Другого выхода нет

Виталий Гитберг, 2018

Современному человеку, живущему вне мегаполисов, то есть далеко от медицины, или, как поёт Владимир Высоцкий, окунувшемуся «в суету городов и потоки машин…, просто некуда деться…», как только с трудом отстранять от себя мысли о часто преследующих недомоганиях. Так продолжается до тех пор, пока врач не сообщит о том, что человеку предстоит сложная и опасная для жизни операция. Обстоятельства меняются моментально. Перед человеком возникает жизненно важная задача: он должен принять решение о том, будет ли он делать операцию или постарается оттянуть это событие. В любом случае, решение будет смертельно рискованное. Именно в такой ситуации оказался автор этой книги. Читатель, если перед тобой тоже возникла необходимость принятия решения или тебя тревожит возможность оказаться в подобной ситуации, то эта книга для тебя. Книга написана с желанием показать на реальном примере, как сегодня трудно в медицине не совершать ошибок при постановке диагноза и в проектировании лечебного процесса, а также какие есть уже сегодня пути сокращения количества тех из них, которые ведут к летальному исходу. Врачи, обслуживающий медперсонал, специалисты по созданию систем, оптимизирующих профессиональную деятельность в области медицины (и в других сферах деятельности) и, главное, пациенты, найдут в этой книге полезную для себя информацию. А ещё они смогут убедиться, что нет другого выхода, как только искать и находить средства и способы выжить в трудных и очень рискованных для жизни ситуациях.

Хрупкая чаша надежды

Когда выяснилось, что мне предстоит операция на открытом сердце, я решил использовать имеющееся время, чтобы найти информацию, которая помогла бы мне психологически лучше к ней подготовиться. То, что удалось выяснить из прессы о первенстве сердечнососудистых заболеваний среди всех других, поражающих человечество, меня вовсе не утешило. Также не радовало то, что всё больше людей подвергаются многочасовым и жизненно опасным операциям.

Мой и Танин врач, доктор Марк Беллоу^[1], скреплял наш семейный союз тем, что каждую встречу с ним назначал нам обоим одновременно. Не зря же здесь в Канаде он называется семейным врачом.

Всё, о чём мы успеваем поговорить за короткий визит — это рассказать ему о том, что нас больше всего беспокоит. Остальными проблемами стараемся его не загружать, да и он не очень даёт нам возможность это делать — ждут другие пациенты.

Мы уже давно установили, что проблемы со здоровьем начинаются тогда, когда мы получаем плохой результат лабораторного анализа или физического обследования. Так я постепенно «приобщался» к тем, у кого были плохие симптомы наиболее популярного сегодня заболевания сердечнососудистой системы.

Года три тому назад доктор Беллоу направил меня на эхограмму (ЭХО) сердца, в связи с участившимися приступами аритмии. Такое случалось и раньше, ещё до иммиграции в Канаду, и чаще всего было связано с различными стрессами, которых у меня всегда было предостаточно. Я не придал этому серьёзного значения.

Установлено, что сердечные недомогания имеют тенденцию ухудшаться, и дело может дойти до операции. Об этом знаешь, но надеешься, что с тобой этого не произойдёт. Очень часто надежда не оправдывается.

Результат ЭХО доктору Беллоу не понравился, и он решил, что мне необходима консультация с кардиологом.

Нашему семейному врачу мы с Таней привыкли доверять, он знающий, у него есть аналитический подход и он довольно внимателен, насколько ему позволяет время. Хотя медицинское обслуживание построено на консультациях семейного врача с узкими специалистами, иногда он сам принимает решения. Здесь очень важно, как долго пациенту придётся ждать приёма у консультанта, как быстро он напишет рапорт, и как эффективно сработает связь между ним и семейным врачом. Часто я слышу от наших друзей, что консультацию им приходилось ждать несколько месяцев.

На этот раз доктор Беллоу сам предварительно договорился о моём визите, и я довольно быстро встретился с кардиологом Натаном Вешинский в кардиологическом центре.

Его ассистент, Галя, молодая симпатичная и, что особенно приятно, приветливая женщина, в обстановке непринуждённой беседы подготовила для шефа мою электрокардиограмму (ЭКГ).

Доктор Вешинский принял меня минут через десять, уже предварительно ознакомившись с результатами моих ЭКГ и ЭХО (вижу у него в руках бумагу от доктора Беллоу). Доктор Вешинский сыграл решающую роль в дальнейших событиях, о которых собственно и пойдёт речь.

Крупный, представительный человек, он выглядел весьма респектабельно. На меня произвёл впечатление уверенного в себе специалиста не склонного беседовать с пациентом.

Без всяких обиняков он сообщил:

— Вам предстоит операция по замене митрального клапана. Он у Вас плохой.

И тут же высказал несколько двусмысленную фразу:

— Но, я думаю, мы можем подождать лет пять и посмотреть динамику. Учитывая Ваш возраст 70 с плюсом, операция может, вообще, не понадобится. Всё-таки это всегда риск. Спешить не будем.

Я воспринял это, как хорошую шутку. Действительно, самый надёжный способ избежать операции — это умереть до неё.

В заключение он пообещал, что будем встречаться два раза в год. При этом никаких лекарств не прописал.

Мне показалось, что угроза операции, возможно, отодвинулась на неопределённый срок, наверное, дела обстояли не так плохо, как он заявил вначале визита. Поживём — увидим.

Прошло года два, в течение которых я каждые шесть месяцев регулярно посещал кардиолога. Перед встречей с ним я сначала заходил в кабинет к Гале, чтобы сделать ЭКГ. Во время процедуры мы беседовали. Она рассказала о том, что приехала из Латвии, и что сейчас там не сладко. Вспомнили Домский собор в Риге с его знаменитым органом, и какие там были замечательные концерты и литургии. Я поинтересовался у Гали, что она думает о квалификации её шефа? По её мнению он даже очень неплохой кардиолог.

Обычно мне звонят из регистратуры кардиологического центра, и приятный девичий голосок сообщает дату и время моего следующего визита. В этот раз, я получил звонок о том, что доктор Вышинский просит меня прийти на час раньше назначенного визита и пройти ЭХО. По-видимому, что-то его насторожило.

Результат ЭХО оказался хуже прежнего. Обнаружилось, что и аортный клапан надо оперировать. Теперь речь шла уже о двух клапанах, к тому же, с его слов, аортный клапан обладает особенностью деградировать гораздо быстрее митрального.

Таким образом, он считает, что операция на «открытом сердце» по замене 2-х клапанов, неизбежна, и делать её надо как можно скорее.

По принятой в Канаде субординации я должен ждать решения моего семейного врача, после того, как он получит заключение кардиолога. Договорились, что встретимся через пару месяцев. Время ещё есть.

Время есть, но его надо правильно использовать. Начались обсуждения с родными и знакомыми, делать или не делать операцию.

Спустя пару недель я посетил доктора Беллоу. Рапорт и заключение по результатам ЭХО из Кардиоцентра он ещё не получил, так что я сам ознакомил его с диагнозом кардиолога. Мы обсудили ситуацию с моих слов.

Когда предстоит такая серьёзная операция, то, стремишься учесть все за и против, и понять, действительно ли она так уж необходима. А если уж нужна, и мне посчастливится остаться живым, то отразится ли она на каких-либо других скрытых моих недугах? Будет ли мне лучше, или встряска организма может привести к новым осложнениям? Можно ли их предотвратить?

В этих вопросах мне следовало бы полагаться на моего семейного врача. Но могу ли я? Конечно, мой семейный врач должен бы знать о моём здоровье гораздо больше других врачей. К сожалению, не только сверхзанятость не позволяет ему принять во внимание все аспекты состояния моего здоровья, сделать это сегодня никому из врачей практически не под силу.

Я обратил внимание доктора Беллоу, что в последнее время чувствую себя гораздо лучше, и нет явных клинических показаний для операции. Но, сердечные болезни — это епархия кардиолога. И доктор Беллоу поддержал своего коллегу. Он убеждён, что отсутствие клинической картины, говорит скорее в пользу операции, которую надо делать, чем раньше, тем лучше, пока я ещё могу идти на неё своими ногами.

Не буду нагружать тебя, читатель, подробностями дальнейших визитов к обоим врачам. Но, об одном из последних визитов к кардиологу, состоявшемуся уже перед операцией, я должен рассказать, так как он был решающим.

Доктор Вешинский, наконец, задал мне вопрос:

— Где ты хочешь, чтобы тебе сделали операцию, в каком госпитале? Он назвал два наиболее крупных госпиталя, с наилучшей репутацией в сфере кардиологии.

Вопрос хороший. До сей поры, я не задумывался об этом, и мало знал о том, в каком госпитале в Торонто лучше всего делают такие операции. Хорошо, что этим вопросом уже занимался младший сын Миша. Недавно он прислал мне статью о Дэвиде Гленне — хирурге-кардиологе в одном из названных госпиталей, даже с его фотографией. Показываю её доктору Вешинскому. Статья довольно подробная, на двух страницах, но, если коротко, то информацию в ней можно свести к следующему:

Доктор Дэвид Гленн — хирург отделения сердечнососудистой хирургии, входит в состав довольно большой группы хирургов с 2002 года. Родился в Торонто, получил образование на факультете медицины Университета Торонто.

Гленн имеет множество престижных наград от наиболее почитаемых канадских и американских правительственных и медицинских организаций, как выдающийся хирург.

Вешинский сразу согласился, мне даже показалось, что он знаком с доктором Гленном. Интересуется, как я обнаружил о нём статью.

Рассказываю о Мише, что он года три назад, до переезда в Викторию (столицу провинции Британская Колумбия), жил в Торонто и несколько лет работал психологом в одном с Гленном госпитале. Миша знал, как найти о нём нужные сведения.

Доктор Вешинский решил, что он сам позвонит заведующему кардиологическим отделением, доктору Бритту Эстрину по поводу Гленна и дня операции. Выяснит также относительно ангиографии, которую обычно делают перед операцией. Обещал дать мне знать, когда он определит дату обследования.

Ангиографию мне назначили уже через 20 дней, на 6 часов утра. Предупредили, что самому вести машину не рекомендуется.

Заказываем такси и едем с Таней на моё обследование. Таксист — приятный человек по имени Натан.

Интересное совпадение с именем Вешинского, но в отличие от кардиолога — он русскоязычный, а значит, у нас есть о чём с ним поговорить, кроме болезней.

Спокойно-обстоятельный он оказался совсем немногословным.

Раннее утро всегда привлекает меня акварельными пейзажами. Я был настолько отвлечён от окружающей среды в период, наполненный волнениями и обсуждениями о предстоящей операции, что неожиданно представшая красота природы восхитила и обрадовала. Красота всегда привлекает внимание и помогает обрести спокойствие, а в данный момент мне особенно необходимое. То ли в результате легкомыслия, то ли в связи с особенностью характера, но обычно я успокаивался перед предстоящей опасностью. Старался сосредоточиться. В данном случае успокоение приходило от переключения внимания на красоту природы, которую невозможно было не заметить и не ощутить.

Таксист не спешит, и мы можем наблюдать великолепный красочный восход в это осеннее тёплое утро. Огромный ярко-оранжевый солнечный шар очень медленно поднимается над землёй, раскрашивая облака от красного цвета до всех оттенков розового и жёлтого. По мере движения нашей машины, солнце то исчезает, то появляется между высотными зданиями. Редкое зрелище. Так рано мы никогда не наблюдали восход.

Возле нашего дома солнце поутру прячется то за лесом, то за высокими зданиями. Этот же восхитительный рассвет наверняка является хорошим предзнаменованием.

Приехали даже несколько раньше назначенного времени. В вестибюле пусто, за нами вошёл ещё только один человек. Мы не торопимся. Подхожу к стойке с медицинскими буклетами и журналами. Взял тощий, всего лишь из нескольких листков журнал, издаваемый госпиталем. Снова совпадение: заглавная статья как раз о тех кардиологах, к которым я иду. Статья о хирургах Эстрине и Гленне, как о пионерах в области операций «на закрытом сердце». Это же прямое подтверждение, что мой выбор правильный! Может быть, удастся убедить их и мне сделать такую инновационную операцию. Журнал взял с собой.

В регистратуре кардиологического отделения вручают бордового цвета карточку пациента госпиталя.

Медсестра предложила Тане посидеть в комнате ожидания возле регистратуры, а меня проводила в помещение, специально оборудованное под ангиографию. Проектируя новые больницы, я пользовался типовыми решениями помещений, в том числе и операционных комнат, но в действующих больницах они почти всегда разные. Здесь же обстановка похожа на операционную, пожалуй, только тем, что высокая кровать под яркими лампами, на которую меня уложили, напоминает операционный стол. Обратил внимание на экран слева от меня, надеюсь увидеть в нём, что будут со мной делать.

Подошли два врача, представились, доктора Гленна среди них нет. Один высокий, в обычной одежде с рюкзачком на плече, второй среднего роста в белом халате, видимо ему предстоит делать ангиограмму.

Рассматривая мою правую руку, что-то обсуждают между собой на иврите, видимо оба резиденты из Израиля, либо бывшие израильтяне. Конечно, не понимаю, о чём речь.

Наконец, тот врач, что пониже ростом, обращается ко мне на английском языке:

— Будем смотреть через руку. Попробуем, может быть получится. Для тебя это будет даже лучше.

Знаю, что катетер вводят в аорту через артерию в паху, что гораздо менее приятно.

Высокий коллега удовлетворённо кивнул и направился к выходу. Небольшой мягкий рюкзак через плечо свидетельствовал, что он после ночного дежурства.

Дальше всё совершалось очень чётко и быстро. Медсестра ввела довольно толстую иглу в руку так мастерски, что боли я почти не почувствовал. Через иглу стали продвигать катетер по сосуду к сердцу. Не больно, но движение катетера всё-таки ощущалось. Включился экран, и я сосредоточил на нём внимание. Мне видно, как пульсирует моё сердце и как по нему тёмной ниткой двигается по изгибам сосуда управляемый врачом катетер. Эти движения ощущаются через иглу в кисте моей руки.

Энергичной походкой в помещение «влетел» доктор Эстрин, быстро подошёл ко мне, поздоровался, спросил, как себя чувствую. Я ответил, что терпимо. Похвалил и скрылся за перегородкой, откуда уже несколько секунд спустя, послышались его указания, где водить катетером.

Позже я узнал, что точность результата обследования зависит, прежде всего, от умения того, кто его делает, а не только, как казалось бы, от компьютерных устройств (это относится и к другим тестированиям, типа ЭХО). Везде человеческий фактор остаётся важнейшим. Однако ясно, что в будущем устройства будут играть всё более значительную роль.

Обследование продолжалось не слишком долго. Вскоре его прекратили и сразу же освободили мою руку от катетера. С моей точки зрения, как пациента, вся процедура была выполнена блестяще, с очень высоким профессионализмом, я не ощущал боли и каких-либо значительных неудобств.

Спрашиваю результат. Доктор Эстрин говорит, что у него есть для меня, по крайней мере, одна хорошая новость: обследование показало, что мои сосуды ещё довольно неплохие. Значит, байпасы делать не надо. Уже хорошо.

Что касается клапанов, то они нашли, что митральный клапан не так плох, как было показано на ЭХО у доктора Вешинского (см. выше о человеческом факторе), но аортный клапан, безусловно, требует замены.

А это означает, что необходима операция на открытом сердце по замене двух клапанов. Как говорят, «час от часу не легче».

Показываю доктору Эстрину статью в журнале насчёт закрытой операции.

— Журналисты ещё не так распишут, — смеётся он.

— Если серьёзно, то у нас ещё нет большого опыта. Мы используем такой метод только лишь тогда, когда человек наверняка не сможет выдержать операцию на открытом сердце. Но это всегда эксперимент, поэтому результат не обязательно будет удачным. Многое ещё надо дорабатывать, мы только в начале пути.

— Не волнуйтесь, прежде чем резать, мы ещё десять раз подумаем, будем делать всё очень осторожно. Вот Вам моя бизнес-карточка. Звоните, если будут какие-либо вопросы.

Я поблагодарил, взял карточку, но воспользоваться ей мне не пришлось.

— Сейчас пройдёте ещё раз ЭХО в нашей лаборатории.

Хотя я устал после ангиографии, всё-таки я был в напряжении, пришлось пройти ещё и ЭХО.

Встречу с хирургом Гленном назначили через неделю.

Домой меня и Таню отвезла на своей машине наша внучка Яна, дочь старшего сына Виктора (Вики). Дома пошли звонки от детей: от Вики, Миши из Виктории, от друзей и близких родственников — все хотели узнать результат обследования, и будут ли делать мне операцию. Отвечал, что ангиография понравилась, и я получил огромное удовольствие, но ещё нет мнения главного в этой истории лица, принимающего решение — хирурга.

Оставалась ещё надежда на встречу с доктором Гленном, может, удастся убедить его делать закрытую (no invasive) операцию. Уж очень не хочется идти под нож. С другой стороны, понимаю, что быть подопытным кроликом — тоже не самый лучший вариант.

Примечания

1

Здесь и далее подлинные имена некоторых персонажей и медицинских учреждений изменены.