Статус D

Владимир Василенко, 2019

С самого рождения каждый из нас – лишь винтик в механизме Системы. Система следит за всем. Куда ты ходишь, что смотришь, что ешь, что носишь, какие запросы в поисковиках делаешь. Порой она знает о нас куда больше, чем мы сами. И если она записала тебя в лузеры, то ей виднее. Наверное, мне нужно смириться и занять то место, что мне определили. Но… не дождетесь!

Глава 4

Когда я пересек сканирующую рамку на выходе из школы, та отозвалась резким неприятным сигналом и вспыхнула оранжевым цветом. Суетившиеся на крыльце ученики дружно повернулись в мою сторону. Я, поморщившись, поправил на плече лямку спортивной сумки со своими нехитрыми пожитками и зашагал к Джулии.

Та стояла рядом с патрульной полицейской машиной на ближнем от выхода парковочном месте. Ее железная пантера сидела рядом, а вокруг образовался уже целый почетный круг из любопытствующей малышни. Они, перешептываясь и показывая пальцами, обсуждали машины и саму полицейскую. Но в первую очередь, конечно, кибер-пантеру. Правда, держались на почтительном расстоянии — наверное, офицер Харрис уже доходчиво объяснила, что полицейские дроны — не игрушки.

— Неприятно, понимаю, — сказала она, кивнув в сторону рамки. — Но привыкай. В ближайшие три месяца все сканеры будут на тебя реагировать так. А в некоторые сектора или отдельные заведения вообще будет закрыт доступ.

Да уж, представляю, какой бы гвалт начался, если бы мой статус вскрылся прямо на выпускном. То-то Марино с дружками поглумился бы.

— Собственно, поэтому я тебя и выдернула прямо с церемонии, — будто прочитав мои мысли, продолжила Джулия. — Думаю, тебе не хотелось бы узнать обо всем этом… так.

— Спасибо, — буркнул я.

Сегодня, конечно, явно один из самых хреновых дней в моей жизни. Но одно можно сказать точно — с куратором мне повезло. Просто за время учебы в интернате я уже так привык не доверять взрослым, что и ее поначалу принял в штыки. Да она к тому же и коп. Кто ж любит копов?

— Террел, садись вперед, — окликнула Джулия, когда я потянулся к задней дверце машины — туда, где располагался зарешеченный отсек для перевозки «пассажиров». — Поговорим немного по дороге.

— Окей. Но не зовите меня так.

Она обернулась ко мне, удивленно вскинула брови.

— Но это ведь твое имя, разве нет?

— Лучше п-просто Фрост.

Она пожала плечами.

— Как скажешь.

Патрульная машина больше напоминала небольшой бронетранспортер — узкие окна, расположенные под острым углом листы брони, широкие непробиваемые колеса со сплошной резиной. Причем, судя по многочисленным отметинам на корпусе, вся эта броня была явно не для красоты. Что ни говори, желтая зона — это вам не парк для прогулок.

Дроны заняли специально отведенные для них места на крыше машины, сухо щелкнули магнитные клеммы кабелей подзарядки. Я уселся на переднее сиденье, сумку положил рядом. К счастью, пространства для ног было достаточно, а не как в школьном автобусе, где я с моим ростом постоянно упираюсь коленками в спинку впередистоящего кресла.

Джулия несколькими быстрыми движениями пальцев забила маршрут на табло навигатора и почти сразу же передала управление автопилоту. Вопреки обещаниям, разговор она пока не начинала. Вместо этого просматривала какие-то материалы через НКИ и время от времени коротко отвечала на вопросы невидимого диспетчера.

Я глазел в окно. Выехав за территорию интерната, мы вклинились в тесный поток машин и двинули в сторону девятого округа. Это было не очень далеко — тоже на побережье, кварталах в десяти к западу. Но, учитывая пробки, будем добираться минут двадцать.

Ехали мы через Старый Бостон. Так называют прибрежные районы, последние лет двадцать наполовину затопленные из-за поднявшегося уровня океана. Многие здания здесь заброшены и превратились в щербатые из-за выбитых окон остовы, покрытые многими слоями граффити. В некоторых из них верхние этажи все еще населены, но это сплошь нелегальные ночлежки или забегаловки, по которым регулярно проходит рейдами полиция. Между этими развалюхами, будто новенькие керамические импланты среди полусгнивших зубов, высятся здания, построенные уже после наводнения — на толстенных сваях, искусственно созданных островках, какие-то даже на плавучих платформах. Дороги между ними идут по эстакадам, поднятым над водой.

К востоку раскинулся, докуда хватает глаз, океан. Лениво вздымаются зеленоватые глыбы волн, на поверхности воды качаются платформы водорослевых ферм и бесформенные островки мусора. Снуют туда-сюда, оставляя пенные шлейфы, катера и баржи. Над водой носятся целые стаи крикливых серых чаек.

Новый город — к северу-западу. Он словно карабкается вверх по холмам, начинающимся в нескольких километрах от побережья. Или, может, просто сам становится все выше — взлетают ввысь блестящие пики небоскребов, в небе между ними прозрачными стрекозами парят пассажирские коптеры. Зеленая зона. Я, как и любой воспитанник нашего интерната, никогда там не бывал. Впрочем, и большинство жителей желтых секторов тоже. Не то чтобы туда запрещен вход гражданам ниже статуса В. Просто цены в тех краях такие, что «желткам» туда нет смысла соваться.

Впрочем, благодаря всяким шоу и фильмам любой потомственный «желток» был прекрасно осведомлен о жизни в зеленой зоне. А некоторые все-таки бывали там и живьем. В основном мусорщики и прочий обслуживающий персонал.

Несмотря на весьма хреновое начало дня, настроение мое потихоньку улучшалось. Поездка меня как-то взбодрила. Я был рад вырваться из осточертевшего интерната, рад началу новой жизни. Больше нет нужды подстраиваться под порядки, устанавливаемые учителями, не надо мириться с соседством одноклассников, большинство из которых я терпеть не мог. С этого дня я — полноправный гражданин Бостонской агломерации. Пусть и с весьма подпорченным социальным рейтингом.

Но это можно воспринимать и как некий вызов. Я сейчас как персонаж в какой-нибудь игре вроде «Наследия странников». Начинаю с нуля, с самых низов. Но пройдет год, другой, третий. Кто знает, может, я буду поглядывать на эту бухту из окон одного из тех небоскребов, что виднеются сейчас вдалеке и пока кажутся далекими и недостижимыми, как мираж в пустыне.

— Бывал когда-нибудь в девятом округе? — наконец спросила меня Джулия, на секунду отвлекаясь от своих дел.

Я покачал головой.

В интернат я попал в возрасте трех лет, после гибели родителей. Это, конечно, не тюрьма, но режим в заведении строгий, и мы крайне редко выбирались за территорию, огороженную высоким сетчатым забором и находящуюся под постоянным видеонаблюдением.

— Сразу предупрежу — район не очень комфортабельный. И не очень безопасный. Будь осторожен. Я сбросила тебе на смартком свой личный номер. Если будут какие-то проблемы и понадобится вызвать полицию — лучше набери напрямую меня, а не 911.

— Почему?

— Потому что все вызовы через 911 фиксируются Системой. А человеку с твоим статусом не стоит лишний раз светиться в полицейских отчетах. Даже не в качестве обвиняемого.

Я криво усмехнулся. Ну, да. На мне уже клеймо, не успел я еще и за порог школы выйти.

— Вы как-то слишком д-добры ко мне. Удивительно для к-копа.

Она даже прервала просмотр очередного документа и обернулась ко мне, окинув заинтересованным взглядом.

— Не любишь копов?

Зря я, конечно, это ляпнул. Но её отношение ко мне меня и правда настораживало. Другой бы, наверное, уже растаял, а я наоборот разглядел в этом какой-то подвох.

На вопрос я не ответил, лишь неопределенно пожал плечами. Джулия усмехнулась.

— Я веду себя с людьми так, как они этого заслуживают, Фрост. И, уж поверь, если кто-то заслуживает, чтобы ему раскрошили зубы каблуком берца — я это делаю. Ну а ты… Когда я узнала о том, что тебя распределили ко мне на участок и почитала твое досье, у меня сложилось впечатление, что ты хороший парень. Просто немного… себе на уме. Верно?

Я снова пожал плечами. Что тут особо скажешь?

— А ты немногословен, — хмыкнула она. — Из-за заикания? В твоем досье говорится, что оно обусловлено психологической травмой, полученной в раннем детстве. И что его вполне реально вылечить с помощью курса психотерапии. Однако ты в какой-то момент начал саботировать лечение, а затем сеансы и вовсе прекратились…

Я отвернулся и начал глядеть в окно. Разговаривать на эту тему мне точно не хотелось. Ни сейчас, ни вообще.

Но полицейская была настойчива.

— К слову, твой главный источник штрафных баллов за все время пребывания в интернате — это именно отчеты психолога и маркеры социального взаимодействия, считываемые Системой.

Я раздраженно вздохнул. У меня до сих пор в голове не укладывалось, как я умудрился схлопотать оранжевый статус. Ну, допустим, где-то подмухлевал Баумгартен. Но не могут же плохие характеристики психолога перевесить все остальное? Да я по успеваемости входил в пятерку лучших в классе!

— А мои оценки?

— Уровень успеваемости у тебя хороший, да. Но, увы, сам по себе он мало что значит. Ты не задумывался, почему рейтинг называется именно социальным? Для Системы не так важно, какие у человека способности. Куда важнее, насколько он безопасен, адаптивен и полезен для общества. А вот тут у тебя картина вырисовывается тревожная. Если, конечно, ориентироваться только на данные Системы. Рассказать?

Не удержавшись, я снова обернулся к ней. Она не шутит? Большая часть инфы по детализации очков СР засекречена. Лишь иногда Система выдает сообщения о том, что «ваши действия негативно оцениваются Системой социального рейтинга», но и то без подробностей. Ну, или «позитивно оцениваются». Но такие сообщения я получал гораздо реже.

Хотя, как нам объясняли, после активации статуса можно время от времени обращаться за его расшифровкой. Но и в этом случае тебе покажут только обобщенную схему, которая поможет понять, из каких факторов складывается твой текущий статус, и как ты можешь его поднять.

Главные факторы (опять же, как нам объясняли) — это уровень образования и профессиональных навыков, наличие имплантов, повышающих твою эффективность (как тот же НКИ у Джулии), уровень дохода, состояние здоровья, психологический портрет и те самые пресловутые очки социального взаимодействия, показывающие, насколько ты ладишь с другими членами социума.

Ну, и раздел с полицейским досье, конечно, который балластом тянет тебя на дно. Штрафные очки за мелкие нарушения частично сгорают через определенный срок. Но сама информация о каждом твоем проступке, вплоть до перехода улицы в неположенном месте, навсегда остается в твоем идентификационном чипе.

— Да не смотри ты на меня так, — фыркнула Джулия. — Ничего лишнего я тебе разбалтывать не собираюсь. Но, как твой куратор, я имею доступ к некоторой инфе. И в рамках, так сказать, наставления тебя на путь истинный имею право делиться ей с тобой.

— Хорошо.

— Твоя главная проблема, как я уже сказала — психологический портрет и очки социального взаимодействия. Которые у тебя почти на нуле. Цитирую: «Замкнут, скрытен, контакты с другими учениками минимальны, по большей части в рамках учебного процесса. Неоднократно замечен в конфликтных ситуациях».

Она взглянула на меня, проверяя реакцию. Но ответить мне было нечего.

— За время обучения зафиксировано твое участие в двадцати восьми драках. Плюс отсутствие неформальных контактов с другими учениками. Плюс отказ от посещений штатного школьного психолога. Ну, и этот инцидент перед самым выпускным. Этого вполне хватило, чтобы Система оценивала тебя, как потенциально опасный элемент.

— Это интернат. Там все д-дерутся. И я никогда не начинал п-первым.

— При твоих физических данных удивительно, что кто-то осмеливался на тебя нападать.

Я лишь натянуто улыбнулся.

Во-первых, я не всегда был таким. До шести с половиной футов я вымахал буквально за последние два года. А мускулатура… В интернате был обязательный минимум часов на занятия физкультурой. В основном все рубились в стритбол, футбик или прочие командные игры, которые я терпеть не мог. С четырнадцати лет, когда разрешили выбирать направление, я выбрал тренажерный зал. Не самый популярный сейчас вид спорта. Зато тягать железо можно и в одиночестве, и это меня устраивало.

Ну, а во-вторых, такие, как Марко Марино, никогда не нападают один на один.

— Ты, конечно, прав. У других учеников тоже штрафных очков хватает. Тебе просто нечем их уравновешивать. В твоем досье особая пометка: «Недостаток данных». Так бывает, когда Система получает слишком мало входящей информации. При этом Система расценивает подобную скрытность как однозначно негативный фактор.

— Почему у нее недостаток д-данных?

— А вот это уже у тебя надо спросить. Система считывает информацию откуда только можно. В том числе анализирует поведение каждого гражданина в Сети. Что смотришь, в какие игры играешь, какие поисковые запросы делаешь, как решения принимаешь при просмотре интерактивных видео…

Да уж. А я все свободное время книжки читаю или смотрю старые фильмы, без всякого интерактива. Для Системы я слепое пятно.

— Огромное значение имеет и социальное взаимодействие. Система анализирует круг твоих знакомых, коллег, друзей. И если они имеют хороший рейтинг, это идет тебе в плюс. Понимаешь, к чему я клоню? Хочешь поправить свое положение — вылезай из раковины.

— Вы серьезно? — огрызнулся я, скривившись так, будто с отвращением выплевывал эти слова.

Прозвучало, наверное, резковато, но я и правда не ожидал, что она начнет мне втирать те же самые нравоучения, что и интернатские преподы. Больше общайся с другими учениками. Заведи друзей. Сотрудничай с администрацией. Участвуй в общественной жизни класса. Делись своими переживаниями с психологом. В общем, будь как все, и зарабатывай гребаные очки.

Самое смешное, что на практике окружающие делали все для того, чтобы мне захотелось, наоборот, поглубже забраться в эту свою раковину, а на верхушку панциря еще и установить турель с пулеметом.

Джулия, к счастью, не обиделась на меня за эту вспышку.

— Откуда у тебя этот ожог на шее? — спросила она, меняя тему.

— Не помню, — буркнул я, поправляя ворот куртки так, чтобы прикрыть уродливое серое пятно, идущее от левого уха к ключице. — Маленький был.

Шрам этот был у меня всегда и получил я его, скорее всего, в том же пожаре, в котором погибли мои родители. Это самые ранние мои воспоминания из детства, и они до сих пор иногда возвращаются в кошмарах. Особенно одна сцена.

Охваченный пламенем дверной проем, будто портал в ад. Там, за ним — чьи-то крики, топот ног и клубы черного едкого дыма. И чья-то рука с блестящим кольцом на безымянном пальце, бессильно скребущая ногтями по полу.

— Понятно. Очень мутная история. Судя по досье, ты не отказник. Ну, допустим, родители умерли. Но странно, что не нашлось других родственников. Информация по этому поводу закрыта, но я попробую сделать запрос. Если ты, конечно, хочешь найти кого-нибудь из родни.

От этого вопроса я оцепенел. Хочу ли я? Она еще спрашивает?!

Когда я немного подрос и научился пользоваться Сетью, я принялся забрасывать поисковик запросами о пожарах, произошедших в городе за последние годы. Пересмотрел кучу видео с репортажами. Сам вид огня меня тогда пугал до чертиков, но я раз за разом заставлял себя смотреть на все это, надеясь увидеть или услышать что-то знакомое. Что-то, что наведет меня хоть на какую-то информацию о том, кем были мои родители.

От волнения глотку мою перехватило спазмом, так что вместо ответа я лишь кивнул.

У учителей на мои расспросы о родне всегда был один ответ — нет данных. А мой повышенный интерес к теме пожаров был истолкован превратно. Не удивлюсь, если в отчетах психолога указано, что я какой-нибудь скрытый пироманьяк или что-то в этом роде. Я вообще думаю, что в моем нынешнем положении процентов на восемьдесят — вина Баумгартена. У него была возможность влиять на мой рейтинг, и он ей пользовался. Осторожно, методично, не вызывая подозрений, постепенно выстраивал в своих отчетах нужную ему картину. Мстил мне за ту историю, произошедшую шесть лет назад.

И у него получилось. Но теперь это уже неважно. Я вырвался, и это самое главное.

— Что ж, ладно. Не обещаю, что получится, но я попробую, — кивнула Джулия и потянулась за своим шлемом. Машина к тому времени замедлила ход, съезжая с магистрали в жилой квартал. — Напомни мне через недельку.

Она перехватила управление и направила свой маленький бронетранспортер к входной группе ближайшего к нам здания.

— Мы почти на месте. Добро пожаловать в твой новый дом, Фрост!