Месть Ахсартага

Владимир Александрович Зангиев, 2010

Остросюжетный исторический роман о некогда могущественном народе аланов. Охватывает малоизвестный период – 1 век н.э. Описана жизнь и культура некоторых существовавших в ту эпоху государств и народов, их связи, быт, войны, а также, сложившаяся на тот момент геополитическая ситуация в мире. Через многострадальную судьбу главного героя показана суровая действительность того времени. Обилие поединков, сражений и других конфликтов насыщают повествование яркостью сцен. Философские размышления делают текст привлекательным не только для юного читателя. И ещё, немаловажная деталь: произведение пронизано духом патриотизма, любви к Отечеству и историческим корням российского народа.

Глава 1

Течёт, течёт Схагуашé…

Усталый всадник спешился.

Мешок дорожный свесился.

И рябь колышется в душе.

Суровый взор, с изломом бровь,

чернённой стали тусклый блеск…

волны речной спокойный плеск…

Потух закат, — как гнев багров.

Роится дум круговорот…

Лишь бог всё знает наперёд.

Судьба по жизни проведёт

к тому, что в будущем грядёт.

Чужих копыт тревожный стук

поймал алана острый слух.

А разговор погони глух,

как-будто булькает бурдюк.

В смертельной ругани клинков

к себе влечёт героя смерть, —

презрев земную круговерть,

он к ней заведомо готов.

Удар коварен. Меркнет взор.

В спине застрял чужой клинок.

Трагичен месяца венок.

А эха плач с далёких гор

едва доносит к нам: сы-н-о-о-к!..

Течёт, течёт Схагуашé…

(Схагуашé — древнее черкесское название одного из притоков реки Кубань)

Кругом вздымались чёрные громады отвесных скал. Их остроконечные вершины хищно вонзались в небо, по которому проносились серые, словно клочья растрёпанной овечьей шерсти, низкие облака. В изредка возникающих рваных разрывах показывалась холодная небесная лазурь, словно озираясь, на короткий миг появлялось обескровленное солнце. Всё время накрапывал гадкий и пакостный, как всё в этом чужом краю, дождик. Его холодные струйки, крадучись, будто жулик в карманы, стекали по волосам и проникали за ворот, вызывая мерзкие ощущения. По спинам гуляла дрожь. Пахло плесенью, свежей хвоёй и студёно-пронизывающими ветрами. Сверху парил стервятник, казалось, без цели и смысла, но в полёте его ощущалась тревога. Конские копыта скользили, и смачно хлюпали по разверзшейся хляби под ногами, глухим эхом отдаваясь по узкому кривому лабиринту сырых ущелий.

Пятые сутки конный отряд в сотню всадников продирался среди чужих иберийских скал, выискивая проходы в горных хребтах для аланской армии, нацелившей удар по государствам Малой Азии с целью распространения влияния за пределы обжитых степных территорий, ибо новая империя кочевников быстро набирала могущество и уже не умещалась в ранее установленных границах. Поднятие благосостояния племён, рост уровня жизни народа, выраженные в резком увеличении поголовья скота, благодаря которому существует кочевое сообщество, — всё это требовало освоения новых пастбищ. Поэтому аланский багаир (царь) Амбазук повёл политику на расширение границ кочевой империи, и назначенный им полководцем скептух (племенной вождь, полководец) Амаг осуществлял державную волю на юго-востоке. Неисчислимая конная армия скептуха томилась в ожидании приказа к действию. Главный военачальник отправил несколько конных отрядов в скрытные разведывательные рейды с целью обнаружения удобных проходов для армии в Кавказских горах, чтоб вырваться на оперативный простор и приступить к боевым действиям.

Разведчики изредка видели высоко над собой пасущиеся на высокогорных альпийских лугах скудные овечьи стада. И всё в этом краю выглядело убого и жалко: редко встречающиеся лачуги пастухов, голые скалы, даже из диких животных кроме кабанов да волков никто не попадался — и не поохотишься толком. Заметив вооружённый отряд, пастухи испуганно убегали, прячась среди расщелин и складок местности. Аланы не придавали этому особого значения, но тревожила нависшая тишина и отсутствие каких-либо сторожевых кордонов на пути. Всадники, зябко закутавшиеся в промокшие войлочные плащи, напоминали своим видом нахохлившихся пернатых, а выглядывающие из-под накидок чешуйчатые доспехи только усиливали сходство с птичьим оперением. Но торчащие кверху копья, свисающие с поясов мечи и прикреплённые к конским сёдлам тугие луки свидетельствовали о серьёзности намерений оказавшегося здесь отряда.

— Какая мрачная страна. Всё время льёт дождь. Неужели здесь никогда не светит солнце? Даже одежду негде просушить. И костры не велено разводить, — роптал один из молодых всадников, обращаясь к более старшему товарищу. — У меня такое чувство, будто где-то среди этих чёрных скал и сырых ущелий находится зындон (ад). Во всяком случае, очень похоже, только кадзи (бесы) не попадаются на пути.

— Да, ты прав, — согласился сосед. — Здесь настоящий зындон. И кадзи с кривым Уаигом (циклоп) ещё повстречаются… Так вон же они!

— Где? Где ты их увидел?

— Посмотри внимательней, что это сверху над нами? Это же их окаменевшие хари.

Молодой зябко передёрнул плечами:

— Когда они оживут, нам несдобровать!

— Что это ты так перепуган? А говорили, в отряд набирают только смельчаков.

— Я попросился в балц (поход) добровольно, — ответил обидевшийся юноша. — Только никак не ожидал, что сражаться придётся с нечистой силой.

— Ты воин, а значит должен биться со всяким недругом. Пусть если даже сам Барастыр (владыка Царства Мёртвых) выйдет с тобой на поединок, — наставительно отозвался бывалый воитель, не одобряющий робость юнца.

— Так я готов! Просто надоела неопределённость. И эта гнетущая тишина. Как ты думаешь, иберы знают о нашем отряде?

— Скорее всего их пастухи уже донесли о нас, — утвердительно заключил ветеран.

Вообще иберы не вели открытую войну с аланами, но их дикие племена совершали вероломные вылазки на близлежащие приграничные территории кочевой империи и отбирали у мирных пастухов стада, затем укрывались в горах, где невозможно было их достать непривычным к горной местности кочевникам. В открытое же противостояние со степными витязями горцы вступать не решались.

С другой стороны Кавказской горной цепи властвовала могучая Парфия, ведущая многовековой спор с Римом за господство на Востоке. Так, зажатая с двух сторон горная Иберия существовала, благодаря неприступности природных цитаделей, вознёсших несокрушимые скалистые стены к облакам. Население составляли племена, ведущие непримиримую вражду между собой, постоянные распри местных князьков не способствовали поднятию жизненного уровня подданных. Главным доходом, пополняющим казну царя Фарасмана, являлось взимание таможенной платы за пропуск торговых караванов через Дарьяльский и другие проходы в горах. При необходимости иберийский правитель запирал каменной стеной природные ворота и тогда вторгшийся неприятель сталкивался с умело приготовленными иберами горными обвалами, где находил неминуемую гибель, а кому удавалось избежать столь страшной участи под камнепадом, погибали от дротиков и стрел укрывшихся наверху недосягаемых горцев.

Да что там коварство местных племён, когда сам царь ради извлечения собственных выгод, постоянно примыкал то к одной, то к другой из сторон, непримиримо воюющих между собой Парфии и Римской империи, хотя такой колеблющийся курс способствовал неустойчивости военно-политической обстановки в регионе.

Аланы не собирались покупать себе право на проход через горы у мцхетинского правителя уверенные в мощи своей армии, потому и решили самостоятельно разведать пути для удобного продвижения войск.

— Но почему мы всё время пробираемся по ущельям? Куда приятнее было бы двигаться сверху по горам, ведь здесь, внизу, с нами легче всего расправиться. Мы сами себя загнали в западню, — опять молодой алан поделился сомнениями со старшим соседом.

— Приказ был пробираться скрытно, чтоб разведать удобные пути для продвижения армейских подразделений. А как обозы и конница будут карабкаться по кручам? Так что, если иберы захотят напасть, мы в любом случае обречены. Но нельзя забывать, что за нами идут другие наши братья, и мы не останемся не отмщёнными, — резонно объяснял опытный воин, объезжая конём подвернувшийся на пути замшелый валун.

— Ради общего дела я готов сложить голову, только хочется жизнь продать подороже, — уловив негодующие нотки в голосе собеседника, конфузливо оправдывался неугомонный скептик.

— Богу решать, какой участи достоин каждый. Всемогущий Артхур сам позаботится о сынах своих!

При упоминании главного аланского божества решительность наполнила душу неопытного молодого ратника, и он доверительно признался:

— Я только и уповаю на Бога-Солнце.

Но тут он неожиданно насторожился:

— А что это там впереди?

На очередном повороте ущелья отряд разведчиков вдруг упёрся в сложенную из каменных глыб зубчатую стену, которая преградила дальнейший путь аланам. Почувствовав неладное, предводитель отряда, двигавшийся впереди, подал условный знак, и воины мгновенно преобразились, сбросив сковывающие движения плащи, и обнажив мечи. Сосредоточились мужественные лица, глаза блеснули отважным огнём. И лишь только передние ряды всадников достигли стены, как сверху грянули звуки сигнальных труб и боевые кличи раскололи тишину многократными раскатами горного эха. Со стены и вздымающихся круч в пришельцев полетели стрелы и обрушились каменные потоки приготовленных обвалов. Таким образом, оказавшись в ловушке, разведчики обрекли себя на неминуемую гибель. Они пытались отстреливаться, пуская стрелы в укрывшихся наверху иберов, но это не приносило никакого результата, между тем, сами же, не прикрытые стенами и, находясь внизу, являлись отличной мишенью для вражеских стрелков. Скоро отряд был почти полностью истреблён, осталось лишь несколько человек во главе с командиром, последовавших его призыву:

— Прижимайтесь к скалам! Тогда обвал не сметёт вас!

Несколько человек, которые метнулись под прикрытие гор, только и успели спастись от обрушившихся сверху камней. Увидев, что аланов осталась небольшая горстка, горцы кинулись вниз, торопясь скорее расправиться с остатками отряда. На дне ущелья завязалась ожесточённая рукопашная схватка. Разведчики отбивались отчаянно от наседающих и превосходящих численностью иберов, но силы были несоизмеримо неравны. Занявшие круговую оборону аланы, падали сражённые один за другим. Дорого обходилась местным эта победа, вокруг окружённых взгромоздилась такая огромная куча поверженных врагов, что превысила своим количеством погибший отряд разведчиков. Искушённые в воинском ремесле аланы виртуозно владели оружием, умело отражая сыплющиеся со всех сторон удары. Долго не прекращался лязг мечей, особенно ловок и неуязвим был предводитель пришельцев. Все его доспехи были густо забрызганы кровью, но это была чужая кровь, выпущенная бравым молодцом из врагов.

Однако, всему приходит когда-то конец и оставшийся в одиночестве вождь погибшей дружины, утомлённый неравной схваткой, начал постепенно сдавать. Уже не столь быстры стали его действия, да и вращаться по кругу, отбивая удары охвативших кольцом иберов, не оставалось сил. Ох, как хотелось коварным горцам хоть одного чужака захватить живьём, чтоб потом выдать родственникам за богатый выкуп, но ничего не выходило из этой их затеи. Последний из удальцов не собирался сдавать оружия и предпочёл почётную для воина смерть в бою, нежели обречь себя на позорную рабскую долю. Поняли, наконец, это иберы и, чтоб прекратить дальнейшую гибель своих сородичей, отступив, призвали вперёд лучников и копьеносцев, которые с безопасного расстояния метнули свои снаряды в оставшегося в живых смельчака и пронзили его во многих местах. И упал алан, обагрённый горячей кровью, а в его распахнутых мертвеющих очах будто отразилась лазурь голубыми осколками расколовшегося неба.

Молча стояли над телом погибшего храбреца поражённые его отвагой и удалью иберы, наконец, один из них решился завладеть доспехами героя и принялся снимать трофеи с убитого. Лишь только он сдёрнул с головы алана шлем, как из-под него рассыпалась пышная копна белокурых волос… Победители обомлели! Их изумлённым взорам предстал прекрасный девичий лик бесстрашной аланской амазонки.

***

После уничтожения аланских разведывательных отрядов в иберийской столице Мцхета вскоре появились послы от главнокомандующего армии кочевников скептуха Амага. Фарасман принял делегацию со всей пышностью в царской резиденции. Как ни старался иберийский правитель льстивыми речами и униженным обхождением снизить градус накала встречи, переговоры носили ультимативный характер. В жёсткой форме гости передали волю своего полководца, который потребовал безоговорочного пропуска аланской армии через Дарьяльский проход, иначе грозил подвергнуть истреблению всё население горной страны и аннексией территории. Фарасману ничего не оставалось в его положении, кроме как покорно принять выдвинутые позорные условия. И всё-таки он выторговал некоторые выгоды для себя, предложив предоставить войско иберов в распоряжение аланского скептуха. «Этим я пополню свою казну!» — дальновидно решил предприимчивый правитель.

И потянулись нескончаемым потоком конные алы и турмы закованных в броню аланских ратников. Громыхали о мощёную камнем дорогу стянутые стальными обручами колёса обозных повозок. Мелькали походные лекарские пункты, передвижные кузницы, телеги маркетантов с провиантом для войска и фуражом для коней. Кругом сновали отряды, предназначенные для охраны дорог и складов. И вся эта огромная силища устремилась неудержимой армадой в Кавказские ворота, чтоб обрушить всю мощь на посмеющих преградить ей путь.

Столица Иберии Мцхета.

Резиденция царя Фарасмана.

35 год от Рождества Христова.

— Дипломатия — лучший способ бескровно достичь своих целей, — напуская на себя глубокомысленный вид, делился мыслями с ближайшими сановниками из своего окружения иберийский правитель. — Прибегнув к помощи аланов, мы сможем диктовать нашу волю несговорчивой Армении.

— Я и не сомневаюсь в твоей прозорливости, о мудрейший из царей! — рассыпался пышным потоком лести спайпет (военачальник) Даредж. — Только для упрочения связей с могущественной Аланией необходимо одного из твоих сыновей женить на аланской принцессе и так, скрепив родственными узами царственные дома, можно будет добиться некоторых привилегий.

— Кроме того, предлагаю приблизить ко двору знатных аланских вельмож, наделив их постами в твоём окружении, о несравненнейший, — добавил патиахш (советник) Таймаз.

— Но как к этому отнесутся на Капитолийском холме? Да и Парфия примет ли такое наше сближение? — засомневался Фарасман.

— В Ктесифоне сейчас озабочены перешедшими пограничный Евфрат легионами Публия Турпилиана, вторгшимися в вассальную парфянам Антропатену. Так что, царю Артабану совсем не до нас, — успокоил искушённый опытом политических интриг патиахш. — А Рим от Иберии далеко и нам надо упрочить своё положение среди сложившихся реалий в Восточном регионе. По поступающим данным от купцов и лазутчиков, а также, из пророчеств могви (маги, колдуны) следует, что Алания находится в начале своего могущества. И с этим необходимо считаться.

— Что ж, будем искать более тесных связей с северными соседями, — объявил высочайшую волю мцхетинский владыка. — Пусть знатные эриставы проявят заботу о благе отечества, а не только об удовлетворении собственных неумеренных аппетитов.

***

Вызревающие хлеба истоптала чужая конница, поля сплошь испещрены следами копыт, будто торнадо пронёсся по парфянским землям. Тяжёлой солдатской поступью плотно утрамбованы дороги, шлейфы выбитой пыли взметнув в небеса. С наступлением сумерек кругом становятся заметней всплески оранжевых зарев от полыхающих городков и крепостей. Ночь, подкравшейся хищницей, тихо раскинула полог, покрытый мириадами мерцающих звёздных блёсток.

Подразделения наступающей аланской армии остановились для отдыха на привал. Запылали костры, разнеслись ароматы приготавливаемой пищи. Усталые за время дневного перехода люди, наконец, расслабились, удобно устроившись, кто у костра, подложив под голову конское седло, кто в обозной повозке, а некоторые прямо в поле среди благоухающего разнотравья. Конная ала иронского племени аланов, как двигалась в авангарде наступающей колонны, так и на ночлег расположилась впереди всех по ходу следования. Постепенно угомонился весь лагерь, только изредка разносилась во мраке приглушённая перекличка выставленных для охраны спящей армии караульных.

— Ты не спишь, Распараган? — шёпотом спросил Зевах, заметив, как ворочается на своём месте у костра, устраиваясь поудобней, его молодой приятель.

— Сон что-то никак не идёт, — отозвался окликнутый сородич.

— Вот и я не могу заснуть. Всё думаю, почему парфянская армия так долго отступает и избегает генерального сражения? Ведь они столь успешно долгое время противостоят Риму, что, кажется, их многовековое господство в Малой Азии остаётся непоколебимым.

— Думаю, они обессилели в бесконечных войнах, — высказал предположение Распараган, — поэтому и бегают от нас словно зайцы.

— Надоело за ними гоняться. Скорее бы настичь беглецов и помериться силами, — размечтался Зевах. — Иначе война закончится, а я так и не убью ни одного парфянина, и старейшины не позволят выпить ронга вместе со знатными воинами из священной чаши Уацамонга (ритуальная чаша героев). Какой позор, если я так и не смогу проявить себя в ратном деле.

— А ты напросись у начальника турмы разведчиков, чтобы брал в дозоры. Там всегда есть возможность проявить себя, — посоветовал Распараган. — Часто случаются стычки с дозорами противника. Этак я уже двумя скальпами украсил упряжь своего коня.

— Дельный совет! Непременно воспользуюсь им, — обрадовался молодой ирон нашедшемуся выходу из гнетущего положения.

— Как раз сегодня ранили стрелой одного из наших и пострадавшего отправили в обоз на излечение. Если Афсараг ещё не подыскал замену, то место вакантное и ты вполне можешь его занять, — ещё сильнее обнадёжил более удачливый сородич своего, не достигшего успеха, соратника.

— Вообще, я слышал, старшие говорят, будто скептух гонит армию Артабана к Евфрату и там, прижав к границе с римской провинцией Сирия, вынудит вступить с нами в сражение. Хоть бы скорее это случилось, так не терпится поучаствовать в настоящей битве, — озвучил сокровенное желание ещё не реализовавший себя воин.

***

Наконец армия Артабана-3 была прижата к Тибру недалеко от того места, где расположена столица Парфии Ктесифон с зимней резиденцией царя. В среде аланских воинов царило приподнятое настроение. Все понимали о неизбежности предстоящей битвы армий. Людям и коням дали время отдохнуть. Ратники приводили оружие и доспехи в надлежащее состояние.

Накануне сражения для поднятия боевого духа, согласно древней традиции, скептух распорядился провести обряд поклонения богу войны Хсарту. Для этого призвали жрецов, навезли 200 возов хвороста, из которого воздвигли высоченный холм. На вершине холма соорудили деревянный помост, а в него воткнули меч славно погибшего в бою воина. К помосту протянули деревянные ступени.

Когда приготовления к ритуалу были завершены, конные алы (эскадроны) выстроились турмами (сотни) вокруг рукотворного холма, собрались вспомогательные команды маркетантов, лекарей, оружейников, караульных и началось священнодейство.

Богу войны полагалось приносить человеческую жертву. Для этого привели пленного парфянского лучника в лёгких доспехах со связанными сыромятным ремнём за спиной руками. Когда пленника проводили мимо, Распараган разглядел его угрюмо сосредоточенное лицо. Он ничуть не был сломлен, шёл твёрдой уверенной походкой, хоть и понимал всю безвыходность положения. Невольное чувство уважения к такому достойному противнику заколыхалось в душе, и молодой ирон понял, что не может быть лёгкой победы над столь крепким несломленным врагом.

— Смотри… смотри, как он гордо вышагивает, — толкнув локтем в бок, зашептал Распарагану на ухо Зевах.

— Так и должен воин идти на смерть, — восхищённо ответил ирон.

— Посмотри, как он высок и широк в плечах. Силач! Наверное, много врагов перебил, — снова зашептал завистник.

— Тихо! Отсюда и так не слышно жреца, так давай хоть просто посмотрим торжественный ритуал, — прервал болтуна приятель.

Четверо прислужников подвели обречённого к жрецу, сдёрнули шлем с головы жертвы и попытались опустить на колени перед главным духовным лицом. Но парфянин, набычив шею, так упёрся ногами, что худосочные подручные не смогли исполнить своё намерение. Тогда они потянули за волосы, и пленник склонил голову. Служитель культа полил ему затылок вином из нуазан-чаши, произвёл манипуляции руками, приговаривая молитву, затем, приблизил сосуд с хмельным напитком к губам связанного, предлагая выпить. Но тот мотнул головой с такой силой, что чаша расплескалась, едва не выпав из рук священнослужителя.

— Он даже отказался выпить вино для поднятия духа перед смертью! — прокомментировал увиденное потрясённый Зевах.

Тем временем один из прислуживающих взмахнул ритуальным кинжалом, и из перерезанной сонной артерии жертвы брызнула алая струя. Жрец подставил чашу, наполнив её до краёв. Вскоре напор крови иссяк и, потеряв силы, парфянин сначала тяжело опустился на колени, а затем рухнул замертво. У трупа отрубили правую, державшую меч, руку и бросили её в поле. Захоронение тела без правой руки считалось у аланов позорным и подобной экзекуции подвергались лишь враги или осквернившие звание воина соплеменники. Служитель алтаря взошёл по ступеням на помост с воткнутым мечом и, поливая клинок жертвенной кровью, взывал к богу войны о ниспослании аланам победы над парфянами в предстоящей битве.

Снизу было отчётливо видно, как высоко сверху на фоне голубого неба старик в развевающихся чёрных одеждах воздымает длани, а рядом торчит меч, олицетворяющий грозного бога Хсарта.