Стрелец государева полка
После смерти Богдана Хмельницкого новым гетманом Украины стал генеральный писарь Иван Выговский, который разорвал союз с Москвой против Польши и заключил новый – с Польшей против Москвы. Русская армия князя Пожарского шла к крепости Конотоп. Впереди была битва, которая решит судьбу Украины. В центре повествования приключения десятника государева полка Фёдора Мятелева и его друзей: русского беглого холопа Минки Иванова, запорожского казака Ивана Рога, польской шляхтянки Марты. Пути судьбы приводят героев в столицу Крымского ханства Бахчисарай, в турецкие города Трапезунд и Стамбул, а затем в испанский город Палос, откуда они оправляются в Новый свет. Вместе с отрядом капитана Себастиани они выступили в поход на город золота – столицу Великого Сипы. Половина отряда умерла в пути от лихорадки, трудностей, ядовитых гадов, индейских стрел. Дошли до страны золота лишь немногие. В таинственном городе погиб, спасая жизнь Федора, Иван Рог и сложил свою голову сам Себастиани. Федор женился на дочери вождя племени и так смог сохранить свою жизнь. Несколько лет он жил среди индейцев и смог сбежать только благодаря начавшейся войне с соседним племенем. В 1672 году Федор Мятелев вернулся в Европу, которую оставил в 1659 году, в год битвы под Конотопом. Кардинал ордена Иезуитов помогает Федору получить высокие отличия при испанском королевском дворе. Судьба снова забрасывает его на Украину, где разгорелась очередная война… Рисунок размещен с разрешения Рустема Ваапова, художественного редактора газеты «Голос Крыма».
Оглавление
- Книга 1
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стрелец государева полка предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Книга 1
Глава 1
Встреча в степи
Июнь, 1659 год.
После смерти гетмана Богдана Украина заплыла в огне внутренней смуты. Полковники, которые при жизни гетмана боялись и пикнуть, подняли головы и заговорили во весь голос. Они стали осуждать решение покойного Богдана сделать власть гетмана наследственной в роде Хмельницких.
Многие «новые богатые», поднявшиеся до властных высот во время большого восстания, были не согласны с московской ориентацией Украины. Возглавлял эту группу казачьей старшины генеральный писарь Войска Запорожского Иван Выговский, который и вырвал у молодого Юрия, сына Богдана, булаву гетмана в 1657 году на Корсунской раде.
В 1658 году Выговский принял громкий титул Великий гетман Княжества Русского. Он разорвал договор с Россией против Польши, и подписал договор с Польшей против России.
Но и у Выговского врагов хватало. Левобережные полковники и Сечь Запорожская во главе кошевым выступили против польской ориентации Украины. И началась гражданская война, что открыла страшный период в истории Украины названный Руиной…
В степи: десятник государева стремянного полка Федор Мятелев.
Отряд всадников вернулся в лагерь к полудню. Десяток стремянных стрельцов, двенадцать драгун да полусотня донских казаков. Сразу было видно, что они побывали в горячем деле.
Трое стрельцов едва держались в седлах и их белые кафтаны покрыты кровавыми пятнами. Один, как только отряд пересек черту лагеря, свалился с седла на руки подбежавшим товарищам.
У командира драгун глубокая рана в боку, и он зажимал её рукой. Ему также помогли сойти с коня и унесли в палатку. Драгуны потеряли в конной стычке пятерых.
Только донцы с удалыми криками, гиком и свистом пронеслись к своим. Никто из них не был даже ранен. Есаул Удача Клин был счастливым и на этот раз подтвердил свое прозвище: все кто ходил с ним в дозор вернулись обратно не тронутые ни пулями, ни стрелами, ни саблями татар.
Десятник стремянных стрельцов, сын боярский[1] Федор Мятелев, соскочил с коня и отдал поводья старому стрельцу с седой окладистой бородой.
— Федька! Тебя сотник ищет! Сколь раз уже справлялся! Давно из дозора должен был возвернуться.
— Повстречал атамана Клина и вместе с ним сшиблись с татарским чамбулом[2]. Зриш, Степан Силыч, что за конь подо мной?
— Ай, и счастлив ты, Федька! — произнес старый стрелец. — Уехал на плохоньком донском коньке, а вернулся на чистокровном! Арабских кровей! Какого красавца заполучил!
Стрелец рассматривал высокого вороного коня и гладил свободной рукой его по холке.
— У татарского мурзы взял сего жеребца, — похвастался Мятелев. — Лично срубил его своей саблей! Мы нарвались в степи на чамбул и вместе с донскими казаками навалились на них. А моего конька татарской стрелой убило. Жаль! Добрый был конь, хоть и неказистый.
Федор, высокий широкоплечий молодой человек, снял шапку, и его пшеничные вьющиеся длинные волосы рассыпались по плечам. Он не носил бороды по польской моде, и лихо закручивал длинные усы, за что его часто корил сотник. Мол, не по-русски ходишь с «босым рылом». Но Федьке многое прощалось за его бесшабашную удаль, отчаянную смелость и умение рубиться на саблях.
Передовые сотни полка воеводы Семена Стрешнева разбивали лагерь. Вчера Стрешнев получил приказ начального воеводы князя Пожарского остановиться, дожидаться главных сил и выслать в степь дозоры — наблюдать за передвижениями противника.
Фёдор беспрепятственно вошел к сотнику. Караульный не остановил его, так как знал, Еремеев хотел видеть удальца как можно быстрее, и уже не раз спрашивал, где Федька запропастился.
— Назар Иваныч, — с порога окликнул сотника Мятелев. — Звал меня?
— Где тебя черти носят? Уже сколь раз за тобой посылали!
— Так в дозоре был со своими ребятами.
— Снова в драку ввязался? Так-то дозорную службу несешь, собачий сын? Я же сколь раз тебе приказывал, что дело дозорных наблюдать, и более ничего? Не ясно? Вот прикажет воевода тебе батогов отсыпать, будешь знать!
— А я чего, Назар Иваныч? Это донцы Удачи Клина ввязались в рубку с татарами. И говорит мне Удача, а не побоишься стрелец с татарами срубиться? Не мог же я честь стремянных стрельцов уронить? Ну и сшиблись.
— Сколь людей из твоего десятка легло? — строго спросил сотник.
— Двое. Пашка Тараруй, да Семка Леонтьев. Их татары, когда убегали, из луков сняли. Да я кричал им, чтобы не преследовали татар-то. Куда там. Не послушали.
— Дурак! — сотник хотел было дальше заругаться, но вспомнил, зачем звал себе Мятелева и махнул рукой.
— Тебя воевода Стрешнев требует к себе. Садись на коня и к нему в стан.
— Воевода? Да на кой я ему нужен? — удивился Фёдор.
— Он сам тебе пояснит. Но скажу, что нужен ему лихой парень для дела трудного да опасного. Вот наш полковник Стрешнев и вспомнил про тебя и спехом гонца ко мне. Давай, мол, Мятелева сюда.
— Дело? Опасное? — глаза Фёдора загорелись. — Это по мне. А то сшиблись раза два с татарами. Какое это дело. Так смехи одни.
— Дурак, ты Федька! Ой, дурак! Смелость сие хорошо. Но смелость без головы — гиблое дело. Ну да тебя на том свете только черти переделают. Иди. Батьку вот твоего жаль. Сколь сыновей то у него окромя тебя?
— Я един. А остальные девки у батьки.
— То-то и жалко.
— А чего жалеть то, Назар Иваныч? Я пока жив здоров.
— Война-то она длинная, Федька. Ну да иди! Иди с богом!
— Так велишь к полковнику Стрешневу сразу ехать?
— Сразу. Они тебя спехом требуют! Не мешкай. Коли конь устал, то моего возьми.
— Нет! Мой араб ещё два раза по столько проскачет!
Федор весело выбежал из шатра и снова подбежал к своему новому коню. А что за конь! Диво! Тонконогий, грациозный, что твоя девица. Арабских кровей жеребец, не такой низкорослый на каких обычно татары идут в набег и на войну. Очевидно, сам мурза где-то захватил его не так давно.
— Опять? — увидев Федьку, спросил Степан Силыч. — Дай хоть коню передохнуть, оглашенный. Куда тебя несет?
— Приказ сотника явиться к воеводе Стрешневу. Не могу ждать, дядя Степан.
— Да воевода не мене чем в пяти верстах отсюда. Мы-то вперед ушли. Один поедешь?
— Один! Не полком чай!
— А если татары наскочат? Сам знаешь, что их тут тьма тьмущая промышляет. Погоди малость, скоро наша полусотня туда выступает. С ними и поедешь.
— Нет, дядя Степан! Мне ждать недосуг. Да и какой татарин догонит моего коня? Ветер!
Фёдор вскочил в седло и проверил пистолеты в кобурах — удобно ли выходят.
— Прощай, Степан Силыч! Может еще, бог даст, свидимся!
— Прощай! Да хранит тебя господь.
Федор тронулся в путь. Если бы он знал, как надолго уведет его дорога судьбы от земляков однополчан и от родной земли, то не торопился бы так…
Зоркий глаз Федора заметил вдалеке всадника. Кто такой было не разобрать, но по всему было видно, что он торопился. И летел он прямо навстречу с сыном боярским.
«Куда гонит? Так и коня можно загнать!»
Мятелев вытащил пистоль и приготовился к встрече незнакомца. Но когда тот приблизился, он понял что это человек из дворянского ополчения. На нем был островерхий металлический шлем и тяжелая епанча.
Теперь и тот уже заметил Федора и сам вытащил пистоль, но тут же сунул её обратно.
— Свой! — закричал стрелец. — Куда так спешишь, дворянин?
— Василий Ржев из полка дворянской кавалерии Шереметева. Татары! Там! — дворянин осадил коня и показал в сторону рукой. — Войско хана идет!
— Да откуда здесь хан? Ты не ошибся часом? Может, со страху показалось?
— Дал бы я тебе по роже за такие слова, но не досуг. Со страху! Я видел татар. Не мене тысячи. Аж в глазах зарябило от сверкания доспехов и оружия. В цветастых одеждах все. Отборная конница хана. И над ними бунчуки я пятью хвостами! Смекаешь!
— Сам хан! Пять бунчуков! — догадался Мятелев. — Но как они могли оказаться здесь так быстро? Мы думали здесь только передовые отряды татар и казаки передовых сотен Выговского.
— Сам не знаю, откуда они здесь. Наши также не чаяли здесь увидеть хана. Мы думали передовой дозор, и ввязалась в схватку. Вот я и спешу предупредить воеводу Стрешнева. Ему нужно срочно отходить к главным силам воеводы Пожарского, а не то хан отрежет его от наших полков. А рядом Выговский с казаками и поляки гетмана Потоцкого с ним.
— Вот попали! И ты везешь такую весть один?
— Остался только я. Так что поворачивай своего коня обратно и едем со мной. А то боюсь, могу сам не довезти вести. Я ранен.
— Ранен? — Мятелев посмотрел на дворянина. Он и раньше заметил его бледность. Но только теперь смог увидеть рану в его боку. — Чем это тебя так?
— Пулей из пистоли стрелили. Царапина. Крови немного потерял. Да ничего доеду.
— Держись. Я как раз и еду к Стрешневу, дворянин. А там, — Мятелев указал рукой позади себя, — только передовые: сотня стремянных стрельцов, две сотни драгун и сотня донских казаков есаула Клина. Силы полковника Стрешнева в двух верстах не далее. Ты проскочил их.
— Как? Но мне указали двигаться именно так. Там стан Стрешнева. Он должен был подойти к Конотопу.
— Воевода Стрешнев не сует голову черты в зубы, дворянин. Он разослал везде конные разъезды. Едем! Я покажу дорогу!
— В трех верстах отсюда целые отряды татар рыщут. А вон за теми холмами не менее сотни всадников. Идут по моему следу!
— Отрезают наших! Ежели так, то нашим передовым худо придется. Слышь, дворянин, пожалуй, скачи один. Мне стоит предупредить наши передовые сотни, а ты, скачи, к Стрешневу. Я покажу!
— Нет! Я сам не найду дороги. Один раз уже ошибся. Кстати, ты так и не назвал мне своего имени. Кто ты такой?
— Федор Мятелев, сын боярский, десятник из полка стремянных стрельцов. Но я не могу оставить своих на растерзание татарам!
— Ты понимаешь, сын боярский Мятелев, что весь полк Стрешнева могут покрошить?
Федор прекрасно понимал, что дворянин прав. Стрешнева нужно было предупредить.
— С передовыми ничего не случиться. Для татар они слишком мелкая добыча! Да и уйти могут легко. Веди, сын боярский, показывай дорогу к Стрешневу!
— Тогда нам стоит объехать другой стороной! — Мятелев пришпорил своего жеребца. — За мной!
Всадники помчались вперед, путем, который совсем недавно указал Федору один из донских казаков дозорной сотни. Он называл её тропой людоловов[3], и здесь можно было пройти между гетманскими и татарскими разъездами незаметно…
Великий хан Крыма Мехмед IV Гирей торопился разгромить передовые полки Стрешнева и затем вместе со своими союзниками поляками гетмана Потоцкого и казаками гетмана Выговского навалиться на дворянскую конницу князя Пожарского и князя Львова, которые шли к армии воеводы Трубецкого, осаждавшей крепость Конотоп. Это оставит основную русскую армию без конницы…
Мятелев думал быстро проскочить тайной тропой, но счастье на этот раз не улыбнулось Федору. Почти сразу же, не проскакав и полуверсты, они с дворянином натолкнулись на татарский отряд, человек в пятьдесят.
Всадники на низкорослых лошадках в лисьих малахаях сразу заметили их, и, прижимаясь к седлам, поскакали наперерез с громкими криками «Ал-ла!», «Ал-ла!»
— Татары! — с ужасом прокричал дворянин. — Мы наскочили прямо на них!
— Поворачивай в сторону, дворянин! К оврагу! Там можно уйти среди высокой травы!
— Уходи сам, сын боярский! У меня конь устал! Я задержу их! Зачем умирать двоим!
— Нет! Поворачивай коня!
Ржев сделал так, как просил его Мятелев. Кони понесли их к оврагу. Федор чертыхнулся и обругал про себя дворянина последними словами:
«В седле сидит словно собака на заборе. И коня зазря дергает. Конь у него устал. Устанешь под таким всадником-то!»
Они попытались уйти, но еще один отряд татар показался именно со стороны спасительного оврага.
— Засада! — прокричал Ржев. — Теперь нам не уйти! Мы попались, стрелец!
Федор увидел, что передовые татары готовили арканы. Как всегда они предпочитали брать пленников живыми, а не расходовать понапрасну живой товар, который потом можно было выгодно продать на рабских рынках Кафы и Бахчисарая.
— Хотят взять живыми! — Ржев приготовил пистолет и пригнулся к голове коня.
— Вижу!
Федор достал пистолет. Впереди было не более 10 всадников и если они четырьмя выстрелами свалят четверых (времени на перезарядку пистолей не было), то у них появится маленький шанс взять остальных в сабли и уйти.
Но дворянин выстрелил с большего расстояния и промазал. Мятелев выругался и крикнул Ржеву:
— Не трать второго заряда попусту!
Федор увидел искаженное злобой лицо первого татарина и вскинул руку. Раздался щелчок, мелькнула вспышка (загорелся порох на полке) и громыхнул выстрел. Татарин опрокинулся назад. Свинцовая пуля разворотила его лицо.
— Вон как палить надо! — выкрикнул он.
Сын боярский сунул разряженный пистолет в кобуру и вытащил другой. Новый залп и второй татарин вылетел из седла.
Теперь за саблю. Позади него снова выстрелил Ржев, и снова мимо. Не умеет стрелять с седла дворянин! Сверкнула на солнце сталь старого отцовского клинка. Татарин швырнул аркан, но Мятелев уклонился.
Татарин наскочил на него. Звякнула сталь. Мятелев отбил удар татарина и сам рубанул наотмашь. Клинок рассек кочевнику голову. В деле сабельного боя с Федором мало кто мог сравниться.
Мятелев оглянулся посмотреть как там Ржев, но дворянина уже выдернули из седла. Федор резко развернул своего коня и пошел ему на помощь. Плотный татарин в косматом полушубке тянул аркан и волочил задохшегося дворянина по земле. Сын боярский быстро перерубил аркан.
Татарин поднял клинок своей сабли. Федор уклонился от смертоносной стали, и пролетел мимо врага. Он натянул поводья, и его араб замер на месте как вкопанный. Поворот! И снова в схватку!
Фёдор взмахнул саблей, но в этот момент его горло сдавила петля! Он вылетел из седла и грохнулся на землю…
Плен.
Очнулся Федор уже со связанными за спиной руками. Прямо над ним стояли два татарина. Они подняли его на ноги.
— Якши батыр[4]! — проговорил один. — Якши ясыр!
— Якши, Якши! — цокнул языком второй. — А рубился как? Воин. Такого в Египте продать не мене как тысячу золотых просить можно.
— Если в Египет в мамлюкский отряд продать, то и все полторы тысячи такой батыр будет стоить! Я знаю.
Федор дернулся, но татары стеганули его нагайкой по голове. Он снова упал.
— Не сопротивляйся, урус, — проговорил, широкоплечий коренастый татарин. — Ты карашо бился. Но ты стал мой ясыр, и я не хочу тебя убивать! Моя звать Али! Я тепер твоя казяин!
— Ты? — у Мятелева уже готовы были сорваться с губ оскорбления, но татарин зажал его рот рукой.
— Зачем говорить плохая слова, батыр? — спокойно спросил он. — Ты воин, и я воин. Воин сражаться, но не обзывать друг друг. Ты карашо бился. Что еще? Не заставляй меня убивать.
Федор понял, что татарский воин прав. Умирать вот так не было никакого смысла. Еще был шанс спастись…
Федора и Василия Ржева привязали веревками к коням, и они побежали вслед за конными татарами. Те хотели сберечь крепких мужчин, что теперь шли на рабских рынках за весьма хорошую цену. Турецкому султану были нужны гребцы на галеры. Да и упоминание о Египте было не пустой болтовней. Египетские султаны формировали свою гвардию мамлюков из рабов, и платили за настоящих воинов весьма щедро.
— Пропали мы с тобой, сын боярский!
— Я удачливый человек, дворянин, не бойся — освободимся. Нам нужно еще предупредить Стрешнева. Не забыл?
— Забудешь тут. Как же это сделать только?
К ним подскочил конный татарин, и его нагайка больно резанула Федора по спине.
— Молчать, собаки! — заорал он по-татарски. — У вас есть силы разевать свои поганые рты? Так я заставлю вас бежать быстрее!
Федор застонал от обиды, но возражать и татарину не стал. Он отомстит после, когда в его руке снова будет сабля.
Мятелев не знал, как им освободиться. Но он продолжал верить в свою счастливую звезду. Что-то должно было произойти. Федор не мог допустить и мысли, что его как сотни других людей могут вот так продать в рабство.
Татары отвели их к небольшой рощице где, уже находился караван невольников из нескольких сотен человек — мужчин, женщин и детей. Татары предусмотрительно привязывали пленников к длинным жердям по 10 человек.
— И что теперь? — Ржев посмотрел на Мятелева.
— Не знаю, — прошептал тот. — Нас погонят в Крым.
— Но татары должны воевать в войске! Разве могут они самовольно вот так отлучаться?
— Они и станут воевать. Молодые. А старые воины погонят ясыр домой в Крым. Татары завсегда заботятся о живом товаре для рабских рыков Крыма. Не слыхал об этом, дворянин?
— Как не слыхать, слыхал. И не раз. Но не думал вот, что сам стану ясырем! И нет никакого выхода! А ты же говорил мне, что ты счастливый. Отвернулось от тебя твое счастье, сын боярский.
— Теперь, если нас не спасут казаки, мы попадем в Крым.
— Я говорил тебе уходи! Чего двоим пропадать? — спросил дворянин.
— Да некуда было уходить, дворянин. Все одно споймали бы. Как рана твоя?
— Царапина. Пуля токмо кожу содрала. Крови уже нет.
Их привязали к жерди среди рослых крестьянских парней в самом начале, и теперь татарские конвоиры заставили их идти очень быстро. Людоловы торопились, как бы не попасть на казацкую разведку и не лишиться своей добычи. Все-таки началась большая война, и воинских разъездов повсюду хватало.
Татарский музра напутствовал командира отряда таким словами:
— Махмуд!
— Да, мой господин, — ответил человек явно не татарской внешности. Это был слуга из рабов, который принял ислам на чужбине.
— Я возвращаюсь в войска хана. Я и так задержался больше обычного.
— Перекопский бей может гневаться на тебя, господин. Он поймет, что ты ходил за ясырем!
— Не поймет. Сейчас везде такое! Передовые отряды хана уже у самого Конотопа. И многие мурзы поступают, как и я. Хан нам ничего не заплатит за участие в этой войне, и мы имеем право вознаградить себя за боевую работу.
— Да, господин, — Махмуд склонил голову.
— Пойдешь домой быстро и никуда не сворачивай с тайной тропы. Ясыр не жалей. Ослабевших добивай! Только женщин посади на лошадей. Это ясыр для султанского гарема. Таких, я давно не захватывал. За них в Кафе дадут не менее как по полторы тысячи цехинов! И часть из них для тебя! Я никогда не забываю верных слуг!
— Понял, господин. В случае чего…
— Если нарвешься на урусутов или казаков, уходи с полонянками, а остальных бросай. Хотя и вон того батыра забери с собой. Видишь вон того уруса?
— Того? Вижу. А что в нем такого, господин?
— Когда мы его брали, он дрался как барс! Я умею отличить настоящего воина. И его не должны убить. Его, и того, что рядом с ним. Это мой приказ!
— Их не станут рубить, даже если мы нарвемся на урусов. Я все сделаю, господин, как ты сказал.
— Я скоро буду вслед за тобой в Крыму. Хан меня отпустит от войска. И еще приведу невольников.
— Ты удачлив, господин. Счастливы воины, которых ты, мурза, водишь в набег.
И караван с невольниками погнали в степь…
Федор вспомнил рассказы старых стрельцов, о татарских полоняниках и страшной дороге слез, по которой гнали сотни и тысячи людей из России, Украины, Польши, Литвы. Теперь все становилось реальностью и ему самому приходилось испытывать все негоразды доли раба.
Татары всегда действовали быстро и, нахватав пленников, уходили обратно в Крым. Ценный и дорогой товар для гаремов, молодых и красивых девушек, всегда везли на лошадях. Остальных пленников вели привязанными к жердям.
Шли они быстро, боясь попасться казацкой заставе, и всех кто ослабел, безжалостно добивали.
Федор был физически крепким и сильным мужчиной. Из него с самого раннего детства воспитывали воина, и он привык к трудностям. Отец его, который потерял в бою правую руку, быстро приучился держать саблю в левой, и обучал своего единственного сына владеть оружием. Занимались он подолгу в саду, и после таких тренировок Федор падал без чувств. Теперь он был благодарен отцу за науку выносливости.
Дворянин Ржев также оказался крепким парнем. Бежал он хорошо, хоть и был ранен.
— Татар с нами мало, — проговорил он. — Слышишь, что ли, боярский сын?
— А нам-то какая с того радость, дворянин? Мы крепко связаны.
— Мне бы только руки освободить.
— Легко сказать освободить! Как? Они связали нас ремнями из сырой кожи. Такие путы не порвешь в раз. Здесь нужен нож.
Они прошли вдоль рощи и углубились в степь. Травы были высоки и достигали пленникам до пояса.
— Быстрее! — орали конники и хлестали ясыр плетями. — Шевелите ногами, гяуры, если хотите сохранить свои ничтожные жизни!
Засада.
Сотня слободских казаков наказного гетмана Ивана Беспалого[5] под командой сотника Павла Иванюка шла за людоловами и подготовила для татар засаду у двух холмов. Здесь Иванюк умело спрятал своих солдат и приказал спешиться и приготовить мушкеты.
— Стрелять только по моей команде! Смотрите! Не задеть полоняников! Слышь, меня, Роман?
— Слышу, пан сотник. Не впервой нам наших из беды выручать. Все будет, как и в прошлые разы. Снимем поганых с коней в един миг!
— А ты, Иван, возьми с собой троих и следи за конями! — приказал сотник другому десятнику.
— Сделаю, пан сотник.
Слободские казаки залегли и приготовили оружие. Все они были испытанными воинами и прошли не одну кампанию. Гетманы Украины и русские воеводы охотно пополняли свои полки казаками и населением порубежных районов. Все эти люди привычны к сабле и мушкету и воевали против поганых[6] не за деньги, а за совесть. Сам Павло Иванюк некогда был среди запорожского казачества и хорошо осведомлен о повадках степняков. Не раз ему доводилось вместе с кошевым атаманом Сирко отбивать ясыр у татар и наказывать «степных волков».
Вот и теперь он, уйдя в дозор, увидел следы чамбула людоловов. Павло отправил большую часть своего отряда обратно с докладом, а сам не удержался и решил отбить своих.
Он всегда так делал, не мог пройти мимо людской беды. Его собственную семью, жену и четверых дочек, угнали в ненавистный Крым татары. И с тех пор он всегда мстил крымчакам лютой местью.
— Слышь, Павло, — спросил Иванюка его друг десятский Дмитро, — а верно ли они здесь пойдут?
— Уж я-то знаю их повадку воровскую.
— А ежели они уже прошли?
— Нет. Мы обошли их короткой дорогой. Людоловы бы не пошли так. Слишком опасно. Они тайной тропой пойдут. А значит, мы опередили их. Сейчас покажутся передовые. Только бы не пальнул никто до времени. Вот чего боюсь.
— Да, не бойсь, Павло. Не впервой у нас люди в таком деле.
— Вот они! Идут нехристи! Что я говорил! Смотри.
Показались лисьи малахаи первых татарских всадников.
Сотник ждал. Он знал, что его люди сейчас держат пальцы на спусковых крючках мушкетов.
— Их так мало, Павло! — шепнул ему на ухо Дмитро. — Что за притча?
— А чего тут непонятного, Дмитро? Основные то силы татар идут к хану. Война! Не забыл?
— Забудешь тут. И когда это кончится, что кровавые чамбулы будут ходить на Украину? Сколь нам терпеть то это? И людей скоро на нашей земле не останется.
— Пока Крым поганский стоять будет, и они станут приходить. Но пришла армия белого царя[7]. Может вот побьем турок, тогда и Крыму конец придет.
— Да сколь война идет? Уж не един год.
— После смерти Богдана старшина наша не думает про родину совсем. Токмо про себя и заботы имеют.
— Оно так, пан сотник. Но больно много войска притащил за собою хан на Украину. Да еще предатель Выговский с ними, да поляки. Выстоим ли?
— Выстоим. Но, тихо. Пора сигнал давать.
Павло прицелился и выстрелил первым. Передовой татарин слетел с коня. И в тот же миг затрещали другие выстрелы.
Но Махмуд не зря ходил на Украину и Польшу не один раз. Опытный людолов всегда держался в середине колоны и в случае опасности бросался бежать с самым ценным товаром. Так случилось и сейчас. Три татарина и десяток пленниц на лошадях успешно ушли в степи.
Сотник не мог отдать приказа начать погоню. И так он задержался и нарушил основной приказ.
Две сотни мужчин и детей были спасены от татарской неволи.
— Освободить пленников! Живо! — приказал Иванюк и его люди стали исполнять приказ.
— Эй, сотник! — позвал его Федор. — Не знаешь ли где воевода Стрешнев?
— А ты кто такой, что интересуешься воеводой? — сурово посмотрел на освобожденного пленника Иванюк.
— Боярский сын Мятелев из полка стремянных стрельцов. Или моего кафтана не зришь, сотник?
— Соединился воевода с силами боярина Пожарского. Как увидели большие силы татар, так и отошли к основному стану.
— А передовые сотни? Не знаешь ли, что с ними стало?
— Передовые Стрешнева? Ушли из-под самого носа татар к Конотопу. Правда, добро побросали.
— То верные вести? — спросил Федор.
— Уж куда вернее. Конные донские казаки атамана Клина их видели. Ушли!
— Спасибо за добрые вести и наше освобождение. Вишь, дворянин, — Федор повернулся к Ржеву, — я же говорил тебе, что я счастливый.
— А ты кто такой? — сотник посмотрел на Ржева.
— Василий Ржев из полка дворянской кавалерии Шереметева.
— И как вас занесло сюда? Стремянной стрелец-белокафтанник, да дворянин из кавалерии Шереметева?
— Попались в степи людоловам. Наскочили прямо на их засаду.
— Поедете со мной. В лагере разберемся, что вы за птицы. Но если узнаю что вы беглые от своих частей, самолично повешу вас на первом же суку.
— Какой ты грозный сотник! — с вызовом ответил Павлу Василий Ржев. — Я дворянин! И за такие слова могу и саблей ответить!
— Саблей? — вскипел сотник. — Саблей надо было татарам отвечать! Слабы с сабелькой-то против татарина в степи?
— Нас было всего двое против полусотни! И то Федор уложил троих татар.
— Да не ссорьтесь вы! — вмешался Мятелев. — Меня ждет сам воевода передового отряда Стрешнев. Отведи меня к нему и там узнаешь, кто такой Федька Мятелев. Да и за дворянина Ржева я головой могу поручиться. Видел его в бою с татарами.
— Хорошо, берите татарских коней и поедете со мной и моими людьми. Мы в ставку гетмана. И рядом с нами стан воеводы Пожарского. Кстати я слышал, что и Стрешнев сейчас у князя Пожарского. И князь Львов там. Как раз и вас туда доставят.
Федор выбрал себе неказистого конька и с сожалением произнес:
— Снова не судьба ездить на арабском жеребце! Только захватил одного и вот на тебе — отняли! Теперь на нем снова татарский мурза ездит!
— А сам-то ты его, где добыл, стрелец? — спросил Ржев, садясь в седло.
— У другого татарского мурзы.
— Тогда благодари бога, за то, что твоя голова цела…
Глава 2
Воевода
Июнь, 1659 год.
Военный совет.
В стане русских войск слободской сотник передал стрельца и дворянина полковнику немецкого наемного полка фон Нейрату и попросил сопроводить до самого шатра воеводы Пожарского, где шел в это время военный совет.
Нейрат высокий и тощий немец в кирасе с золотой насечкой и ребристом шлеме, украшенном пышным плюмажем из страусовых перьев, внимательно осмотрел оборванных пленников.
— Wer ist? Фы кто ест? — спросил он строго. — Ласутчик гетман Выховски?
— Я из кавалерии Шереметева! Василий Ржев мое имя! Какой я тебе лазутчик, кикимора заморская?!
— Я есть кикимор? Сейчас проферим кто ест кто!
Немец схватился за плеть, но Мятелев стал между ним и дворянином Ржевым:
— Не балуй! Опусти плеть-то! Не вишь мы только из плена вынулись? Веди нас к воеводе!
— Schwein![8]
Немец выругался, но плеть опустил. Мало ли что за люди. С этими русскими всегда так, сунешься — потом глотку перегрызут.
Он пошел вперед, жестом указав своим людям, крепко охранять пленных — мало ли на какую хитрость могут пойти татары и казаки гетмана Выговского. Только вчера ему довелось самолично вздернуть пятерых лазутчиков, которые разнюхивали численность русской армии.
Фон Нейрат провел их по всему лагерю и мимо пушечного обоза они вышли к большому роскошному шатру самого главного воеводы Пожарского.
— Warten! Подождите здес! После фоенный совфет я скажу про фас веофоде! — сообщил немец. — Но никута не хотить. Здес! Понимайт? Иначе смерт!
— Понимаем, никуда не денемся.
В шатре военный совет уже заканчивался. Большой воевода боярин и князь Семен Романович Пожарский заслушал донесения о войсках хана и вместе с воеводами выработал план действий на ближайшие сутки.
Высокий и грузный с широкой окладистой черной бородой, воевода сидел в центре шатра и смотрел на своих командиров. На боярине красного цвета парчовый кафтан с золочеными петлицами на груди и жемчужными пуговицами. На отороченной горностаем шапке сверкал большой рубин. Воевода держал на коленях драгоценную саблю, подарок царя Алексея Михайловича.
Князь Семен был горд и самолюбив. Человек из знатнейшего на Руси рода, восходящего к династии Рюриковичей, двоюродный племянник знаменитого победителя поляков князя Дмитрия Пожарского, он мечтал о большой славе. Он уже давно хотел себя показать в настоящем деле и стать спасителем христиан от поганых.
— Основные силы хана, как доложили мои разведчики, хотят нас отрезать от князя воеводы Трубецкого под Конотопом, — сообщил молодой князь Львов. — Уже завтра-послезавтра они подойдут к городу. У хана больше 30 тысяч войска.
Львов был одет по польской моде в темно-синий жупан, застегнутый золотыми гудзиками и широко опоясанный шелковым поясом. Поверх жупана на князе богатый парчовый кунтуш отороченный соболем с резными откидными рукавами. На голове черная смушковая шапка.
— А у нас всего 10 тысяч! — проговорил воевода Стрешнев.
— А к хану подойдут еще 25 тысяч казаков Выговского и 4 тысячи войска польского гетмана Анжея Потоцкого. А у того полторы тысячи только панцирной крылатой конницы[9], — проговорил полковник Улебин. — Нужно соединиться с главными силами князя Трубецкого.
— Соединиться? — князь Семен Пожарский с вызовом посмотрел на пожилого полковника. — Мне стать под него?
Пожарский знал, что если так произойдет, то вся слава победы достанется Трубецкому. Он тогда получит только жалкие крохи со стола победителя.
— Да, князь, — настаивал на своем Улебин. — Не время сейчас местами чиниться. Ввязываться в бой с превосходящими силами нам невыгодно. Стоит ждать и оттягивать сражение сколь можно. Выговский пока силен. Но скоро многие в Украине восстанут против него, — проговорил Улебин. — Время нам надобно выиграть.
— Ждать? Ждать когда слава идет ко мне в руки? Мне ждать? Но я дал слово царю разгромить его врагов! И я это смогу сделать и без Трубецкого! Он сколь времени под Конотопом топчется? Отчего крепости до сих пор не взял?
— В крепости сильный гарнизон, — смело возразил воеводе Улебин. — И командует им отличный военачальник, полковник Гуляницкий. А у Трубецкого нет в достаточном количестве осадной артиллерии. Небольшими пушками стен не пробить. Нужно дождаться подкреплений. Скоро подойдут свежие силы казаков с Дона, подойдет осадная артиллерия, три приказа московских стрельцов и два немецких наемных полка.
— Пока они подойдут, мы разгромим наших врагов! За нами цвет московской дворянской конницы. Чего еще ждать? — бушевал Пожарский.
Но он видел, что многие воеводы склонялись к словам Улебина и осторожничали, не желая лезть на рожон.
Поднялся крепкий воин в ярком малиновом жупане, подпоясанный широким бархатным кушаком. Это был украинский наказной гетман Иван Беспалый, который не менее Пожарского горел желанием отличиться перед царем. После того как Выговский перешел на сторону врагов России у него был шанс стать новым великим гетманом Войска Запорожского. Если они с воеводой под Конотопом захватят в плен Выговского, то царь Алексей отблагодарит его. Да и Пожарский этой услуги не забудет.
— Что скажешь, наказной гетман? — спросил Беспалого Пожарский.
— А то и скажу, что пан воевода прав. Для нас главное хан. Казаки Выговского драться в полную силу не станут. Я многих там знаю. Им союз с татарами как кость поперек горла.
— Вот видали? — Пожарский обвел всех торжествующим взглядом. — Что говорит опытный человек?
— А поляки? — спросил гетмана Улебин. — Что скажет пан наказной гетман о них?
Полковник был одет как все стрелецкие головы. Его верхний кафтан, застегнутый справа налево с петлицами из золотого шнура с кистями, оторочен мехом. На руках перчатки-краги коричневой кожи, украшенные вышивкой и галуном. За поясом два пистоля. В руках он держал островерхий металлический шлем.
Гетман поправил отделанный серебром пернач, знак своей войсковой власти, пригладил свои длинные седые усы и произнес:
— Паны пока развернутся, мы уже хана опрокинем. Да и бивали мы с гетманом Богданом эту хваленную панцирную конницу поляков, что пан полковник так боится.
— Следи за языком, гетман! — Улебин схватился за саблю. Его возмутили слова Беспалого.
— У Потоцкого силы невеликие, пан полковник! И нам ли брать в расчет его полторы тысячи панцирных крылатых гусар? — с вызовом, но спокойно ответил Беспалый. — Со мной 2 тысячи слободских казаков. Да твои князь 10 тысяч! Чего еще надобно? Мои казачки все опытные и смелые воины. На конях сидят не хуже татар. А московская панцирная конница не хуже польской.
— Вот это слова настоящего воина! — вскричал Пожарский, хлопнув ладонью по драгоценной сабле. — Донской походный атаман Сокол уже подошел с передовыми?
— Нет. Только тысяча казаков есаула Семёнова.
— Ну да ладно. Справимся и без них. Все, господа, готовьте оружие к битве! Великий государь Московский и Всея Руси ждет от вас дел великих и славных!
На том военный совет и закончился. Воеводы, полковники и атаманы разошлись. В шатре остались только Пожарский, полковник Стрешнев и гетман Беспалый.
— Ты прислал своего человека, о коем я просил тебя? — Пожарский внимательно посмотрел на Стрешнева.
— Только что мне доложили, что Федор Мятелев уже ждет у твоего шатра, князь.
— Ты отвечаешь за его надежность? Знаешь ведь, на какое дело он пойдет.
— Лихой рубака, сын боярский Федька. Я знавал и его отца и дядю. Все были на государевой службе. Будь в надеже, боярин. Такого молодца поискать.
— Хорошо! Знаю полк стремянных стрельцов. Веди его сюда!
Пожарский посмотрел на наказного гетмана и спросил:
— Ну что, пан Иван, думаешь, выйдет из этого дела что-нибудь?
— Выйдет, Семен Романович. Сам понимаешь дело-то какое. Второго такого шанса не будет.
Пожарский замолчал. Он вспомнил как обещал царю в Кремлевской палате не щадя жизни своей отстоять Украину от нашествия татар. Слово же князя Пожарского тверже камня! Сие всем известно.
— Но если дать этому сыну боярскому знать тайное, то он может сию тайну продать, али проговориться! Так? — тряхнул головой воевода.
— Мятелев не человек — кремень! — вступился за Федора Стрешнев.
— Пытки многих кремней ломали. Ничего не желаю сказать плохого про этого боярского сына. Но пытки многих ломали.
— Надежнее Мятелева нет никого, воевода! Да и много ли будет ему известно?
— Тогда зови его сюда! — сказал Пожарский.
Стрешнев хлопнул в ладони и в тот же момент в шатер вошел Федор Мятелев. Он был в своем белом стрелецком кафтане, изрядно измятом и испачканном — переодеться Федору не дали, да и не во что было. Его сумка пропала вместе с арабским жеребцом. Сын боярский низко поклонился воеводам.
— Вот, он, князь-воевода. Сын боярский Федор Мятелев. Удалец, каких мало.
Федор еще раз поклонился воеводе. Пожарский окинул его взглядом и произнес:
— По стати хорош уродился, раб божий. Саблей хорошо владеешь ли?
— Изрядно, князь-боярин. С малолетства тому искусству обучен. Не единожды с татарами переведался сабельными ударами.
— Это твоя первая большая война, молодец?
— Первая, князь-воевода. До тех пор я токмо в пограничных стычках имел возможность отличиться.
— Теперь будет у тебя возможность заслужить мою благодарность. А уж коли заслужишь её, то многим тебе станут Пожарские обязаны. И не токмо князья Пожарские, но и Русь и царь тебя не оставят за службу твою.
— Я готов служить, князь-воевода. Что повелишь, то исполню, — ответил Фёдор.
— Задание тебе будет сложное и опасное. Поедешь в Крым по тайному делу, — произнес князь и внимательно посмотрел в глаза боярскому сыну.
Федор выдержал колючий взгляд воеводы и лика не отворотил, как делали другие. Пожарскому то понравилось. Но доверять полностью князь не привык никому, окромя великого государя и самого себя.
— В Крыму проклятом, в Бахчисарае, томится в плену, в злой неволе, один человек. Очень нужный для Руси человек.
— Надлежит тебе отправиться в Крым, — продолжил гетман Беспалый. — И того человека вызволить из злой неволи.
— Дак битва впереди, князь-воевода, — проговорил Федор.
— Битва не про твою честь, сын боярский, — ответил Мятелеву Пожарский. — У тебя будет своя битва и похлеще чем та, в которой станем рубиться мы. Для того похода дам я тебе полторы тысячи золотых ефимков. И дам тайный знак к нашим доброхотам в Крыму. Ежели не хватит тех денег, то возьмешь у них. Они под мое имя дадут хоть пятьдесят тысяч. Но дело не в деньгах. Будь дело в них — послал бы в Крым купца. Действовать стоит смелостью и силой. Вот почему направляю туда тебя.
Федор склонил голову. Не хотел Мятелев уезжать из армии до сражения. Но разве станешь спорить с самим воеводой? Он царем поставлен и ему виднее, где быть стремянному стрельцу.
— Ты, я вижу, недоволен, молодец? — спросил Пожарский.
— Прости, воевода, но мои товарищи станут сражаться в битве.
— Погоди, молодец! — перебил его Пожарский. — Ты никак помыслил, что тебе гулянка предстоит? Твои друзья в битву, а ты с полной кисой[10] ефимков[11] в Крым на прогулку? С тамошними бабами хороводы водить? Нет, стрелец. Твоя битва потяжелее будет.
Мятелев ответил:
— Сделаю все, как скажешь, князь-воевода. Будь в надеже!
— Вот ныне верно молвил, стрелец! Язык тебе какой-либо окромя русского ведом ли, сын боярский Мятелев? — спросил воевода.
— Немного знаю по-польски.
— Немного это плохо. Гетман, — воевода посмотрел на Беспалого, — есть у тебя человек верный? Сему молодцу в напарники? Такой чтобы языки знал?
— Нет, князь. Один казачина был, да убили его в стычке два дня назад. Убежал из Академии в армию. Ему сабля, видите ли, сподручнее чем перо да бумага. Говорил словно турок по-турецки, по-польски как варшавянин, по-латыни не хуже ксендза, татарский ему ведом тож. И рубака был каких мало.
— Что ж ты такого в бой бросил? — спросил Пожарский. — Таких беречь надобно.
— Оно так, князь, — согласился наказной гетман. — Да разве же его чертяку было удержать? Я сколь раз хотел его в писаря определить. Ни в какую не хотел. Я его батьку хорошо знаю. Служил сотником в личном охранном полку гетмана Богдана Хмельницкого.
— А у тебя есть, кто на примете? — спросил воевода у Стрешнева.
— Есть! Дворянин Васька Ржев. Посольского приказа дьяком мог бы стать.
— А не тот ли это Ржев, что ранее сотником был в полку Улебина?
— Сын того сотника, князь-воевода! — спокойно ответил Стрешнев.
— Сын? Хорош в битве?
— Хороший рубака и смел. Будь в надеже, боярин. Я знаю сколь важно дело сие. Не раз думал об том. Василий Ржев не подведет.
— Добре. Пойдут они вдвоем в Крым, и там им поможет наш человек.
— Наш? — удивились гетман и воевода Стрешнев.
— Наш. Но имя его я даже вам сказать не могу. Только самому царю и то не в палате, а в чистом поле. Сын боярский и дворянин Ржев узнают его из моего письма…
Тайный агент великого государя.
Князь Семен Пожарский был погружен в свои мысли. Он не мог ими поделиться ни с наказным гетманом, ни с одним из своих воевод. Он ждал своего тайного гонца и тот пришел как всегда незаметно. Воевода поражался способности этого человека ступать бесшумно.
— Мой поклон, князю-воеводе!
— Ты уже здесь? — Пожарский поднял голову.
— Ты звал меня, князь, и я здесь!
— У меня к тебе срочное дело.
— Меня по иным делам не зовут, князь.
— Завтра в Крым отправятся двое моих людей. Надобно им помочь добраться до места без приключений. Сейчас всюду шастают шайки татарских людоловов.
— Оно так, князь, — ответил человек. — Но я долго уже живу среди татар и скажу тебе, что они иначе просто не могут. Без войны они никто. И они всегда будут нападать на нас, и на Польшу, и на Украину. Их нужно уничтожить всех или смириться с их набегами. Третьего не дано.
— Даст бог, уничтожим нехристей.
— На все воля Аллаха! — гость поднял ладони к верху.
— Ты совсем обасурманился? — улыбнулся Пожарский.
— Я всегда был мусульманином, воевода. И от веры предков никогда не отрекался, хоть и служу царю Московскому. Твоим людям я помогу.
— Им нужно добраться до Крыма, — повторил князь.
— И пройти через ворота Ор-Капу? — спросил гость. — Иными словами они должны живыми попасть в Крым. Я все верно понял, воевода?
— Именно живыми. А дороги ныне неспокойны. Мало ли, что может случится.
Гость ответил:
— Дороги в Крым всегда неспокойны, воевода. Но ныне они стали слишком опасны. Малому отряду в Крым не пройти. Сам хан пришёл сюда с войском. Татарские отряды рассыпались по здешним землям и берут все, что могут взять.
— Как моим посланцам лучше ехать в Крым? Под какой личиной? — спросил Пожарский.
— Под видом купцов-поляков. Я могу дать им ярлык к перекопскому бею.
— Когда это ты стал раздавать такие ярлыки? Ты еще не хан.
— Ярлык будет настоящий с тамгой самого хана. Обращусь к моему господину Селим-бею. Он первый человек у крымского властелина. Хан ему не откажет. Но это если твои посланцы, воевода, знают польский.
— Один из них знает.
— Уже хорошо. Второй может выдать себя за его слугу. Или за войскового товарища. Пусть будет католиком, что перешел из православной веры к латинянам. Таких немало среди украинской шляхты.
— Отлично. Пусть так и будет.
— Я понял тебя, воевода. Однако хочу предупредить.
— О чем?
— Они могут попасть в беду даже с ярлыком.
— Ярлык хана не защитит их? — искренне удивился Пожарский. — Ты, мурза, желаешь сказать, что татары больше не чтят своего хана?
Гость засмеялся и сказал:
— Их может не защитить даже ярлык самого падишаха[12] Блистательной Порты[13], воевода. В степи много таких, кому сейчас во время большой войны наплевать на ярлыки. Ты ведь слышал о кайсаках?
— Диких татарах? — спросил Пожарский.
— Если бы о татарах, воевода. Кайсаки в сто раз хуже татар. Те хоть своего хана чтят, да Аллаха боятся. А кайсаки не верят ни во что, и им плевать на все приказы хоть хана, хоть султана, хоть господа бога.
— И их сейчас много в степи? Кайсаков твоих?
— Слишком много. Это такой сброд, что ни на какой ярлык не посмотрит. Одна такая шайка состоит под моей командой. Никто не знает, чего мне стоило их подчинить. Звери лютые — не люди. Родную мать зарежут.
— Предлагаешь дать им большую охрану?
— Нет, — ответил гость Пожарскому. — Ныне это сослужит им плохую службу. Их станет легче выследить. Да и какой купец поедет в такое время через земли, где идет война?
— Но ты дал мне этот совет!
— Да. Ибо это лучшее, что ныне можно придумать. Для купца ныне велик риск, но и барыши, в случае удачи, его ждут большие. Перекопский мурза окажет им помощь, когда увидит тамгу великого хана. Но обещать, что они доберутся до Крыма, не может никто. Они в руках Аллаха!
— Потому я и обратился к тебе, мурза. Тогда тебе придется сопроводить моих посланцев до Крыма. У них слишком важная миссия.
— Мне самому? — удивился гость.
— Тебе, мурза.
— Но я не могу так рисковать, воевода. Меня никто знать не должен. Знаешь сколько стоило великому государю добиться для меня того места, что я теперь занимаю?
— Знаю, мурза. Все знаю. Но ныне иначе нельзя.
— Они люди верные? Проверенные?
— Вроде верные. Но поручиться за них головой я бы не смог. Я подобрал их случайно.
— Что? Ты в уме ли, воевода? Случайные люди? И мне нужно открыться случайным людям?
— В том и все дело, что люди это случайные, мурза. Сделают свое дело и просто исчезнут. Об том наши люди в Крыму будут упреждены. Уберут их без шума. По-тихому. И все концы в воду, как у нас на Руси говорят.
— А что у них за дело в Крыму?
— Про то я сам не ведаю точно, мурза.
— Не знаешь даже ты? Не могу поверить, воевода!
— Повеление пришло мне из Москвы. Нужно будет вызволить одного человека из беды. А кого, про то те люди, что в Крыму лишь ведают.
— Но как твои посланцы на тех людей выйдут, воевода?
— То в тайной грамотке сказано, что я велел посланцу передать. Одному из тех, кого посылаю, ту грамотку вручат.
— Хорошо, князь. Я вернусь в Крым и возьму с собой твоих «купцов». Я добьюсь того, что Селим-бей отправит меня обратно с этой войны.
— Отлично, Али. И скажи им все как делать в Крыму надобно. Я хотел дать им указания заранее, но ежели, ты с ними поедешь, то сам все им и обскажешь…
Полковник и сын боярский.
В глубине походной палатки, освещенной восковыми свечами, Стрешнев осмотрел Мятелева. Над ним хорошо поработали и преобразили его внешность. Стрелец в польском богатом камзоле со шнурами и синем кунтуше, со своими лихо закрученными усами выглядел настоящим шляхтичем.
— Тебе бы в Варшаву, то все панночки твои бы были, Федька. Еще бы польский знал, то лучше и придумать нельзя.
— Я знаю немного польский. Выдам себя за православного шляхтича из Львова.
— Лучше не за православного, а за принявшего католичество. Вот возьми, — Стрешнев протянул сыну боярскому золотой латинский крест. — Достался от одного пана, лично мною убитого в поединке во время прошлой войны здесь на Украине.
Мятелев принял крест.
— Латинство! — высказался он. — Отец за такое с меня бы семь шкур содрал!
— Ништо! Ты только до времени латинцем станешь. Господь простит тебе это отступничество. Ты уже видел своего товарища? Того, что поедет с тобой?
— Василия Ржева? Видал и даже знаю его.
— Уже хорошо, Федор.
— Только ведь пораненный он.
— Да ничего страшного нет. Царапина. Он уже готов скакать с тобой до самого Крыма. Вот это передал тебе князь Пожарский, — Стрешнев протянул боярскому сыну широкий кожаный пояс.
Фёдор принял его и удивился его тяжести.
— На вид неказистый пояс-то, но зато ценности немалой! В нем золото! Оденешь пояс под кунтуш. В случае чего его у тебя не отберут. И вот еще кошель. В нем также золото.
— Но почему так? Не лучше ли все в кошель ссыпать. Я бы его держал…
— Всякое может статься. Ты едешь под видом шляхтича, и у тебя не может не быть денег. Нападут турки али татары, если ничего не найдут то догадаются в пояс заглянуть. А так в кошеле золото. Смекаешь?
— Понимаю. Дак разве нападут? Для чего тогда я так вырядился?
— Думаешь ежели у хана мир с ляхами, то татары тебя не ограбят? Дай только повод. Им золото надобно. А у кого его брать либо у католика, либо у православного, им нет разницы.
— Тогда саблей придется обороняться.
— Саблей? И у татар сабли его. Ты поменее болтай, Федор. Любишь ты похвастать, но теперь от длины твоего языка зависит судьба твоей шеи.
— Не дитё малое! Все понимаю, воевода. Но что делать, коли заарканят меня? Как тогда быть?
— Про то подумали люди поумнее нас с тобой, Федя. А там как бог даст. Дело тебе доверили сложное и многотрудное.
— Мне не сказали, кого спасать надобно.
— Про это никто покуда не знает.
— Как же так?
— В том поясе и письмо княжеское зашито. Вскроешь его только когда до Крыма доберешься. Понял ли?
— А чего не понять? Понял, князь. Но коли отберут у меня то письмо?
— Ты не забивай голову, Федя. Письмо у тебя в поясе. Поняли ли?
— Понял, воевода.
— В нем сказано, чего и как делать тебе. Кого спасти, а кого и не спасти.
— Ты про что это, воевода?
— Там все узнаешь, что надобно, Федор. Сейчас больше чем тебе сказал, не могу сказать.
— Понятно, воевода, да вот как мне дружбу-то с нужными людьми свести? Кумовьев у меня в этом Бахчисарае нет.
— Об том не беспокойся, Федор. В пути встретите нужного человека, и он все вам расскажет. Твоя задача не думать чего и как, а более действовать. Вот где будет возможность лихость и удаль свою молодецкую показать. Все запомнил?
— Еще бы не запомнить! Чай не дурак! Да ты будь в надеже, воевода. Я все сделаю как надо!
— Сейчас покажу тебе знак тайный, по которому ты нужного человека опознать сумеешь…
Глава 3
Накануне битвы
22 июня, 1659 год
Стан хана крымского Мехмед IV Гирея.
Хан Крыма и грозный повелитель многих кочевых орд Мехмед IV Гирей[14] сидел в своем походном шатре и нервно теребил в руках янтарные четки. Он был не стар, и по его фигуре было сразу понятно, что владыка Крыма настоящий воин, привыкший к походам и сабле, а не изнеженный любитель утонченных наслаждений и комфорта.
На хане дорогой шелковый халат и пышный тюрбан, украшенный страусовым пером, прикрепленным к тюрбану золотой заколкой с драгоценным камнем. Желтый шелковый кушак был ослаблен — хан отдыхал — пояс с саблей и кривым кинжалом лежали рядом с подушками, на которых сидел владыка Крыма.
Рядом с Гиреем стоял посланец гетмана Выговского щеголеватый полковник Данило Сом в синем панском кунтуше, расшитом золотым шнуром, в широких шароварах и красных сапогах из тисненой кожи.
Полковник снял с головы шапку, отороченную собольим мехом, и поклонился хану. Его левая рука покоилась на рукояти драгоценной карабелы[15]. За поясом полковничий пернач[16].
— Где войско, которое обещал мне гетман Выговский? — тихо и спокойно задал вопрос хан, но в его глазах загорелись недобрые огоньки.
— Пан гетман уже движется к Конотопу, великий хан, — ответил полковник Сом.
— Ваш гетман, снова желает загребать жар чужими руками. Он мастер на такие дела. Он желает, чтобы мои воины ввязались в бой с урусами. Ему нужно чтобы было убито как можно больше урусов, и моих воинов он также жалеть не намерен. Что ему с того, что тысяча другая татар падет на поле боя?
— Гетман верен своему слову, великий хан. Его задержали дела. Ты сам знаешь, что многие из наших полковников желают сменить гетмана. Ему нужно обезопасить свой тыл.
— Также делал и ваш гетман Богдан, — хан улыбнулся, и его колючие глаза впились в полковника. — Он желал обезопасить свой тыл и потому заключил союз с Крымом. Он думал при помощи татарских сабель сломать хребет Польше и усилиться. А уж усилившись, он взялся бы за Крым. Но хан Ислам Гирей не был глупцом. Твой гетман желает того же? Но и я не глупец.
Полковник Сом смолчал. Спорить в такой момент с повелителем Крыма было опасно. Про это полковника предупреждал гетман Выговский. Мехмед Гирей сейчас напоминал полковнику хищного сокола готового ринуться на добычу.
— Я желаю видеть твоего гетмана моим слугой, — продолжил хан. — Слугой, но не равным себе. И я знаю, что как только Выговскому станет выгодно, он с охотой предаст меня. Так, полковник?
— За что говоришь такие обидные слова, великий хан? Мой гетман не заслужил их.
— Я знаю, чего заслужил твой гетман. И я не изменю ему. Мне выгодно чтобы урусы понесли урон. Это же угодно и султану Блистательного Порога Справедливости[17] Мухаммеду IV[18].
— Вместе с твоими непобедимыми воинами мы сокрушим всех врагов, великий хан.
— Ты привык говорить высокие слова, полковник. Но что прячется за этими словами? — спросил хан.
— Мои мысли чисты, великий хан.
— Твой гетман знает, чего я хочу, полковник. Знает. И я желаю, чтобы он действовал именно так.
— Я передам твои слова гетману, великий хан.
Мехмед Гирей жестом отпустил полковника Сома. Ему надоел этот человек, что льстил столь грубо и неумело. Когда посланец Выговского вышел, он призвал своего советника Селим-бея. Тот сразу же явился на зов.
Селиму не больше 30 лет и был он под стать хану, крепкий боец с тренированным телом, воин привыкший к сабле. Худощавое лицо с тонким носом, узкий подбородок, немного раскосые глаза, выдавали в Селиме не чистого татарина. Тогда татарские мурзы и салтаны[19] часто брали в жены гяурок[20].
— Все как ты говорил, Селим, — сказал хан. — Он желает разбить урусов нашими руками.
— Я говорил тебе, великий хан, что нам не стоит слишком хорошо помогать этим презренным гяурам Выговского. Нам не нужна их победа. Мы совершили хороший поход и наши салтаны и беи получили много рабов. Простые воины благословляют твое имя. Чего же нам еще?
Но хан покачал головой. Его любимец был не прав.
— Нет, нет, Селим. Царю урусов стоит показать, что здесь он не хозяин. Если мы бросим Выговского, то поможем тем из полковников Войска Запорожского, что стоят за московского царя. И самому царю поможем. Нам это невыгодно.
— Но если мы победим урусов, то усилятся поляки. А это им служит Выговский. Нам это выгодно, великий хан?
— Поляки не подчиняются своему королю, Селим, — ответил хан. — У московитов все иначе. В Речи Посполитой все решает Сейм. И нам стоит послать в Варшаву золото и подкупить троих-четверых сенаторов. В Москве не так. Нет, мой Селим. Нам нужно поражение урусов. И нам нужно разделение Украины на две части. Пусть у них будет два гетмана и пусть они непрерывно грызутся за власть.
— Мудрость твоя велика, великий хан.
— Мудрость? Нет. Это всего лишь опыт. Политика это большая игра в шахматы. Мудрый правитель может предсказать все на три хода вперед. Опытный же только на один ход…
Обоз.
Небольшой обоз выехал на рассвете. Ржев с Мятелевым находились в голове его и гарцевали на отличных аргамаках[21]. Стремянной стрелец и служилый дворянин выглядели настоящими поляками в польских кунтушах и шапках отороченных мехом.
Федор присматривался к Ржеву и не мог понять, что это за птица. Дорогая польская одежда сидела на нем ладно, лицом красив, черные усы были лихо закручены, подбородок гладко выбрит. Во взгляде его постоянно насмешливые огоньки, что выводило сына боярского из себя, но ссориться Федор не хотел.
— Не часто баловала тебя судьба, сын боярский, — проговорил Ржев, поймав взгляд Мятелева.
— Не столь часто, дворянин. А ты, видать, баловень судьбы?
— Не то чтобы баловень. Но не обходила она мой дом стороной.
— Хорошо живется на Руси дворянскому сыну, — насмешливо произнес Федор. — Особливо если имение хорошее.
— Но и ты сейчас с дорогой одежде, сын боярский. Синий панский кунтуш тебе личит (идет). С посланием самого воеводы едешь. Есть отчего закружиться голове.
— Дело не в дорогой одежде, дворянин. Здесь приволье! Природа! Ширь и простор! — проговорил Федор, окинув рукой бескрайние степи.
— Верно, — ответил Ржев. — Есть где разгуляться. Но жить здесь опасно. Как приехать в такое место с семьей? Жить в тревоге за своих жену и детей плохо.
— Оно так. Хотя я не женат. Вот говорят у татар и турок с бабами все проще, чем у нас.
— Это как сказать, — возразил Ржев.
— Да как ни говори. Поймал себе полонянку вот те и новая жена. А дома еще две-три бабы его ждут. И слова ему не скажут.
— Мусульманин это тебе, стрелец, не русский мужик. Он о своих женах заботу имеет. Он не напивается как свинья и не лупит жен. Мусульманин имеет столько жен, сколько может содержать. Вот так то.
— Много ты знаешь про них, дворянин. От чего так? — спросил Мятелев.
— С юных лет моя душа тянулась к свету. Знаешь, что есть свет духа человеческого?
— Не думал про это. И что же сие за диковина такая? — с усмешкой спросил Федор.
— Свет духа истина, яко свет плоти есть солнце, — серьезно ответил Ржев.
— Может и так оно, но я с детства к оружию приучался. Отец мой стремянного полка стрелец и я готовился службу править. Саблей то много чего можно добыть в жизни. Тако отец сказывал.
— Саблей? — задумчиво произнес Ржев. — Не думаю, что много можно добыть саблей. Разве что смерть. Вот ты сейчас исполняешь работу тайного посла, стрелец.
— И что? Сам только сказывал, что велика мне честь.
— Честь велика. Но ты поставил свою жизнь на кон. Как при игре в зернь. Один шаг неверный и голова с плеч.
— Может и так. И послу без сабли нельзя, дворянин.
— Послу без ума нельзя, стрелец, как и купцу. Они умом живут не силой. И оттого живут хорошо. А воины много не зарабатывают. Вот мой батюшка что заработал? Ты только сказал, что хорошо живется на свете сыну дворянскому, ежели имение хорошее. Имение-то батюшки мово в разор пошло. Я едва снарядил себя в поход, когда ополчение стали по приказу великого государя созывать. Вам стрельцам хорошо, все у вас государево. А нам с именишка, пожалованного царем, надобно трех ратников в поле снарядить при конях и при оружии. А где чего взять, коли мужиков у меня всего десяток остался?
— А отчего так мало-то? — спросил стрелец.
— Дак кто помер, а кто в бега подался. И стоят в деревеньке моей хаты пустые. И землица сорняками зарастает. Вот так-то, стрелец.
— Оно так, тяжко на Руси стало после смуты. После самозванцев да поляков.
— Тяжко. Но неким человекам все же легче чем иным разным. Торговля, для примеру, дело выгодное, хотя и опасное.
— Опять же кому как повезет. Вот у нас на Москве купец Архипка Хряпов при большом караване пошел в Хвалын море[22] да без порток вернулся обратно. Пограбили его корабли и товары. В полный разор пошел.
— Для той цели купцы охрану берут. А вот у нас она совсем небольшая. Пока наш караван лакомый кусочек для степных разбойников.
— Я сам по себе охрана! Не в числе воинов дело, но в умении воинском сражаться. Батька мой стрелец, и дед был в стремянном полку. На саблях были оба мастера биться, и меня тому обучили. Вот и вся наука.
— Когда это так, а когда и нет. Если получишь стрелу в спину, то никакое умение воинское тебе не поможет. Здесь, брат, степь. А её законы, ой как непросты.
Далее они около часа ехали рядом и молчали, думая каждый о своем. Федор смотрел на степь и размышлял, сколь много здесь земли, а людей почти нет. Они проехали уже мимо трех пустующих сел, в которых не было ни души.
Стояли хаты-мазанки, соломой крытые, торчали журавли колодезные, и ни души. Словно мор прошел и всех людей вымел. Страшно было. Даже собаки здесь не лаяли.
Знал Мятелев, что это был за мор. Война. Татары с турками вчистую разорили благодатный край. В третьем селе расположенном среди густых садов Федора особенно поразила тишина. Какая-то неестественная и гнетущая. В тех селах, что они ранее проехали, хоть птицы перекликались да кузнечики стрекотали. А в этом даже птицы были напуганы тенями мертвых, что умерли страшной насильственной смертью. Остовы хат и устремленные к небу почерневшие столбы печных труб среди яркой зелени выглядели страшным напоминанием о том, в каком краю они находятся. Здесь жители оказали сопротивление людоловам, и потому татары сожгли село и многих порубили.
Мятелев посмотрел на Ржева.
— Зришь? Чего натворили татары и турки? Токмо одна Русь для сего края и есть защита. Русь православная в обиду своих не дает.
— Оно так, стрелец. Но не все это разумеют на Украине. Грызутся полковники украинские между собой и продают свою страну, кто полякам, а кто и туркам с татарами.
— А все оттого, что головы у них нет. Того, кто над ними стоит. Вот у нас царь есть, и он свою державу блюдет. А у них сколь полковников, и каждый в гетманы метит. Их беда в том, что нет у них своего природного государя…
Стан воеводы Пожарского.
22 июня 1659 года.
Князь Пожарский решил дать бой татарам и Выговскому с поляками, не дожидаясь подкреплений и не соединяясь с основными силами русской армии князя Трубецкого, которые осаждали Конотоп. Пожарский понимал, что тогда ему придется стать под начало князя Трубецкого. И все лавры за победу достанутся ему. А делиться Пожарский не собирался. Здесь под Конотопом будет поле его личной славы.
Его, а не Трубецкого.
Князь Семен Пожарский оглянулся назад и посмотрел на воевод, которые следовали за ним. Это были отличные солдаты и командиры: князь Львов, братья Бутурлины, полковники Стрешнев, Улебин, фон Нейрат, Ляпунов, наказной гетман Иван Беспалый. Этот последний рвался в бой также как и он сам. Для него победа над Выговским и татарами много значила. Этот казак мечтал о гетманской булаве, и для того ему было нужно расположение царя Алексея.
Князь Семен остановил своего коня на пригорке и обратился к воеводам:
— Здесь нам будет, где разгуляться! Всем храбрым будет, где себя показать! Мы отгоним от стен Конотопа врагов великого государя, а затем поможем взять этот город и наказать изменника Гуляницкого.
Воеводы и полковники молчали.
— Князь Трубецкой сидит под Конотопом с апреля. А ныне уже июнь, господа, — продолжил Пожарский. — Если так продолжать, то осаждать этот город можно и три года. И сейчас я покажу, как нужно бить врага.
Улебин ничего не сказал на эти слова. Он сильно сомневался в полководческих способностях Пожарского. И его мнение разделяли многие воеводы.
Пожарский еще раз подчеркнул, что битва пойдет по его плану:
— Они нас не ждут! Я клянусь вам, что они никак не рассчитывают на то, что мы будем действовать быстро и решительно.
— Позвольте сказать, господин воевода.
— Полковник Стрешнев? Говори!
— Не думаю, что татары нас не ждут. Их разъезды здесь повсюду.
— Но удара они не ждут. В том могу поручиться. Хан ждет, что мы соединимся с Трубецким. И потому они торопиться не станут! — проговорил Пожарский. — Что скажешь гетман?
— Да, господин воевода, — поддержал Пожарского Беспалый. — Не ждут вороги нашей атаки.
— Вот речь воина. Полковник Стрешнев!
— Да, господин воевода, — полковник понял, что для него у воеводы есть дело.
— Бери свой полк и прямо отсюда иди к Шаповаловке в дозор. Следи за войсками Выговского. Там переправу через реку навести надобно.
— Сделаю, господин воевода!
— А ты, Ляпунов, переправишься со своими, и займи Сосновскую переправу и удержи её!
— С одним моим полком? — спросил полковник Ляпунов.
— Для того даю тебе еще тысячу донцов есаула Семенова. Я со всеми силами последую за вами. Ежели что, подрежу тебя.
Полковники развернули коней и отправились к своим подразделениям выполнять приказ воеводы.
— Враг идет разрозненно. Нужно бить их поодиночке.
— Но мы знать о передфишении протифник не фесь! — вставил свое слово фон Нейрат.
— Wir werden bald alles wissen (Скоро будем все знать). Дозоры уже посланы. И переправы будут скоро в наших руках. Не переживай за это, полковник. Через несколько дней все решится.
Фон Нейрат коснулся пальцами правой руки козырька своего стального шлема увенчанного пышным плюмажем из страусовых перьев. Больше он не хотел задавать вопросов.
Пожарский откинул богатый плащ назад. Было довольно таки жарко в доспехах, и он подумал, что хорошо бы сейчас в речке искупаться. Но было не до этого…
Стан гетмана Ивана Выговского.
22 июня 1659 года.
В большом походном шатре у Великого гетмана княжества Русского Ивана Выговского собрались все представители украинской старшины, которые сопровождали гетмана в походе.
Рядом с Выговским стоял одетый в яркий малиновый кафтан генеральный судья Самоил Зарудный, представитель старого казацкого рода, соратник Богдана Хмельницкого. Этот пожилой казак издавна был богат, и много чего ему досталось от отца и деда. Он с недоверием смотрел на некоторых вчерашних голодранцев, что сейчас ломали из себя больших господ.
Здесь и генеральный есаул Матвей Громыка, также соратник гетмана Богдана. Громыка был в синем польском кунтуше. За ярким красным поясом его — есаульский пернач. На шапке, отороченной лисьим мехом, блестел большой агат.
Генеральный обозный Тимофей Носач расположился за есаулом. На толстых пальцах Носача, красовались многочисленные драгоценные перстни. Был он мужик мужиком, и еще лет десять назад в латаном кожухе хаживал, но сейчас рядился в шляхтичи. Он искоса поглядывал на широкую спину Зарудного. «Впереди торчит, словно главнее его и нет здесь никого» — думал обозный.
Здесь же были полковники Лисицкий, Сом, Гладкий, Подбайло, Екимович, Цецюра и другие. Шелестела парча, рябило в глазах от дорогих сабель и перначей, украшенных золотом и драгоценными камнями.
Все они смотрели на своего командующего, того, кого они сами пожелали видеть над собой. Это ему они вручили булаву, отобрав её у юного Богданова сына Юрка. Сейчас они ждали его слова.
Иван Выговский — рослый, плотного сложения мужчина, средних лет. Лицо у гетмана истинно шляхетское (сказались порода и воспитание). Высокий развитый лоб, правильной формы тонкий нос. Его закрученным вверх усам, какие носила шляхта, мог бы позавидовать и сам пан гетман Потоцкий.
В этот день Выговский был в красном жупане с золотым шитьем. За его шелковым поясом блестела драгоценная булава гетмана. У левого бока висела кривая турецкая сабля в золоченных кожаных ножнах. На ногах красные сафьяновые сапоги на каблуках с тисненым узором.
Гетман тихо задал вопрос полковнику Даниле Сому и внимательно выслушал его ответ. Затем оглянулся на присутствующих. Он знал, что среди них мало тех, кто искренне разделял его взгляды. Большинство шли за ним потому, что пока верили в его силу. Что им Украина? Они желали обогатиться и увеличить свои владения и закрепить привилегии. А кто им это даст — нет разницы. Пока дает он — они с ним. Но что будет завтра?
Эти мысли грызли его днем и ночью. Все труднее и труднее становится удерживать полковников в руках. Ему нужна победа. Победа любой ценой. Тогда король Ян Казимир поймет, что нужен именно такой союз между Украиной и Речью Посполитой, который предложил он. И только тогда они станут сильны. Все три народа и три государства — Польша, Литва, Украина.
Он никак не мог понять, почему польские вельможи не видят своей очевидной выгоды от этого союза? Неужели не замечают, что усиливается Московия и что скоро она станет очень опасной? Или не желают замечать?
— Так что скажешь, гетман? — первым нарушил молчание киевский полковник Иван Екимович. — Вести не очень добрые? Не так ли? Хан нас за союзников не почитает. Плохи мы для него! Слугами нас видит! Так ли было при Богдане?
— А что ты ждал, полковник? — строго посмотрел на Екимовича Выговский. — Хан себе на уме и про свою выгоду думает. Но мы от него много чего получить сможем. Пусть поможет нам раздавить войска Трубецкого и Пожарского.
— А что потом? — снова спросил Екимович. — Нас уже проклинают за то, что призвали татар на Украину. А они грабят и захватывают наших людей в полон!
— Татар и гетман Богдан призывал, полковник. Ты забыл про то?
— Но Богдана они уважали! — смело сказал Екимович.
В шатре все стихло. Это был прямой вызов гетману.
Полковник Сом вступился за друга Ивана. Данило был в том же синем панском кунтуше с золотым шнуром, в котором гостевал у хана Мехмед Гирея. Его рука легла на рукоять драгоценной карабелы.
— Пусть пан полковник придержит свой язык!
— Я сказал что думал! — не уступил Екимович. — И не стоит пану хвататься за саблю.
Заговорил полковник Григорий Лисицкий:
— Про что горишь, пан полковник? Али забыл, кто перед тобой стоит? Гетману дерзишь! Такого не бывало при Богдане!
— Я про интересы отчизны пекусь! — ответил Екимович Лисицкому.
— Не похоже на то, пан полковник.
— Панове! — гетман призвал полковников к порядку. — Нет времени сейчас для споров. Богдан звал татар, когда было нужно. И сейчас в том необходимость есть. Мы не можем не считаться с ханом крымским, ибо он все время у нас под боком. Не будет союзником — будет врагом. А что татары у нас гуляют, так разве в прошлые годы того не было? Меня попрекнул полковник Екимович этим. А при Богдане они полона не брали?
— Брали и еще поболее чем сейчас! — сказал полковник Сом.
Гетману было обидно тратить время на такие пустые разговоры. На объяснение очевидного! Только Богдан, его покровитель и учитель, мог держать их в руках и пользовался среди них авторитетом. Как он хорошо знал их!
В шатре зашумели. Все начали наперебой обсуждать положение дел. Не военный совет, а базар.
— Панове полковники, панове старшина генеральная! — гетман поднял руку. — Опомнитесь! Что творите? Неужто, не видите, что происходит на Украине? Неужто, вы холопы ничего непонимающие и далее своего живота не глядящие? Оглянитесь вокруг! Гетман Богдан, батько наш, что завещал? Вспомните! Не рвите Украину на части, а едины будьте!
— Но Богдан завещал нам союз с белым царем на Москве! — послышался голос из задних рядов.
— А сейчас мы против царя идем!
— В союзе с католиками!
— И с татарами!
— Оно так! Мы с крулем польским замирились! А ляхи снова ярмо для нас готовят!
— А белый царь что же? — громко возразил гетман. — Он что вам готовит? Московскими холопами стать захотели?
— Но не латинскими! — снова возразили в задних рядах.
— И не татарскими!
— Надобен союз с единоверцами!
— Тихо, панове! Тихо. Холопами польского круля мы не будем! Кто про то говорит? Разве я сказал вам так? — вскричал Выговский. — И веры православной мы не сменим! Кто про это говорит, тот изменник! Батько Богдан перед смертью своей был возмущен тем, что белый царь на Москве нарушает договор, что меж ними заключен был! Али забыли, как сами когда-то орали «Зрада, зрада»[23]!
— Хватит, панове, голосить! — поддержал гетмана полковник Сом. — Не болтать и спорить надобно, а дело делать! Мы идем в бой или спорим? Сколь можно все это обсуждать? Враг рядом с нами. Или предлагаете сразу сложить оружие перед воеводами москалей?
Полковники заголосили, что готовы сражаться, но не уверены в татарах как в союзниках.
— Предаст нас хан, как под Зборовом и Берестечком Богдана предал! — снова подал голос полковник Екимович.
— Верно, полковник. Верно. Хану веры нет!
— Нет, панове! — возразил Сом. — Хан готов сражаться. В том я уверен. Не предаст он нас. По меньшей мере, не в этой битве. Ему также нужна победа над Трубецким и Пожарским. Они сильно за последнее время укрепились. Хану это не нужно. Татары про свою выгоду думают.
— Верно! Полковник Сом прав. Сейчас хан станет драться за нас. А потом посмотрим! Мы идем в бой, панове! — Выговский повысил голос. — И сейчас нам стоит быть едиными! Я не потерплю нарушения моих приказов в походе! Войска хана уже скоро вступят в бой! И мы пойдем в бой вместе с ними! Или вы забыли, что такое гетманская власть в походе?
Это была уже прямая угроза. После этого полковники и старшина генеральная покинули шатер гетмана и там остались только сам гетман и полковник Сом.
— Видишь, что происходит, Данило? — гетман сорвал с себя дорогую шапку и бросил её на стол. — Вот оно единство наших полковников! Можно с такими делать дело?
— Все изменится к лучшему, Иван. Нам стоит только выиграть битву! — попытался его успокоить Сом.
— Эх, брат Данило! Если бы только одну битву! Гетман Богдан вон сколько их выиграл. Мне бы его умение держать всю эту свору в повиновении! Прав он был, Данило! Сто раз прав, когда хотел сделать гетманскую булаву наследственной в роде Хмельницких!
— Наследный гетман это почти король, Иван.
— Вот именно — король. Он нам и нужен! Король Украины сильный и властный! Не такой как в Речи Посполитой! Самодержец как в Москве! Только такой король сейчас может спасти нашу Украину от катастрофы. И все равно, что у него будет за титул — гетман, король, великий князь.
— Но мы пробовали сделать Юрия Хмельницкого гетманом, Иван. И что с того вышло? Вспомни! Может ли он своими слабыми руками держать булаву гетмана?
— Да, ты прав, Данило, сын не в отца! Вот старший сын Богдана Тимош[24] был бы отличным гетманом. Я бы с радостью служил такому господину.
— Да, Тимош был бы большим человеком, но он погиб в Молдове. И погиб не вовремя.
— Я бы стал служить Тимошу как гетману, — продолжил Выговский. — А они считают меня узурпатором. Все эти полковники. Все эти новоявленные аристократы, вчерашние голодранцы. Будто о себе пекусь! Да много ли надобно мне лично? Я готов отдать булаву гетмана хоть сейчас. Было бы кому. Кто из них, этих воронов, достоин власти гетмана?
— Никто кроме тебя, Иван. Тебе Богдан доверял и с тобой советовался по всем делам. Кто кроме тебя видит, что делать нужно? Да никто из них! Ты гетман Иван. Ты и только ты.
— Если бы все это понимали, Данило! Если бы все мои полковники были такими как ты, или такими как Григорий Гуляницкий и точно исполняли приказы. Если бы все они думали прежде про Украину, а потом про достатки свои. А этим все дай да дай. Дай новых маетков и земли, дай привелеев, дай льготу!
— Но других полковников нам бог не дал, пан гетман. Придется делать дела с этими. И мы сумеем с ними совладать. А тех, кого сломать не сможем, заменим другими.
— Если бы это было так просто, Данило. Вот тебя бы я хотел видеть киевским полковником вместо этого горлохвата Екимовича. Но не могу я тебе по своей воле отдать булаву полковника. Не могу! Сразу эта свора вой поднимет! Начнут казаков мутить. Одной Полтавы[25] мне хватит. Меня из-за того восстания кровавым гетманом зовут. Кровавым! Как будто тогда можно было поступить иначе!
Выговский сел на походный стул и обхватил голову руками. Сом подошел к другу и похлопал его рукой по плечу.
— Не стоит так казнить себя, Иван. Люди знают, что твоей вины в том нет.
— Если бы все люди то знали, Данило! Если бы! Но им нужен виноватый и они во всем винят меня.
— Стоит ли прислушиваться к пустой болтовне холопов, гетман?
— Иногда стоит. Ладно, Данило. Будем о битве подумать. Бери передовые сотни и выдвигайся к Шаповаловке. Скоро я подойду туда со всем войском в нужный час. Только, тебе это могу доверить, полковник. Пожарский туда своих людей направит.
— Самое время скрестить сабли, пан гетман. Все исполню, как велишь.
— И не вздумай сложить там вою голову, полковник! Ты мне нужен!
— Казак не без удачи, пан гетман!
Друзья крепко обнялись, и Выговский перекрестил полковника на удачную дорогу…
Стан крымского хана Мехмеда IV Гирея.
22 июня 1659 года.
Крымский хан Мехмед IV Гирей в полном боевом облачении, в сверкающей кольчуге из мелких стальных колец с золотой насечкой, островерхом шлеме со стальным назатыльником, в сопровождении своей гвардии и приближенных ехал верхом на породистом аргамаке осматривать местность. Он лично видел гетманские полки, что шли вперед и удовлетворенно поцокал языком.
— Гетман идет вперед, — произнес хан. — Пусть его войска первыми скрестят сабли с урусами! Хватит прятаться за спинами моих воинов! Пусть покажут свою смелость.
— Они умеют сражаться, великий хан, — ответил Мустафа-паша, представитель султана при его ставке.
— Умеют, но делают это не часто после смерти своего гетмана Богдана. Друг другу чубы только рвут, — засмеялся мурза Сулеш.
— Этого они у поляков понабрались. Те также сильны своими раздорами на радость нам, — усмехнулся ханский любимец Селим-бей. — Аллах вселил в их сердца злость и завить. И пусть себе лупят друг друга.
За Селимом засмеялись Карач-бей и Адиль-Гирей, полководцы хана.
— Но они выполнили мой приказ! — произнес хан. — И, стало быть, они служат мне. Гетман Выговский идет в бой и все будет так, как я сказал. Они примут на себя основной удар, а мы будем только собирать пленных. Наши потери будут незначительными.
— Слава Аллаху!
— Слава великому хану, Мехмеду Гирею!
И всадники понеслись вперед, давая коням немного разогреться.
Мехмед Гирей никому из своих мурз и салтанов[26] не сказал о своем плане битвы. Он поделился им только с гетманом Выговским. И сейчас про то, что должно случиться, знают слишком мало людей. И это было хорошо.
Крымские военачальники были облачены в легкие и прочные кольчуги с насечками, не сковывающие движений. Татары не любили тяжелых доспехов, ибо сила их была в быстроте и маневренности.
На всех были островерхие металлические шлемы с конскими хвостами. Только ханский шлем наиболее богато украшен золотом и драгоценными камнями.
Мехмед Гирей подобрал свиту себе под стать. Это были совсем не те люди, что окружали хана Ислам Гирея. Все они были настоящими воинами и были готовы ринуться на врага, а не только красоваться перед строем конных татар и указывать парадной саблей вперед.
Мурза Сулеш всегда с охотой рубился с урусами и ляхами, и его дамасский клинок не раз обагрялся кровью. Удержать этого мурзу вдали от боя было трудно. Любил он сражаться, и даже сама добыча его волновала меньше чем хороший бой.
Селим-бей также слыл мастером фехтовального искусства и в его доме была замечательная коллекция холодного оружия. Хорошую саблю он ценил гораздо выше красивой полонянки.
Тоже самое можно было сказать и о Карач-бее и Адиль-Гирее. Эти воины не только сражались, но и были настоящими полководцами. Адиль отлично держался в седле и черный арабский жеребец с тонкими ногами танцевал под своим наездником. Его искусству завидовал даже сам хан.
Только толстый Мустафа-паша не был воином. Но он был глазами и ушами султана Блистательной Порты и гениш-ачераса[27], и не хан выбирал его, а сам падишах. Паша был в шелковых одеждах и тяжелых пластинчатых доспехах, что носили турецкие воины тяжелой конницы. Хан знал, что Мустафа саблю доставал неохотно и боевых успехов у него не было. За воинской славой он не гонялся, в отличие от хана, который охотно возглавлял атаки своих газиев. Паша любил комфорт и красивых женщин. Но сейчас ему пришлось сесть на коня и сопровождать Мехмед Гирея. Султан желал знать подробности битвы.
— Селим-бей! — хан повернулся к своему любимцу.
— Да, повелитель!
— Бери двадцать всадников моей гвардии и отправляйся в ставку гетмана. Ты станешь наблюдать за тем, как воюют гяуры[28].
— Но в битве я всегда рядом с повелителем. Почему хан лишает меня возможности обнажить саблю рядом с ним?
— Так нужно, Селим. Я желаю иметь своего человека рядом с гетманом.
— Но для этой цели сгодится и другой мурза. Не отсылай меня, хан.
— Но кого тогда послать к гетману?
— Да, хоть Сулеша! Пусть берёт свой отряд и отправляется.
— Сулеша?
— Прошу тебя, великий хан! Позволь сражаться рядом с тобой!
— Хорошо! Пусть это будет Сулеш. Мурза!
— Я здесь, мой повелитель! — откликнулся Сулеш.
— Ты слышал мои слова?
— Как прикажет повелитель! — Сулеш поклонился и повернул своего коня…
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Книга 1
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стрелец государева полка предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Боярские дети — сословие в России в XV–XVIII веках, они несли обязательную военную службу, за которую жаловались льготами и поместьями.
5
Иван Беспалый — Уманский полковник, с ноября 1659 по октябрь 1659 гг. наказной гетман Войска Запорожского.
9
Крылатые гусары Речи Посполитой — тяжелая панцирная кавалерия. Так их называли из-за металлических полос орлиными перьями, крепившихся со спины к панцирям.
14
Мехмед IV Гирей — хан Крыма в 1641–1644 и 1654–1666 годах. Мехмед IV Гирей, Мехмед IV Гирай, Мухаммед Гирей IV, Магмет Гирей IV, Магомет Гирей IV, Мухаммед Гирей IV.
24
Тимош — старший сын Богдана Хмельницкого. Верный соратник отца и хороший полководец. Богдан хотел женить его на дочери господаря Молдавии Василия Лупула и, тем самым, закрепить его положение. Но Тимош погиб в одном из сражений.
