Эхо ненависти

Виталий Михайлович Егоров, 2022

Начало восьмидесятых. В своей квартире убита гражданка Плахова. На место происшествия выезжает инспектор уголовного розыска Сергей Соколов. По горячим следам ему удается быстро раскрыть преступление. Но сыщик еще не знает, что, несмотря на кажущуюся заурядность, это убийство уходит глубокими корнями к далеким военным временам и что это дело радикально изменит его собственную судьбу… «Произведение родилось в результате долгих и мучительных раздумий на фоне все ухудшающихся отношений между братскими народами, по сути оно явилось откликом моей души и сердца на происходящие события, свидетелями которого мы все являемся». – Виталий Егоров

Часть вторая. Служебная командировка

1

Прошло два месяца. Соколов мало интересовался делом загадочного ветерана-фронтовика, отвлекшись на не менее насущные проблемы. Если следователь не беспокоит сыщика, не требует помощи, значит, все идет своим чередом, уголовное дело неумолимо приближается к логическому концу, чтобы завершиться судебным приговором. Но не тут-то было!

В день Победы 9 мая оперативника вызвал к себе начальник угрозыска. Терзаемый догадкой, почему же он понадобился руководителю в праздничный день, Соколов ровно в полдень постучался к нему в кабинет.

Начальник уголовного розыска Поликарпов Вадим Петрович, суровый мужчина средних лет, никогда не расстающийся с любимой папиросой «Беломорканал», работал в этой должности достаточно долго. Опера его побаивались и уважали, впрочем, такие же чувства испытывали к нему и городские криминальные элементы. Отборный мат из его уст сыпался как из рога изобилия, но никто даже и не думал обижаться, поскольку все это произносилось ради дела. А в городе иногда случались такие дела, разобраться с которыми без мата — ну никак.

Поликарпов озадаченно поинтересовался:

— Что там по тому гребаному ветерану войны?

— По какому ветерану? — удивленно вскинул голову Соколов. — По Левчуку?

— Чингачгуку! Не знаю, как его фамилия, я имею в виду того, которого ты посадил два месяца назад за убийство женщины.

— Да, это Левчук. А что по нему? Вроде бы следствие идет, за помощью следователь к нам не обращалась.

— Вот сколько вам всем говорить, что дела всегда надо держать на контроле, — строго отчитал сыщика руководитель. — Назревает большой скандал, прокурор республики вызвал нас на ковер, так что готовься ответить на все вопросы.

— Так что все-таки случилось? — недоуменно спросил сыщик. — Следователь Черных ни разу мне не звонила, я и подумал, что все там нормально.

Поликарпов сердито объяснил:

— Этот Левчук, или как его там, написал жалобу самому Андропову о том, что его незаконно привлекли к уголовной ответственности.

— Ну и что? — усмехнулся оперативник. — Он писал жалобу Сталину, Хрущеву, Брежневу, а сейчас Андропову. Это его способ уйти от ответственности.

— Какой Брежнев, какой Хрущев, едрена мать! — взревел начальник. — Этот твой Левчук и вовсе не Левчук, а другой человек!

— К-ка-а-ак?! — оторопело протянул сыщик. — Откуда это стало известно?!

— От верблюда! Говорил же, чтобы вы держали все ажиотажные дела под контролем! Иди, готовься, в час встречаемся в прокуратуре республики!

Соколов озадаченно вернулся в кабинет и набрал номер телефона Черных. Та, подняв трубку, воскликнула:

— Я только что хотела тебе звонить! Тут такие дела разворачиваются — уму непостижимо!

— Что случилось, Марина, объясни поподробнее.

— Некогда, Сергей, совершенно некогда! Я сейчас составляю подробный отчет, в час встретимся в прокуратуре республики, там послушаешь мой доклад.

— И все же?

— Одним словом, это не Левчук. Я только сегодня получила ответ из Минска.

— И кто же он?

— Пока неизвестно… Сергей, все, мне некогда разговаривать, встретимся в прокуратуре республики.

Прокурор республики Николай Семенович Лебедев, немолодой уже мужчина, был весьма строгим и требовательным руководителем, подчиненные робели перед ним и старались всеми способами лишний раз не попадаться ему на глаза. А уж если он организовал тревожный сбор в праздничный день, то это не сулило ничего хорошего приглашенным участникам совещания, и все готовились к большой взбучке.

Когда Соколов прибыл с Поликарповым в республиканскую прокуратуру, Черных уже находилась там, она с начальником тюрьмы Семаковым прямо в коридоре взволнованно изучала какие-то документы, очевидно, дело арестованного. Сыщик не успел обмолвиться с ней словом, как из кабинета вышла секретарь и объявила:

— Приглашенных прошу пройти в кабинет.

В кабинете находились несколько работников республиканской прокуратуры, секретарь и сотрудник Комитета государственной безопасности Чикин, которого Соколов знал в лицо, поскольку тот курировал правоохранительные органы.

Лебедев грозным взглядом обвел собравшихся и первым поднял начальника следственного изолятора:

— Семаков, объясните мне, как арестованный гражданин рассылает письма руководителям страны? У вас что, проходной двор, и каждый волен обращаться куда ему заблагорассудится? Доложите, как вы допустили такое, что содержащийся под стражей человек мимо вас ведет переписку с государственными органами. Для всех, кто не в курсе дела, сообщаю: сегодня из ЦК КПСС в наш адрес поступил запрос на жалобу ветерана войны Левчука о том, что его незаконно привлекли к уголовной ответственности, что старого человека содержат под стражей в невыносимых условиях. Нам предписано в кратчайшие сроки разобраться с этим делом и доложить в секретариат центрального аппарата.

Покрасневший от волнения начальник тюрьмы встал и с дрожью в голосе стал докладывать:

— Письмо Левчука на имя Юрия Владимировича Андропова в нашей спецчасти не зарегистрировано, он отправил его через своего сокамерника, когда тот месяц назад освободился и отбыл к месту постоянного жительства. Фамилия этого освобожденного Климов, мы его нашли и расспросили, он во всем признался и сказал, что письмо опустил в ящик главпочтамта, сразу же как покинул изолятор.

— Что это такое, в следственном изоляторе нет личного досмотра, когда человек выходит на свободу? — негодующе спросил Лебедев. — С таким отношением к делу у вас скоро все вынесут из заведения!

— Досмотр ведется. Мы установили наряд, который дежурил в тот день. Сотрудники отнеслись халатно к своим служебным обязанностям, все будут наказаны, — сокрушенно пробормотал Семаков.

— Наказаны будете и вы, мы направим представление на имя вашего министра, — резюмировал прокурор и приказал: — Пока садитесь.

Следующей была Черных. Прокурор поднял ее и уже не так строго указал:

— Марина Станиславовна, доложите, как продвигается расследование уголовного дела. Прошло два месяца со дня совершения преступления, думаю, что у вас уже вырисовываются контуры обвинения, расскажите, какими доказательствами обладаете, судебную перспективу дела.

— Преступление совершено восьмого марта текущего года, — стала докладывать следователь, изредка поглядывая на наспех составленную справку. — В своей квартире в ванне с водой обнаружена гражданка Плахова с проникающими ножевыми ранениями в области груди и с перерезанным горлом. Все раны прижизненные, смерть наступила быстро, в легких обнаружено небольшое количество воды. Во время осмотра квартиры на полу обнаружены следы обуви большого размера, с ручек крана-смесителя в ванной комнате и входной двери сняты рисунки пальцев рук, которые не принадлежат потерпевшей. По горячим следам уголовным розыском был задержан некто Левчук Василий Игнатьевич, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, уроженец города Бобруйска Белорусской ССР. У него изъяты следующие вещи: нож, куртка, унты, на которых обнаружены капли и брызги крови человека, групповая принадлежность которой совпадает с кровью потерпевшей. Следы унтов по размеру совпадают со следами, обнаруженными в квартире. На левой щеке и шее у подозреваемого обнаружены царапины, специалист, проводивший трасологическую экспертизу, утверждает, что с наибольшей долей вероятности они могли быть нанесены указательным, средним и безымянным пальцами правой руки потерпевшей. Изъятые на месте преступления отпечатки пальцев совпали с рисунками пальцев Левчука. Во время обыска в квартире у подозреваемого обнаружены три копии обращения, написанные от руки, которые были адресованы Сталину, Хрущеву и Брежневу соответственно. Везде в этих письмах говорится о том, что автора подозревали в убийствах женщин путем утопления, но каким-то образом, скорее всего, в результате обращения к генсекам, уголовные дела не доведены до конца. Все это наталкивает на мысль, что арестованный гражданин страдает маниакальной страстью к убийствам женщин путем утопления…

— А последняя женщина изнасилована? — поинтересовался Лебедев.

— Нет, признаков изнасилования не имеется, скорее всего, этот вопрос арестованного сильно не волнует, на первом месте у него стоит убийство ради убийства, — ответила Черных, быстро вспомнив крылатые слова Соколова, и спросила: — Николай Семенович, разрешите продолжить доклад?

— Продолжайте.

— Я отправила запрос в Главный информационный центр, оттуда пришел ответ. В июле семьдесят пятого года человек по фамилии Левчук привлекался к уголовной ответственности Трускавецкой прокуратурой за убийство, решения по делу нет. Скорее всего, дело прекратили или положили на дальнюю полку. По обращениям к Сталину и Хрущеву в информационном центре данных нет…

— Скорее всего, дела «похоронили», толком и не начав, — прервал следователя Лебедев и с сарказмом добавил: — Вот что значит вовремя обращаться к сильным мира сего, да к тому же поплакаться, намекая на фронтовое братство! Но от нас-то он не уйдет, доказательств собрано достаточно. А теперь, Марина Станиславовна, расскажите основное, из-за чего я вас сегодня собрал. Дело действительно серьезное и грозит вылиться в большой скандал. Человек, который назывался ветераном войны Левчуком, сидел в тюрьме под вымышленной фамилией. Если об этом узнают в Москве, полетит не одна голова.

Испуганно отложив справку в сторону, Черных далее продолжила свой доклад:

— Я сделала запрос в город Бобруйск, чтобы побольше узнать об обвиняемом, собрать характеризующие материалы. Ответа долго не было, и я подумывала повторить запрос, но сегодня позвонили из прокуратуры Бобруйска и продиктовали телефонограмму. Согласно этому документу, человек, носящий фамилию, имя, отчество Левчук Василий Игнатьевич, четыре года назад умер от болезни, в Бобруйске у него остались родственники…

— Значит, вы посадили другого человека? — нахмурился прокурор. — Тот, который сейчас сидит в тюрьме, не Левчук, его личность не установлена?

— Получается, что да, — обреченно вздохнула Черных. — Личность его не установлена.

— Как теперь быть? — испытующе посмотрел Лебедев на следователя. — Человек арестован, сидит в изоляторе, а личность не установлена. Такого у нас еще не было. По злой иронии запрос из ЦК КПСС и ответ из Белоруссии поступили одновременно в тот день, когда советский народ и все прогрессивное человечество отмечают победу над фашизмом. Какой, прикажете, готовить ответ? Что Левчук не Левчук, ветерана войны как такового нет? Вы знаете, как все это будет расценено Москвой? Снарядят комиссию, приедут с проверкой… Марина Станиславовна, что собираетесь делать дальше?

— Аннулирую анкетные данные задержанного и выставлю карту как на неизвестного, — виновато выговорила следователь.

— И как вы это представляете?

— Составлю справку о личности обвиняемого с фотографией и с печатью, приложу туда дактилоскопическую карту. В институте нас учили этому, если личность человека не установлена…

— Пока этого не делайте, пускай до поры до времени сидит Левчуком, дальше будет видно, — приказал прокурор и спросил: — Как проверяете его преступления прошлых лет?

— Я запросила Трускавец, Псков и Таганрог, — судорожно выдохнула она. — По последним двум реакции до сих пор нет, а из Трускавца поступил ответ, что уголовное дело в отношении Левчука в семьдесят пятом году прекращено в связи с отсутствием события преступления. Истинные обстоятельства, которые были основанием для прекращения дела, в ответе прокуратуры Трускавца не отражены. Очевидно, повлияло обращение обвиняемого к Брежневу…

— Марина Станиславовна, не надо сюда вплетать политику, — строго прервал ее прокурор, бросив многозначительный взгляд на сотрудника КГБ Чикина. — Тут банальные убийства. Мало ли что обвиняемый обращался к руководству страны. С трудом представляется, что генсеки читали его письма — не барское это дело.

— Тут нет никакой политики, — мотнула головой Черных, настороженно зыркнув в сторону Чикина. — Я просто констатирую факты… Сегодня же повторю все запросы с учетом последних событий.

— А что говорит Министерство обороны?

— Ответа до сих пор нет. Но на этот запрос я не возлагала больших надежд. Найти войсковую часть, где служил лже-Левчук, поговорить с его однополчанами практически невозможно — слишком много времени прошло. А после того, как сегодня установлен настоящий Левчук, этот вопрос отпадает сам собой.

— Откуда он к нам залетел, этот непонятный гражданин? — озадаченно спросил прокурор. — Где до этого жил, работал?

— В Якутию он прибыл в семьдесят пятом с Украины, из Киева. Я сделала запрос, он в Киеве жил в общежитии водников, которое уже снесено, такого адреса уже нет. А где работал — неизвестно. Здесь ему выдали квартиру-малосемейку, он работал в речном порту, а в последние годы столяром на мебельной фабрике. В семьдесят пятом же здесь получил паспорт нового образца, а старый уже уничтожен.

— Вот что, — хлопнул ладонью по столу Лебедев, подытоживая разговор. — Никаких запросов больше делать не надо, а выехать самой в командировку по всем местам, где отметился обвиняемый. Дела лохматые, вряд ли они сохранились, никто толком нам не ответит, поэтому лучше самим все проверить: найти и поговорить с родственниками потерпевших, установить возможных правоохранителей, которые вели эти дела, если, конечно, они еще живы, искать других свидетелей. Марина Станиславовна, вылетайте первым же рейсом в командировку. Кого из уголовного розыска возьмете с собой?

Черных, указав на сыщика, сообщила:

— Тут находится инспектор уголовного розыска Соколов, с которым мы начали работать по этому делу. Он и поедет со мной.

Сыщик, вскочив на ноги, громко представился, вложив в слова немного бравурности:

— Инспектор уголовного розыска старший лейтенант милиции Соколов! Есть немедленно выехать в командировку для установления личности обвиняемого!

Удовлетворившись четким ответом сыщика, Лебедев беззлобно кивнул в его сторону и распорядился, обращаясь к одному из республиканских прокуроров:

— Дайте пока в секретариат ЦК КПСС промежуточный ответ, что, мол, проводится проверка, сотрудники выехали в командировку, по прибытии которых будет сообщено дополнительно.

2

После совещания Соколов, распрощавшись с начальником угрозыска, вместе с Черных поехал в городскую прокуратуру, чтобы подготовиться к командировке.

Уже в кабинете у себя Черных спросила сыщика:

— Сергей, откуда начнем? Нам придется объехать пол-Союза.

— Предлагаю начать с Бобруйска, — ответил сыщик. — Поищем родственников настоящего Левчука, найдем его фотографии, сравним со снимками его двойника, посетим военкомат…

— Я тоже так думаю, — кивнула Черных. — После Белоруссии поедем в Трускавец, затем в Киев, далее в Псков, а завершим нашу командировку Таганрогом. Сейчас составлю план командировки и занесу на утверждение прокурору. Завтра вылетим транзитом через Москву в Минск, я сейчас же забронирую два авиабилета.

— Эх, жалко, что не купальный сезон, — с сожалением проговорил оперативник. — Так бы искупались и позагорали в Азовском море.

— Почему же? — удивленно вскинула голову следователь. — В Таганроге мы будем во второй половине мая, в это время люди там вовсю купаются.

— Серьезно? — приятно удивился сыщик. — А у нас только снег растает.

— Искупаешься, искупаешься, — заверила она. — Я однажды была на Черном море как раз в конце мая, а это одно и то же, что и Азовское.

— Отлично, никогда еще не купался в море! — хлопнул он в ладони, предвкушая исполнение взлелеянной с детства мечты. — Некоторые одноклассники ездили в «Артек», я так завидовал им.

— Учиться надо было на отлично, — рассмеялась Черных. — Вот тебе и был бы «Артек» и «Орленок»!

— Твердый троечник, хотя по некоторым предметам в аттестате имеются четверки и пятерки — улыбнулся сыщик и переспросил: — Значит, с утра встречаемся в аэропорту?

— Да, не опоздай.

— Уму непостижимо! — воскликнул Соколов, прежде чем расстаться со следователем. — Этот лже-Левчук три раза подозревался в убийствах, но никто не удосужился его проверить по месту его рождения! Ну, допускаю разгильдяйство следственных и оперативных работников при Хрущеве и Брежневе. Но при Сталине-то! Мне казалось, тогда шлепали всех без особого суда и следствия.

— Я тоже так думала, но однажды копалась в архиве и нашла уголовное дело сталинских времен, где в убийстве своего любовника, довольно известного руководителя и общественного деятеля, подозревалась театральная работница. Представляешь, вину ее не доказали и оправдали, хотя все улики были против нее! Сейчас бы она от нас не отвертелась.

— Да-а-а уж! — недоуменно мотнул головой сыщик. — Оказывается, удивительные вещи происходили тогда! Посмотрим, как этот тип «соскакивал» с убийств.

Минск встретил командированных теплой солнечной погодой. Прибыв в полдень в столицу Белоруссии, Черных и Соколов сразу направились на автовокзал и через полчаса на комфортабельном «Икарусе» уже ехали в сторону Бобруйска. Пока прибыли в город, пока устроились в гостиницу, наступил уже вечер, поэтому путники решили поужинать в столовой, расположенной неподалеку, и кратко ознакомиться с местными достопримечательностями.

Бобруйск оказался довольно большим городом, и о том, чтобы его обойти вдоль и поперек за один вечер, не могло быть и речи. Они ходили по улицам Бобруйска, вглядывались в дома и крепостные сооружения, сохранившие печать старины и славных времен. Когда-то по этим улицам гордо маршировали крестоносцы и солдаты Наполеона, топтали эти булыжники немецко-фашистские захватчики, по этим же улицам они удирали от гнева народного, проклиная тот день и тот час, когда они надумали напасть на эту свободолюбивую страну.

Усталые, но довольные, сыщик и следователь вернулись в гостиницу и, условившись о том, как с утра найти родственников Левчука, разошлись по номерам.

Утро выдалось таким же солнечным и теплым. За завтраком Черных распорядилась:

— Сходи к своим белорусским коллегам, поставь отметку в командировочном удостоверении, а заодно в паспортном столе узнай, где прописана гражданка Левчук Анастасия Никандровна, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, а также возьми копию форму один^[3] на имя Левчука Василия Игнатьевича. А я тем временем отмечусь у своих коллег. Встретимся в прокуратуре.

Исполнив поручение следователя, Соколов через час был в назначенном месте. Увидев его на скамейке во дворе прокуратуры, Черных выглянула из окна второго этажа и крикнула:

— Сергей, узнал адрес?

— Да, узнал, — в ответ крикнул сыщик. — Улица Ленина, сорок пять.

— Выхожу.

Вскоре появилась Черных и сообщила:

— Посмотрела по карте улицу Ленина, тут недалеко, дойдем пешком, а то мои коллеги пытались дать мне машину. Зачем нам машина? Прогуляемся, посмотрим город.

— И мои коллеги интересовались, не нужна ли помощь, — рассказал сыщик. — Я ответил, что пока не нуждаемся, а если будет необходимость, обязательно обратимся к ним.

— Видишь, как хорошо нас встретили, — улыбнулась Черных. — Я уже перезнакомилась с половиной прокуратуры. Все интересуются, как там у нас в Якутии. Я говорю, что местами лежит снег, — они удивляются. Про оленей спрашивают, а я говорю, что пока еще ни разу не видела живого оленя. Недоуменно качают головами.

Вскоре они уже были возле дома номер сорок пять. Шестиэтажный каменный дом новой постройки, покрашенный в красивый ультрамариновый цвет, аккуратный чистенький двор, детская площадка со срубленными из целого дерева сказочными персонажами, урны для мусора, разукрашенные цветочными рисунками…

— Ну, с богом, — взволнованно выговорила Черных, открывая дверь подъезда. — Лишь бы хозяева были на месте.

Внутри подъезд также оказался заботливо убранным, стены были разрисованы умелым художником на сказочный манер: вдоль лестницы, широко взмахивая крыльями, гуси-лебеди несут братца Ивашечку на второй этаж, следом бежит его сестрица.

— Чувствуется, что тут царит культ детей, — сделал умозаключение сыщик. — Почему у нас не могут так украшать дворы и подъезды? Все уныло и серо…

— Потому что холодно, — улыбнулась Черных. — Три месяца лета — остальное зима. Когда любоваться-то красотами?

— Но все же…

Дверь открыла пожилая женщина, одетая в платье-вышиванку, которая поинтересовалась:

— Вам кого, молодые люди?

— Мы из Якутии, — представилась Черных. — Приехали в командировку по уголовному делу… Вы же Анастасия Никандровна, а ваш муж Василий Игнатьевич?

— Так и есть, — еще более удивилась женщина. — А что вы хотели узнать?

— Я из прокуратуры, зовут меня Марина Станиславовна Черных, а моего коллегу Сергей Петрович Соколов. Мы хотели поговорить с вами, узнать подробности жизни вашего мужа.

— А почему им заинтересовались? — насторожилась женщина. — Он никогда не имел дело с Якутией, ни разу там не был.

— Мы это знаем, — кивнула Черных. — Просто у нас за убийство задержан мужчина, который представляется вашим мужем. Поэтому и приехали, чтобы узнать, почему он прикрывается именем Василия Игнатьевича.

— Постойте, это не тот ли случай, когда мужа заподозрили в убийстве женщины в Трускавце?

— Как?! — оторопели прибывшие. — В Трускавце?!

— Да, на курорте…

Вдруг женщина, словно очнувшись, воскликнула, схватившись за голову:

— Ой, почему я держу вас в прихожей! Проходите в зал, а я быстро накрою стол, попьем чайку, там и поговорим.

Оставшись вдвоем в зале, Черных, глядя на сыщика, удивленно расширила глаза:

— Ничего не понимаю. И его подозревали в убийстве?

Сыщик недоуменно пожал плечами и стал рассматривать семейные фотографии хозяев, развешанные на стене.

— У них двое детей — сын и дочь, им где-то по тридцать три — тридцать пять лет, — поделился он своими наблюдениями с Черных. — Свадьба состоялась в сорок седьмом году. А Василий Игнатьевич в молодости немного смахивает на нашего лже-Левчука, тип лица одинаковый. Тот спокойно мог использовать его документы, даже не меняя фотографии.

— Долго же он прятался под чужой личиной, — тихо проговорила Черных, рассматривая фотографии. — Если исходить из того, что лже-Левчук первое свое преступление совершил в сорок восьмом, не менее тридцати пяти лет.

Вскоре хозяйка пригласила гостей за стол. Уже попивая чай с вареньем из смородины, Черных стала рассказывать:

— Анастасия Никандровна, ранней весной этого года в Якутске в своей квартире убили женщину. За данное преступление задержан гражданин, который назвался именем вашего мужа. Есть основания полагать, что этот гражданин использует документы Василия Игнатьевича, а первое свое преступление совершил аж в сорок восьмом году. Скажите, пожалуйста, терял ли ваш муж паспорт, военный билет и орден Красной Звезды?

— Ах вон оно что! — вдруг воскликнула женщина и направилась в другую комнату, на ходу бросив: — Сейчас я вам все покажу.

Не прошло и минуты, она вернулась с картонной коробкой, раскрыла ее и стала доставать документы:

— Вот его паспорт, получал в семьдесят пятом, вот орденская книжка, вот военный билет.

Взяв в руки орденскую книжку, Черных взволнованно сообщила сыщику:

— Номер совпадает с номером изъятого ордена, — и обратилась к хозяйке: — Анастасия Никандровна, как он потерял эти документы и орден?

— Ох, трудно вспомнить, прошло-то сколько лет, — вздохнула женщина. — Как бы вам не соврать, это был год нашей свадьбы. Сорок седьмой год… Да какая там свадьба, человек двадцать гостей, картошка, сало, вино мадера… Мама из оконного тюля сшила что-то наподобие подвенечного платья. Скромно все тогда было, не то что сейчас. Василий тогда вернулся с фронта, его сразу же назначили председателем колхоза, что под Бобруйском. Летом в колхозе стали строить коровники, строители были не местные, нанятые, а откуда они, я не могу сказать. Осенью строители разъехались, наступили ноябрьские праздники — тридцатилетие Октябрьской революции, и муж спохватился, что пропал пиджак с орденом, а в кармане паспорт и военный билет. Этот пиджак у него постоянно висел в шкафу на работе. Подозрение сразу же пало на бригаду строителей, муж обращался в милицию, но их следы давно простыли. Не смогли их найти тогда. Василию документы восстановили, а вот от ордена осталась только книжка.

— А разве списка строителей не было у него? — спросила Черных.

— Не знаю, был ли этот список или нет, — мотнула она головой и посетовала: — Послевоенное время, мужиков мало, на работу брали первых попавших, у кого руки-ноги целы, могли и без списка работать, сейчас бы их называли шабашниками.

— Вы говорили насчет Трускавца. Что там произошло? — поинтересовался Соколов.

— Насчет Трускавца длинная история, — промолвила женщина и, достав лист бумаги, протянула сыщику: — Сначала почитайте этот документ, а затем я продолжу рассказ.

Соколов принял у женщины бумагу и стал читать рукописный документ:

Выписка из наградного листа-представления к званию Героя Советского Союза

от 16 мая 1945 года:

«…Командир взвода автоматчиков 2-го стрелкового батальона гвардии сержант Василий Игнатьевич Левчук в боях при прорыве обороны противника и взятии города Берлина проявил исключительное мужество и геройство. Так, 22 апреля 1945 года под сильным обстрелом, преодолевая многочисленные минные поля, Левчук первым со своим взводом ворвался во вражеские траншеи и после рукопашной схватки выбил фашистов с двух линий обороны. Преследуя гитлеровцев, штурмом ворвался в третью линию обороны врага. Сержант Левчук лично подбил из гранаты немецкий танк, увлек за собой бойцов и, отразив натиск противника, ворвался со своим взводом на выгодные позиции, чем обеспечил продвижение других частей и захват сильно укрепленных районов врага. При этом взводом Левчука всего было уничтожено три самоходные пушки, захвачена батарея 75-миллиметровых пушек, уничтожено пять огневых точек и более 30 вражеских солдат и офицеров, а 7 захвачены в плен. Командир батальона гвардии полковник Некрасов А. И.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Заявление гражданина о выдаче паспорта.