Герои. Новая реальность (сборник)

Владимир Аренев, 2010

В 2008 году антология «Герои. Другая реальность» была признана лучшим тематическим сборником по версии журнала «Мир фантастики». История продолжается: ведущие писатели России и зарубежья развивают тему на страницах новой книги. Генри Лайон Олди и Андрей Кивинов, Вячеслав Рыбаков и Далия Трускиновская, Виктор Точинов и Лев Гурский – эти имена давно знакомы и заслуженно любимы поклонниками фантастического и детективного жанров. Писатели предлагают свои версии развития событий, знакомых нам по произведениям Толкина и Стругацких, Олеши и Чехова, Конан Дойла и Свифта. Добро пожаловать во вселенную литературной игры, вселенную «альтернативной классики»!

Далия Трускиновская

Бедные рыцари

Все было очень плохо.

Рожь и ячмень, не тронутые градом, вовсю колосились, ни один теленок не подох, грибницы приносили из леса полные корзины хороших грибов и сушили их под навесами. Зрели яблоки, зрели груши, вообще все зрело и наливалось, прямо трескалось от хмельного золотого сока, а зачем?

Этой осенью в деревне решительно некого было женить и выдавать замуж.

Вернее, были и парень, и девушка почти подходящего возраста, но — брат и сестра. К тому же девушка старше парня на два года, а для деревенского жителя жена, которая старше, — неприемлемое диво, вроде коровьего седла или башмаков для зайца.

Об этой беде и толковали тетки у колодца, когда самая глазастая увидела вдали на дороге всадников.

— Проклятая фея… — пробормотала она. — Кума Пруденция, беги-ка домой и прячь своих!

— Пусть в лесу укроются! — кричали вслед убегавшей куме соседки. — В старый колодец пусть залезут! На пасеку пусть бегут, на пасеку!…

Пруденция, плотная и краснощекая, как и полагается крестьянке, все лето работающей на свежем воздухе и получающей на ужин миску каши наравне с самым здоровым мужчиной, оставила ведра и понеслась домой так, как не бегала и девчонкой.

Ее старшая, семнадцатилетняя Марция, чистила хлев. У низких дверей лежала куча свежего торфа для подстилки, и старший из сыновей, Гай, как раз выгружал тачку. За торфом ходили на старое болото, использованный же складывали на краю огорода, чтобы весной вывезти на поля. Там росла куча — такой ширины и высоты, что ею можно было гордиться. Ни у кого в деревне больше не было столь знатной и пышной навозной кучи.

— Дети, дети, бросайте все! В лес, на болото, живо! — приказала Пруденция. — Дочка, давай сюда вилы, я сама встречу эту чертову фею!

Марция вышла из хлева.

Это была крепкая и румяная крестьянская девица на выданье, очень злая из-за того, что в деревне для нее не было жениха.

— Да хоть к фее, хоть к болотным чертям, лишь бы не сидеть тут с вами! — заявила она. — Наломаешься по уши в навозе, а что проку?

— А вот пошла бы к отцу Тибурцию грамоте учиться, давно бы тебя в девичью обитель взяли, — отрубила мать. — В Уэльсе вон, слыхано, построили новую, так сестры живут лучше, чем в раю, и кормят их знатно, и все в шерстяных рясах ходят, в теплых суконных плащах!

— Да не хочу я ни в какую обитель…

— Пошла, пошла отсюда! Стану я еще слушать, чего ты хочешь, чего не хочешь!

Но Марция не унималась, и, когда прибежал, бросив тачку на огороде, Гай, она уже ревмя ревела от двух крепких материнских оплеух. А рука у Пруденции была тяжеленная.

Гай, такой же коренастый, как мать и сестра, выглядел как раз на свои пятнадцать — руки-ноги уже выросли, как у взрослого, плечи и туловище за ними не поспевали. Густые и жесткие рыжеватые волосы были полны мелкого сора — не причесываться же лишний раз, хватит того, что вечером мать даст гребень и присмотрит, чтобы из-за уха не торчали сухие еловые иголки.

— Бери сестру, бегите в лес, — приказала Пруденция. — Фея, того гляди, нагрянет! Живо, живо, живо!

Гаю было всего пятнадцать, о женитьбе он не задумывался и повода для ссор с матерью пока не имел. Взяв рыдающую Марцию за руку, он потащил девицу прочь со двора, да всё скорее, всё скорее — так что через луг они уже бежали во весь дух. А лес был прямо за лугом — если забраться на скамью у ворот, то видна опушка.

Пруденция вздохнула с облегчением и подняла брошенные дочкой вилы. Хозяйство у них с мужем было хорошее, крепкое — три лошади, две коровы и телочка, десять овец, свинья с поросятами, да еще птица — гуси, куры, утки. Обычно нанимали работников. Сейчас работники вместе с супругом, Юнием Брутом, повезли в господский замок хворост из леса, сено и гусей в клетках.

В хлеву уже был вычищен целый угол, и Пруденция взялась за следующий. Скотину пасли младшенькие, и она хотела до вечера, до возвращения своих пастушков, повыкидывать из хлева всю старую подстилку, лежавшую толстым плотным слоем в полфута, не меньше.

Скоро ее окликнули со двора.

Она неторопливо вышла. Так и есть — фея Моргана, верхом на сером коне, в сопровождении придворной дамы и двух пажей. Невзирая на жару — в алой бархатной мантии, прикрывающей конские бока и почти достающей до копыт. Темные кудри ниспадали на мантию из-под золотого венчика, белоснежные руки уверенно держали нарядные фестончатые поводья, но в этой благородной красоте было нечто пугающее.

— Где твои дети, Пруденция? — звучно спросила фея.

— А я их отослала, милостивая госпожа, — бойко отвечала крестьянка.

— Куда же ты их отослала?

— К родственникам, в Корнуэлл.

Огромные синие глаза феи прищурились весьма выразительно.

— И для чего, позволь спросить?

— А для того, что тут для Марции жениха нет, да и Гая учить надобно. Пусть поживут у родни, наберутся ума…

— А ведь ты врешь, Пруденция.

— Отослала детей, — мрачно повторила крестьянка.

— Не хочешь, чтобы они мне в замке служили?

Ответа не было.

— Ну что же вы за люди такие? Плохо ли вам живется? Разве не в замке покупают все, что у вас есть на продажу, и платят хорошие деньги?

— Вы всех в замок забираете… мы не для того детей рожаем…

— Разве им там плохо?

— А никто не знает! Вы же, госпожа, их оттуда не выпускаете! Сколько парней и девиц забрали из деревни — никто еще не вернулся! И отцы в замке сколько бывали — ни разу никого не встречали!

— Вам не угодишь, — возразила фея Моргана. — Сразу же был договор: замок покупает у вас все, что дают хлев, птичник, поле и огород, а за это дети служат в замке и живут там на всем готовом. И нет нужды возить зерно на ярмарку в Северный Уэльс, чтобы на обратном пути разбойники отобрали у вас кошельки и лошадей!

Пруденция могла возразить лишь одно: зато тогда дети жили при родителях и в деревне каждую осень справляли свадьбы. Но фея Моргана вдруг подняла руку в богато расшитой перчатке. Это был знак: молчи, дура, не до тебя…

А другой знак был дан свите, и он означал: за мной!

Фея, ее придворная дама и оба пажа поскакали к лугу, через луг — к опушке, и скрылись среди деревьев.

Пруденция так и осталась стоять, разинув рот.

Меж тем к ее двору приближалась странная процессия.

Первым ехал шагом на крошечном осле карлик в пестрейшем наряде: одна штанина желтая, другая лиловая, блио с гербом — всех известных Марции цветов, правый рукав зеленый и по локоть, левого нет вовсе, а плащ — серый, дорожный, и оторочен потертым мехом.

В поводу этот карлик вел рыцарского коня — обычного коня в конской броне. А вот в седле сидел человек в доспехах, без шлема (шлем висел у седельной луки) и с завязанными глазами.

Далее ехала дама в глубочайшем трауре — даже черная вуаль была двойной. Ее сопровождали два оруженосца.

— Скажи, поселянка, далеко ли до Змеиного леса? — так обратился к Пруденции карлик.

— Три мили вдоль речки, потом взять вправо, там будет развилка, и от развилки десять миль, — подумав, доложила Пруденция.

Рыцарь с завязанными глазами достал из кошеля и наугад бросил ей золотую монету. После чего карлик повел его коня дальше, и процессия миновала ворота крестьянского двора.

Пруденция, покопавшись в грязи, подобрала монету, и вовремя — один из оруженосцев уже скакал к ней, причем дурное намерение было у него написано на роже такими крупными буквами, как в большом церковном молитвеннике.

— А шиш тебе, — сказала Пруденция, выставляя вперед навозные вилы. — Разлетелся!

— Дура, был же уговор!

— Знать не знаю никаких уговоров.

— Твой муж подписал условие…

— Вот с Юнием Брутом и разговаривай, а я знать ничего не знаю. Пошел вон отсюда, а то закричу!

Рыцарь с завязанными глазами еще не так далеко убрался, чтобы не услышать вопля здоровой глотки, привычной на лугу перекликаться с косарями, а на озере — с рыбаками.

— Допросишься, — сердито пообещал оруженосец и поскакал догонять свою процессию.

Пруденция долго еще не опускала свои вилы.

Монета пришлась кстати — Марцию и впрямь следовало бы отослать к родне. В семнадцать лет девица должна быть замужем — и все тут. А золотой — это два красивых платья, две пары башмаков, зимняя накидка и много прочих вещей, необходимых невесте для полного счастья. Будут эти вещи — глядишь, и жених найдется.

* * *

Марция и Гай далеко от опушки не убежали — стояли тут же за березками и смотрели на луг.

— А я тебе говорю — что мы тут хорошего видим? Что, кроме навоза? — спрашивала, еще всхлипывая, Марция. — И всю жизнь будем в этом хлеву торчать, и помрем в этом хлеву, и в навозной куче нас закопают!

— Тихо ты, дура, — отвечал ей на это брат. — Нудишь и нудишь… нудишь и нудишь… и замуж тебя никто не возьмет…

— Так некому же!.. А ты — дурак! И никто за тебя замуж не пойдет!

— Больно надо! А ты сметану ночью воруешь!

— Сам ты сметану воруешь!

Они отвлеклись от наблюдения и не заметили, что через луг проскакала на сером своем жеребце фея Моргана, а за ней — свита. Тропинка вывела всадников как раз туда, где стояли брат с сестрой.

Гай и Марция могли бы хоть пригнуться, но им было не до материнских наказов — они дрались. Сестра дала братцу пощечину, брат заехал ей в плечо кулаком. Фея придержала коня и строго приказала прекратить безобразие.

— А что он?!. А что она?!. — услышала в ответ фея.

— Вы со двора Юния Брута?

— Да, госпожа.

— Так это вас не хотят отпускать на службу в замок?

Гай еще только собирался сказать что-то умное, а Марция уже бросилась на колени прямо под конские копыта.

— Возьмите меня с собой, госпожа! — воскликнула она. — Я полы мыть буду, простыни стирать, я умею! Я и большую печку топить умею, и за скотом ходить, только заберите меня отсюда!

— Вот так-то лучше, — сказала фея. — Заберу, конечно. Что тебе тут делать? Громерта, возьмите девицу на круп своего коня.

Марция, поднявшись с колен, направилась было к придворной даме, но ей сказал: «Сюда, милочка!» рыжеволосый паж, и она с изумлением поняла, что паж — переодетая девушка, немногим ее старше.

— Так не пойдет, госпожа! — возразил Гай. — Мать не хочет, чтобы мы шли служить в замок!

— По уговору, замок покупает у деревни все, что дают хлев, птичник, поле и огород, а деревня отправляет парней и девушек на службу в замок, — отвечала фея. — Твоей матери это не нравится, но твой отец Юний Брут подписал уговор. Так что я забираю девицу, а ты передай матери, что через два года и твой черед настанет. Слышишь? И не серди меня!

Гай попятился. О могуществе феи Морганы рассказывали всякое. И смотрела она так грозно, что впору под землю провалиться.

Марция меж тем взобралась на конский круп и крепко обняла фальшивого пажа.

— Скажи им всем, что я больше никогда не вернусь! — крикнула она и добавила из чистой вредности: — А ты дурак, дураком останешься и помрешь на навозной куче!

Гай кинулся стаскивать сестру с коня, но хлыст феи Морганы коснулся его плеча — и парень окаменел. Он лишился не только движения, но и голоса.

Несколько минут Гай мог лишь смотреть, как всадники уезжают по лесной опушке. Потом тело стало оживать.

Сестру увезли уже довольно далеко, когда он окончательно пришел в себя.

Конечно, можно было вернуться к матери, все ей рассказать — и получить знатный нагоняй. Если бы Марция при всех не назвала его дураком, он бы так и сделал. Но его оскорбили при знатных девицах — и он сильно разозлился.

Крестьяне — и вообще-то упрямый народ, а Гай был к тому же сыном Юния Брута, самого норовистого в деревне хозяина, и жену взявшего себе под стать. Поэтому парень без лишних рассуждений отправился в погоню. Всадники были уже далеко — но он их видел, и этого ему пока было довольно.

* * *

Марция редко выезжала из деревни. Пресловутый уговор был заключен еще до ее рождения, и потому она даже на больших ярмарках не побывала. В замок феи Морганы — и то ни разу не сходила, хотя замок стоял неподалеку, в двенадцати милях от дома. А что такое двенадцать миль для крестьянской девицы? Да она их и не заметит, особенно если будет на ходу, как принято у пастушек, плести поясок.

Поэтому Марция вертелась на конском крупе и наслаждалась новым миром, открывшимся перед ней так внезапно.

За полями и рекой был лес, дорога прямо приглашала следовать по ней и часть пути проехать лесом, но въезжать в лес фея Моргана не пожелала, и всадницы, свернув с пути, обогнули его по опушке, разве что около полумили проехали молодой рощицей. Марция догадалась, что это либо Змеиный лес, либо лес Трех Великанов, либо, на худой конец, лес Ночных Свистунов. Вот родители — те знали, где какой, и, когда странствующие рыцари забредали в деревню, всегда умели их направить в нужную сторону. А Марция знала только один большой лес неподалеку от дома, да и тот — безымянный. Ходить туда приходилось с опаской — в уговоре было сказано, что деревенские жители могут собирать грибы и ягоды только на опушке.

Наконец добрались до замка. Девица-паж Громерта протрубила в рожок, ей ответили с надвратной башни, опустился мост, и всадницы въехали в замковый двор.

Марция сползла с конского крупа и стояла, озираясь по сторонам. Выходит, здесь ей теперь предстояло жить, в каменных башнях с небольшими окошками… Но здесь все ходят в башмаках — это она приметила первым делом. Женщины, проходившие через двор с корзинами, и женщины, принимавшие коней, и женщины, развешивавшие по стенам какие-то разрисованные полотнища, — все были обуты! Опять же, и одежда у них была добротная, и выкрашена не травками и корнями, а городскими красками, потому такая яркая. Марции захотелось жить тут, с этими женщинами, красиво одеваться, знать все новости здешней жизни, особенно про женихов.

— Лота, отведи Марцию к Балиане, пусть выдаст ей рабочее платье да подгонит по фигуре, — распорядилась фея Моргана. — Она девица статная, вот только руки… тут нужно что-то придумать…

Действительно, широкая исцарапанная и загорелая ручища Марции мало была похожа на белоснежную и изысканную кисть феи.

— Пойдем, — сказала девица Лота. — Мы до вечера должны с тобой управиться.

— Я работы не боюсь, — отвечала Марция, — и переодеваться незачем. Вот эта юбка у меня рабочая, и эта рубаха тоже. Где тут что надо делать?

— До ужина ничего делать не придется, — успокоила Лота. — Я научу тебя ходить и кланяться. А Балиана приготовит платье.

— Кланяться-то зачем?

— В королевском замке на каждом шагу поклоны, а ты будешь в свите дежурной дамы, — объяснила Лота.

— Я — в свите дамы?!

Но этот восторг несколько минут спустя уступил место иному восторгу: Марция увидела свое рабочее платье. Оно было бирюзовое, с длинными и широкими рукавами, с накладным воротником, утыканным позолоченными бляшками и большими круглыми камнями, красными и зелеными, а главное — оно было до пола, не то что крестьянский праздничный наряд, из-под которого чуть ли не весь чулок видно. Выдали ей и мягкие кожаные башмаки с завязками.

— Рукава укорачивать не будем, — деловито сказала Балиана. — А то лапы у нее — как вареные раки. Ну-ка, пройдись… ох, нет, кто же так ходит? Ты ступай ровненько, спинку выпрями…

Марция понятия не имела, что ходит неправильно и что можно ходить как-то иначе. Лота с Балианой гоняли ее немилосердно, показывая правильную поступь и тыкая Марцию кулачками то в поясницу, то в загривок, так что и сами взмокли от усилий. Наконец вроде стало получаться.

— Сядь, — велела Балиана и приладила к ее голове две длинные накладные косы невозможного цвета — почти белые, собственные же волосы Марции убрала под шапочку и еще накрыла сверху вуалью. — Ну, сойдет в полумраке, если не слишком приглядываться.

— Сейчас поедим и в дорогу, — сказала Лота. — Ты, главное, молчи и смотри в пол. Жди меня в трапезной, я скоро…

Она действительно обернулась быстро и пришла в таком же бирюзовом платье, как у Марции, и с такими же сомнительными косами. Более того — в трапезную явились и присели с края длинного стола еще две особы, одетые точно так же, и в одной Марция признала девицу-пажа Громерту.

Ужин был прескверный — не миска каши с поджаренным салом, как привыкла Марция, а какие-то жалкие хлебцы, кусочки сыра, мелко порезанные травки и отвар шиповника.

— Этак я не наемся и работать не смогу, — предупредила крестьянская девица.

— Сможешь, — строго сказала ей Громерта. — А будешь много разговаривать — госпожа уста замкнет.

— Лучше бы сразу замкнуть, — посоветовала Лота. — Вставай, Марция…

Подошла дама в белом наряде, с удивительно белым лицом, каких на свете не бывает. Издали она показалась Марции дивной красавицей. А вблизи оказалось, что ее лицо словно вылеплено из белой глины. Выделялись только красные губы, которые, когда красавица заговорила, почти не двигались.

— Собирайтесь, девы, телега уже подана, — сказала эта странная особа и удалилась, неся свое белоснежное лицо с превеликой осторожностью — как бы от избыточного движения бровей или уст с него не полетели комки белой глины.

Четыре одинаково одетые девицы вышли из трапезной, а потом и из замка. Большая телега стояла уже за подъемным мостом. Дама в белом, госпожа Риона, забралась туда с помощью кучера. Марция пригляделась — и кучер тоже был переодетой женщиной.

— Помажь за ушами, да только не слишком много, — шепнула Лота, вжимая в ладонь Марции стеклянный пузырек.

— А я не оглохну?

— Нет, это для приятного запаха.

Телега тронулась с места, Марция, приноравливаясь к ее колыханиям, вынула притертую пробку, понюхала — и ей стало безумно жарко. Слезы хлынули ручьем, в носу засвербело, звонкий чих сотряс все ее тело, и другой, и третий.

— Этого еще недоставало! — воскликнула дама Риона. — Откуда только привозят таких несчастных дур?

Достав из-за пояса палочку в палец длиной и с шариком на конце, она забормотала и ударила этим шариком Марцию по носу. Чих, готовый вылететь наружу, застрял где-то внутри и принялся буянить. Слезы так и текли. Марция перепугалась до полусмерти, и в голове было одно: бежать, бежать отсюда!

Она соскочила с телеги, но Громерта бросилась следом и поймала ее.

— Пошла назад! Не будешь слушаться — отдадим дракону! — пригрозила она и для убедительности оскалилась и зашипела.

Марция уставилась ей в лицо, но лица уже не было — а была чешуйчатая морда, зеленая с черными пятнами, с красными ноздрями, с прижатыми острыми ушами, с длинными змееобразными усами — четыре справа, четыре слева. Марция ахнула и ноги ее подкосились…

* * *

Неподалеку от леса Гай потерял из виду фею Моргану со свитой. Некоторое время он шагал, не беспокоясь, потому что деваться им было некуда — дорога шла все прямо и прямо, без развилок и перекрестков. Наконец парень оказался на опушке.

Дорога вела в лес, и он преспокойно углубился в чащу, опять же, не испытывая никакого страха. Во-первых, днем хищники отсыпаются, во-вторых, на поясе широкий нож, в-третьих — если тут разъезжают дамы на лошадях, значит, место совершенно безопасное.

Не прошел он и сотни шагов, как увидел стрелку, вырезанную на коре большой ольхи. Стрелка указывала на почти незаметную тропинку. Решив, что такая тропинка — не для конных, и непохоже, чтобы по ней только что прошли четыре лошади, Гай двинулся дальше.

Шагов он, конечно, не считал и не мог бы сказать, на каком расстоянии от стрелки дорога раздвоилась. На развилке стоял большой валун, обычный серый валун, какие порой вылезают прямо из глуби земной посреди пашни. Но этот был перемазан в красном. Гай присел на корточки и разобрал снизу несколько кривых букв. Прочие были смыты дождем.

Буквы сложились в слово «подвиг».

В отличие от сестры, Гай учился грамоте две зимы. Внятно написанное слово он мог прочитать без большого труда. А вот слово, в котором недоставало букв, особенно в начале, было для него непреодолимо и потому страшновато.

Гай отошел от камня и задумался. Следовало выбирать дорогу, и надпись определенно давала какие-то советы, но поди ее теперь разбери.

Тут послышался скрип колеса. Гай обрадовался — теперь хоть будет у кого спросить о замке феи Морганы. Но когда он увидел, кто сидит на краю тележки, правя крупным ослом, то спрашивать уже не пожелал, а, наоборот, — отступил и забрался в малинник.

Деревенский житель прост и боится вещей непонятных и некрасивых. Неизвестно, кто и для чего сотворил карликов, ростом человеку чуть выше пояса, неизвестно, кто их снабдил такими страшными рожами, а главное — для чего им рот от уха до уха. И это бы еще полбеды — а вот почему их держат при себе знатные господа, наряжая лучше, чем родных деток, совершенно непонятно.

Карлик остановил осла, сполз с тележки, снял ведро и поставил у камня. Макая туда тряпку, он смыл остатки букв, протер камень насухо другой тряпкой, взял горшок с краской и кисть, принялся списывать с пергаментного клочка слова. Камень был шершав и неровен, зеленые буквы ложились как попало, но карлика это мало беспокоило.

— «Сей подвиг уготован рыцарю, — шепотом прочитал Гай, — который разгадает загадку».

И далее карлик вывел такие слова: «Кто в черном царстве красный рыцарь?»

Гай даже рот разинул: все деревенские дети скажут, что это морковка. Что же за рыцарь должен прочитать загадку — новорожденный, что ли?

Карлик сунул кисть в горшок, забрался на тележку и заставил осла развернуться.

— Камень подновили, дракона покормили, с озером разобрались, черного рыцаря навестили… Ну, поехали домой, Серенький, — приказал он. — Живо, живо!

Осел все понял и перешел на довольно шуструю рысь.

С тележки слетело что-то белое, но упало не на дорожку, а на куст, совершенно беззвучно, так что карлик не заметил пропажи.

Гай подождал немного и выбрался из малинника. Теперь он хоть знал, какая из дорог ведет к замку феи Морганы. Кто, кроме нее, будет держать карликов и посылать их кормить дракона?

То, что своей тяжестью промяло густой куст почти до земли, оказалось отрубленной чуть выше локтя рукой в белом парчовом рукаве.

От рукава тянулись какие-то веревочки с железными штуковинами вроде шутовских бубенцов на концах.

Ужаснувшийся Гай, сам не ведая для чего, подошел поближе. Он впервые в жизни видел отрубленную руку, его трясло от возбуждения, но неведомая сила влекла его разглядеть получше эту страшную находку. Он нагнулся над кустом и задел ветку.

Тонкие веточки под рукой разошлись и она тяжко упала на землю. Тут и обнаружилась, что рука-то живая!

Длинные белые пальцы сгибались и разгибались, словно шаря в воздухе незримую добычу.

Гай попятился и кинулся бежать без оглядки. Ему казалось, что рука по воздуху летит следом и собирается оборвать ему уши — и это в лучшем случае. Наконец он споткнулся и упал.

— Ты кто такой? — спросил густой мужской голос. — Откуда ты взялся?

Гай приподнялся на локте и увидел склонившегося над ним черного рыцаря.

— Я Гай Брут… сын Юния Брута… — пробормотал он. — Спасите меня, господин рыцарь! Там — рука!

— Рука — и что же?

— Рука! Мертвая рука! И шевелится!

— Мертвая рука шевелится? Любопытно… Ты у нас новенький, дружок? Вроде слышал я, фея говорила, что хочет посадить в лесу еще одного дракона. Или великана? А ты часом не сынок тетки Пруденции?

Рыцарь поднес к прорезям забрала нечто, скрытое до поры в железной перчатке.

— Пуфф… — сказал он.

Из шлема прямо в лицо Гаю вылетело облачко серого дыма…

* * *

Марция были лишена почти всего — дара речи, способности двигать руками, обоняния и желаний. Она могла только переступать ногами и выполнять приказы, глядя при этом в пол. Это был каменный щербатый пол галереи, опоясывавшей двор совершенно незнакомого замка, куда прибыли уже в полной темноте.

— Дайте ей край мантии, — сказала дама Риона. — А с тобой, Громерта, я потом поговорю.

— А что Громерта? Велите Громерте делать что-нибудь одно, а не дергайте ее — сегодня в лес на дежурство, я еще днем должна была Бомейну сменить, завтра с рыцарем в странствие, послезавтра большая стирка! — огрызнулась девица-паж. — А заклятие-то отменять никто не станет!

— Бомейна должна дождаться рыцаря. Ты его так не встретишь, как она. Который год служишь — с огнем обращаться не умеешь, — упрекнула дама Риона. — Подавай-ка мантию живее!

Мантия оказалась десяти футов в длину, из белой парчи с голубым подбоем. Громерта накинула ее на плечи даме Рионе, застегнула на шее пряжку, затем очень осторожно развернула ткань, а Лота, подведя Марцию, вжала ей в кулак тесемку, пришитую к краю.

— Держи и не смей выпускать.

Затем все построились: впереди маленький паж с факелом, за ним дама Риона с подносом, на котором был водружен рыцарский шлем, за ней попарно девицы, несущие мантию. Женщина-кучер достала из приколоченного спереди к телеге ящика рог и протрубила сигнал.

Минуту спустя прозвучал ответ — такой же скрипучий и срывающийся в писк.

— Идем, — велела дама Риона.

Марцию подтолкнули — она и пошла.

Процессия неторопливо прошествовала по галерее, свернула в арку, пересекла небольшой зал со щитами на стенках и встала перед огромной двустворчатой дверью.

Дверь охраняли двое мужчин в доспехах.

— Доложите его величеству, что пришла дама, угнетенная несчастьями и страждущая! — скорбным и звучным голосом потребовала дама Риона.

Дверь распахнулась.

— Дама, угнетенная несчастьями и страждущая, к его величеству! — доложил герольд.

Марция, получив пинок от Лоты чуть ниже спины, побрела в зал.

Если бы она подняла голову, то увидела бы помещение, убранное, на деревенский взгляд, роскошно: стены в огромных тканых гобеленах, изображающих охоту; камин — такой, что туда на телеге въехать можно, и в нем полыхает настоящий пожар; главное же — стол посреди зала, величиной с ток для молотьбы, причем круглый.

За этим столом сидело человек пятьдесят рыцарей, все длинноволосые и кудрявые, и они разом повернулись к двери, а один встал и медленно погладил ладонью седеющую бороду.

— Прекрасная дама, что привело вас к моему двору? — спросил этот мужчина. — И что означает шлем, который вы принесли сюда?

— Этот шлем я ношу как знак моей вечной скорби, — отвечала дама Риона. — Я не смогу освободиться от него, пока не найду рыцаря, весьма доброго в своих делах и мыслях, без греха, измены или злых помыслов, который сможет надеть этот шлем на голову и совершить великие деяния. При многих дворах я побывала, но никто не сумел надеть шлем, и я надеялась, что в Логрии, при дворе короля Артура, найду хотя бы одного истинного рыцаря.

— А что за приключение связано с этим шлемом? — полюбопытствовал бородатый мужчина.

— Тот, кому шлем придется впору, на рассвете выедет из замка в одиночестве, и отправится искать лес Зачарованного озера, и въедет в лес, и окажется на берегу озера, и там он увидит, как сражаются два призрака, белый и черный. И если рыцарь сумеет победить черный призрак, то перед ним откроется дорога, ведущая к замку, где ждет освободителя юная дева, и дева скажет ему, что он еще должен совершить, чтобы низвергнуть зло и взять ее в жены, — объяснила дама Риона.

Рыцари за столом загалдели.

— Пусть это будет мое приключение! Нет, я слишком долго ждал этого приключения! У меня уже два года ни единого приключения! — слышала Марция хриплые голоса, но поднять голову и хоть раз взглянуть на рыцарей — не могла. Все ее способности сейчас сосредоточились на одном — не выпустить из рук край роскошной мантии.

— Доблестные рыцари, приключение уготовано тому, кто сможет надеть шлем! — повторила дама Риона. — Коли угодно, пытайтесь, а коли нет — я пролью слезы и пойду искать дальше рыцаря, который освободит мою несчастную дочь…

Тут за круглым столом стало тихо — сотрапезники осознали, что дама в белом собирается стать кому-то из них тещей.

— Позвольте одному из моих рыцарей надеть этот шлем, — сказал бородатый хозяин застолья. — Сэр Гарайн! Вы уже три года мечтаете о подвиге…

Немолодой рыцарь выбрался из-за стола и без особой охоты подошел к даме Рионе. Взяв с подноса шлем, он попытался надеть его, но голова не проходила в отверстие, казалось бы, достаточное и для пивного бочонка.

— Нет нужды и в половине этих усилий, рыцарь, шлем предназначен иному. — С тем дама Риона, поставив поднос на табурет, сняла с сэра Гарайна шлем, и он с явным облегчением вернулся на место.

Еще несколько рыцарей поочередно примерили шлем. Марции немного полегчало, она стала прислушиваться к речам, поглядывать на мужчин и вскоре сообразила, что бородатый хозяин — король ее страны Логрии, Артур, прочие же — его друзья и вассалы, о которых рассказывают дивные истории — как они отгоняют от границ Логрии великанов, драконов, злых полководцев и колдовские наваждения.

Правда, она не сразу в такое диво поверила. Вся деревня знала, что Логрия огромна, что столица Камелот с королевским дворцом и знаменитым Круглым Столом — как раз посередке и до нее добираться по меньшей мере две недели. А тут — к вечеру доехали до замка Феи Морганы, а незадолго до полуночи уже прибыли в Камелот? Колдовство колдовством, но телега же не по воздуху летела, а, наоборот, перемещалась довольно медленно и даже весьма тряско.

Дурочкой Марция не была, просто деревенская жизнь не давала большого простора уму. А вот как пришлось рассуждать о чем-то более возвышенном, чем навозная куча, так и оказалось, что ей даже нравится вспоминать подробности и сопоставлять всякие сведения.

А еще ее внимание привлек стол, накрытый для рыцарского пира. Она отродясь не видела столько жареного мяса сразу. Его должно было бы хватить для целой армии, и Марция, которая дома видела мясо далеко не каждый день, сглотнула слюнки и возмечтала: вот бы эти знатные господа догадались угостить гостью с ее свитой…

Наконец к даме Рионе подошел юный и очень взволнованный рыцарь. Похоже, он был за столом самым младшим — да и самым красивым тоже. Дама взяла двумя руками шлем, рыцарь преклонил колено, все замолчали — вдруг стало понятно, что именно ему этот судьбоносный шлем придется впору.

Медленно, так медленно, что рыцари от нетерпения приподняли зады над дубовыми стульями и вытянули шеи, дама Риона опустила шлем на голову юного рыцаря и…

И ничего не получилось.

Вернее, получилось точно то же, что и с сэром Гарайном, и с прочими господами: край горловины шлема достиг бровей, а дальше — ни-ни! Дама Риона покрутила его вправо-влево, даже встряхнула — никакого толку, шлем упорно не желал наползать на голову юного рыцаря.

Дама Риона вернула шлем на поднос.

— Неужели за Круглым Столом нет ни единого рыцаря, достойного столь замечательного и достославного подвига? — горестно вопросил король Артур. — Не испытать ли и мне судьбу?

Он выбрался из-за стола и пошел к даме Рионе, чуть прихрамывая, и, когда он был уже совсем близко, Марция услышала его дыхание. Король был немолод и страдал одышкой — какие уж там странствия в зачарованном шлеме, если для него обойти собственный стол — нелегкая задача?

Дама Риона достала из-за пояса палочку с шариком на конце, провела ею перед собой, изобразила в воздухе круг, забормотала, ткнула в середку этого круга засветившимся шариком — и в зале настала полнейшая тишина.

Рыцари окаменели, а король Артур застыл, не опустив на пол поднятую ногу в домашнем мягком башмаке.

— Держи, — сказала Громерта и дала Марции свой край парчовой мантии. — Госпожа, вас же предупреждали!

— Скорее, скорее! — приказала дама Риона.

Громерта сунула руку вовнутрь шлема, что-то там нашарила, пискнула, оцарапавшись, и вытащила маленький металлический шпенек.

— Я же говорила, что нарезка сорвана!

— Теперь он наденется? — спросила дама Риона.

— Теперь наденется, — подкручивая железную головку снаружи шлема, отвечала Громерта. — Погодите, я только мантию возьму.

Дама Риона изобразила в воздухе круг и произнесла невнятное заклинание.

Король Артур поставил ногу на пол и хмыкнул. Он явно не понимал, как здесь оказался.

— Вы должны собственноручно надеть шлем на голову самому достойному из юных рыцарей и благословить его на приключение, память о коем останется в веках! — подсказала дама Риона.

Король взял шлем, коленопреклоненный рыцарь подставил голову, и все совершилось в наилучшем виде.

— Встань, рыцарь Зачарованного Шлема, — повелела дама Риона, — и готовься совершить подвиг, равного которому не было в анналах Круглого Стола!

Рыцари загремели бокалами и тяжелыми деревянными кружками для пива.

— Да, шлема, пожалуй, еще не было, — согласился король Артур. — Были зачарованное копье, зачарованный меч, зачарованный щит, зачарованные шпоры… Где еще столько найдется магических зачарованных доспехов, как не в Логрии? Писец!

— Записываю! — отозвался из угла седовласый дедушка, преогромным пером царапающий страницу толстенной книги. — Только помедленнее, сэр, я не поспеваю…

— А теперь позвольте мне удалиться, — сказала дама Риона.

— Благодарю вас, прекрасная дама, — произнес король примерно так, как поблагодарил бы мажордома, велевшего внести блюдо с жареным кабаном и отпускающего слугу восвояси.

— А ужинать? — тихонько спросила Марция.

Ее подтолкнули, и она пошла прочь из зала, уже совершенно ничего не понимая.

* * *

Гай стремглав несся через лес. Он не оборачивался, но знал — за ним гонятся все силы ада. Наконец тропинка вывела его на озерный берег.

Гай встал, тяжело дыша, и огляделся по сторонам.

Озерцо было небольшое, настоящее лесное озерцо в ложбинке, в сумрачный день даже немного страшноватое — лишь малая его часть освещалась солнцем, почти все оно было укрыто густыми древесными кронами. На берегу лежал здоровенный, Гаю по пояс, камень, рядом с ним стоял горшок краски, из горшка торчала кисть. Но ни единого слова на шершавом каменном боку еще не было.

Противоположный берег был довольно крут, и над самой водой виднелась большая темная дыра — очевидно, вход в пещеру, занятую семейством драконов. Гай задумался — куда же дальше бежать-то?

Тут над головой у парня затрещало, зашелестело, он посмотрел наверх и увидел ноги. Эти ноги в зеленых чулках и стоптанных башмаках поочередно шарили по стволу в поисках то ветки, то удобного изгиба. И сразу же сверху рухнула к подножию дерева какая-то железная штуковина, обвязанная веревкой.

Гай на всякий случай отступил и спрятался за валун.

С дерева спустилась хорошенькая девочка лет четырнадцати, не более. Ее золотые волосы были собраны в узел, но узел разлохматился, в нем застряли веточки и всякая древесная шелуха. Одета девочка была как городской мальчик — хотя довольно неряшливый мальчик, и Гай подумал еще, что городские вряд ли так ловко карабкаются по деревьям.

— Бабуля! Бабуля! — закричала девочка и даже замахала рукой.

Из пещеры появилась пожилая дама в большом грязном переднике, как будто она там принимала роды у коровы или у кобылы.

— Хорошо закрепила? — громко спросила она.

— Да, обоих призраков выдержит!

— Ну, неси сюда веревку, да не забудь пропустить через блок вон там! — Дама показала вверх.

— А откуда черный призрак вылетит? — полюбопытствовала внучка.

— Как всегда — из пещеры.

Внучка побежала к указанному дереву, а бабушка, напротив, двинулась в обход озера к валуну. Там она вытянула кисть из горшка, подумала — и стала писать.

— Бабубя, бабуля! — зазвенело в вышине. — Веревки не хватает!

— Сейчас принесу еще моток!

Бабушка поспешила к пещере, а Гай высунулся из кустов. Надпись на валуне была сделала большими голубыми и очень разборчивыми буквами.

— «Сей подвиг уготован рыцарю Зачарованного Шлема», — прочитал Гай.

Он подошел бы к бабушке с внучкой — расспросить о дороге хотя бы, но побоялся связываться со старухой, которая командует призраками и выпускает их полетать из пещеры. Поэтому Гай тихонько стал отступать и оказался на скрещении тропинок.

Он уже понемногу стал осваиваться в этом колдовском лесу и не побежал куда глаза глядят, а изучил перекресток и обнаружил, что на нем есть тайные знаки. На коре вырезана стрелка — это раз. Другая стрелка выложена прямо на тропе мелкими камушками — это два. На ветке навязана красная ленточка — это три. Молодое деревце опоясано золотистой ленточкой — это четыре.

Подумав, Гай решил идти в направлении, указанном каменной стрелкой. И шел по меньшей мере четверть часа, внимательно изучая окрестности. Тропинка показалась ему не совсем прямой — а скорее закрученной, как свежая стружка из-под рубанка. И по дороге попадались еще какие-то знаки. Но Гай решил не сворачивать — в конце концов, по какой-то дороге ведь увезли Марцию в замок феи Морганы, и может статься, что именно по этой, она достаточно широка для всадника на лошади.

Широкая тропинка вывела на поляну, посреди которой громоздилась здоровая куча бревен и хвороста. Перед ней была вытоптанная площадка такой величины, чтобы повозке развернуться.

Вроде бы Гай на ходу не слишком шумел, однако был услышан.

— Это ты, Громерта? — прозвучал девичий голосок из самой середины страшной кучи. — Сколько же можно? Тебе полагалось сменить меня еще в полдень, я тут сижу, жду — никого! И рыцарь этот несчастный не притащился! Я же говорила, что он заблудится! Надо было два камня ставить — и на опушке, и на том пригорке, где выворотень.

Гай молчал.

— Преобразуйся и полезай в берлогу, а я — домой! — продолжал загадочные речи нежный голосок. — Мне еще сегодня нужно за дамой Рионой мантию нести, потом петь тоскливую песню в старой башне, потом еще куча всяких дел! Огонь я тебе приготовила, ты только не выбрасывай его весь сразу.

Куча зашевелилась, затрещала, оттуда полезло что-то огромное и неуклюжее.

Гай так удивился, что окаменел и даже не попятился, когда явилась на свет красно-лиловая чешуйчатая морда с коровьими рогами, зевнула и встряхнулась, избавляясь от мелкого хвороста.

И говорили же старшие, что в лесу водятся драконы!..

Гай понял, что настал его смертный час. Такая огромная и страшная скотина питается людьми — это уж точно! И нет поблизости доблестного рыцаря, чтобы проткнуть ее копьем и спасти бедного Гая Брута…

— Это ты, Гай Брут? — уставившись на парня огромными зелеными глазами, спросил дракон. — Ох ты, вот так встреча! Не узнаешь? Я Бомейна… Ох, нет, не Бомейна, Антония Квинта! Ромулус Квинтус Постум — батька мой! Теперь вспомнил? Да что ты стоишь, как деревянный болван для доспехов? Погоди, сейчас преобразуюсь…

* * *

Марция понемногу приходила в себя. Очевидно, наведенный на нее морок, мешавший двигаться, говорить и даже чихать, нуждался в постояннной поддержке. В телеге ей стало уже совсем хорошо.

Дама Риона и Громерта препирались о сломавшейся не вовремя железке, которая, как поняла Марция, мешала надеть шлем, сдвигая внутри него какой-то хитрый ободок, а в нужную минуту, наоборот, этот ободок раздвигала.

— И мне давно пора сменить Бомейну, — завершила спор Громерта. — Сидит она в лесу голодная…

— Ее давно уже нашел и прикончил рыцарь Аграмейн, — возразила дама Риона. — И она вернулась в замок и отдыхает от трудов своих…

— Знаю я этого рыцаря Аграмейна! Он ведь двоюродный брат моего Аграмора! Этот рыцарь в собственной спальне кровать не найдет! Надо было послушать совета и дать ему в провожатые карлика Гонемана, иначе он будет кружить по лесу до второго пришествия…

— У нас всего два карлика, а Гонеман умеет чинить механические устройства. И хватит тебе кричать, Громерта. Иначе обо всем будет доложено фее.

— Ну как же! Чем бы вы еще могли удержаться на своем месте, дама Риона, как не доносами?

Слушая эту склоку, Марция все яснее понимала, что мать была права — в замке феи Морганы честной крестьянской девушке не место. Умнее всего было бы сбежать, пока на нее не обращают внимания, и, переночевав в каком-нибудь стогу, утром найти дорогу домой.

Марция подобралась к краю телеги, бесшумно соскользнула на дорогу и присела на корточки за кустом. Дама Риона и Громерта продолжали браниться, вмешались Лота, Персивелла и Герейна. Теперь им было не до Марции — и пропажу они бы заметили не скоро.

Девушка не боялась ночного леса. Во-первых, она переобулась — правый башмак на левую ногу, левый — на правую, благо мягкая кожаная обувь была изготовлена так, что позволяла эти переобувания. Во-вторых, она стащила с себя платье и надела наизнанку. Теперь ей не был страшен даже ночной охотник Рогатый Хорн, который шастает по тропам со своими призрачными гончими. Рогатый Хорн, к тому же, покушается лишь на женщин, а Марция — девица. Что же касается волков, медведей и прочих опасных тварей, то на поясе всякой дамы висит острый нож — был он и на поясе у Марции, да и слишком обжитым показался ей лес — вряд ли тут водилось хоть что-то пострашнее ежа.

Собственно, ей почти не пришлось идти лесом — она очень скоро оказалась на открытом месте, и это был необходимый ей луг после сенокоса. Свежее сено уже сметали в стога, и Марция могла выбирать любой. Правда, страшно хотелось есть.

Днем она бы уж нашла чего пожевать, а во мраке все травки — на одно лицо, так что Марция смирилась и стала разгребать стог.

Но заснуть ей не удалось.

Сперва в одну сторону пронеслась копытная топотня, потом в другую, запел рожок, кто-то заорал не своим голосом — ощущение было, будто началась война. А когда Марция, высунув голову из стога, увидела, что вдали мельтешат факелы, то поняла: так оно и есть!

На войне главное — поскорее прибиться к своим, иначе пропадешь. Марция знала это по рассказам стариков, которые хвалились тем, что потому лишь и выжили. Всякая семья должна в опасный час собраться вместе, иначе так разметает — может, только в какой-нибудь Норвегии и очнешься.

Марция в Норвегию не хотела, но вылезать из стога и бежать куда глаза глядят побоялась.

Суета укатилась куда-то за лес, стало тихо, и Марция уже поверила было, что обошлось, но ждал ее еще один подарочек судьбы.

Когда она почти заснула, сено зашуршало.

Мышам в стогу заводиться было еще рано — это могла быть змея. Вообще деревенский житель со змеями в ладу — он их не трогает, они его не трогают. Но это в лесу или на поляне, где можно обойти друг дружку за полмили. А оказаться в одном стогу со змеей — приятного мало.

Марция взвизгнула и выскочила из сена. Тут же на правой ее руке оказался железный браслет неимоверной тяжести, так что она покачнулась и шлепнулась обратно в стог.

Вот теперь следовало бы заорать во всю глотку, но что-то больно ударило Марцию по губам, и она во второй раз за недолгое время утратила дар речи.

А потом она услышала голос.

Это был мужской голос, негромкий и весьма внушительный.

— Если ты, девица, будешь буянить, превращу в лягушку, — произнес он. — Или даже в жабу. И будешь жить на болоте.

Марция замычала как можно выразительнее. Она уже поняла, что в окружении феи Морганы встречаются самые удивительные дарования и чары. Всю жизнь проквакать на болоте ей вовсе не хотелось.

— А ты ведь крепкая и выносливая деревенская девица, — задумчиво сообщил голос. — Какая удача… Да, именно удача. Они полагают, что теперь легко со мной справятся. Да, я не умею летать по воздуху — тут они правы. Да, способность делаться незримым тут бесполезна — проклятая Моргана видит незримое так же ясно, как зримое. Но они не могли предвидеть, что я встречу тебя, любезная девица. После того как все окончится благополучно, я щедро расплачусь с тобой и отдам тебя замуж за лучшего из рыцарей Круглого Стола. А сейчас не обессудь и поднимайся.

Железный браслет дернул руку вверх, и Марция встала. Рядом с ней оказался мужчина, закутанный в плащ с капюшоном. Это было еще страшнее змеи в стогу — всякий чужой мужчина представляется деревенским девицам губителем их невинности, а тут кричи не кричи — прибежать на помощь с навозными вилами некому.

Но странно начались опасные и похотливые действия чужого мужчины. Он отпустил руку Марции и, бормоча, крепко шлепнул ее по заду. Девица от неожиданности подпрыгнула, и тут у нее прорезался голос.

Но не человечий это был голос, и не на две ноги она приземлилась — заржав тонко и жалобно, Марция опустилась на четыре копыта.

— Славная кобылка! — сказал мужчина. — Ну, стой смирно. Седло я сделаю из своего кошеля, уздечку с поводьями — из пояса… Стой, тебе говорят! Они дорого мне заплатят за свои безобразия…

Марция ощутила спиной седло, животом — подпругу, в углы рта вжалась, передавив язык, узда. И тут же на новоявленную кобылу вскочил зловредный волшебник.

— Поехали! — тихо приказал он. — Вперед, в Камелот!

* * *

— И вот привезли меня в замок феи Морганы, — рассказывала Бомейна, она же Антония Квинта, сидя на бревне, — и первым делом поставили в свиту. Когда знатная дама отправляется ко двору, у нее должна быть свита из благородных девиц, чтобы нести мантию. Тихо… вроде идет кто-то?

Гай, сидевший рядом, прислушался.

— Нет, это белка шишку уронила. А дальше что? — спросил он.

— А потом стали учить. Ты же сам знаешь — нас в деревне учат только по хозяйству управляться. А я тут всего три года — и знаешь сколько всего усвоила? Я лучше всех пламя выбрасываю, показать?

— Не надо!

Гай набрался страху уже тогда, когда дракон преображался в соседку Антонию Квинту. По огромному телу, покрытому крупной чешуей, пошли волны, оно исказилось, поплыло, внутри зародился и раскрутился бешеный смерч, а когда опал — перед Гаем стояла молодая женщина в красно-лиловом платье. Судя по белому головному убору — замужняя.

— Ну, как знаешь… — Соседка даже обиделась.

Гай помнил, как ее забирали из деревни. Он был еще мальчишкой и не понимал, почему так негодует дядька Ромулус Квинтус: дочку берут в замок феи Морганы, она там станет одеваться в городские наряды, каждый день есть пироги и спать на меховых покрывалах. Разумеется, дядька не знал, что его любимая доченька будет преображаться в дракона и выпускать изо рта языка пламени, иначе еще не так бы ругался.

— А для чего это все нужно? — спросил Гай.

— Ты понимаешь… — Антония Квинта призадумалась и махнула рукой: — Ох, все равно не поймешь… Я тоже не могла понять, пока замуж не вышла. Одно только скажу — хоть я здесь и на виду у феи Морганы, хоть и сама леди Нимуэ мне благоволит, и муж меня любит, и дама Риона хвалит, а разумнее было бы остаться в деревне. Жалко, не могла я дать знать Марции, пока она фее не попалась…

— Больно бы она тебя послушалась!

— Тихо! Едет!

— Да никто там не едет, тебе мерещится.

— Ага, мерещится! А как подъедет незаметно, а я преобразиться не успею?

— А кого ты, Антония, тут ждешь в таком страхолюдном виде? — спросил наконец Гай.

— Кого-кого, рыцаря… А он где-то заблудился… Слушай, Гай, а не пойдешь ли ты его поискать? Он ведь где-то поблизости.

— Найду, а дальше?

— Ты вот что, ты ему скажешь, что убегаешь от страшного дракона Змеиного леса, который сторожит сокровище, — деловито заговорила Антония Квинта. — И ты не сразу соглашайся его ко мне привести, а пусть сперва даст хотя бы одну золотую монетку…

— Так это Змеиный лес?

Антония Квинта несколько замялась.

— Ну, Змеиный… А когда приведешь, я быстренько огонь выкину, хворост подожгу, рыцарь в меня копьем ткнет, я зареву — и за кучу, и тут же преобразуюсь, чтобы ему сокровище вынести. Тяжеленное, будь оно неладно!

— А что за сокровище?

— Портрет зачарованной девы, на медной доске всякими красками написан, а в придачу — большой кубок, лошадей из него поить впору. И он с этим портретом дальше поедет, подвиг у него такой. А мы с тобой пойдем в замок…

— Мне-то в замок зачем?

— А куда же еще?

— Я фее Моргане служить не хочу, — твердо сказал Гай. — Насмотрелся уже! Тот рыцарь, который дым извергает, тоже ведь ей служит?

— Да, это сэр Орингл, он на Ривалине женат, весьма почтенный и здравомыслящий сэр. Хоть глупостями не занимается…

— А ты за кем замужем?

Антония Квинта только рукой махнула.

— Он что, тебя бросил? — в простоте своей спросил Гай.

— Да лучше бы бросил! Вижу я его — раз в месяц! Ох, кто бы меня, дуру, предупредил — не иди за рыцаря, толку не будет! Так нет же — пообещали, что буду дамой, что шелковое платье дадут, я и обрадовалась! — чуть не плача, стала рассказывать Антония Квинта. — Посадили меня на скале, под скалой Громерта, в дракона преобразившись, там же озеро с рукой. Сижу — веришь ли, Гай, сердце замирает! И тут вижу сверху — едет мой суженый! Ну, сперва он — к озеру, там рука из воды высунулась, ему меч подала… А знаешь, как трудно ее наладить, чтобы она в воде двигалась? Все время чинить приходится…

— Ага… — мрачно произнес Гай. — Знаю я эту руку…

— Ну, Громерта — она опытная, бой провела по всем правилам, а потом заревела и в озеро свалилась — все как полагается. А он — ко мне! Я, говорит, твой жених, благородная девица! И перед собой на лошадь посадил и в Камелот повез! А меня фея предупредила — ты, говорит, дочь короля Периглота с Кровавых Пустошей, и кто бы чего ни спросил, именно так и отвечай. Дракон, говорит, тебя похитил, и как домой возвращаться, ты не знаешь. А я и рада — рыцарь-то был такой красавчик…

Антония Квинта вздохнула, ахнула, и слезы полились по ее румяным щекам.

Гай покосился на рыдающую соседку. И без того тошно — в Змеиный лес угодил, на каждом шагу — ужасы и страсти, драконы кишмя кишат, тут еще Антония Квинта реветь собралась, а у женщин это надолго.

— И свадьбу сыграли… — сквозь слезы продолжала соседка. — И комнату нам в замке дали большую, круглую… в южной башне… Платье мне сшили… А он!.. Каждую ночь сидит за этим самым Круглым Столом, приходит под утро, на ногах не держится!.. Три года, Гай Брут, три года на рассвете приходит!.. К обеду выспится, начинает вспоминать… вспоминает, кто чего рассказывал… Тихо! Вот теперь точно — рыцарь! Беги отсюда, я преображаться буду!

Гай вскочил с бревна и скрылся в кустах. Он думал, что ему уже по горло хватило здешних чудес. Но далеко он не убежал — любопытство все-таки проснулось.

Когда он вернулся на драконью поляну, бой как раз завершился. Рыцарь в закопченных доспехах, спешившись, пытался разворошить бревна, под которыми было скрыто сокровище. А дракон лежал в сторонке, не двигаясь. Из его пасти торчало сломанное копье.

Гаю это сильно не понравилось. Он на четвереньках подобрался к огромной драконьей башке и пощекотал прутиком черную ноздрю.

— Гай Брут… — прохрипела Антония Квинта. — Беги скорее… преобразиться не могу… приведи кого-нибудь… скажи — Бомейна…

— Держись, соседка, — шепнул Гай. — Сейчас раздобуду лекаря.

Как все деревенские ребята, он был неплохим наездником и мог управиться даже с неоседланным конем, этот же имел и седло, и стремена, и поводья. Вскочив на коня, Гай тут же развернул его и погнал по тропинке, мало сообразуясь с ленточками и стрелочками. Ему нужно было найти хоть кого-то из слуг феи Морганы.

Рыцарь гнался за ним, ругаясь, шагов двести или даже больше — сколько позволили доспехи. Ругался он так, что комары на лету дохли.

* * *

Марция бежала по ровной дороге без ухабов, и всадник явно знал, куда держит путь. Правда, то и дело он останавливал Марцию и слушал ночные звуки.

— Потерпи, моя кобылка, — сказал он вскоре. — До Камелота меньше мили. А там я верну тебе прежний вид.

Марция, обрадовавшись, пошла рысью, но вдруг встала, шевеля ушами. Всадник тоже услышал голос. И это был голос Гая Брута.

— Ну что ты за скотина проклятая?! — спрашивал Гай незримого собеседника. — Такую скотину волкам и медведям скормить надобно! Ну вот какого черта ты меня туда тащишь? Нам с тобой там делать нечего! Ничего там хорошего нет!

Марции так хотелось окликнуть Гая, что она не сдержалась — и заливистое ржание огласило лесную опушку, и ячменное поле, и дорогу меж ними.

— Молчи, чертова кобыла! — в отчаянии прикрикнул на Марцию всадник, и тут прозвучало ответное ржание.

Марция, будучи девицей человеческого рода-племени, в кобыльем облике стала понимать некоторые вещи, человеку недоступные, и даже чувствовать не совсем по-человечьи. Ответное ржание было голосом сильного, уверенного в себе, норовистого и очень красивого вороного жеребца, Марция же была рыжей кобылкой, весьма изящной, и тут же у нее в голове родилась совершенно лошадиная мысль: вороной жеребец был бы вполне подходящим кавалером для рыжей кобылки…

Она ударила копытом оземь, словно предупреждая всадника: ты в наши любовные дела не лезь. Жеребец заржал снова, она радостно откликнулась. И, невзирая на ругань, на удила и поводья, даже на удары пятками по брюху, жеребец и кобылка поскакали друг дружке навстречу.

Но волшебник, превративший Марцию в кобылу, сразу опомнился и пустил в ход свое мастерство. В самый миг встречи оба возлюбленных встали как вкопанные, глаза их закрылись и они заснули стоя — как и полагается спать породистым лошадям.

— Спасибо, добрый сэр! — воскликнул Гай. — Я уж думал, что эта скотина меня угробит! Как это вам удалось их успокоить?

— Это еще наименьшее из моих умений, — отвечал волшебник. — Кто ты, юноша, и почему разъезжаешь ночью на жеребце, который не признает в тебе хозяина?

— Зовусь я Гай Брут, сын Юния Брута, а конь мне достался случайно, — вывернулся, и не солгав, и правды не сказав, Гай. — Я хотел доехать до замка феи Морганы, чтобы рассказать про Антонию Квинту, которая в Змеином лесу ждет лекаря, а заодно забрать оттуда мою сестру Марцию, которую в замок хитростью заманили. Но проклятый конь идет не туда, куда я его посылаю, а куда ему самому угодно, и я с самого заката езжу тут кругами.

— Он хочет вернуться на свою родную конюшню, — объяснил волшебник.

— Я знаю, что у лошадей есть такая блажь, да мне-то туда не надо! А бедняжка Антония Квинта…

— Погоди, юноша, не кричи, дай мне подумать хорошенько, — приказал волшебник.

Гай и замолчал.

Он понимал, что незнакомец — человек в годах, а деревенским детям с детства внушают почтение к старости. К тому же это была весьма бодрая и деятельная старость — человек, ночью разъезжающий верхом по проселочным дорогам, не из тех, кто с раннего утра вылезает на лавочку у ворот греться и рассказывать всем мимоидущим про свои подлинные или воображаемые хворобы.

— Слушай меня, Гай Брут. Тебе нужно попасть в замок феи Морганы, а мне нужно попасть в Камелот к королю Артуру. В замке феи ты ровно ничего не добьешься — разве что Моргана со злости превратит тебя в барана или даже в каменного болвана для украшения трапезной. Если же ты поедешь вместе со мной в Камелот, мы там вместе найдем средство одолеть Моргану и заставим ее вернуть тебе сестру. Заодно и лекаря там раздобудем. А коли сомневаешься — вот тебе доказательство, что я на многое способен.

Всадник поднял руку — и на его правой ладони созрел светящийся шар с хорошее яблоко величиной. Одновременно он шлепнул левой рукой по шее рыжую кобылку, и она открыла глаза.

— Я вижу, добрый сэр, что вы великий и славный волшебник! — воскликнул Гай. — Конечно же, я поеду с вами! Только скорее бы — а то Антония Квинта, чего доброго, помрет. Ежели еще не померла… А Марция пусть побудет до утра у феи Морганы. Может, поумнеет…

Марция хотела было возмущенно заржать, но у нее ничего не вышло — волшебник благоразумно оставил ей лишь способности смотреть, слушать и двигаться, прочие же приберег до лучших времен.

— Ты благоразумный юноша, — похвалил волшебник. — Едем же, а по дороге я объясню тебе, каких козней и злодейств нужно ждать от феи Морганы, хотя она и родная сестрица короля Артура…

— И ничего удивительного, — сказал Гай. — Вот у меня родная сестрица Марция — и что же? Из-за нее одни неприятности.

Марция промолчала.

— Слушай же, юноша. Прекрасная Игрейна была отдана замуж за герцога Горлуа из Корнуэлла и родила ему трех дочерей — Моргуазу, Элейну и Моргану. И полюбил Игрейну король бриттов Утер Пендрагон, и тайно пробрался к ней, и родился после того младенец, и был он спрятан от недоброжелателей. А потом Утер Пендрагон объявил войну герцогу Горлуа, и одолел его, и женился на прекрасной Игрейне. Обе ее старшие дочери к тому времени были уже замужем, а младшую, Моргану, отослали в монастырь, но там она каким-то загадочным образом приобщилась к черной магии. Но недолго правил после того Утер Пендрагон — предатель отравил его, и началась междоусобица, и рыцари сражались друг с другом, и саксы, видя, что у бриттов нет вождя, захватывали их земли.

— Да, мне дед рассказывал, — подтвердил Гай.

— А между тем сын Утера и Игрейны, Артур, был спрятан в замке у доброго рыцаря Эктора, и рос там, и вот ему исполнилось шестнадцать лет…

Гай слыхал и историю о мече, зажатом между каменной плитой и железной наковальней, и историю о том, что на самом деле короля Артура воспитывали феи на острове Авалон, и про осаду города Карлиона — он только не знал, что все эти истории как-то между собой связаны. И, слушая, он ехал рядом с разглагольствующим волшебником, пока на ночном небе не обозначились зубцы высоких башен Камелота.

— Они не ждут меня здесь, они думают, что я отступил и скрылся… — прервав на полуслове историю о рыцаре Зверя Рыкающего, пробормотал волшебник. — Сейчас, юноша, мы с тобой станем незримы, а наши кони обретут голоса столь выразительные, что стражники откроют ворота и введут их в Камелот. Держись и ничем себя не выдай.

Оказалось, что обретение незримости — дело малоприятное. Кожа Гая, решительно во всех местах, чесалась и свербела. Но он терпел, пока на конское ржание и стук копыт не выглянула стража, не посовещалась и не послала человека ввести двух приблудных лошадок через особую калитку, которая служила, чтобы выпускать и принимать гонцов.

Оказавшись в Камелоте, волшебник тут же напустил на парня, что держал конские поводья, морок, соскочил с кобылки, молча велел спешиться Гаю и повел его за собой по лестницам и переходам, показывая прекрасное знание местности.

Наконец они вошли в зал.

Это был тот самый зал, посреди которого стоял пресловутый Круглый Стол. Сейчас за ним сидело человек двадцать, и все — сильно навеселе. Возглавлял застолье сам король.

— А теперь твой черед, благородный сэр Мелиот, — сказал он.

— Которую историю рассказать? — спросил благородный сэр, приподнимая голову над столом. К его правой щеке прилипла обглоданная куриная кость.

— Любую.

— У меня их две. Как рыцарь Мелиот победил дракона в Зловещем лесу и как рыцарь Мелиот освободил трех рыдающих дев в Мрачном лесу у пещеры Злых духов.

— Про дракона сегодня уже было, — вспомнил пожилой рыцарь с такой роскошной седой гривой, что более походил на старого льва, чем на человека.

— Пусть расскажет про дев, только правду, а не так, как в последний раз насочинял, — вмешался маленький рыцарь зловредного вида, едва торчащий из-за края стола. — Сперва, когда он только совершил подвиг, дев было две. Потом у него в истории откуда-то взялась еще третья дева. Теперь он вообще повадился рассказывать, как освободил пять рыдающих дев. Они у него в той пещере Злых духов плодятся и размножаются!

— Помолчите, сэр Кей, — приказал Артур. — Довольно вам язвить, подумайте о своей репутации. У вас у одного нет ни единого настоящего подвига, и я не понимаю, что вы вообще делаете за Круглым Столом.

— У меня нет ни единой истории о подвиге, драгоценный король, — возразил сэр Кей. — А вот о подвигах многих рыцарей я мог бы порассказать кое-что любопытное… да не стану!

— Он хочет сказать, что в моей истории о моем неповторимом подвиге что-то не так? — взревел рыцарь, похожий на старого льва. — Сэр король, этот недостойный рыцарь вечно портит нам застолье! Мы рассказываем свои славные истории, а он из зависти утверждает, будто у нас одни только эти истории и остались, а подвигов нет никаких! Сэр король, призовите его к ответу!

— Так я и думал… — пробормотал волшебник.

— И какой пример он подает молодежи? — продолжал возмущенный львинообразный рыцарь. — Сегодня мы пили за будущий подвиг юного рыцаря Зачарованного Шлема, а что он сказал? Невозможно повторить за столом то, что сказал этот ваш ненаглядный родственник сэр Кей! А что он еще скажет, если его не остановить?

— Да, что он еще скажет? — поддержал собрата сэр Мелиот. — Мы три дня как проводили на подвиг благородного сэра Гарлиана, а он хоть бы одно доброе слово сказал. А ведь история о том, как сэр Гарлиан убил огнедышащего дракона и добыл портрет прекрасной дамы, должна стать одной из лучших наших историй! Послушать сэра Кея — так мы должны сидеть за Круглым Столом молча, а все истории забыть навеки!

— Так я и думал… — мрачно повторил волшебник.

Рыцари загалдели, и король Артур тщетно призывал их к порядку. Сэр Кей выскочил из-за стола и побежал прочь из зала, но налетел на незримое препятствие.

— Тревога! В Камелоте злые силы! — заорал он, барахтаясь в объятиях волшебника.

— Тихо! — гаркнул волшебник. Облако ослепительных искр возникло вокруг него, Гая Брута и сэра Кея, а когда угасло — все незримые стали видны и, более того, — дивно преобразились.

Волшебник был в золотой мантии, в венце из переплетенных золотых ветвей, с посохом, в рукоять которого был вделан светящийся кристалл. Гай обнаружил, что одет в легкие рыцарские доспехи и даже подстрижен на рыцарский лад. Сэр Кей вырос по меньшей мере на фут, но его наряд остался прежним — впопыхах волшебник не подумал о такой мелочи.

— Тихо, благородные рыцари! Я вернулся!

И действительно настала тишина.

Король Артур опомнился первым.

— Да это же Мерлин! — воскликнул он. — Мерлин вернулся с острова Авалон!

— Ну, достанется сейчас кому-то на орехи, — ехидно сказал неугомонный сэр Кей.

* * *

Круглый Стол был начисто вымыт, вытерт и застелен чистыми простынями, а на них лежал предмет, Гаю незнакомый: гобелен не гобелен, посередке выткано большое зеленое пятно, состоящее из многих пятен разных оттенков, и по ним написаны буквы, но не по линейке, как учат в школе, а вкривь и вкось.

— Вот это и есть Логрия, — сказал Мерлин, обводя пальцем пятнышко чуть поболее отпечатка сжатого кулака. — Из конца в конец на добром коне за день проехать можно. Все, что осталось.

Рыцари понуро молчали.

— Значит, драконов побеждаем? Дев освобождаем? Женимся на них? А потом десятилетиями рассказываем, как именно воткнули в дракона копье? — сурово спросил Мерлин. — Хороши, нечего сказать! И где же ваши жены? Ведь каждый кого-то освободил от дракона и на ком-то женился! Сэр Элейн!

— Живет она со мной, — уныло сообщил сэр Элейн. — Только зарок на ней. Три дня в неделю проводить в Восточном лесу на вершине высокой скалы, иначе опять в змею обратится.

— И где у нас в Логрии высокая скала? С вами все ясно. Сэр Бламур Болотный!

— Моя три дня в неделю на болоте проводит, в лягушачьем виде, иначе… иначе… она что-то объясняла, да я забыл.

— А историю о том, как победили дракона и завоевали невесту, помните?

Не стоило Мерлину задавать этого вопроса. Сэр Бламур Болотный встал, расправил плечи и заговорил зычным голосом, посылая звук в известное всем рыцарям Круглого Стола место под самыми сводами зала, откуда этот звук отражался мощно и царственно.

— Был великий пир, и все рыцари собрались за Круглым Столом в ожидании нового приключения, и мы ждали, что произойдет нечто удивительное и чудесное. И тут распахнулась дверь и в зал вбежала белая собачка неведомой породы…

— Порода известная — терьер, — возразил сэр Кей. — Только не белая, а рыжая.

— Болонка это была, мальтийская болонка, — сказал сэр Сомер. — У моей жены как раз такая накануне пропала, а потом опять нашлась.

— Собачка неведомой породы, — повторил сэр Бламур Болотный. — Что вы вмешиваетесь в мою историю? Свои бы как следует заучили! Вбежала собачка, сэр Мерлин, а за ней въехал на вороном коне рыцарь с опущенным забралом. Рыцарь подхватил собачку, посадил ее перед собой на седло и уехал. И сразу в зал на белой лошади въехала прекрасная дама и громко закричала, обращаясь к королю Артуру…

— Весело вы тут живете! Мало того что чужие собаки забегают в зал Камелота, так туда еще и запросто въезжают верхом какие-то проходимцы, — заметил Мерлин. — И вы не приказали слугам прогнать палками незваных гостей?

— Это же было приключение! — вразнобой ответили рыцари.

— Вы сами, сэр Мерлин, перед отъездом держали перед нами речь о необходимости опасных рыцарских приключений, — напомнил король Артур.

— О необходимости защищать границы Логрии я вам тоже говорил, — хмуро сказал волшебник. — Вообще с этой Логрией какие-то чудеса творятся. Вы, прекрасный сэр, сразили летучего змея в Заповедном лесу, вы, прекрасный сэр, гоняли драконов в лесу Черного Озера, вы, юный сэр, собрались добывать невесту в лесу Зачарованного озера, еще я слышал тут про лес Одноглазых Великанов, про Суровый лес, про лес Рыкающего зверя, так что почудилось мне, будто кругом на сто сотен миль — сплошные дремучие леса, как в Гиперборее. Но вот она — Логрия, и большой лес в ней остался только один, да и тот — безымянный!

— Вы подозреваете нас во лжи, добрый сэр? — спросил, задыхаясь от возмущения, король Артур.

— Я подозреваю, что все вы ездили по одному и тому же лесу, истоптав его вдоль и поперек, и не осталось там ни единой кочки, за которой не сидел бы дракон!

— Значит, и все наши истории — ложь?!

— Успокойтесь, сэр король, в том-то и беда, что ваши истории — правда… К историям у меня никаких претензий нет…

— Так в чем же дело, сэр Мерлин? — спросил тогда король. — Мы совершаем подвиги и рассказываем о них за Круглым Столом — все именно так, как вы желали.

— Не того я желал… Велите, сэр король, открыть ворота — к нам едет фея Моргана.

— Мне будет позволено досказать свою историю? — И сэр Бламур Болотный, не дожидаясь никаких позволений, заговорил, красиво разводя руками и в нужных местах поднимая к потолку указательный перст: — И дама закричала: о господин король, не дайте ограбить меня, ибо мне принадлежит собака, которую этот рыцарь увез с собой! И тут же в зал въехал огромный рыцарь на гнедом коне и силой увез даму с собой, не слушая ее громких криков и жалоб…

— А все рыцари сидели и смотрели на это безобразие? — перебил Мерлин.

— Но это же было приключение, и мы выбрали рыцаря, который поехал вызволять из беды даму, и это был сэр Бламур Болотный, — терпеливо растолковал король Артур. — Сперва ей полагалось попасть в беду, потом… А ворота отворять незачем! Я решительно не желаю видеть сестру.

— Зато я желаю ее видеть.

Мерлин обвел взглядом Круглый Стол и всех рыцарей, за ним сидевших, старых и молодых, красивых и не слишком. Затем, вздохнув, он сделал знак Гаю, и они вместе вышли из зала.

— Сейчас, юноша, тебе придется послужить мне необычным способом, — сказал Мерлин. — Ты обратишься в целый отряд рыцарей и будешь охранять меня при беседе с феей Морганой. Ничего делать не придется — только стоять, не двигаясь, ибо каждое твое движение тут же повторит весь отряд.

— Если это вроде незримости, то я не смогу, — честно предупредил Гай. — До сих пор лодыжки чешутся!

— Мыться иногда тоже не вредно, — отрубил Мерлин. — Ничего, это недолго.

Гай в восторг от обещания не пришел. Он догадывался, что беседа у Морганы с Мерлином выйдет куда как длиннее воскресной проповеди.

Стражник, который привел во двор Камелота вороного жеребца с рыжей кобылкой, так и стоял в оцепенении. Может, даже видел сны с открытыми глазами. Кобылка повесила голову, а вороной жеребец, напротив, приплясывал, пытаясь выдернуть поводья из рук стражника, но ничего у него не получалось — кулак закаменел.

— Садись, — велел Мерлин. — Нехорошо будет, если фея — в седле, а мы — пешком. Нет, на жеребца сяду я, так будет достойнее. А теперь приготовься. Это не больно, только немного кружится голова.

Голова-то покружилась и перестала, зато перед глазами все плыло и мельтешило — Гай видел одни и те же предметы с двадцати точек, а это с непривычки весьма утомительно.

— А мы в воротах не застрянем? — спросил он дружным хором.

Ворота меж тем отворились.

— Молчи, ради всего святого! Я сам вас проведу через ворота. — И Мерлин замахал рукавами мантии, как-то так устраивая, что компания Гаев Брутов выехала из Камелота гуськом.

Гай в количестве двадцати персон и Мерлин очень вовремя оказались на эспланаде перед замком. Кавалькада всадниц, возглавляемая феей Морганой, леди Нимуэ и дамой Рионой, уже приближалась к Камелоту.

— А ведь почти не постарела, — сказал, вглядываясь, Мерлин. — Есть надежда, что старость не озлобила ее. Но разговор будет нелегкий, слышишь, юноша?

Двадцать конных рыцарей разом кивнули.

Фея Моргана дала своей свите знак остановиться и направила коня к Мерлину.

— Здравствуй, старый друг, — сказала она, вложив в простые слова несказанную задушевность.

— Здравствуй, прекрасная дама, — отвечал Мерлин. — Ты все так же хороша и очаровательна. Мне весьма странно было, что ты не желала видеть меня и даже выслала слуг, чтобы не подпустить меня ни к своему замку, ни к Камелоту. Я думал, что ты не желаешь показаться тому, кто знал тебя в расцвете молодости и красоты.

— Прежде всего, сойди с коня, друг мой Мерлин, ибо это не конь, а человек, который служит мне, и ему вредно столько часов подряд пребывать в конском облике.

— Но ему не вредно задуматься о том, кому и для чего он служит. Кроме того, твои слуги, пытаясь изгнать меня из пределов Логрии, лишили меня моего коня, который конь природный и натуральный, так что ты и должна возместить мне эту потерю, а чем — меня мало беспокоит.

Фея Моргана явно разозлилась, и Гай подумал, что сражение между волшебниками может плохо кончиться для зрителей. Но бросить Мерлина он не мог.

— Старый друг, — уже не столь нежно и проникновенно произнесла Моргана. — Мы должны побеседовать наедине. Ты давно не был тут и не понимаешь, что происходит, и не можешь разумно объяснить себе…

–…такого диковинного и чудовищного нагромождения вранья! — подхватил он. — В то время как на границах Логрии собираются вражеские полчища, король и рыцари бегают по лесу, как детишки, играющие в битвы с великанами и драконами. Воистину, без объяснений прекрасной дамы тут ничего не понять!

Тут подъехала златокудрая леди Нимуэ и подняла руку. Мерлин замолчал.

— Позвольте мне побеседовать с сэром Мерлином, сестрица, — сказала она негромко, весьма приятным голосом.

— Не вижу повода для беседы, — отрубил Мерлин. — Лучший мой замысел вы изуродовали, превратили в потеху для детишек! Мне следовало, уезжая, заточить вас в подземную тюрьму! Что вы сотворили с Круглым Столом?!

— Сэр Мерлин, все сие произошло от нашей великой любви к мужьям и братьям, а затем и к сыновьям. Давайте все же побеседуем, — опять предложила кроткая, но настойчивая леди Нимуэ.

— Убереги меня Господь от подобной любви, — буркнул Мерлин. — Хорошо, говорите. Но кратко!

* * *

Леди Нимуэ и Мерлин ехали по ночной дороге, удивительно светлой, по одну сторону которой был благоухающий шиповник, по другую — зеленый луг.

— Логрия процветала, никто не осмеливался приблизиться к границам, и они тосковали — и сэр Артур, и сэр Мелиот, и даже сэр Кей. Все началось с безобидной шутки, поверьте мне, сэр Мерлин! Мы видели, что нашим мужчинам скучно, и захотели их развлечь. Я велела своей служанке переодеться в богатое платье, закрыть лицо вуалью, прийти в Камелот и пожаловаться на лютого дракона. Мы просто не ожидали, что они так обрадуются! Они заспорили, кому ехать на бой с драконом… это была шутка, мы хотели потом во всем им признаться…

— Где взяли дракона?

— Преобразили одного из конюхов, это оказалось совсем несложно. В лесу есть овражек, на дне его озеро, совсем крошечное, и пещера, в которой не поместится и лошадь. Мы все рассчитали — дракон должен был с ревом спрятаться в пещере и преобразиться обратно в конюха и выйти и сказать, что дракон держал его там в заточении. Видите, сэр Мерлин, это была безобиднейшая в мире шутка, розыгрыш! Дамы же имеют право шутить над рыцарями, то есть подшучивать… Мне, право, неловко, что все так получилось…

И голосок, и глазки леди Нимуэ были такие жалобные, такие виноватые, что Мерлин поневоле стал смягчаться.

— Но почему же шутка так затянулась? — спросил он.

— Ах, сэр, случилось то, чего мы не ждали. Убивать дракона отправился сэр Карадос, и он ударил дракона копьем и загнал его в пещеру… все именно так и было задумано! Но мы полагали, что он хотя бы заглянет в пещеру, чтобы убедиться в драконовой погибели… Всякая женщина заглянула бы, сэр Мерлин!..

— Ладно, ладно, речь не о женщинах.

— Даже не удостоверившись, что дракон мертв, он весело поскакал в Камелот с моей служанкой на крупе своего коня и стал рассказывать об этом приключении. Сэр Мерлин! Я готова была убить его! Он так складно повествовал о своем странствии по лесу, о загадочном реве в пещере, о зубах и когтях дракона, о первом наскоке, оказавшемся неудачным, что все рыцари Круглого Стола слушали, замирая от восторга. Мы не могли сразу же выйти и сказать, что это было лишь шуткой, — это убило бы сэра Карадоса!

— Остался бы жив… — пробормотал Мерлин.

— Его бы подняли на смех, а смех убивает… во всяком случае, настоящего благородного рыцаря смех убивает! И он потребовал, чтобы его немедленно обвенчали с моей служанкой, а та, разумеется, возражать не стала и прямо на нем повисла. Ах, сэр Мерлин, как трудно в это испорченное время воспитывать служанок, если бы вы знали!..

Мерлин промолчал. У него было свое понятие о воспитании женщин — и он сейчас горько оплакивал день, когда не дал этому понятию воплотиться в жизнь.

— А потом началось нечто страшное, — продолжала леди Нимуэ. — Каждый вечер сэр Карадос рассказывал, как он поразил дракона и спас невинную деву. Причем дракон рос прямо на глазах. У него уже было шесть лап, чешуя величиной с блюдце, рога вдвое больше коровьих, а бился с ним сэр Карадос с восхода до заката. Мы сперва думали, что очень скоро прочие рыцари Круглого Стола призовут сэра Карадоса к порядку. Ничуть не бывало — они слушали, замирая от восхищения, верили каждому слову, и, сэр Мерлин… вы не поверите, но они сгорали от зависти!..

— Оттого, что не им посчастливилось убить дракона? Так это для мужчин естественно, — снисходительно произнес волшебник.

— О нет! От зависти, что у них нет в запасе таких же замечательных историй! И что нам оставалось делать?.. Мы не могли спокойно смотреть, как они прямо на глазах чахнут, слушая эту ужасную историю, мы обязаны были им помочь! Сэр Мерлин, поверьте, это было невыносимо!

Волшебник вздохнул.

— Мы нарисовали план леса, — чуть не плача, продолжала леди Нимуэ. — Мы проложили новые тропинки, приказали их протоптать, работники вырыли пещеры, приволокли с полей большие валуны… да еще углубили и расширили озеро… Лес — наша гордость, сэр Мерлин! По нашим тропинкам можно пересечь его семнадцать раз из конца в конец, и всякий раз это будет иной, совершенно неузнаваемый лес!

— Ага, Змеиный лес, Лягушачий лес, Жабий лес… лес Зачарованного пня, лес Зачарованной коряги!.. И что — отдали всех своих служанок замуж за рыцарей Круглого Стола? За рыцарей, которые могли бы жениться на королевских дочерях! Нет, леди, слушать это выше моих сил. Взрослые мужчины попались в такую нелепую ловушку! Вы обязаны были сказать им правду!

— Но ведь подрастали наши мальчики… Сэр Мерлин, вы же знаете, в шесть лет мальчика благородного рода передают из женских рук в мужские руки. Наши сыновья и племянники выросли на этих историях о великанах и драконах! Мы не могли лишать их мечты: ну на что это будет похоже, если отец убил трех великанов, а сын — ни одного? У нас даже есть тропинка для самых маленьких — там нужно разгадывать загадки…

— В человеческих языках нет слова, чтобы назвать это безобразие. Злейший враг бы не придумал такого — а врагов у Логрии хватает. Я поразился — уезжая, я оставил большое и сильное королевство, вернувшись, вижу, что все соседи отщипнули себе по изрядному куску королевства, так что остался один этот дурацкий лес! Лес Зачарованных Дураков — вот что такое теперь наша Логрия! И ведь сорока лет не прошло…

— О сэр Мерлин!.. Разве мы, женщины, умеем оборонять границы?..

Слезы потекли по ухоженному очаровательному личику леди Нимуэ.

Но это сильное средство на волшебника совершенно не подействовало.

— Завтра же, леди, с утра, как только они придут в чувство, мы соберем их за Круглым Столом и вы с феей Морганой расскажете им всю правду, всю — и без этих ваших нежностей.

— Нет, добрый сэр, о нет! — вскричала леди Нимуэ. — Они не переживут такого утра и такой правды! Они столько лет знали, что сильны, и отважны, и победоносны, и красноречивы!.. И вдруг — какая-то пошлая правда, преображенные конюхи, дочери несуществующих королей!.. Нет, нет, о добрый сэр! Если у них не будет этих подвигов и этих историй, что с ними станется? Проще всего — отобрать у них…

— Хватит, прекрасная дама, я все понял.

— Если они узнают правду — они умрут!

— Мужчины не настолько хрупкие создания, как вы вообразили, леди. И не мешайте мне думать.

Мерлин поторопил коня, леди Нимуэ, напротив, придержала своего. И обернулась.

Она знала, что где-то рядом, в ночном мраке, присутствует и тонко настроенным колдовским слухом ловит беседу с волшебником фея Моргана. Знала она также, что фея Моргана в глубине души — на стороне Мерлина, просто теперь уже невозможно что-то изменить.

Они обе прекрасно видели, к чему все идет. И обе понимали, что имеется один-единственный выход из положения. Но думать о нем решительно не хотели.

Потому что было до боли жаль этих больших и бородатых младенцев, этих хвастунов и поэтов, живущих единственно Круглым Столом и тем сводом историй, которые уже обрели, слившись вместе, некое новое качество и пропитали собой пол, стены и потолок вокруг Круглого Стола. Любой человек со стороны, будь он хоть крестьянским подростком, уже на третий день ощутил бы неловкость, слушая о смертоносных взмахах меча и отрубленных головах, великанских и драконьих. Но сами рыцари, их оруженосцы и юные пажи не замечали ни малейшей несообразности, и более того — они словно бы каждое утро заново рождались на свет, готовые слушать историю, прозвучавшую за Круглым Столом, раз триста, как совершенно новую, только что приключившуюся. Это была уже не человеческая, а какая-то иная жизнь — и леди Нимуэ с феей Морганой знали, увы, какому миру она более свойственна.

Мир этот был довольно далеко от Логрии.

* * *

Гай Брут в виде двух десятков юных рыцарей сидел в седле совершенно неподвижно и внимательно наблюдал за темнокудрой феей Морганой.

Моргана сильно волновалась. Ее свита понемногу отступала да отступала от нее, пока фея не оказалась в полном одиночестве. Она сидела в седле прямо, прислушиваясь к беседе между Мерлином и леди Нимуэ. Несколько раз она пыталась послать коня вперед, чтобы прийти на помощь подруге, но сдерживала благой порыв. Наконец фея Моргана тяжко вздохнула.

— Ну что же, дамы и девицы, мы потерпели поражение… Если смотреть правде в глаза, то это — поражение. Дама Риона, поезжайте с Громертой, подготовьте все необходимое.

— Как вам будет угодно, — отвечали дама Риона и Громерта, обе на удивление тихие и печальные. Затем они разом ударили коней хлыстиками и скрылись во тьме.

Фея Моргана обернулась к своей свите.

— Все, кого я приняла на службу по уговору с деревней, могут вернуться домой, я не держу вас более… Уговор расторгается!

Человек двадцать спешилось. Это были главным образом девицы, но среди них — и несколько парней.

— Люций Секунд! — закричал Гай, узнав двоюродного брата. — Ариция Секунда! Юлия Веррина!

Получилось внушительно — родственники даже шарахнулись, услышав такой громкий хор молодых и здоровых глоток.

— Ах, вот оно что! Старый хитрец обвел меня таки вокруг пальца, — сказала фея Моргана. — Ничего, я тоже приготовлю ему подарочек.

Ее волшебный жезл налился светом, обрел радужный ореол, полетели искры — и Гай ощутил, как одна огромная искра впивается ему в глаза и прожигает дорогу до сердца.

Это был краткий миг огня — и тут же мир перед глазами стал отчетлив. Гай вновь был один на рыжей кобылке.

— Ну что же вы? — крикнула свите фея Моргана. — Ступайте прочь! К утру вы дойдете до своей грязной деревни и вернетесь к своим навозным кучам! Все, все ступайте!

— Госпожа! Не прогоняйте меня! — раздался единственный хриплый голос, и дама с забинтованным горлом подбежала к серому коню феи. — Я не могу покинуть своего мужа!

— Отстань, Бомейна, какой он тебе муж? Это была игра… игра кончилась… Ступай домой, Бомейна.

— Нет, он мне муж перед Богом. Я остаюсь, — сказала Антония Квинта. — В радости и в беде… как говорила под венцом… вот так, госпожа…

— Дурочка, — только и могла ответить фея. — Бедная дурочка. Ладно бы рыцари… ты-то за что держишься?..

Она ссутулилась в седле, и Гай испытал острую жалость к женщине, которая проиграла.

Донесся топот копыт — негромко и вразнобой. В полной тишине подъехали Мерлин и леди Нимуэ. И неизвестно, кто из них был печальнее.

— Логрия обречена, останутся одни истории… — произнес Мерлин. — Этого ли вы добивались? И мужчины ваши обречены.

— Мы заберем их на Авалон, — ответила фея Моргана. — Я уже послала за своим кораблем. К вечеру он войдет в устье реки. Мы заберем их всех — и Круглый Стол опустеет навеки.

— Бедные рыцари, — произнес Мерлин и вздохнул. — Авалон — это ведь не жизнь и не смерть, а каждый день одно и то же, одно и то же…

— Бедные рыцари, — повторила фея Моргана. — Не отнимай у них последнего, старый друг. Не отнимай у них того единственного, что осталось, — их прекрасных историй. Позволь нам увезти на Авалон своих мужей, братьев, сыновей и племянников.

— Но ведь они здоровые крепкие мужчины! Они еще могут встать на границе и защитить Логрию!

Этот возглас Мерлина был исполнен отчаяния — волшебник и сам не верил, что такое возможно.

— Нет, они уже не приживутся в мире, где нет драконов и великанов, а Логрию окружают враги, которые не станут падать замертво от одного взмаха рыцарского меча. Видишь — я не боюсь смотреть правде в глаза, — сказала фея Моргана.

— Значит, бегство?

Леди Нимуэ и фея Моргана переглянулись.

— Ну что же, забирайте их, спасайте их, как умеете.

— И меня! — воскликнула Антония Квинта.

— Тебя-то за что? — спросил Мерлин, спешиваясь.

— Где мой муж, там и я. Пусть Авалон… я слово дала… — И Антония Квинта, подойдя к серому коню, ухватилась за стремя своей госпожи.

— Всех ли я отпустила? — спросила фея Моргана. — Нет, не всех. Еще остался конюх Септимий.

Вороной жеребец заржал в ответ.

— Ах, вот ты где… Что же ты до сих пор не преобразился?

Жеребец, сердито оскалившись, мотнул головой в сторону Гая — и проделал это очень красноречиво.

— Благородная госпожа, я не виноват! — воскликнул Гай. — Я хотел отвести жеребца к вам в замок, но он-то туда вовсе не желал! И он таскал меня по лесу, не слушая узды, как сам дьявол!

— Конюх Септимий хотел попасть в Камелот, потому что там его стойло, а в стойле висит старая уздечка, необходимая для преобразования. Только она может сделать его опять человеком, а при нужде — преобразить из человека в жеребца. Но эту уздечку я сама заговорила, так что…

Фея Моргана сплела пальцы странным образом, губы ее беззвучно зашевелились, и конь встал на дыбы. Поплясав на задних ногах, он заржал, и одновременно вокруг него закрутился черный смерч сухой земли, скрыв его из виду.

Точно такое же диво стряслось и с рыжей кобылкой.

Когда же оба смерча опали, взорам явились парень лет двадцати, плечистый и статный, с грубоватым добродушным лицом, и семнадцатилетняя девица в нарядном бирюзовом платье.

И тут свершилось чудо куда более прекрасное, чем превращение жеребца в человека.

Марция уставилась на Септимия, разинув рот. Он тоже первым делом отыскал глазами ту, которая полюбилась ему в образе рыжей кобылки. И они, как зачарованные, пошли друг дружке навстречу, молча взялись за руки — и им уже ни до кого не было дела.

— Прощайте, мои дорогие, — сказала леди Нимуэ. — Вы славно нам послужили. Ждут вас нелегкие испытания, ждет вас война, и мы уже ничем не сможем вам помочь. Спешите домой к родителям! Забирайте ценное имущество, угоняйте скот, пока не поздно. Логрия обречена, но есть и другие страны. Спешите, торопитесь, а я… а мы…

Она ударила коня хлыстом и ускакала.

Фея Моргана направила коня к воротам Камелота.

— Я уведу их сонными, и весь путь до корабля они проведут в блаженной дреме, а на Авалоне будет их ждать иной Круглый Стол, — громко сказала она Мерлину. — Наслаждайся же зрелищем опустевшего Камелота — и пусть совесть твоя онемеет!

— Красиво сказано, — заметил Мерлин. — Прожил я триста лет, а лишь теперь начал понимать разницу между мужской и женской совестью.

Он неторопливо подошел к Гаю Бруту.

— Ты все слышал, юноша?

— Я ничего толком не понял, — честно признался Гай. — Но если надо воевать, я пойду. Пусть только меня научат. В свою деревню я никого не пущу. Скорее умру.

Волшебник взял его за плечи, а чтобы повнимательнее заглянуть в глаза, подвесил в воздухе голубоватый огонек.

— Умрешь за деревню — а за Логрию?

— Так это же теперь одно и то же. Только она и осталась.

— Идем, — сказал Мерлин.

* * *

Они шли по каким-то мрачным коридорам. Неизвестно откуда в руке у Мерлина взялся факел. Наконец распахнулась последняя дверь — и они оказались в большом и темном зале.

— Это — оружейный зал Камелота. Тут хранятся доблестные мечи, которые должны были служить своим хозяевам… да что уж говорить… Выбирай любой.

Гай, беспредельно взволнованный, пошел вдоль стены, на которой поверх гобеленов висело оружие. Мерлин сопровождал его светом факела, ложившимся как раз туда, куда глядел Гай, неровным желтым пятном.

— Вот, — сказал Гай. — Этот. Большой, правда, но ведь с маленькими на войну не ходят, так, добрый сэр?

— Да, это большой меч, — согласился Мерлин. — И на первый взгляд он тебе не по руке. Но если он согласится стать твоим — Логрию, может быть, еще удастся спасти. Это, видишь ли, тот самый Экскалибур…

И поскольку имя ничего не сказало Гаю, Мерлин добавил:

— Прославленный волшебный меч короля Артура. Долго он тут висел без дела…

— Тогда не надо! — воскликнул Гай. — Мне бы чего попроще! Нет ли тут меча простого латника?

— Бери и не бойся ничего, — приказал Мерлин. — Артуру, когда он впервые прикоснулся к этому мечу, тоже было пятнадцать. Хороший возраст, чтобы стать взрослым…

Гай неуверенно протянул руку к крестообразному эфесу.

Меч в ножнах шевельнулся. И рукоять, словно стосковавшись по делу, сама потянулась к чумазой мальчишеской ладони.