Не от мира сего

Владимир Алексеевич Колганов (2025)

Писатель-сатирик, несмотря на почтенный возраст не добившийся популярности у публики, как-то раз оказывается в компании интеллигентных бомжей, принцип существования которых заключается в добровольном уходе от реальности. Все они в той или иной степени пострадали от несправедливого отношения властей, и вот у них возникает желание помочь неудачливому литератору в его борьбе с пороками нынешнего общества. Для этого выбран весьма рискованный способ, и он неожиданно для всех приносит нужный результат. Тиражи книг писателя растут, его приглашают на встречи с читателями, на корпоративах он желанный гость. Однако кое у кого это вызывает раздражение — а вдруг сатирик и впрямь станет властителем дум большинства сограждан? Автор определяет жанр своего произведения как авантюрно-сатирический роман о поисках смысла жизни.

Глава 3. Красная черта

Акция прошла на высшем уровне — полиция, телевизионщики, реанимобиль, да ещё куча зевак сбежалась из окрестных домов. Даже пожарники с автоколенчатым подъёмником прикатили на тот случай, если планируется коллективное самоубийство. Когда обнаружилось, что это чучело, решили вскрыть мою квартиру — содержание разбросанных по тротуару листовок ясно указывало на причину несостоявшейся трагедии. А вдруг и впрямь решил руки на себя наложить?

Только когда за дверью завизжала циркулярная пила, я понял, что наша затея может завершиться совсем не так, как предполагалось. В самом деле, улики налицо — тексты писем читателей в компьютере, принтер, да и одежда на чучеле из моего собственного гардероба, что без сомнения подтвердят соседи. Пришлось открыть дверь и сдаться на милость победителей.

И вот сижу в допросной комнате Следственного комитета — дело приобрело такую огласку, что сам председатель СК взял его под свой контроль. Да кабы знать, что так получится, я бы этого Шкалика послал куда подальше ещё при первой нашей встрече!

— Как же вы дошли до жизни такой? — спрашивает следователь, немолодой уже человек, но, видимо, что-то помешало ему дослужиться хотя бы до полковника.

Приподнимаю брови, демонстрируя непонимание. А он снова о своём:

— Всполошили интернет, в новостях только о вас и говорят, Госдума собирается повысить акциз на спиртные напитки и принять закон о запрете продажи принтеров в частные руки. А уж ложный вызов спецслужб вам наверняка влетит в копеечку.

— Я никого не вызывал.

— Тогда назовите имена своих сообщников.

— Какие ещё сообщники? Для чего? Я сам выбросил чучело из окна.

— Но в полицию и в «скорую» звонили из других районов города. Вы же не могли оказаться одновременно и в Митино, и в Нагатинской пойме.

— Ну вот!

— Что вот?

— Вы же сами признаёте, что я тут ни при чём. Вот за чучело готов ответить.

— А письма читателей?

— Это забавы ради.

— Ничего себе забава! Что похожее на труп и рядом письма, якобы они довели до самоубийства.

— Другой бы на моём месте так и сделал, то есть руки на себя наложил.

Мой собеседник сомневается, покачивает головой:

— Это вряд ли. Писатели, если и расставались с жизнью, то совсем по другим причинам. А большинство приспосабливалось к существующим реалиям.

— Ну да, писали на потребу публики. А я так не могу!

— Тогда займитесь чем-нибудь другим.

— Например?

Следователь не нашёл ничего лучшего, чем ответить словами Самуила Маршака:

— Все профессии нужны, все профессии важны.

Так мы ни о чём и не договорились. Но через неделю он снова вызвал меня на допрос.

— Сегодня поговорим не о вашей глупой и противоправной выходке. Всё дело в том, что содержание ваших книг обсудили на заседании профильного комитета Госдумы с участием представителей Главкомнадзора.

Я удивлён подобной скорострельностью:

— Когда только успели прочитать?

— По одной книге в день на каждого члена комитета.

— Им что, делать больше нечего?

Следователь пропустил мои слова мимо ушей и перешёл к сути дела, взяв в руки какой-то документ:

— Так вот, большинством голосов депутаты признали содержание ваших книг враждебной пропагандой, растлевающей нашу молодёжь, разрушающей морально-нравственные устои общества…

— Простите, я не понял. Пропаганда разрушает или молодёжь?

Следователь снова внимательно прочитал бумажку, выпятил губы, попытавшись вникнуть в смысл написанного, а затем растерянно пожав плечами огласил соломоново решение:

— И то, и другое плохо. Надеюсь, вам понятно?

— Плохо или хорошо, это дело вкуса. Вот если бы я нарушил закон…

Говорят, закон — что дышло: куда повернул, туда и вышло. Это лишь в том случае, если дело доведут до суда. Но, судя по всему, мой визави не настолько кровожаден. Вот и теперь не давит, а словно бы оправдывается:

— У меня нет оснований сомневаться в компетентности членов комитета.

Примерно на такой ответ я и рассчитывал:

— Так это что, опять цензура? А там дойдёт и до запрета на профессию, потом лишение гражданства и высылка за рубеж.

«Следак» такой атаки не ожидал, но и он не прост:

— Эк вы куда хватили! Сравнение с Солженицыным, даже с Синявским и Даниелем будет явно не в вашу пользу.

— Да я на всеобщее признание не претендую! Тем более, что ничего хорошего не жду от нашей публики.

— Тогда зачем же пишете?

Ну что ему сказать? Опять сослаться на то, что несу просвещение уму и сердцу? Решил привести пример, как раз «на злобу дня»:

Конец ознакомительного фрагмента.