Сварщик и сольфеджио. Эротическая драма с элементами продакт-плейсмента

Виолетта Лосева

Настоящая любовь – это совсем не туфли, поставленные аккуратно в коридоре. И, тем более, не вкусный ужин. Откуда мы знаем, почему именно люди делают то, что делают? Зачем мы сами ставим себе препятствия, создавая правила, которым нам вовсе не хочется следовать? Почему мы считаем, что имеем право навешивать ярлыки на что угодно? На любовь, например? Кто знает, какой именно должна быть твоя любовь? Зачем мы постоянно вспоминаем прошлое? Почему мы ищем идеал вместо того, чтобы просто жить?

Совещание в редакции:

— Текст готов?

— Готов!

— Завтра — мне на стол.

— Там еще подтекст есть.

— Подтекст — тоже мне на стол!

© Виолетта Лосева, 2017

ISBN 978-5-4490-1253-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. Наши дни

Жена режиссера нашумевшего веб-сериала, устав от его творческих выходок и тотального безразличия ко всему, что не касалось следующей серии его очередного шедевра, решила пожить у подруги, предварительно записавшись на тренинг личностного роста, курс по похудению и два онлайн мастер-класса на тему «как найти свою настоящую любовь».

Одним словом, — ушла от мужа.

Ушла в новую жизнь, к новым свершениям, впечатлениям, приключениям, предварительно подкрепив начало этой самой новой жизни возможностью потренировать навыки личностной трансформации и женского магнетизма 24-го уровня.

Он не заметил.

Не заметил, что она решила уйти, и не заметил, что ушла.

Накануне вечером Алла прорабатывала тему «25 признаков того, что вас используют» и уже на 14-м признаке обнаружила, что он ее даже не использует, хотя, казалось бы, все предпосылки были налицо.

Увы, предпосылки — это не факты.

«Не позволяйте никому вас использовать, если вы сами этого не хотите, — писал автор статьи, — а если хотите, то делайте это осознанно. Согласитесь, «сотрудничать» и «дать попользоваться собой» — это разные вещи. Брак — это сотрудничество, основанное на любви, а каждая женщина должна себя уважать. Даже если вы любите его до безумия, это не повод для того, чтобы ваш партнер использовал вас в своих интересах.

Он не проявляет своих чувств? И вы тут же решаете, что он просто скуп на эмоции или занят более важным делом? Опомнитесь! Если у него все дела более важные, чем вы, то… стоит ли тратить свою единственную жизнь на такого партнера?

Он не обращает внимание на ваши чувства? И вы тут же решаете, что он суров и строг, то есть прекрасен, и именно о таком вы мечтали всю жизнь? Опомнитесь! Ваши чувства также важны, как и его дела.

Он — эгоист в постели? И вы тут же решили, что в мужчине должно быть животное начало, иначе это — не мужчина? Опомнитесь! Времена одностороннего удовольствия давно прошли! Вам приятно смотреть, как ему приятно? Ну-ну…

Он предпочитает проводить время без вас? И вы оправдываете это тем, что у настоящего мужчины могут быть свои интересы? Это значит, всего-навсего, что вы — вне его интересов. Не повод ли задуматься?

Он обращает на вас внимание только, когда ему что-то нужно? Ну что ж… Долго вы еще собираетесь «стоять на полочке»?

В этом месте Алла поняла, что терпеть больше нельзя. «Стоять на полочке» и ждать, пока на тебя обратят внимание, — это и было ее перманентным состоянием в браке с Полонским

Гений?

По правде сказать, Алле больше казалось, что муж просто «попал в нужную волну» или, как говорят, «в струю», с первым сериалом, и именно этим она объясняла его успех. И сериала, и лично Полонского. Всемирной славы, разумеется, не было, но шумихи хватало. Алле, безусловно, хотелось занять место «музы» рядом с ним и блистать на веб-тусовках и в лучах его призрачной известности.

Просто хотелось блистать. И там, и там.

Но Полонский, казалось, не понимал, что создать гениальный сериал — это только полдела. Для того, чтобы быть на волне, нужно поддерживать свой имидж, ходить на гламурные вечеринки без носков, устраивать встречи со зрителями, желательно со скандалом, быть человеком-сенсацией, поддерживать связи и быть на виду.

Алла знала, что это — тоже работа, которую нужно выполнять, и была готова взять на себя все самое трудное, дополняя образ гениального режиссера образом шикарной жены и гламурного единомышленника.

Увы, Полонский этого не оценил.

Уходя «жить» к подруге, Алла тщательно поработала над тем, чтобы муж, придя домой со съемок, в первую минуту понял бы, что потерял ее безвозвратно.

И — принял соответствующие меры.

Стратегия ее ухода была в полной мере согласована с пошаговым алгоритмом манипуляций мужем или партнером, который давали в рамках курса «Как стать настоящей стервой», но…

Полонский так ничего и не заметил.

Позвонил только на третий день.

Спросил лениво:

— Ты у мамы?

— Нет, — ответила Алла с отработанной грустинкой в голосе, создавая интригу и настроение, и, готовя почву для его следующего вопроса, в котором он должен был уточнить: если не у мамы, то — где?

— А, ну ладно, — сказал Полонский без уточняющих вопросов и положил трубку.

Алла поняла, что стратегия в чем-то дала сбой.

— Ну что, друг мой Веня Поливанов, — сказал Полонский, закидывая ноги на стол, — Сумасшествие продолжается? Трансформационный коучинг рулит? Ты прочитал вторую часть сценария?

«На какой вопрос я должен отвечать?» — подумал Веня, отодвигая бумаги на край стола — подальше от ботинок Полонского, и одновременно признаваясь себе, что пора бы уже привыкнуть к его манерам. В том числе, и к манере задавать вопросы.

— О каком сумасшествии идет речь? — уточнил Веня, приняв категорическое решение начать с первого вопроса.

— Никогда не трать время и силы, Веня, на тех, кому ты безразличен, — провозгласил Полонский, — Не гонись за успехом, Веня. Делай то, что считаешь важным и нужным. Успех сам тебя найдет. И помни, Веня, что любое твое действие будет иметь последствия. Избавься от иллюзии, что ты можешь кого-то изменить. Меняй себя, Веня, и будет тебе счастье…

«Ну понеслось, — подумал Веня, — уселся на любимого конька»

— А что ты имеешь против трансформационного коучинга? — Веня решил вернуться ко второму вопросу, понимая, что Полонский начал издеваться над его, Вениной приверженностью к тренингам и курсам личностного роста, и теперь не скоро закончит. Нужно было заметить, что на этот раз, в издевательствах Полонского звучали какие-то личные нотки.

— Я? Против? Веня, ты меня удивляешь! Я — только за! Еще никогда мы не были так близко к полному счастью, как сейчас. Не перекладывай, Веня, ответственность на чужие плечи. Только когда ты сможешь сказать себе: «Я — создатель и автор всех своих неприятностей», ты увидишь свет в конце тоннеля.

— Ты утрируешь, — вздохнул Веня, — я не считаю, что это панацея от всех бед, но… что-то в этом есть.

— В чем, Веня?

— В тренингах и курсах по саморазвитию.

— А разве я говорю, что в этом ничего нет? Разве я против?

— Понимаешь, Полонский, любой человек…

— Вот, Веня! Вот ты и попал в самую суть! Я не знаю, что такое ЛЮБОЙ человек. Где он, этот любой человек, ау? Нет любого человека, понял, Веня? Есть один, отдельный, конкретный человек. Уникальный! Двух одинаковых не найдешь, даже если брать в расчет сиамских близнецов. Знаешь, почему я предпочитаю снимать сериалы, а не заниматься инфобизнесом? Потому что я не считаю, что кто-то вправе обобщать, Веня. Даже я! А ты знаешь, что я к себе отношусь с большим уважением. Не хочу я, Веня никого учить.

— Да кто тебя заставляет-то?

— Я просто беру одного конкретного человека в одной конкретной жизни и показываю. Вот, что я хочу, Веня. Даже, если это не нужно толпе. Ты можешь спросить, что я тебе сейчас доказываю, Поливанов? Я, который никому ничего не доказываю по определению! Не считаю нужным! Ты хочешь спросить, что я тебе доказываю? Хочешь?

— Ладно, будем считать, что хочу…

— Так вот… Я не Бог, чтобы кого-то чему-то учить! Я, конечно, бог для себя. Возможно, для тебя и еще для пары калек из нашей съемочной группы, но… Я поражаюсь тому, что сейчас все подряд начали нас учить! И даже такие умные парни, как ты, Веня, на это ведутся. Думают, что можно отбросить свою истинную суть и найти счастье за сто пятьдесят долларов на тренинге по саморазвитию. Да, Веня, я считаю тебя умным парнем, хоть не всегда тебе это показываю! А я говорю своим зрителям: родился веселым — веселись, родился счастливым — пользуйся, родился страдальцем — страдай на всю катушку, не ищи счастья, которое предназначено не для тебя. Деньги потратишь, а счастья так ведь и не найдешь, Веня! А умники, которые раздают универсальные советы, — это мошенники, Веня! Они занимаются бизнесом, а взывают к твоей душе, Поливанов. И как вы этого не можете понять?

— Что это тебя так задело? Хочешь снимать сериалы, снимай. Кто не дает-то?

— Кто не дает? А все дают! И даже предлагают! Вот, например, моя благоверная, Веня, мой нежный цветочек, моя очаровательная обольстительница, как она считает и как ее научили, буквально пару дней назад пришла с идеей. Давай, дескать, любимый, я расскажу миру о том, как выйти замуж за миллионера или о том, как приручить гения. Ей эти темы кажутся близкими. Она считает себя в них экспертом. Давай, муж-Полонский, я воспользуюсь твоим именем, состряпаем онлайн-курс (ты поможешь со съемками) и заработаю я денежек на том, о чем не имею ни малейшего представления.

— Ну почему же? — попытался возразить Веня, — насчет миллионера, не знаю, но по поводу «жить с гением» — это, как раз, про вас…

— Не иронизируй, Поливанов.

— Я и не думал…

— Думал-думал, я знаю. А почему ей такая идея в голову пришла? Потому что наслушалась тренингов ваших. Ты задумывался, Веня, вообще, что происходит? Тебе говорят: а ты, что, хуже? И ты отвечаешь себе — нет, нифига, я не хуже, а лучше! И лезешь на публику со своими умозаключениями. Делаешь бизнес, Веня!

— Ну и что в этом плохого?

— Что плохого? А вот что плохое, Веня: я же не против обучения, например, английскому, или как повысить трафик, или как писать технический сценарий, или как научиться делать греческий салат… Все это — прекрасно! Учите! Но! Как можно учить стать счастливым? Как можно учить трансформировать себя? Как можно учить работать с подсознанием, если ты и слово-то это только позавчера впервые услышал? Я не говорю, Веня, что не нужно учить вообще. Нужно, конечно. Но, прежде чем лезть грязными лапами в мое подсознание и в мои заблуждения, ты бы хоть как зовут меня узнал, не говоря уже о чем-то еще! Да и кто ты такой, чтобы учить? Преподаватель? Педагог? Методист? Ты знаешь, как вообще учат?

— Ну находятся же те, кто черпает что-то и на таких курсах?

— А тебе не кажется, Веня, что это — люди с поломанной психикой? Сварщик, хороший рабочий, который вламывает с утра до вечера, чтобы была возможность детей прокормить и пивка дернуть в воскресенье, он пойдет, Веня на тренинг личностного роста? Доярка пойдет? Боевой офицер пойдет? Не-е-т, Веня, им не до этого… У них есть уже та пресловутая целостность, о которой тебе лапшу вешают на тренингах. Они уже достигли своего дзена. А кто пойдет? Пойдет учительница музыки, дама тонкая в некоторых отношениях, которая знает не только чем диссонанс отличается от контрабаса, но и чем диез отличается от бемоля… Она УЖЕ тонко чувствует, понимаешь Веня? А зарплата — три копейки, а ученики — тупицы, а сольфеджио ее — никому не нужно… Что ж ей делать? И тут появляется нечто с гламурной улыбкой и корыстным блеском в глазах. И говорит: «Как? Ты до сих пор не нашла своего миллионера? Пойдем со мной, я знаю, какие центры нужно включить и какие кнопки нажать…» Вот что страшно, Веня… Кто мы такие, чтобы нажимать кнопки в таких материях? И кто будет отвечать за то, что какой-то коновал нажал кнопку в чьей-то неокрепшей психике?

— Но есть же настоящие курсы и тренинги по таким делам?

— Конечно есть, малыш. Только их ничтожно малое количество. Их не проводит милая Аллочка, которая хочет, чтобы я был миллионером.

— Так за что ты ратуешь, я не пойму?

— Все ты понимаешь, Веня, все ты понимаешь… А ратую я за то, чтобы люди честно признавались в своих действиях. Заколчиваешь бабло? Скажи честно: заколачиваю бабло так, как умею. Интересно посмотреть? Приходите. Не интересно? Идите мимо. А происходит как, Веня? Происходит все печально… Тебя, Веня, елейным голоском спрашивают с гуманитарным надрывом «неужели ты не хочешь быть счастливым?», и ты, дорогой, несмотря на два высших образования, платишь деньги… Потому что каждый хочет быть счастливым, и почти каждый готов за это платить.

— А образование тут при чем?

— Да, я неправильно выразился. Это происходит не «несмотря на» образование, а «благодаря» ему. Чем больше знаешь, Веня, тем больше вопросов у тебя возникает. И ты ищешь ответы. И тебе их предлагают на каждом шагу…

— Как-то грустно у тебя все получается, Полонский.

— А жизнь — невеселая штука, Веня, несмотря на весь позитив, который булькает вокруг тебя, и который ты должен научиться замечать после тренинга. Увы…

— Так что ты Аллочке своей сказал в ответ на ее предложение?

— Тебе повторить?

— Не надо, я понял.

— Понятливый, да? А она не поняла. Воспользуемся правилом номер 24?

— Что?

— Ладно, это я так… На самом деле, Веня, учат нас такие же люди, как мы. И дерьма у них в жизни — столько же. Поэтому… Просто это нужно понимать…

— Так что Алла-то?

— Пошла еще на какие-то курсы. Дальше учиться… Видно теперь, после «гениев» нужно подковать себя по теме «как жить с козлом».

— Ну тогда ей нужно посоветовать именно тут воспользоваться твоим громким именем.

— Все шутишь?

— Ага.

— Ты вторую часть сценария прочитал?

— Разумеется.

— Ну что?

— Мне — интересно. Другим — не факт. Все-таки 96-й год… Понимаешь, Полонский, если бы это было чуть раньше — так, чтобы совсем оторвано от нас, год эдак 60-й, или, практически, наши дни. А так — ни то, ни се.

— А то, что это, Веня, наша с тобой молодость, наши, извините, чуЙства, наши самостоятельные поиски счастья — без всяких тренингов, это что? Ерунда на постном масле?

— Кто-то должен думать и о «кассовом результате».

— Вот этот кто-то пусть и думает. А я не хочу, Веня, ничего продавать. Не хочу спрашивать толпу «чего изволите?». Хочу творить и самовыражаться. Ты — со мной?

— С тобой, Полонский… Куда я от тебя денусь? Кто-то же должен на тебя смирительную рубашку надевать, когда ты будешь самовыражаться, и думать о том, как тебе стать миллионером.

Веня подмигнул Полонскому.

— Может, я и сам когда-нибудь объявлю набор на платный курс «Как снимать сериалы под руководством козлов и гениев, которые самовыражаются».

— Правильно мыслишь, Веня. Говорю же — понятливый! Давай сюда текст. Тот, который из глубины, то есть, из середины 90-х к нам прибился.

— Держи.

— Откуда читать?

— Вот: «…Солнечным октябрьским утром у Марины начались схватки…»

— Хорошее начало, правда, Веня?

— Отличное!

— Вот если бы все бабы — и те, что учат, и те, что учатся — воспринимали слово «схватка» как положено, то есть то, с чего начинаются роды, а не в значении «драка», «битва», «сражение», то мир был бы намного лучше. Правда, Веня?

Эпизод 1. Середина 90-х. Кто вместо мужа?

Солнечным октябрьским утром у Марины начались схватки. Пока ждали скорую помощь, Ира позвонила Лене и Виктору, чтобы они забрали к себе шестилетнего Никиту, потому что все они — мать, отец и сама Ира — собирались быть с Мариной до конца.

Лена приехала, когда врач и медсестра уже топтались в квартире, равнодушно заполняя какие-то бланки и, как казалось Ире, не слушая слов и стонов Марины.

— За нас не волнуйтесь, — говорила Лена, забирая Никиту, — мы будем у нас играть с девочками сколько нужно. Да, Никита?

— Хорошо, спасибо, — рассеянно повторяла Ира, не зная, что делать и как поторопить врача.

Они вышли на крыльцо все вместе, и Лена увлекла Никиту к автобусной остановке, махнув всем на прощанье, мол, все будет хорошо.

— Ой, я умру сейчас, — простонала Марина, резко наклоняясь вперед.

— Никто еще от этого не умирал, — сказала пожилая медсестра, открывая дверь «скорой».

— А нам можно? — спросила Ира, помогая Марине сесть в машину.

— Ну не всем же! — проворчала медсестра, — обычно разрешается мужу.

Мать с отцом переглянулись, но Марина, казалось, не слышала этих слов.

— Я вместо мужа, — решительно сказала Ира, залезая в машину.

— А мы такси поймаем, — торопливо сказал отец.

— Да куда вы спешите всей толпой-то? — Медсестра высунула голову в окно, — Она, может, до завтра будет канителиться. Чего перепугались-то? Внук-то уже большой! Твой что ли?

— Мой, — кивнула Ира, с тоской вспоминая, как Никита шел к остановке, держа за руку Лену и оглядываясь на них.

Как назло, на каждом светофоре горел красный свет. Ира смотрела на сестру с жалостью и, как любой родной человек, просила высшие силы, чтобы часть боли и мучений, которые предстояли Марине, достались ей. Хотя и знала, знала точно, что эту боль Марине придется пережить самой, сколько бы сочувствующих людей ни было рядом.

— Сейчас отпустит, Мариночка, сейчас отпустит, — шептала Ира, целуя сестру.

— Ой, мамочка, — хныкала Марина.

— Когда с мужем спят, мамочку не зовут, — пробурчала медсестра.

«Дался ей этот муж, — подумала Ира, — лучше бы ехали быстрее. Мигалку бы включили, что ли…»

В приемном отделении дежурная сестра оказалась молодой девушкой в надвинутой на лоб белой косынке.

— Садитесь, пожалуйста, ваша фамилия? — строго спросила она, как казалось Ире, не замечая, что Марина кусает губы.

— Теперь вам — туда, — девушка махнула головой на белую дверь за своей спиной, — а вы — свободны.

Последнее относилось к Ире.

Родители вошли в приемное отделение, когда Марина уже вставала, чтобы идти за медсестрой. Мать перекрестила ее, а отец похлопал по спине, растерянно и испуганно, как большинство мужчин в подобной ситуации.

— Нам тут ждать? — спросила Ира.

— Ее сразу в родильное отвезут, но все равно, неизвестно, сколько это продлится. Ждите там пока.

Они остались в просторной стеклянной комнате, где сидели и стояли несколько человек. Белая дверь открылась, и сестра вышла к ним.

— Ну что?

Медсестра рассмеялась.

— Вы думаете, уже родила? Какие вы быстрые! Семенов? — она окликнула молодого рыжего паренька, сидящего с журналом в углу, — У вас сын, Семенов, поздравляю! Рост пятьдесят сантиметров. Вес — три пятьсот. Мать чувствует себя хорошо.

Девушка говорила стандартные для нее фразы, а парень вдруг, уронив газету, шагнул к ней и, схватив в охапку, закружил по комнате. Потом он поставил недоумевающую медсестричку на пол и подбежал к Ире.

— Вот так! — крикнул он, — Два часа назад привез — и готово. Парень есть!

Он поцеловал Иру, пожал руку отцу, и, отвечая на похлопывания, добрые улыбки и поздравления всех, кто находился в комнате, еще раз крикнул:

— Сын у меня! Где тут цветы купить? Все завалю цветами!

Все смотрели на него и улыбались. А он, сумасшедший от радости, выскочил на улицу.

«Лучше бы они этого не видели, — грустно подумала Ира, глядя на родителей, которые сидели в углу, и наблюдая за парнем тоскливо-добрым взглядом.

У Иры сердце сжалось от жалости к ним и от своего бессилия.

Вот так должно быть! Муж должен привезти беременную жену в роддом. Муж должен здесь ждать рождения своего ребенка! Муж должен целовать медсестру, которая принесла радостную новость!

Ира невольно позавидовала той неизвестной ей женщине, которая сейчас, наверное, думает о своем малыше, и точно знает, что здесь, внизу, ее ждет надежный и верный человек, к которому они, беззащитные и беспомощные, выйдут через несколько дней.

Ира смотрела на родителей. Оба — невысокие, седые, взволнованные. Родные люди, на душе у которых, никогда не бывало спокойно. Что она может сделать, чтобы они прожили остаток жизни без волнений, без тревог, без неприятностей на каждом шагу? Все просто. Нужно только, чтобы ты, твоя сестра и ваши дети были счастливы. И больше им ничего не нужно. А это, как раз, и есть самое трудное — ведь сколько ни притворяйся, ни веселись, ни делай вид, что у тебя все хорошо, мать с отцом всегда поймут, что веселость-то твоя — наигранная.

— Наверное, нет смысла нам здесь всем сидеть, — сказала Ира бодрым голосом, — Давайте я останусь, а вы поезжайте домой до вечера. Я позвоню, если что.

— Нет, неуверенно сказал отец, — пусть хоть что-то скажут…

Так они и сидели в душной светлой комнате, залитой последним в этом году теплым октябрьским солнцем, бессмысленно глядя на тускло-желтые листья, срывающиеся с деревьев за окном, на белое прозрачное небо, и не было перед глазами ни одной точки, которая могла бы их отвлечь от мучительных мыслей о том, что где-то совсем рядом, за стеной, их родная плоть и кровь, мучается, чтобы дать новую жизнь крохотному комочку.

Ира вспоминала разговор с Мариной, который происходил дней десять назад. Марина, отяжелевшая, некрасивая, с бледным лицом и отекшими ногами, сидела у телевизора и смотрела в пространство.

— Скорее бы уже все это кончилось.

— Что? — переспросила Ира.

— Ну, скорее бы уже родить. Сил больше нет, — Марина отвернулась, — в зеркало на себя смотреть не могу. Противно.

— Ты кого больше хочешь — мальчика или девочку? — спросила Ира, пытаясь отвлечь Марину от мыслей о зеркале.

— Ничего я уже не хочу. Дура я была, что опять вас послушала — тебя и маму. Если бы ты не явилась тогда за мной, ничего бы сейчас уже и не было… Хоть и на пятом месяце. А так — только все начинается. Кому вы лучше сделали?

«Вы сделали? — подумала про себя Ира, — ну ничего, если ей так легче, пусть говорит. Она еще очень глупая…»

— Слышишь, Ирка, — Марина взяла ее за руку, — Если я подохну там, в этом роддоме, возьми его себе, ладно?

— Господи, что ты говоришь? — почти крикнула Ира.

— Ты мне должна пообещать! Если меня не будет, ты возьмешь малого к себе. Пусть с тобой живет, ладно?

— Не говори глупостей!

— Обещаешь?

— Да, только замолчи! Чушь какая-то.

Марина откинулась на спинку кресла.

— А если я в живых останусь, я этого подонка все равно найду. Он у меня не будет спокойно жить.

— Маринка, ты не о том сейчас должна думать! Насильно мил не будешь!

— Я и не собираюсь насильно к нему лезть. Но он не будет по заграницам со своей женой спокойно разъезжать!

«А что ты сделаешь?», — подумала тогда Ира с тоской глядя на сестру.

В приемное отделение вышла медсестра.

— Поезжайте домой, сегодня вряд ли родит, — сказала она, глядя на родителей. — Телефон оставьте. Позвоним, когда будут новости.

По дороге домой все молчали.

— Я Никиту заберу и приеду к вам, — сказала Ира, выходя из автобуса возле дома Лены.

— Хорошо, — кивнул отец.

Ира заехала к Лене, где Никита мирно играл с Женей и Леночкой. Он вообще был очень мирным человеком, этот Никита. Но уходить не хотел.

— У нас все хорошо, — сказала Лена, — мы очень подружились. Приходи к нам в гости, Никита, хорошо?

— Если будет свободное время, — ответил он.

Когда Ира с Никитой приехали к родителям, мать сказала, уводя Никиту в комнату:

— Эдик звонил.

— Ну и что? — спросила Ира.

— Спрашивал, как дела

— Ты про Марину сказала?

— да.

— А он?

— Спросил, не нужно ли чем-то помочь.

— Кому нужна его помощь?

— Нельзя так, — вздохнула мать.

«Не время сейчас что-то доказывать», — подумала Ира, — Предложить помощь — не значит помочь. Эдик — большой специалист по предложению помощи…»

Ночью зазвонил телефон. Сухой официальный голос в трубке сообщил, что «в 23:20 у Марины Андреевны Каминской родилась дочь, вес — 3200, рост — 49 см».