Саркома

Владимир Александрович Жуков, 2017

Роман по мотивам реальной истории, которая для автора в период его службы заместителем начальника милиции города Д. могла обернуться трагедией. По морально-этическим соображениям имена действующих лиц изменены.

I. Жезл, как бита

С раннего утра Калач дважды набирал номер телефона второго секретаря райкома партии. Длинные гудки в трубке давали понять, что хозяин кабинета отсутствует или не желает поднимать трубку. И третья попытка, предпринятая через пятнадцать минут, не увенчалась успехом. Он достал из внутреннего кармана кожаной куртки цветную фотографию, с которой взирало милое лицо брюнетки с карими глазами и чувственным ртом.

«Эх, Лариса, Лариса, когда ты перестанешь меня огорчать? — прошептал он, опасаясь, что кто-то может подслушать. — Знать бы, изменила ты мне с этим напыщенным и самоуверенным хряком или это лишь злые сплетни? Не зря видно говорят, что красивая жена это чужая любовница, потому что очень нелегко ей устоять от искушения и похоти. Бывают же исключения, когда женщина красива, умна и верна своему супругу по крышку гроба».

Вячеслав Георгиевич еще несколько минут, словно под гипнозом, пристальным и недоверчивым изучал до боли знакомые черты лица. Пытался проникнуть в мир ее мыслей, сокровенных планов и надежд, но тщетно, поскольку не обладал способностями экстрасенса и прочих ясновидцев. С досадой, но бережно, чтобы не помять, спрятал фото в карман. Прикурил спичкой сигарету, что делал крайне редко, лишь в ситуациях сильного волнения, тревоги и огорчения. Бросил окурок в тяжелую стеклянную пепельницу.

В третий раз позвонил, теперь уже в приемную райкома и, заслышав женский голос, не представившись, строго спросил:

— Где Александр Петрович Слипчук?

— На совещании в обкоме партии, — ответила секретарь-машинистка. — Путь неблизкий, поэтому на зорьке выехал с водителем.

— В котором часу совещание?

— В десять ноль-ноль в здании политпросвета.

— Насколько времени рассчитано?

— Я такой информацией не обладаю. У Александра Петровича в Симферополе могут быть и другие важные партийные дела. А также встречи в секретариате и отделах обкома партии, — ответила женщина. Она с опозданием вспомнила, что прежде, чем ответить на вопросы абонента, следует выяснить его личность и должность. Все же с нотками вины поинтересовалась:

— Представьтесь, пожалуйста. С кем имею честь?

— Руководителей района следует знать по голосам, — упрекнул он.

— Лишь второй месяц, как работаю в этой приемной. Еще не всех…

— Тем более, — резко перебил Калач и положил трубку на рычаг. Окинув взором просторный кабинет с длинным Т-образным столом с рядами стульев, тумбочку с гирляндой телефонных аппаратов и цветным телевизором «Фотон» в нише книжного шкафа, Вячеслав Георгиевич подумал:

«В сталинский период перед сотрудниками НКВД первые секретари обкомов, райкомов, не говоря уже о председателях областных городских и районных исполкомов, не говоря уже о поселковых и сельских советах, испытывали панический страх и трепет. Дрожали, как осиновый лист на ветру. А нынче с начальниками и сотрудниками милиции мало кто считается.

По пустяковому поводу вызывают на «ковер» в обкомы, горкомы и райкомы партии, рядовые инструктора, курирующие деятельность правоохранительных органов, возомнили себя генералами. Прежде офицер НКВД мог накопать компромат на любого большого партийного функционера и отправить «врага народа» в карьер или на лесоповал. Да были времена, когда Сталин железной десницей управлял великой страной, а народные комиссары и министры Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов, Берия, Абакумов держали людей в «ежовых рукавицах». Жаль, что не довелось мне в ту пору жить и кубари на петлицах носить. Передо мною бы партийные гниды глистами извивались.

Это потом уже после смерти вождя свинопас Никита Хрущев, не столько из соображений наказания за политические репрессии, в которых он сам активно участвовал, сколько из чувства мести инкриминировал бывшему кумиру культ личности с ночным выносом тела из мавзолея. А вот рыцарь революции, железный Феликс Дзержинский, — майор перевел взгляд на портрет, висевший на стене, на его креслом, — как и Ленин, остался незапятнанным и ныне является символом, обязательным атрибутом в кабинетах начальников МВД, КГБ, прокуратуры. Его крылатые слова о «горячем сердце, холодной голове и чистых руках чекиста» цитируют ораторы почти на каждом совещании, посвященном борьбе с преступностью и охране общественного порядка.

Однако, куда меня завели рассуждения, экскурс в прошлое. Минул звездный час ВЧК, ГПУ, НКВД и МГБ. Теперь надо считаться с реалиями, с тем, что КПСС является руководящей и направляющей силой советского общества. Но я никому не позволю грубо и бесцеремонно вторгаться в мою личную, семейную жизнь».

Вячеслав Георгиевич нажал одну из кнопок на пульте селекторной связи и велел секретарю своей приемной:

— Анжела, завари кофе без сахара.

— Минуточку, товарищ майор, будет сделано, — пообещала она. Вскоре, миновав узкий тамбур двери, вошла с чашечкой кофе, над которой исходил аромат, в кабинет. Ковалев кивком головы поблагодарил сотрудницу и попросил: — Если кто-нибудь из первых лиц района, позвонит, то ответь, что я занят, либо на выезде.

— Так точно! — по уставу ответила Анжела. Едва за ней закрылась дверь, Вячеслав Георгиевич, прозвенев связкой ключей, открыл дверцу стального сейфа и достал початую бутылку коньяка «Коктебель». Наполнил золотистого цвета напитком стограммовый стакан. Выпил, пригубил кофе и решил: «Что ж, коль нет других вариантов, придется не развязывать, а рубить с плеча этот гордиев узел, пока дело у них не зашло слишком далеко. И сегодня же, откладывать на потом нет смысла.

Итак, начало совещания мне известно и продлится оно не более трех часов. Обкомовские аппаратчики из опасений нажить геморрой, долго засиживаться не любят. Это отчетно-выборные конференции, иногда растягивают на два дня. Но они проводятся не чаще одного-двух раз в течение пятилетки, в основном для избрания делегатов на очередной съезд КПСС. С учетом времени на обратную дорогу Александр Петрович возвратится в свои пенаты не раньше трех-четырех часов пополудни. Встречу его с «почестями». Будут ему и ковровая дорожка, и оркестр.

Калач потянулся рукой к плоской бутылке с коньяком, но, взглянул на портрет «железного Феликса», воздержался, решил, что для разгона крови ста граммов вполне достаточно.

В два часа пополудни, пройдя мимо дежурной части с оружейной комнатой в фойе районного отдела милиции, майор вышел во внутренний двор здания. Возле служебной «Волги» бежевого цвета его поджидал водитель, сержант Михаил Трошин.

— Табельное оружие при тебе? — спросил начальник.

— Так точно! — милиционер-водитель хлопнул ладонью по кобуре, в которой покоился пистолет Макарова и с удовольствием напомнил. — Я ведь в каком-то смысле не только водитель, но и ваш телохранитель.

— Ни в каком-то, а в самом прямом. Хотя сам за себя могу постоять, но лучше, когда рядом надежное плечо, — заметил офицер — Разные ведь бывают ситуации. По коням!

Трошин запустил двигатель и спросил:

— Что-то серьезное предстоит?

— Возможно, но последствия предвидеть сложно.

— Куда маршрут?

— К автомобильной трассе «Керчь-Феодосия-Симферополь».

Михаил выехал со двора и «Волга» плавно покатила по улицам поселка к его окраине. — Товарищ майор, зачем вам лишний раз рисковать? Для этого есть группа захвата, сотрудники угрозыска. Или сами решили отличиться?

— Я звездной болезнью давно переболел. Это тот случай, когда лишние свидетели не нужны.

— Вы что же, решили сами взять преступника. А вдруг он не один?

— Почему бы и нет, — усмехнулся Вячеслав Георгиевич. — Опыт и навыки есть. Будучи участковым инспектором и оперуполномоченным угрозыска, приходилось обезвреживать злодеев, вооруженных финками и обрезами. Начальник милиции — не красная девица. Он обязан мгновенно реагировать и решительно действовать в любой опасной ситуации. Ты ведь, Михаил, знаешь, что я не канцелярская крыса. Кабинетной, бумажной возне предпочитаю участие в серьезных оперативно-розыскных мероприятиях. Начинал с самой низкой ступеньки.

После службы в армии устроился милиционером ППС, затем окончил Одесскую специальную школу милиции, служил участковым инспектором, оперуполномоченным и начальником угрозыска. На мотоциклах К-750 и МТ-9 в лютый мороз и в зной мотался по сельским дорогам, усмирял грабителей, хулиганов, пьяниц, насильников и заработал себе радикулит. Теперь организм, словно барометр, реагирует на смену погоды. Спасаюсь баней и сауной. После учебы на заочном отделении Киевской высшей школе милиции назначили заместителем начальника, а ныне начальником районного отдела внутренних дел.

— Вячеслав Гаврилович, вашей биографии, послужному списку можно по-доброму позавидовать, — польстил сержант.

— Не надо завидовать, а следует упорно идти к цели. Причем, не надеясь на протекцию и добрых дядей с генеральскими погонами. У тебя все впереди, если, конечно, не сопьешься.

— Не сопьюсь, употребляю в меру лишь по большим праздникам. И все же, товарищ майор, я бы на вашем месте не подставлял грудь под бандитские пули и ножи, — Это лишь в кинофильмах «Рожденная революцией», «Место встречи изменить нельзя», «Следствие ведут знатоки» и в других все предстает героически и романтично, а в жизни буднично и нередко трагично. Милицию, особенно в праздничные дни, когда народ отдыхает и развлекается, можно сравнить со свадебной лошадью, у которой голова в венке, а круп в мыле…

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Калач. — Точно подмечено. Сам придумал или кто подсказал?

— В гараже анекдоты травили, кто-то из ребят выдал на-гора этот перл.

— Отличный перл. На сотрудников милиции, в отличие от КГБ и прокуратуры, часто летят шишки, нас подставляют, делают козлами отпущения. Мы — не столько блюстители, сколько чернорабочие правопорядка, ассенизаторы, так как круглосуточно имеем дело с деклассированными элементами, отбросами и пороками общества — убийцами, насильниками, грабителями, расхитителями народной собственности, алкоголиками, наркоманами и проститутками. Сотрудники прокуратуры лишь пожинают плоды наших напряженных трудов, повседневной рутины. Отчасти по этой причине существует глухое противоборство не только между министром МВД Николаем Щелоковым и председателем КГБ Юрием Андроповым, но и сотрудниками этих могучих ведомств. Борьба не только за трон генсека, но и место возле этого трона, жестока и бескомпромиссна.

— Товарищ майор, ну ее к лешему большую политику, — отозвался водитель, внимательно наблюдая за дорогой и редкими встречными машинами. — Я знаю, что когда паны дерутся, то у холопов чубы трещат.

— И то верно, меньше знаешь, спокойно спишь, — согласился начальник и за сотню метров до поворота на трассу Феодосия — Симферополь велел:

— Стоп, машина! Приехали.

Михаил, сбавив обороты двигателя, съехал на обочине и нажал на педаль тормоза. Вышли из автомобиля на свежий воздух.

Благоухал июль — макушка лета. Погода установилась солнечная, безветренная. В небе ослепительно-желтым лимоном сияло солнце. От палящих лучей поникли листья на деревьях и кустах, трава и полевые цветы. С левой стороны от дороги, где еще недавно янтарем отливали колосья озимой пшеницы, желтела свежескошенная жесткая стерня. Вдалеке, почти на дымчато-сиреневой линии горизонта, ползал трактор с плугом, за которым черной линией тянулась борозда. Не слышно пения утомленных жарой птиц, все замерло, будто перед грозой. На небе ни одного облачка и земля заждалась дождей.

— Товарищ майор, в эту пору люди плескаются в прохладе моря, нежатся на пляжах, а мы, аборигены, редко пользуемся этой благодатью, — посетовал Михаил. — За сезон удается лишь три-четыре раза побывать на Азовском море, в Каменке. А ведь я люблю порыбачить в бухте у мыса Казантип. Увлекаюсь ловлей на спиннинг кефали, керченской сельди, камбалы-глоссы, сарганов, ну и конечно, бычков. И не столько ради добычи, сколько ради спортивного интереса.

— А у меня хобби — охота из карабина «Сайга» на кабана, лис и мелкую дичь, — признался начальник. — Только времени на это азартное занятие нет. А насчет отдыха на море, ты совершенно прав. Надо организовать выезд свободных от службы сотрудников, членов их семей на пляж Арабатской стрелки. Поручу это дело замполиту, а то утомил всех своими нудными лекциями. С автобусами проблем не будет, начальник ГАИ подсуетится. А то ведь за бесконечной текучкой дел и лето пролетит.

— Да, когда дел много, то время не течет, а летит, — подтвердил водитель

— Это для малых детишек и больших бездельников летний день кажется вечностью, — произнес Валентин Георгиевич, припомнив пору детства и юности. А сейчас самое утомительное ожидание.

— Кого мы ждем и какова моя роль? — спросил Трошин.

— Одну важную персону. Он будет с водителем. Мне предстоит серьезный мужской разговор. Твоя задача контролировать поведение его водителя. Необходимо будет изолировать его, а возможно и случайных пассажиров, что маловероятно, от вмешательства и каких-либо физических действий. Он ведь тоже, как и ты, охраняет своего шефа. Но я знаю, что Александр Петрович не любит себя стеснять посторонними людьми, поэтому их будет двое.

— Если я не ошибаюсь, то речь о втором секретаре райкома Слипчуке?

— Не ошибаешься. За умение держать язык за зубами, сообразительность и отличное вождение я тебя и ценю, — признался Калач. — Иначе бы поменял на другого извозчика.

«Какая черная кошка между ними пробежала?» — терялся в догадках Михаил, но спросить не решился, ибо предпочитал не совать свой нос в чужие дела и проблемы, тем более чреватые конфликтами и скандалами.

— У тебя монтировка или жезл есть? — спросил начальник.

— Конечно, и запасное колесо в багажнике.

— Колесо мне не потребуется, а вот.., — майор несколько секунд размышлял, на чем остановить выбор, — а вот прочный жезл потребуется. Я в штатской, цивильной одежде, а ты в милицейской форме. А то ведь на скорости проедут мимо, тогда мой план рухнет. Поэтому придется тебе, Миша, исполнить функции госавтоинспектора. Ты ведь, до того, как я тебя взял водителем, служил в ДПС, дело знакомое?

— Да, служил.

— Надеюсь, что навыки и сноровку гаишника не утратил?

— Не утратил, — без энтузиазма подтвердил сержант, смутно ощутив зловредность отведенной ему роли. Вылез из кабины, открыл багажник и достал из чехла жезл и черно-белыми полосами. Возвратился с ним в салон «Волги».

— Сувенир, реликвия. Ребята подарили перед уходом из ДПС, — сообщил водитель и посетовал. — Тяжелый, будто чугун, рука устает держать. Вожу на всякий пожарный случай.

–Дай-ка, подержу, проверю твой сувенир. Сейчас, как раз тот самый случай, испытаю его в работе, — Вячеслав Георгиевич потянулся рукой к отшлифованной до лоска рукоятке жезла. На ней было выгравировано «Трошин». Похлопал им по ладони левой руки:

— Именной, нестандартный, тяжелый, можно вместо молотка гвозди заколачивать.

— Выточен из мореного дуба, — пояснил сержант. — Я его берегу, как зеницу ока, вроде талисмана, приносящего удачу.

— Прочный, надежный, лучше пластмассового, — оценил Калач. — Тебе, Миша, не помешало бы поступить в специальную школу милиции или в симферопольский автодорожный техникум. За направлением, рекомендациями дело не станет. Это даст шанс дослужиться до начальника отделения ГАИ или МРЭО.

— Поздновато, мне до выслуги лет восемь осталось, — ответил Трошин.

— Учиться никогда не поздно. Станешь офицером с приличной зарплатой, а потом и пенсией. Не придется после службы устраиваться вахтером или сторожем, ведь пенсии у рядового и младшего начальствующего состава невелики.

— Знаю, поэтому устроюсь автослесарем на СТО.

— Михаил, там вакансий не бывает, принимают по протекции и большому блату.

— Хотя об этом пока рано думать, но я рассчитываю на вашу помощь.

— Конечно, помогу, чем смогу. А сейчас ты мне должен оказать услугу, — произнес майор и увидел, как напряглись мускулы на лице водителя, брови в озабоченности сошлись на переносице. «Моя просьба ему явно не по душе», — понял начальник и вслух выразил сомнение:

— Пожалуй, придется мне самому поработать с жезлом. Слипчук и его водитель Федор, привыкшие к тому, что инспектора ГАИ, знающие номера и серии чиновничьих автомобилей, отдают им честь, берут под козырек, могут не отреагировать на жезл. Промчатся мимо, а гоняться за ними неприлично, ниже нашего достоинства.

— Вполне могут, уже были такие случаи, когда я служил в ДПС, — с затаенной радостью сообщил Трошин. — Однажды за превышение скорости я пытался остановить «Волгу» председателя райисполкома. Тот вызвал на «ковер» начальника отделения ГАИ и всыпал мне на орехи. Хотя водитель чиновника создал аварийную ситуацию и только по счастливой случайности не совершил ДТП.

— Ладно, Михаил, вольно, не напрягайся. Я сам сыграю роль госавтоинспектора, а ты не глуши двигатель, будь готов к погоне, если не остановятся.

— Давайте задействуем экипажи ДПС?

— Сами управимся, — возразил Калач и уверенно взял в правую руку тяжелый жезл.

— Вы же одеты по гражданке?

— Зато личность заметная, поэтому трудно не увидеть, тем более в ясную погоду. Обязательно остановятся, даже ради любопытства.

Майор с жезлом в руке вышел к обочине. У сержанта немного отлегло от сердца, ибо он опасался быть втянутым в скверную историю. «Что они не смогли поделить? Нашла коса на камень», — размышлял он, глядя на ленту асфальта, уходящую к основной трассе, соединяющей два приморских города.

Калач издали наблюдал за трассой, по которой на встречных курсах мчались грузовые и легковые автомобили, автобусы и фуры. На какое-то мгновение самоуверенность оставила его и внутренний голос подсказал: «Не разумно обострять отношения с теми, кто выше по должности, что чревато большими неприятностями и непредсказуемыми последствиями. Лучше спустить дело на тормозах, со временем все перемелется и страсти и обиды угаснут.

Может, действительно, внушить себе мысль, что ничего предосудительного и оскорбительного для меня для моей чести нет? Ради служебной карьеры, семейного благополучия? Нет, проявив слабость, струсив в критический момент, я перестану себя уважать и, как личность, деградирую. Если бы знать, что отношения между Слипчуком и Ларисой не зашли слишком далеко, то можно было бы ограничиться культурным, но суровым предостережением? А, если они перешли грань? Нет, не в моих правилах пасовать и отступать, ведь не случайно риск называют благородным делом».

Вячеслав Георгиевич скорее интуитивно почувствовал, прежде чем увидел, как черного цвета «Волга» повернула с трассы налево и нарастила скорость. Он в ожидании приближающегося автомобиля неподвижным монументом встал у самой границы обочины и проезжей части дороги.