментариев, политологам не нужны некоторые компилятивные (заранее признаюсь в этом) решения данной книги, «просто» интересующихся политикой будут наверняка раздражать те части материала, которые обращены к немногочисленным специалистам по Макиавелли.
В мое оправдание могу сказать лишь то, что если бы это была чисто научная работа, то она бы имела совсем другие параметры. Однако я не могу не принять во внимание и то обстоятельство, что комментарии по «Государю» крайне востребованы российским обществом. Тем более в настоящее время. И потому я согласен взять на себя бремя вполне заслуженной критики со стороны возможных оппонентов из всех трех групп потенциальной аудитории.
Я также взял за себя смелость временами проводить параллели между максимами Макиавелли, относящимися к Италии, и ситуациями в других странах. В первую очередь — в средневековой России. Не знаю, насколько это было оправданно — судить читателю.
Отмечу в заключение, что обилие сносок означает только уважение к авторам, которые разрабатывали затрагиваемую проблематику до меня.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Комментарии к «Государю» Макиавелли предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
См., например, Chabod F. Machiavelli and the Renaissance. London: Bowes and Bowes, 1958; Canfora D. Prima di Machiavelli. Politica e cultura in età umanistica. Bari: Laterza: 2005; Simonetta M. Rinascimento segreto. Il mondo del Segretario da Petrarca a Machiavelli. Milano: Franco Angeli, 2004
2
Библиография работ Макиавелли с начала их публикаций в течении первого времени представлена в Bertelli S., Innocenti P. Bibliografica Machiavelliana. Verona: Edizioni Valdonega: 1979. Там же — описание первых работ о трудах Макиавелли. Библиографии работ о Макиавелли см. также Norsa A. Il principio della forza nel pensiero politico di Niccolo Machiavelli seguito da un contributo bibliografico. Milan: Ulrico Hoepli, 1936 (библиография охватывает произведения, изданные с 1740 по 1935 г.) и Ruffo Fiore S. Niccolo Machiavelli. An annotated bibliography of modern criticism and scholarship. Westport (Conn.): Greenwood press, 1990 (библиография опубликованных работ с 1935 по 1988 гг.).
3
См., например, Виллари П. Никколо Макиавелли и его время. Т. 1. М., 1914; Жиль К. Никколо Макиавелли. М.: Молодая гвардия, 2005; Каппони Н. Макиавелли. М.: Вече, 2012; Фрайер Х. Макьявелли. СПб: Владимир Даль, 2011; Bausi F. Machiavelli. Roma: Salerno, 2005; Dotti U. Machiavelli rivoluzionario. Vita e opera. Roma: Carocci, 2003; Hale J.R. Machiavelli and Renaissance Italy. London: English universities press, 1961; Prezzolini G. Vita di Niccolò Machiavelli fiorentino. Milan: Vondadori, 1960; Ridolfi R. Vita di Niccolò Machiavelli, 2 vols. Florence: Sansoni, 1969. Rome: Angelo Belardetti Editore, 1954
4
Gilbert A.H., Machiavelli's «Prince» and Its forerunners: «The Prince» as a typical book «de Regimine Principum» New York, Barnes & Noble [1968, ©1938]
6
См., например, Моррис Д. Новый государь. Новая версия Макиавелли для двадцать первого века. М.: Группа Компаний «Николо М», 2003; Гарриет Р. Искусство управления мужчинами для принцессы. Макиавелли для женщин. М.: Рипол Классик, 2005; Назарофф А. Укрощение строптивого. Руководство по любви в духе современного Макиавелли. М.: НТ Пресс, 2007
8
О полученном Макиавелли образовании см., например, Gilbert F. Machiavelli and Guicciardini: Politics and history in Sixteenth century Florence. Princeton: Princeton university press, 1965. Р. 162
9
См. по этому поводу, например, Ellinger G. Die antiken Quellen der Staatslehre Machiavelli’s. Tubingen, 1888
10
Maffei D. Il giovane Machiavelli banchiere con Berto Berti a Roma. Florence: Giunti-Barbera. 1973
11
Gilbert F. Untitled review // American historical review. 1975. Vol. 80. P. 1319–1320; Martelli M. L’alto Niccolò Machiavelli // Rinaschimento. 1974. T. 14. P. 39–100; Vasoli C. Niccolò Machiavelli, uno e due // Nuova rivista storica. 1976. T. 60. P. 384–400).
12
Stephens J.N., Butter H.C. New light on Machiavelli // English historical review. 1982. Vol. 382. January. P. 55–56
13
Об этом периоде см., например, Viroli M. Niccolo’s smile: A biography of Machiavelli. London: Tauris & Co Ltd, 2001. P. 29–38
15
Термин гонфалоньер означает буквально «знаменосец» (gonfaloniere) и имел в те времена в Италии разные значения. Во Флоренции это был часто меняемый глава администрации. В данном случае флорентийцы, определив термин как пожизненный гонфалоньер, сделали попытку дать Содерини что-то вроде полномочий венецианского дожа, который тоже назначался пожизненно (хотя имел меньше полномочий). Гонфалоньером временами называли также командующего армией, в частности папской. Таковым был, например, Чезаре Борджиа
16
Sasso G. Niccolò Machiavelli. Storia del suo pensiero politico. Naples: Istituto italiano per gli stidi storici, 1958. P. 179
18
Макиавелли Н. Письма // Макиавелли Н. Сочинения исторические и политические. Сочинения художественные. Письма. М.: НФ «Пушкинская библиотека», «Издательство АСТ», 2004. С. 704
19
См., например, Микеладзе Н.Э. Шекспир и Макиавелли: тема «макиавеллизма» в шекспировской драме. М.: Издательство «ВК», 2005. С.21.
21
Baron H. Machiavelli: The republican citizen and the author of The Prince // English historical review, 1961, Vol. 76. P. 239
23
Inglese G. Per Machiavelli: L’arte dello stato, la cognizione delle storie. Rome: Carocci, 2006. P. 51
24
См. по этому поводу обязательно Machiavelli N., Inglese G. De principatibus. Roma: Istituto storico italiano per il medioevo, 1994; предисловие Inglese, особенно страницы 10-18
25
См. по этому поводу интереснейшее исследование Anglo S. Machiavelli — The first century. Studies in enthusiasm, hostility, and irrelevance. Oxford, Oxford university press, 2005, где данному эпизоду с плагиатом Нифо посвящена отдельная часть работы
30
См. Benio-Brocchieri V. L’individuo il diritto e lo stato nella filosifia politica di G.Lipsio. Saggio di storia della dottrine politiche. Bologna,1931
31
В России этот автор больше известен благодаря своему путешествию через Московию и соответствующему его описанию
34
См., например, Raab F. The English face of Machiavelli: A changing interpretation 1500–1700. London: Routledge and Kegan Paul, 1964. Этой проблеме посвящено несколько других серьезных трудов. Англичане как будто в этом отношении берут реванш за свое недостаточное внимание к основоположнику политологии в соответствующее время
35
Об изучении Спинозой работ Макиавелли (Calvetti C.G. Spinoza lettore di Machiavelli. Milan: Vita e pensiero, 1972)
36
Существует точка зрения, согласно которой основные идеи и цели Ришелье были взяты из идеологии Макиавелли (Church W.F. Richelieu and Reason of state. Princeton: Princeton university press, 1972. P. 32). Разумеется, это неверно. Хотя Ришелье, безусловно, внимательно знакомился с основным трудом флорентийца
37
Goyard-Fabre S. Descartes et Machiavel // Review de métaphysique et de morale. 1973. T. 78. P. 312–334
38
Есть несколько интересных работ, посвященных этой теме, в том числе Fido F. Op cit. P. 38–40; Sonnino P. Introduction // Frederick the Great. Frederick of Prussia. The refutation of Machiavellli’s Prince or Anti-Maciavell. Athens, Ohio: Ohio university press, 1981. PP. 1-24; Schieder T. Friederick der Grosse und Machiavelli/Das Dilemma von Machtpolitik und Aufklaerung // Historische Zeitschrift. 1982. N 234. S. 265-269
40
Цит по: Рутенберг В.И. Титаны Возрождения. Л.: Наука, 1976. С.105. «Николло» стоит в процитированном тексте
45
Юсим М.А. Истина у Макьявелли и у гуманистов // Проблемы культуры Итальянского Возрождения. Л.: Наука, 1979, с.77.
51
Wedgewood C.V. Niccolò Machiavelli // Truth and opinion: Historical essays. New York: MacMillan Co., 1960. P. 55–61
52
Bluhm W.T. Machiavellian Virtù and the emergence of freedom values: Machiavelli, the ‘Chicago school’, and theories of group process // Theories of the political system: Classics of political thought and modern political analysis. Englewood Cliffs: Prentice-Hall, Inc., 1965. P. 199–247
53
Clifford E. The end of the Renaissance in Florence // Bibliothèque d’Humanisme et Renaissance, 1965, T. 27. P. 7–29
54
Riley W. The Renaissance: Niccolò Machiavelli // Men and morals: the story of ethics. New York: Frederick Ungar publishing Co., 1960. P. 195–206
55
Berlin I. The originality of Machiavelli // Against the current: Essays in the history of ideas. Oxford: Clarendon press, 1979. P. 26
57
Гвиччардини Ф. Заметки о делах политических и гражданских // В кн. Гвиччардини Ф. Сочинения. М.: Academia, 1934. C. 105-229
60
Рутенбург В.И. Макьявелли и его время // Проблемы культуры Итальянского Возрождения. Под ред. В.И. Рутенберга. Л.: Наука, 1979. С. 79.
63
О влиянии Макиавелли на Грамши см., например, Sanquinetti F. Gramsci е Machiavelli. Rome: Laterza, 1982
65
Довольно распространенное мнение. См., например, Mantilla Pineda B. Maquiavélo o el iniciador de la ciencia politica moderna // Revista de estudios politicos. 1967. Vol. 151. P. 5–21
66
Baron H. Op. cit. P. 228; Hexter J.H. Il Principe and lo stato // Studies in the Renaissaince. 1957. Vol. 4. P. 133; Cassirer E. Op. cit. P. 145–148; Caristia C. Il pensiero politico di Niccolo Machiavelli. Naples: Editore Jovene, 1951. P. 57
69
См., например, Дурденевский В.Н. Макиавелли и государственная наука // «Советское право», 1927, № 3. С. 83–84
