Исповедь советского человека. Повесть

Виталий Великоиваненко

Исповедь советского человека – повесть, навеянная многочисленными видениями в период клинической смерти, произошедшей в 2008 году. Являясь врачом, материалистом и атеистом, свои видения интерпретировал, как результат угасания функций мозга. Переживания, рассказы, перенесших это состояние считал фантазиями и домыслами. Виденное мной, что это? Галлюцинации, предостережение, предсказание или какой то сигнал миллионы лет эволюционировавшего человеческого мозга, посланный в критический момент?

Часть вторая. Возвращение, или о чём не дано узнать

Глава 1

По прошествии нескольких лет после случившегося со мной в памяти осталось следующее. После выхода из комы обнаружил, что у меня развилась диплопия — двоение в глазах и правосторонний гемипарез. Правая рука не слушалась, плохо держала ложку и проносила её мимо рта; на пятках и затылке — пролежни, несмотря на уход и непродолжительный бессознательный период. По катетеру бежала мутная моча. В мочевом пузыре в месте соприкосновения с мочевым катетером произошёл некроз стенки, а затем образовалось около 50 камней. И вскоре я познакомился с жёстким цистоскопом и попытками удалить камни. Очень хорошо стал понимать женщин, роды и чувства, которые испытывает женщина на гинекологическом кресле. Восстанавливаться начал очень быстро, опровергая прогнозы приглашённых на консультацию профессоров и удивляя коллег. На четвёртые сутки нахождения в реанимации уже начал не только вставать, но и ходить по коридору, а на пятые ходить по лестничным пролётам, увеличивая нагрузки, благо реанимация была на пятом этаже. Улучив момент, когда все коллеги были заняты, зашёл в родную ординаторскую, уселся и стал изучать свою историю болезни. Из неё я узнал, что из гаража попутным транспортом был доставлен без признаков жизни: дыхание и сердцебиение отсутствовали, зрачки широкие, на свет не реагировали. Я имел крайне неблагоприятный вид: тело серо-синего цвета, в каких-то обносках. На заднем сиденье машины начались реанимационные мероприятия: интубация трахеи и искусственная вентиляция лёгких; в результате сердечно-лёгочной реанимации было использовано 50 ампул адреналина, и больничный двор, как потом рассказывали, был забросан пустыми ампулами. Моё тело катили без всякой надежды в реанимацию, вероятно, в основном для жены, тоже врача, чтобы в дальнейшем сказать, что сделали всё, что могли. Из прочитанного я сделал следующий вывод: где бы мы ни работали и что бы мы ни делали, необходимо всегда быть одетым с иголочки, в чистых носках и трусах, и всегда быть, на всякий случай, готовым к смерти. Как труп я себе очень не понравился, что уж говорить о других. Через каких-то восемь дней я из реанимации прибыл домой, что в практике встречается крайне редко. В областную больницу меня не взяли, так как заведующий неврологическим отделением консультировал меня в коме и решительно приговорил в мир иной, а раз я очнулся и стал ходить, то тем более нечего делать в его отделении и занимать койко-место. Практически сразу я был направлен на реабилитацию в неврологический санаторий. В практике такого ещё не было: то ли я так хорошо выздоровел, то ли так плохо отнеслись, как впоследствии шутила жена.

Глава 2

В конце октября я был доставлен братом и женой на реабилитацию в неврологический санаторий с нежным названием «Жемчужина», расположенный в живописном сосновом бору. Уже лежал яркий пушистый белый снег, и санаторий был окутан какой-то природной тайной. Пояснения жены медперсоналу в санатории, а это были привлекательные молодые сестрички, что я плохо вижу и в очках, и без; не могу практически ничего делать правой рукой — ни есть, ни застегнуться, не расстегнуться, не вызвали никакой реакции: мне предложили расписаться в каких-то документах. Я с большим трудом поставил каракули, непонятные даже мне. Ходил я легко и уверенно, а вот делать правой рукой ничего толком не мог, да и в глазах двоилось. Медсёстры выразительно взглянули на жену: то ли хотели успокоить, что, мол, здесь все такие и чтобы она не волновалась, то ли хотели сказать, ну и какого чёрта ты его сюда привезла. Как впоследствии вспоминала жена, она чувствовала себя так, как будто привела в садик маленького ребёнка, который ничего не умеет делать, и оставила его на произвол судьбы. Поселили меня в двухместную палату: здесь был холодильник, телевизор, но пока ещё не было соседа, что меня очень и очень обрадовало. Смотреть телевизор было трудно, читать почти невозможно, поэтому был предоставлен своим мыслям и соблюдению лечебно-реабилитационного режима, весьма насыщенного. С утра, выпив несколько таблеток, а это были мексидол и милдронат, последний гораздо позже стал известен во всем мире как мельдоний, и ещё какой-то ноотроп, шёл завтракать. Затем отправлялся на массаж воротниковой зоны, ел кислородные коктейли, потом в соляную пещеру и на лечебную гимнастику, где усиленно занимался, стремясь во что бы то ни стало восстановить функцию руки и координацию.

Более всего поражало упорство и желание жить окружавших меня более тяжёлых пациентов. Такое стремление к достижению цели и вера в себя да нашему правительству — страна в считанные годы достигла бы невиданного расцвета. А если бы ещё ума, порядочности и профессионализма, то, наверное, и за считанные месяцы.

После этого следовал небольшой отдых, приём лекарств, обед, полуденный сон, затем душ Шарко и прогулки перед ужином по сосновому бору к реке. Шум сосен, хруст белого снега под ногами, стук дятлов и пересвистывание синичек вселяли невероятные силы, возмущали сознание, тревожили мысль, настраивали на философское миропонимание. Вызывали удивление попадающиеся в бору пациенты, обнимающие сосны и просящие мать-землю дать им сил и здоровья. Ну просто как в былине об Илье Муромце.

Находясь по другую сторону своей профессиональной деятельности, оказавшись пациентом, я с нескрываемым восхищением и радостью констатировал: несомненно, величайшим достижением СССР была совершенная система здравоохранения, которая, к сожалению, начала разрушаться. Слегка увлёкся философией: навеял зимний лес и удивительно большое количество дятлов в бору, да и не только в бору…

Вечер в санатории также был удивителен: по вечерам — просмотр фильмов, концерты и дискотеки. Последние особенно поразили меня, оставив в душе самые противоречивые чувства: от непонимания, негодования, раздражения, презрения до удивления и чувства приближения к какой-то ранее неизвестной человеческой тайне, какой-то непонятой движущей силе, дающей желание жить, несмотря ни на что и вопреки всему. Паралитики всех мастей, страдающие ОНМК, ДЦП и другими тяжёлыми неврологическими заболеваниями, ковыляя, влача ноги, шаркая, вихляясь, пытались кружиться в медленных танцах и вальсе. Мне стало тошно: на тот момент я ещё не мог понять, что движет этими изуродованными болезнью людьми. Но стоило хотя бы на миг представить, что их души — не в разбитых болезнью телах, а в здоровых, молодых и красивых, и всё становилось на свои места: человеческая душа не чувствует себя ущербной, несмотря на проблемы с телом. Она живёт по своим законам, а тело — лишь её вместилище, временный приют.

Постепенно начала восстанавливаться функция правой руки, вернулась способность писать, уменьшилось двоение в глазах. Появился сосед, довольно крупный областной чиновник, который, по моим наблюдениям, больше скрывался от нашего «правосудия», в кавычках. Почему наше правосудие обрамлено кавычками, знает и президент, и правительство, и само правосудие, и народ тоже знает и всегда догадывался. Если нашему правосудию удастся полностью избавиться от кавычек, то наша страна сразу же шагнет на сотни лет вперёд, так как у нашей Фемиды глаза завязаны не для того, чтобы она была беспристрастна, а для того, чтобы не могла видеть правды. А ведь ещё в Библии сказано, что судьи судят от бога и ответственны перед ним, и нет наделов у них на земле.

Отвлёкся из-за нашего честного, умного, неподкупного чиновника. Как-то с этим замечательным человеком мы смотрели фильмы Тарковского, много философствовали, вместе думали, как и что нужно изменить в нашей стране, чтобы сделать её по-настоящему великой и процветающей, попутно поправляя каждый своё подорванное здоровье.

Глава 3

Возвратившись домой из санатория, чувствовал себя значительно лучше: двоение в глазах уменьшилось и появилась возможность читать, восстановление функции руки стало наградой, дав способность кое-что записывать.

Начался период изучения происходящих во мне изменений, период изучения постреанимационной болезни изнутри. Хотелось бы заметить, что течение этого процесса великолепнейшим образом описано основателем нашей реаниматологии Неговским, и выздоровление шло точно по сценарию этого, несомненно великого, учёного и основателя новой науки — реаниматологии. Были и нарушения обмена, и снижение иммунитета, и некоторая неврологическая и интеллектуальная нестабильность. Прошло уже около четырёх месяцев с начала моего заболевания, и в воздухе повис вопрос о третьей группе инвалидности и профессиональной пригодности. Данное положение маячило на незначительный период, а хлопот, разъездов по самым различным специалистам и учреждениям обещало много. К тому же здоровья, как у всех обычных людей, у меня не было с детства, именно потому и стал я врачом. Поэтому мысль о временной инвалидности у меня сразу же отпала. И частная клиника, в которой я работал по совместительству, доверила уже в январе выполнить эндоскопическое исследование какому-то довольно высокопоставленному чиновнику. Результат меня порадовал: профессиональных навыков я не только не потерял, но и приобрёл новые, и стал видеть то, чего не видел ранее, и не видели сейчас другие.

Вскоре я отправился на месячные курсы усовершенствования по анестезиологии, реаниматологии. Встретили меня доброжелательно, общение с преподавателями было взаимно интересным, так как со многими мы были знакомы ещё со студенчества.

Во мне вдруг стали открываться новые, ранее отсутствующие способности: удивительная способность абстрагироваться, систематизировать разрозненные факты, легко восстанавливать информацию, полученную ранее, даже в период студенчества, словно я просто открывал книгу в нужном месте. Это, несомненно, вызывало любопытство, коллеги пытались понять, что же произошло и происходит со мной, что я приобрёл и что потерял после клинической смерти. В период учёбы по усовершенствованию меня стали просить посмотреть неясных пациентов, знакомили с историями болезни и просили высказать своё мнение. Я чувствовал, что достиг в избранной профессии новых вершин, и корифеи — основатели российской медицины, ставящие диагнозы, едва взглянув на пациента, уже не казались мне недосягаемыми. Усовершенствование проходило необычайно легко, хотя программа обучения была насыщенной. Открывшаяся необычная способность анализировать и выдавать сложные запутанные вещи ясно, доходчиво, логично и просто радовала меня и интересовала коллег. После экзамена уединились с двумя профессорами в кабинете, выпив по рюмке коньяку, закурив, деликатно коснулись того, что со мной произошло, что я чувствовал и видел. Любопытство их мне было понятно: мы все работали на грани жизни и смерти, и это не могло не волновать. Я поведал им свою историю.

— Несомненно, ты видел Хирона, — задумчиво куря сигарету, сказал профессор.

— Ты должен всё описать, подробно описать, — наливая ещё по рюмке коньяка, проговорил второй.

— То, что ты нам рассказал, опровергает некоторые наши представления.

— Ты же чувствуешь и понимаешь, что с тобой произошли весьма необычные вещи и появились необычные способности: выраженное обострение памяти, способность анализировать и синтезировать, абстрагироваться совершенно на новом уровне.

— Мы приезжали тебя консультировать, положение твоё было безнадёжно, и ты сильно, очень сильно удивил, заставил многое переоценить и переосмыслить.

Вернувшись домой, решил удовлетворить возникшее любопытство, залез в интернет, набрал слово «смерть» и нашёл статью по теме. Выяснил, что Хирон — полубог, получеловек, отказавшийся от бессмертия после того, как его отец Сатурн, бог времени и сроков, описал ему последствия бессмертия: «Честно вообрази себе, насколько менее терпима и более мучительна для человека была бы вечная жизнь, чем такая, какую я дал. Не имея возможности умереть, ты беспрестанно проклинал бы меня за то, что я лишил тебя смерти. Я намеренно добавил ей немного горечи, чтобы ты, увидев удобства смерти, не ухватился за неё слишком рьяно и преждевременно. Дабы ты остался в среднем состоянии, которое нужно от тебя — не избегающим жизни и не устремляющимся к ней вновь в бегстве от смерти — я смешал в той и другой сладость с горечью».

Глава 4

После повышения квалификации настала моя очередь вести палаты реанимационных больных. И были как всегда больные с тяжёлой патологией, с заболеваниями на грани жизни и смерти, и умирающие. Это комы, травмы, инсульты, онкология, психозы и бог весть ещё какая патология. Процесс умирания — это тяжелейшее испытание не только для умирающих, но для профессионалов, оказывающих помощь в последние минуты человеческой жизни. В одной из палат оказалось два пациента с психическими нарушениями. У одного была белая горячка ввиду чрезмерного увлечения горячительными напитками, и он видел чертей, пытался ловить крыс, тараканов и общался с потусторонним миром, всё больше с представителями ада. А у другого был послеоперационный психоз после удаления желчного пузыря на фоне перитонита, и он умирал. Был он доктором философских наук и преподавал в одном из гуманитарных вузов, хотя был слух, будто он когда-то стоял на учёте по поводу шизофрении. Его философские рассуждения меня заинтересовали. Я осмотрел его, послушал лёгкие, измерил давление, пощупал живот и задержался, привлечённый его монологом:

— Всё подвластно времени, всё боится времени, всё было создано и будет разрушено временем… Всё находится в вечном движении и постоянном преобразовании… Нет ничего постоянного, кроме времени; время бесконечно, пространство безгранично; время создаёт и разрушает…

— Что вас беспокоит? — прервал я его.

— Ничего, мне уже лучше. Просто рассуждаю о бренности нашей жизни, пытаюсь понять, для чего и зачем создан человек: жутко сознавать мимолётность, предопределённость и предрешённость.

Мне стало интересно мнение доктора философских наук и его откровения.

— Вы верите в бога?

— Нет, я атеист и доктор философских наук, молодой человек. По прошествии некоторого времени каждый человек начинает задумываться над этим, лучшие умы древности — филоcофы и учёные пытались найти ответы на мучающие разум вопросы. Я осмелюсь утверждать, что жизнь так же бесконечна, а душа бессмертна, как пространство и время. Но, чтобы вы не сочли, что я скатываюсь до религиозного толкования, и чтобы не вызвать преждевременно вашего негодования и ярости учёного и атеиста, поясню: бесконечность нашей жизни — в потомках, бессмертие человеческой души — в его творениях. Ну, скажем, в музыке, поэзии, живописи и во всём том, что мы даём нашим детям, есть всегда частичка нашей души, а насколько большая, это зависит только от нас. Заботьтесь о своём бессмертии.

— Интересно и любопытно.

— Врач, умеющий даже просто выслушать, исцеляет, так сказал кто-то из древних эскулапов. А хотите послушать мою теорию разрушения цивилизаций, государств? Если, конечно, располагаете временем и я вас не утомил.

— Время у меня есть, и мне любопытно.

— Ну так вот, вы, вероятно, знаете из истории о последовательном возникновении цивилизаций, ну, скажем, шумерской, вавилонской, ассирийской, древнеегипетской, древнегреческой, древнеримской, ацтеков, инков — и всё превратилось в пыль и историю. Зарождались, достигали расцвета, разрушались. Но всё это очень далеко. А если ближе, скажем, Австрийская империя, Российская империя, а если ещё ближе — СССР, социалистический лагерь. Возможно ли заглянуть в будущее и хотя бы немного понять, что произошло, что происходит и что будет дальше? Есть ли какие-нибудь законы развития общества и прогнозирования его будущего?

— Безусловно. Мы ещё в советский период изучали марксистско-ленинскую философию, которая и выделяла пять формаций: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, социалистическую, как преддверие коммунистической, но быстро рухнувшую. Как говорится, «всё боится времени, а время боится пирамид». Время рушит цивилизации, стирает государства, и Российская империя, и СССР не исключение.

— А вы знаете, рухнет и Евросоюз, и даже США, а причиной тому будет вовсе не Россия или, тем более, наш лидер.

— Вы отрицаете роль личности в истории?

— Нет, конечно, но и не преувеличиваю, просто есть определённые закономерности и законы в развитии общества, ну, скажем, как в физике.

— Интересно, но это метафизика…

— И всё же слегка отвлечёмся на физику: и открытие броуновского движения в 1827 г. английским ботаником Р. Броуном, и первое математическое построение этого движения Эйнштейном. Итак, броуновское движение — это хаотическое беспорядочное движение мельчайших твёрдых частиц, взвешенных в жидкости или газе, доказывающее существование молекул. Чем выше температура, тем интенсивнее движение. Среда не разваливается из-за кинетической устойчивости и прочных связей вещества, но снижается её прочность на растяжение.

Так вот, государства и цивилизации — это среда, а твёрдые хаотически движущиеся частицы — это идеи и знания, за которыми люди, а оболочка — это религия и идеология. А информационные потоки и новые знания — это температура, увеличивающая интенсивность хаотического движения. Стоило религиозной оболочке ослабнуть, рухнула Российская империя, стоило ослабнуть идеологии, рухнул СССР.

Западные страны и США в первую очередь разрушают основы христианства, как, впрочем, и других религий. Именно это и приведёт их к падению, как Содома и Гоморры.

— Вы знаете, я по-прежнему придерживаюсь взгляда, что религия — опиум для народа. И чрезмерное увлечение религией делает из людей религиозных фанатиков, которые как раз и разрушают мир. И примером тому многочисленные религиозные войны, как прошлого, так и настоящего. Поэтому, несмотря на то, что в вашей теории много интересного, я не во всём с вами согласен.

— Политика США — политика государства, стремящегося взять под полный контроль весь мир. И для сохранения своего политического и экономического лидирующего положения США используют научные достижения в биологии, медицине, психологии, эксплуатируя, стимулируя и извращая общебиологические инстинкты. Воздействуя и манипулируя сознанием через разрушение религий и общечеловеческие угрозы, будь то эпидемии, терроризм или подмена общечеловеческих ценностей, когда чуть ли не самой основной свободой личности провозглашается гомосексуализм. И именно поэтому я считаю, что распад Евросоюза и США уже начался, и это вопрос времени, причём незначительного.

— Весьма любопытно и неоднозначно. А как же Китай, Индия, Япония?

— Китаю много тысяч лет, нет многих цивилизаций, а эта страна в крепкой религиозной оболочке, и броуновское движение ей, как видим, не страшно. То же можно сказать и про иудаизм: иудеи пережили Египет как цивилизация, сохранились как один из древнейших народов мира.

— Вы один из самых интересных моих пациентов, но, к сожалению, мне нужно работать, отдыхайте и набирайтесь сил.

— Молодой человек, после работы заходите ко мне, я не сказал самого главного, я ведь умираю и хорошо это понимаю.

Глава 5

Меня очень волновали и порой даже пугали те изменения, которые происходили со мной после клинической смерти. А именно: изменения в интеллектуальной и эмоциональной сферах, обострение интуиции, появившиеся способности к абстрагированию и предвидению и стремительные перемены во взглядах на человека и общество. Мне открылось совершенно новое понимание человека, его поведения, поступков и чувство, что человек, его поведение, поступки легко предсказуемы, прогнозируемы. Мои видения чуть не погибшего мозга настолько врезались в мою память, что тревожили и постоянно всплывали во всех подробностях, можно сказать, становились навязчивыми.

Вопрос о смерти так или иначе волнует каждого человека и всё человечество с момента его возникновения, ответ же научного сообщества до раздражения и горечи прост: тело будет съедено червями и превратится в прах, пыль Вселенной. Сознание и душа угаснут по команде «game over». Конечно, человечество и каждый человек тешат себя иллюзиями… Согласно греческой мифологии, душа летит в Тартар, царство Аида, взгляда не хватает, чтобы окинуть это царство скорби и печали, где уже нет желаний. Насколько хватает взора — пустынные серые скалы, долины, пропасти и бездны, не знающие света, тихий шелест и стоны увядших душ, словно осенних листьев, мрачные воды реки Леты — реки скорби, печали и забвения. Чёрные воды реки Стикс, которой клянутся сами боги, боясь нарушить свои клятвы; грязная и мутная река Ахеронт, поросшая серым тростником, даже, вернее, тенью тростника; тени плавающих рыб и седой паромщик Харон, гребущий веслом и увозящий души умерших на другой берег. Весело прыгающий трёхголовый пёс Кербер, встречающий весёлым лаем на том берегу и уже никогда не отпускающий души забредших в этот мир. Можно увидеть жестоко наказанного Тантала, вечно мучаемого жаждой, по шею в воде, но только хочет он напиться, как желанная влага уходит; Сизифа, поднимающего в гору свой камень, который вечно срывается у вершины, и всё начинается сначала. Душа умершего предстаёт перед троном Аида и его жены Прозерпины. У трона справа стоят судьи: Минос, по повеленью самого Зевса судящий души в сомнительных случаях; Эак, во власти которого все европейцы, и Радаманф в азиатском костюме — грозный судья азиатов. Орфей играет на лире, не в силах жить без своей Эвридики. Слева бог сна — Гипнос, дарящий вещие, ложные и ужасные сны; его брат, бог смерти Танатос, в чёрном плаще, с крыльями за спиной, навсегда закрывающий глаза смертному. Адская богиня Геката — в виде трёх соединённых женщин, очищенная, по велению Зевса, в мутных водах Ахеронта и наделённая властью на небе, земле и в аду. Чьим-то душам суждено остаться в аду, а чьи-то души будут отправлены в Елисейские Поля, где души безгрешных в вечнозелёных лесах и полях, где воздух чист и прозрачен, резвятся и наслаждаются. Тени умерших лежат под сенью лавровых деревьев, прислушиваются к журчанью прозрачных источников, наслаждаются гармонией, извлекаемой Орфеем; тени воинов, пожертвовавших собой ради отечества; поэты, музыканты, художники, чьи благодеяния и целомудрие оставили о себе память. Мифы и легенды, оставив прах и тело земле, а души отправили в вечное путешествие.

Погружённый в греческую мифологию, я решил в конце рабочего дня зайти в палату к своему умирающему пациенту.

Глава 6

— А, доктор, я так и знал, что вы зайдёте, и вам любопытно узнать, что я думаю о смерти.

— С вами будет всё хорошо, вы поправитесь.

— Да, конечно, медицина достигла высокого уровня, но выслушайте меня и мои мысли.

— С большим удовольствием, тем более смену я сдал и время у меня есть.

— Мировые религии и христианство оставили для души вечность, чтобы смерть не была так скорбна и жизнь человека была бы более осмысленна и менее безрассудна. У меня совершенно нет намерения взорвать ваш мозг религией, но всё же я проведу вас, доктор, по девяти кругам ада, с одной лишь целью показать все те нравственные проблемы, которые мучили и терзали человечество и христианство на протяжении многих тысяч лет, и ту кару, которая может постигнуть каждого.

Позвольте кратко остановиться на семи смертных грехах:

1. Гордыня — сильнейший из семи смертных грехов; грех, приведший к падению приближённого к Богу ангела Люцифера, уверовавшего в то, будто он сам себя создал, и ставшего Сатаной.

2. Зависть.

3. Чревоугодие, или обжорство.

4. Похоть, или сладострастие (прелюбодеяние — супружеская измена, блуд — беспорядочная половая жизнь вне брака, содомский грех, содомия — мужеложество и ряд других половых отношений, осуждаемых церковью).

5. Гнев и лень.

6. Алчность.

7. Уныние — разочарование, недовольство, обида. Уныние — клевета на Бога, будто он немилосерден.

Не обладая поэтическим даром, всё же позволю себе воспроизвести полёт в ад.

Душа летит в глубины ада,

Где в вечном холоде и мраке

Закован льдами озера Коцит

Томится падший ангел Люцифер

И судит за измену,

И грязной пастью рвёт на части

Иуду, Кассия и Брута.

И наказание его страшит вдвойне,

Ведь сам наказан за измену.

Умён и некогда красив,

Нам постоянно лезет в души

То хитрым дьяволом, то бесом,

То искусителем, то Сатаной,

То Мефистофелем, а то змеёй,

Толкает нас на глупость, безрассудство,

Испытывает нас и ждёт в аду

И каждому

Свой адский круг

Готовит.

А первый круг, иль лимб —

Здесь вечное страдание

Безмолвной скорбью

За неверие и сомненье без греха.

Второй — за страсть любовную с изменой,

Где крутит души буря ада,

Бросая их на скалы и в ущелья.

А третий круг — гниение с разложеньем

Под проливным дождём, палящим солнцем —

Удел не знавших в пище меру.

Четвёртый круг — там наказание за жадность,

Сизифов труд, бессмысленный, напрасный

Ему удел.

А пятый круг — Стигийское болото —

Сражение по горло в тине и грязи

За лень, гневливость наказание.

А круг шестой здесь уготован

Лжепророкам и лжеучителям,

А наказание — лежать

Внутри пылающей гробницы.

Седьмой же круг —

Удел убийц и душегубов

Кипеть в крови

И быть разорванным на части

Свирепой стаей псов.

Удел самоубийц, глумленье гарпий,

Где самоубийца — дерево

И будет весь изломан, осквернён.

А садомиты маются в безжизненной пустыне,

Страдают все под огненным дождём.

В кругу восьмом бичуют души бесы

В зловонии, закованы в скалу,

И черти жарят всех на сковородке,

И потрошат, бросая всех в кипящую смолу.

Девятый круг — сам Люцифер встречает

И никому измены не прощает,

Хоть сам наказан за неё.

Раскаявшихся ждёт

Чистилища томление

И яркий Рая свет

Таинственно зовёт.

— Ну и как вам, доктор, моя переработка «Божественной Комедии» Данте Алигьери?

— Честно скажу, я восхищён.

Глава 7

Виденное мною в период клинической смерти меня тревожило, беспокоило и требовало объяснений.

Так что же я видел и кого? Кто встретил мою душу и сознание: Хирон? Бог смерти Танатос? Сам дьявол… Люцифер? Или кто-то другой? Или же всё виденное — плод воображения угасающего мозга?

Засел за древнегреческую и древнеримскую мифологию, но ответа всё же не получил. Взял в руки Библию — Книгу книг.

Вперёд в Египет, где правят фараоны, строятся пирамиды! Туда, где преклоняются перед Богом Солнца и царём богов — Амон-Ра, где Анубис — бог царства мёртвых с головою шакала, где Гор — покровитель фараонов с соколиной головой и где Осирис, в чьей власти оживление и воскрешение. Туда, где о себе заявил Единый Бог, повергнув всех прежних и показав всю свою силу и власть через свои знамения и десять казней египетских.

«Бросил жезл Моисей к ногам фараона, как научил и велел ему бог, чтобы показать свою силу и власть, и жезл превратился в змею. Мудрецы и чародеи фараона сделали то же самое, бросили свои жезлы и сделались они змеями, но жезл, брошенный Моисеем, поглотил жезлы волхвов египетских. Сердце фараона только ожесточилось.

На следующий день фараон вышел к реке, а Моисей ударил жезлом по воде, и вода в реке, озёрах и везде, где была, превратилась в кровь, рыба в реке вымерла, река восмердила, и египтяне пить из неё не могли.

Это была первая казнь египетская.

Но волхвы чарами своими сделали то же самое, и не убедила фараона власть бога Моисея, а только пуще ожесточила.

И тогда последовала вторая, третья и четвёртая казни земли египетской. И закишели воды Египта жабами, вышли из рек и озёр и покрыли всю землю, а затем мошки заполонили всю землю, облепили всех людей и скот, а затем земля заполнилась пёсьими мухами и стала погибать земля египетская. Но обманул фараон и снова нарушил обещание.

И обрушились на Египет пятая, шестая и седьмая казни: моровая язва, воспаление с нарывами, град и гром, и много погибло скота и рабов. И взмолился фараон, но стоило прекратиться дождю и граду, как снова передумал.

И наслал бог на землю египетскую восьмую и девятую казни: саранчу в невиданном количестве, сожравшую всё — зелень и плоды, а затем погрузил Египет в тьму кромешную и осязаемую, три дня никто ничего не видел и не мог встать с места своего.

И ещё одна, десятая казнь постигла фараона и Египет.

В полночь прошёл Господь посреди Египта.

И умер всякий первенец в земле египетской — от первенца фараона, который сидел на престоле своём, до первенца рабыни при жерновах, и всё первородное из скота.

И вывел Господь народ из Египта, сорок лет водил по пустыне, ведя в землю обетованную, где молоко и мед, и манна небесна. А на пути веру в себя испытывал и непокорных истреблял и карал за непослушание. И заповеди народу своему давал, вот только некоторые:

— Не делай себе кумира…

— Почитай отца твоего и матерь твою.

— Не убивай.

— Не прелюбодействуй.

— Не кради.

— Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

— Не желай жены ближнего твоего и не желай дома ближнего твоего…

А на горе Синай сказал Господь Моисею: «Сойди и подтверди народу, чтобы он не порывался к Господу видеть Его, и чтобы не пали многие из него.

Кого помиловать — помилую, кого пожалеть — пожалею.

Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых, когда же будет проходить Слава моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моей, доколе не пройду.

И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лицо Мое не будет видимо».

И прошёл Господь, и провозгласил: «Господь, Господь, Бог человеколюбивый и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый и истинный».

Так всё-таки, кто это был в тёмном плаще с капюшоном, так и не давший взглянуть себе в лицо?.. Зачем был Египет в моих видениях, зачем все эти путешествия показаны мне? И что всё это могло бы значить и как это расшифровать? Наука на современном этапе отвергает существование Бога, впрочем, как и Дьявола.

Глава 8

И каково моё отношение к религии?

Вот моё сугубо личное мнение.

В детстве религия рождает страх, в молодости — атеистов и фанатиков, в зрелости — философов, а в старости даёт успокоение и надежду перед грядущей смертью. Вообще, внезапную смерть, если она уже в солидном возрасте или неотвратима, я считаю подарком свыше, подарком судьбы. А если она неизбежна и растянута во времени, то человек должен знать, что он умирает, чтобы дать последние наставления родным и близким и чтобы принять последние решения… А чтобы смерть не была страшна и чрезмерно мучительна, человек интуитивно обращается к Богу. Есть время для атеизма, но есть время и для Бога.

В силу своей профессиональной деятельности я часто сталкивался с этим последним отрезком человеческого пути. Каждая человеческая смерь заслуживает описания, но расскажу вам о последних часах лишь нескольких.

В хирургическое отделение больницы поступил её заведующий: умирал он от рака лёгких. Операция на лёгких в онкодиспансере, к сожалению, только ускорила процесс, а химиотерапия оказалась совершенно бессильна. Он умирал в отделении, где спас тысячи жизней, берясь за самые, казалось бы, безнадёжные случаи, оперируя и спасая даже 90-летних стариков, а теперь сам умирал в возрасте 54 лет без всяких надежд на чудо и иллюзий. Поступил он в моё дежурство, и я взял на себя ответственность поместить его в отдельную боксированную реанимационную палату, предназначенную для инфекционных больных, на одну койку, очень комфортабельную, если так можно выразиться.

Состояние больного было крайне тяжёлым: одышка доходила до 46 дыханий в минуту, и были прямые показания перевода на аппарат искусственной вентиляции лёгких. Но меня терзали сомнения: вправе ли я, по-человечески, лишить в последние минуты жизни человека сознания, переведя на управляемое дыхание и медикаментозно выключить его сознание.

— Я умираю, какая насмешка, умираю от рака лёгких. Какие были планы, как много было надежд — как всё это глупо, и мне ужасно страшно…

Я вспомнил, как после его истинно профессорских обходов больных мы собирались в ординаторской, он закуривал папиросу, выслушивал мнение докторов о тех или иных сложных случаях, обсуждали тактику лечения и необходимые методы исследования для уточнения диагноза.

На все наши замечания, а он очень много курил, шутил:

— Да, это скверная привычка, и может быть даже я умру от рака лёгких. Но сигарета убивает только меня, а это лучше, чем алкоголь. Алкоголь убивает близких тебе людей и делает невыносимой их жизнь. Поэтому я выбрал курение.

И вот теперь он умирал, втайне думая, это его минует.

Глаза его лихорадочно блестели, взгляд был умоляющим и где-то глубоко светилась надежда на чудо…

— Я умираю, мне очень страшно… А можно мне выпить рюмку коньяка?

Коньяк был не проблемой, так как больные нередко благодарили таким образом, вероятно, считая это самым лучшим способом, чтобы выразить свою признательность за заботу и внимание.

Я принёс ему рюмку и плеснул коньяка, он повеселел и, выпив, сказал:

— Когда мне делали операцию, я словно попал куда-то в другой мир и помню после наркоза большие карие глаза, удивительные глаза, глаза какой-то необычайно красивой женщины, какой-то инопланетянки. Они меня заворожили, манят… Но ведь это только наркозный сон, я боюсь смерти и не хочу умирать… Я ведь умираю..?

Он чего-то ждал от меня в эти трагические для него минуты, это была исповедь умирающего человека, полная надежд. Несколько лет назад он был свидетелем моего воскрешения и потому по-детски ждал от меня чуда…

— Я совершенно точно знаю, умирает лишь наше тело, а наши души ждут невероятные приключения, и они всегда будут рядом с теми, кого любили мы, и рядом с теми, кто любил нас… Ты всегда будешь рядом с ними, будешь их ангелом-хранителем и будешь защищать их в этой жизни…

— Спасибо… я тебе верю… мне стало легче… и спокойнее…

Через три дня он умер и в чёрном мраморе встал в полный рост на кладбище, со своим бессменным медицинским колпаком на голове, гордо и спокойно взирая на своё новое отделение, или царство — как хотите…

Ещё одна смерть оставила особое и неясное впечатление. Это смерть моей матери. Болела она тяжело. В редкие моменты просветления, казалось, она нас узнавала. Но даже подойдя к зеркалу, она воспринимала себя значительно моложе и не верила нам:

— Нет, это какая-то старая женщина, ты меня обманываешь, мне всего лишь только сорок лет…

И тут же начинала говорить:

— Я так хочу умереть, но не могу, сделай что-нибудь, помоги мне… Я хочу к своей маме и папе, к своим родственникам, они меня очень ждут и я хочу к ним.

То вдруг, обращаясь куда-то, просила:

— Мама, папа заберите меня к себе, я больше не могу быть здесь.

В последние десять лет жизни из учителя русского и литературы она превратилась в набожного человека. На полках среди книг Пушкина, Толстого, Достоевского и писателей советского периода появились религиозные книги.

— Скажи, умирать тяжело? Я очень боюсь… А меня пустят к моим родным, маме и папе..? Я по молодости совершила очень много ошибок и теперь боюсь… А вдруг мне не простят..?

Зная, о чём речь, я тихо, но твёрдо сказал:

— Мама, бог милостив и милосерден… Ты так много в этой жизни делала для других, жертвовала собой ради своих детей и учеников, воспитывая и наставляя их в жизни, что то немногое, что тебя гнетёт, без сомнения, будет тебе прощено, ведь ты говоришь сейчас о Боге.

— Скажи мне, как получилось так, что у нас такая большая семья, а я живу одна… И мои дети, которым я всю себя отдала, так редко ко мне приходят, я сейчас не имею в виду тебя… мне очень горько и обидно… почему всё так и чего я не сделала для вас..? Почему в этой жизни всё так…

Через короткое время она умерла. В последние дни её часто видели стоящей у окна: всё ждала, ждала до самой последней минуты, кого-то так сильно хотела видеть, но умерла не дождавшись…