Ливень

Владимир Александрович Сединкин (2025)

В этом мире всё вверх тормашками. В этом городе постоянно идёт дождь. Инспектор Эмиль Бюлов, городская стража, серый квартал, теурги и кулак правосудия…

Глава 6. Вдовец

Я лениво смотрел в окно, выходящее на задний двор управления где двое стражей выводили из служебной кареты задержанных в кандалах. Вот один из преступников попытался вырваться и тут же был сбит с ног и получил удар дубинкой по спине. А затем ещё и ещё. Крупные прозрачные капли, падая с неба ударялись о жестяной отлив и разбиваясь на мириады частичек оседали на стекле, превращаясь в дорожки слёз стекающие вниз. Они словно пытались смыть сцену, которую я увидел.

Гобкинс нависнув над Бруни орал на письмоводителя и архивариуса так, что слюни разлетались во все стороны. Похихикивая, от чего плечи мелко подёргивались, рядом замер его дружок инспектор Рафл — тот самый доходяга с лошадиной мордой присвоивший себе преступление Метели.

— Да ты обыкновенный писака! Твоё дело бумагу марать, а не советы раздавать, убогий! — вопил толстяк, хлопая ладонью по столу, за которым сгорбился Христиан. Аккуратно разложенные в стопочки листки, исписанные красивым каллиграфическим почерком, разлетались во все стороны.

— Я просто хотел быть полезным…

— Да чем ты можешь быть полезным чернильница лупоглазая?! — плеснул желчи Рафл поддержав коллегу.

— Уже полгода как Фонарщики и Кромешники заключили договор и разделили территорию, — наклонившись Бруни начал собирать разбросанные по полу бумаги. — А значит нужно проводить не две маленькие облавы на них, а одну большую. Это будет эффективнее и…

Гобкинс зарычал и с силой пнул стул письмоводителя. Мебель взвилась в воздух и врезавшись в противоположную стену с треском развалилась на куски.

— Я пришёл за ордером, подписанным Мулине, а не за советами лузера пропитавшегося пылью никому не нужных бумажек, — швырнул напоследок Гобкинс поднимаясь по лестнице вверх из подвала.

Наблюдавший всю эту сцену Шумахер поднял брови цвета пшеницы вверх, наморщил нос и тихо произнёс:

— Да уж, по-моему, у инспектора хромает логика.

* * *

Я терпеть не мог эту тошниловку из-за запаха прогорклого масла, грязных полов на которых валялись куски засохшей еды и ещё более грязных столов облокотившись на которые ты мог измарать одежду так, что никакие прачки её никогда бы не отстирали. Однако в жизни не всегда всё пахнет цветочками лаванды и блестит чистотой. Я это знал.

— Значит Фестиваль в городе? — задумчиво произнёс я, разглядывая тащившую что-то к себе в убежище мышь под соседним столом. — Давно жду его.

— Да, инспектор и сегодня в полночь у них крупная сделка. Вся его банда будет в сборе. Редкий случай. Зуб даю! — ощерился редкозубым ртом Пешка.

— Посмотрим, — принял решение я, поднимая взгляд на замершего рядом типа начавшего свой преступный пусть с убийства собственного брата.

— Начальник, может за ценную информацию мне премия положена?

— Положена. Поэтому ты всё ещё на свободе.

Не расстроившись, ибо произнесённые мной слова были чистой правдой, преступник хлебнул из кружки пива, пролив несколько капель на грудь, и спросил.

— А Гобкинсу что мне доложить?

— Как всегда. Что-то многообещающее, но не слишком обременительное. Ты и сам знаешь, что он ценит.

— Ну да, ну да, — прыснул в кулак осведомитель, подмигнув мне.

* * *

— Я? Почему я? — забегал по кабинету Ганс каждый раз огибая спящего посередине помещения Стича, который теперь прописался у меня сменив лежанку под лестницей на кресло с кожаным сидением.

Запах перегара конечно никуда не делся, зато ветеран всегда был под рукой и теперь не только пил, но и ел.

Стажёр был не столько испуган, сколько взбудоражен новостью.

— Потому что всех остальных Фестиваль знает, а ты новичок.

— Так и то мне надо? Сменить одежду, выучить несколько фраз типа…

— Ничего не надо, — улыбнулся я. — Просто отдай мне бляху стажёра и будь собой. Ты студент, который пришёл приобрести марафет для своих товарищей, празднующих окончание курса.

— Марафет? А, кокаин! Понятно. А оружие? — с надеждой спросил стажёр, заглядывая мне в глаза.

— С собой и будь готов применить. Только лучше оставь свой пистолет и возьми мой, — сказал я кладя перед Шумахером свой «Майский жук» с коротким дулом для скрытого ношения.

— Вы будете снаружи? А кто будет со мной внутри? — немного побледнел Шумахер. — Вдруг я что-то не то ляпну, и они меня раскусят? Я конечно не боюсь, но…

— Боишься, и правильно делаешь, — присел рядом с дрожащим от возбуждения Гансом я. — С тобой пойдёт Бруни.

— КТО?! — закричал стажёр от чего Стич вздрогнул и на пару секунд перестал храпеть. — Письмоводитель?

— Да.

— А какой от него толк-то? Он же… — вовремя осёкся Ганс. — Он же с бумажками всё…

Чуть помедлив, я пояснил:

— Ты плохо его знаешь парень. Поверь он может за себя постоять. И вообще это ДОЛЖЕН быть именно он.

* * *

Все были на своих местах и рядовыми стражами руководил сержант Галгарпер — самый башковитый служака Серого квартала.

«Четыре пальца» — ещё одна тошниловка (но не для всех и каждого) поднималась над серыми, мокрыми домами всего в двухстах метрах впереди. Ближе подходить нельзя, а то местные предупредят Фестиваля и всё пойдёт прахом.

Тонкая ниточка влаги с карниза угодила мне прямо за шиворот. Вот только я этого даже почти не заметил так как интуиция бросила меня вперёд.

Бам! Бам! Бам! Бам! Внутри четырежды выстрелили и я, перепрыгивая через кучу навоза засвистел в свисток отдавая приказ сотрудникам правопорядка, замершим вокруг таверны.

Стража выбила двери и ворвалась внутрь помещения положив на пол застигнутую врасплох братву.

На втором этаже, возле стола из красного дерева с витыми ножками, которому здесь явно было не место, в нелепых позах, с зажатым в руках оружием, валялось четыре трупа в головах которых были проделаны аккуратные маленькие дырочки.

— Ну как ты? — положил руку на плечо Шумахеру я, чувствуя возбуждение стажёра.

— Он… он, Бруни… он их застрелил…и так ловко! Чёрт! Мне бы так стрелять гер инспектор! — глаза Ганса сверкали от азарта.

Похлопав парня по плечу, я протянул ему фляжку с крепким вином.

— Я же говорил, что в случае чего он может постоять за себя.

Хлебнув и закашлявшись выпалил Ганс кивая на письмоводителя неподалёку:

— Да, но я не думал… а у этого вот тоже амулет защиты…

Бруни безучастно стоял возле окна сложив руки за спиной и что-то тихо напевал под нос. Прислушавшись я разобрал слова детского стишка:

Мы сожмём в ладошках утро

Вставим сверху лучик света

И стачаем из рассвета парус дымчатого цвета…

— Что случилось?

Поправив на переносице круглые очки, мужчина чуть сморщил лоб и пожав плечами ответил:

— Они узнали нашего юного друга. Видели его на днях вместе с вами на площади.

— Дьявол! — ругнулся я, понимая, что в произошедшем виноват только сам.

— Не казните себя Эмиль кто же мог знать, — словно прочёл мои мысли Христиан. — Всё хорошо. Жаль только вам не удалось арестовать Фестиваля.

Коснувшись носком ботинка головы рыжеволосого преступника (пальцы рук которого были унизаны разнокалиберными кольцами и печатками) десяток лет бывшего монополистом в своей сфере, я пожал плечами и сказал:

— Ну тоже результат. А из дружков его я душу вытрясу, обещаю. Всё расскажут. Никуда не денутся.

* * *

Повозка подскакивала на мостовой, а Брусничка опять недовольно косилась на меня. Шумахер слушал меня с открытым ртом стараясь не упустить не единого слова.

— Десять лет назад, во время последнего крупного наводнения в дом Христиана ворвалась банда мародёров, которая убила его детей и жену. Их так и не нашли.

— Кошмар! Я не знал, — щёлкнув зубами произнёс стажёр. — Он тоже пострадал?

— Сам Бруни в этот момент был на службе.

— В Городской страже?

— Нет, — помотал головой я. — У него было хорошее место в муниципалитете.

— Ничего себе. А дальше что?

— Две недели после произошедшего он не появлялся на работе и его уволили. Похоронив родных, Бруни продал хороший, но напоминавший ему о трагедии дом, и переехал в центр в небольшую квартирку на чердаке. Мы какое-то время были с ним соседями. Хоть он и не знал.

Одетый в непромокаемый плащ страж на перекрёстке отдал нам честь помахав рукой вслед.

— Зачем? — не упускал повествования Шумахер от волнения вцепившись в мой локоть.

— Он подал документы в Городскую стражу. Хотел стать инспектором. Высшее образование, престижный диплом могли помочь ему в этом.

— Но он же…

— Да его не взяли в инспектора. Даже в стажёры. Здоровье, зрение. Ещё кое-что. Тогда он согласился на ту должность которая была свободна.

Пожевав губами и потерев острый подбородок Ганс снова взглянул на меня:

— Понятно. А стрелять-то где научился?

— Брал уроки у какого-то ветерана из Лафетного переулка. Кстати двуствольные пистолетики, которые ты видел он приобрёл у тамошних умельцев. Самоделки, но хорошего качества в чём ты сам мог убедиться.

— Пули волшебные?

— Не знаю. Но если так, то влетели они ему в копеечку.

Повернув в Свечной переулок мы через минуту оказались в «Мягких лапах». Вскоре я остановил повозку и выпрыгнув из неё разбрызгал в разные стороны воду из луж на тротуаре.

Шумахер ещё некоторое время сидел внутри о чём-то думая. Треуголка (которую он носил, стараясь быть похожим на меня) сдвинутая на затылок намокла, но парень этого будто не заметил.

— Да уж, история. Умнейший человек и блестящий аналитик к сожалению, занимается у нас ерундой.

— Это не наше дело, — сказал я, направляясь к лестнице главного входа. — Он взрослый человек и разберётся сам. За мной!

Я точно знал, что сейчас, в своём подвале, вздохнув, Бруни взял перо, обмакнул его в чернильницу и открыл огромный том в котором записывал сводки ежедневных преступлений, произошедших в городе.

А ещё я был готов поклясться, что на губах вдовца появилась лёгкая еле заметная улыбка, что свидетельствовало о том, что он стал немного счастливее чем был вчера.