Сны о Провинции

Виталий Савров

Земные сны, конечно же, о земном.Можно сколько угодно идеализировать поэзию. Видеть автора, как полубога, который смотрит за пределы мира и создаёт текст. Можно превратить Слово в акт или идею. И утонуть в идеологии. Можно потеряться в этом и больше никогда не найти себя.Я пишу, сколько себя помню. Вижу провинциальные городки, немецкие уставшие улочки, советские панельки, трамваи, пригородные электрички и многое другое. И всё это красиво. И всё это о нас с вами.С теплом, Виталий Савров

© Виталий Савров, 2021

ISBN 978-5-0053-5343-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Виталий Савров

Сны о провинции

Поэтический сборник

Земные сны, конечно же, о земном.

Можно сколько угодно идеализировать поэзию. Видеть автора, как полубога, который смотрит за пределы мира и создаёт текст. Можно превратить Слово в акт или идею. И утонуть в идеологии. Можно потеряться в этом и больше никогда не найти себя.

Я пишу, сколько себя помню. Вижу провинциальные городки, немецкие уставшие улочки, советские панельки, трамваи, пригородные электрички и многое другое. И всё это красиво. И всё это о нас с вами.

Русская тоска до невозможности поэтична. У неё есть свой неповторимый стиль, он вызывает светлую грусть. Остаётся только смотреть, а иначе ничего не увидишь. Всю жизнь проглядишь.

Мне снятся земные сны. И они — эта книга.

О нас с вами.

Благодарю за поддержку и помощь в издании книги Союз Российских Писателей и Министерство Культуры РФ.

С теплом, Виталий Савров

Цикл «Твои истории»

***

Пиши мне рано утром, я приду.

Проснувшись рано утром. Из постели.

Приду к тебе,

как Ленин с мавзолея.

Устав лежать. Я уточкой в пруду

решу, что ты не север. И найду

— одно из всех ближайших направлений.

Мы выплывем из этой пустоты.

По кромке льда пойдём сквозь неизбежность.

Я верю в труд, но я не верю в нежность.

Побольше спи и не мочи манты.

Во сне моём ты сало тонко режешь.

И налегке за хлебом сквозь пустырь.

И всё, что нужно, остаётся между —

прослойкой неба.

Юг отныне ты.

***

Это, знаешь, меня греет —

не вольфрамовых свет нитей.

Пожинают, когда сеют,

когда копят в себе. Сытый,

тот, кто полон внутри смысла.

Кто из джинсов творит шорты,

кто при всякой грязи чистый,

когда праздник твои шпроты.

Или радость, когда спится

так спокойно и свет ранний

не даёт по утрам злиться.

Вот, что греет мой мир странный.

***

Возьми и вырви лист календаря.

Мне это важно. Падают обломки

с небес на землю. Или не земля

внизу лежит, а, может быть, в сторонке.

Мы видим, как срываются с небес

две трети звёзд, как листья: тополь/липа.

Мы в детсаду довырезали лес.

Потом сожгли, что к окнам не прилипло.

«Ничто не свято» — шепчет календарь.

Основы дней удержатся на скрепке.

Последний лист и мне его не жаль.

Никто не видит. Хочешь сигаретку?

***

Мало воздухом просто дышать.

Мало пить родниковую воду.

Надо солнце глотками вбирать,

Ловить ветер в ресницах. Свободу —

по-другому, увы, не узнать.

Начинается что-то внутри,

Ты предчувствуешь тёплые ночи.

И считаешь теперь — раз, два, три,

Если глазом не видишь. Смотри —

своим сердцем. Такой путь короче.

***

Мне хочется верить, но ты не котёл, и не газ.

Повысить бы градус, но я по земному не в силах.

Пропела синичка за сала кусочек о нас.

Пропела по делу, но нового не говорила.

Мне хочется в воду крещенскую, близок нулю.

Твой образ. Спасибо на нолик, его не поделишь.

Такая константа. И я одиноко люблю.

Я красная ветка калины, что мёрзнет без цели.

Зима неприступна. Бездонны замерзшие щи.

Огромное мясо, как айсберг, плывёт в морозилке.

Да, надо быть сильным. И крепче, чем эти хрящи.

Я грею земное ладонью в стеклянной бутылке.

Ты мне не помеха, ты мне коммунальный платёж,

который, однажды, возможно и будет погашен.

Туманы, в которых себя никогда не найдёшь,

а если найдёшь — никому ничего не расскажешь.

***

Посвящается Дарье Крапивиной

Декабрь дно реки сковать не смог,

мороз стоял и мялся на пороге.

Решило время снег пустить недолгий,

смешав его с туманом, вязкий смог

рвал солнца свет на мягкие иголки.

Решило время, что пошлёт к чертям

наш календарь. И дни как будто годы —

тянулись. И декабрь нам

пророчил мандаринов и свободы.

Не вышло. Так давай тебе отдам

свой зимний шарф, носи его, он модный.

У времени свой личный план идёт,

Оно решает, как кого поставить,

Оно лечит, и с колена резко бьёт

по сердцу. Пусть тебя никто не ранит.

Не выходи, пожалуйста, на лёд,

он слишком быстро под ногами тает.

Числа

Со вчерашнего дня мне не выжать ни капли смысла.

Я смотрю в пустоту и не вижу твоей руки.

Если внутренний голос затих, остаются числа.

Никакой эфемерности, только они крепки.

Досчитать до пяти не проблема. Проблема выжить.

С десяти до двенадцати пялишься в потолок.

Уловить ничего. Пустоту. Просто ноль, не ближе.

Ты не выучил тему: двойка, садись, звонок.

Я не чувствую логики, просто ищу опоры.

Разгребаю завалы. Жду силы на третий день.

Третий день наступает и мне говорит не скоро

станет легче от чисел, крепись. Я креплюсь, затем

ничего не понятно. Абсурдное время движет

наши лодочки жизни по ниточкам паутин.

Я смотрю на тебя, только я ничего не вижу.

Остаётся число. И как прежде оно — один.

***

Моему другу — Денису Ганиману

Ты помнишь, костры из листьев?

В последнюю осень жгли.

Горели у клёнов кисти,

И дым уходил с земли.

И ты говорил про ветер,

Про тот, что есть тут и там.

И то, сколько жить на свете,

Решать далеко не нам.

Мне было легко и грустно.

Трещали угли в огне.

Никак не осмыслю чувство —

Быть временным на земле.

***

Казалось, год не кончится тогда.

Теряли, не успев найти опоры.

Холодная с небес лилась вода.

Мы прятались в пустые разговоры.

И даже попросить не стало сил.

В стакане булькал выжатый пакетик.

Он сам себя ещё тогда варил —

Мы жили ожиданием, как дети.

И всё-таки, похоже, лишь мороз

добрее был, чем плюс температуры.

Мы понимали — наша жизнь всерьёз

катилась в пропасть, становилась сюрром.

И сложно было верить. Пустота —

похожа на грядущее начало.

В которой не понятно ни черта.

Но даже это нам не так уж мало.

Цикл «Ветер Вифлеема»

Лес

Я внутри сажаю сосновый лес.

Там пока что пусто. Там был пожар.

Там в чернейшей бездне весь мир исчез.

И клубится прошлого белый пар.

Бог придумал сказку — меня здесь нет.

Чтобы не топтали, сюда не шли.

Бог придумал время, траву и свет.

И меня, наверное, изнутри.

Нас таких же много, огонь полей —

Нарастает быстро. Любовь берёт.

И ты сложишь руки. Он просит — сей.

Приготовил саженцы, действуй. Вот.

И ты ищешь силы растить опять.

И бутылки носишь на водопой.

Пепелище чёрное побеждать,

Чтобы лес пробился на день седьмой.

Канун

Утро теплее голоса Николая,

что чудотворец и покровитель дальних

странствующих. Едет куда-то Рая,

муж, ипотека, свёкр, отчёт квартальный

так надоели.

Господи, скоро Пасха.

Господи, дорог яиц десяток,

Гулкий вагон будто поёт молитвы.

Рая сойдёт с креста, будто выйдет с чата,

Рая с Петром закрывают долги.

Мы — квиты.

Мы не должны тебе. Что ещё непонятно?

Россыпь кокосовой стружки белее снега,

точно белее и слаще натёртой редьки.

Рая несёт кусок кулича коллеге.

Пасхи канун.

Солнце ложится в окна.

Прошлое рассыпается, будто кегли

в разные стороны. Перенести потери.

Лучшее будет.

Рая уходит.

Верит в то, что суббота кончится очень быстро.

Пасха наступит.

Утро случится добрым,

даже добрее голоса Николая,

что подметает улицу каждый вторник.

***

А я теперь — уставший и немой,

несусь вперёд, как пьяные по трассе.

Омыло время прошлое водой.

И образ твой — пробел в иконостасе.

⠀

Ты будешь отречением Петра,

что трижды неуверенно и робко,

промямлил «нет» у тусклого костра,

и я теперь затычка в ране, пробка.

⠀

И я теперь валун, что у ворот,

скрываю то, что, может быть, воскреснет.

И третий день дождина в бездну льёт,

Ты вздрагиваешь вдруг от каждой вести.

⠀

И только крик замёрзшего осла,

и только лишь гудение трамвая.

И чувство страха, где ни счесть числа,

а может счесть, но я его не знаю.

***

И если жизнь ни рай, ни ад, ни лимб,

То наша жизнь, возможно, ступор в ЖЭКе

Где сложно оставаться человеком,

вздыхаешь пыль бумажную. Режим

с восьми до девяти семь дней на веки.

И есть обед в три сорок с небольшим.

Ты покидаешь жёлтый кабинет.

А мне входить. Вот насчитали воду —

объёмом с океаны, края нет.

Нам топят сильно в жаркую погоду.

Уходишь ты. Я захожу. Привет…

тебе и моему водопроводу.

***

Я последний сын Бога.

У меня в среду крест, прости.

К нему путь был слегка долгим,

мой отец был со мной строгим.

Мой Отец у меня в кости,

не боясь потерять много,

он велел мне тебя спасти.

Купишь чая домой с хлебом?

Конец ознакомительного фрагмента.