Последняя репетиция

Винцесь Мудров

Середина 60-х годов прошлого столетия… На одном из облюбованных туристами греческих островов в Эгейском море местный бит-квартет разучивает «битловскую» песню She Loves You. У ребят никак не получается концовка, и в это время на танцевальной площадке, где проводится репетиция, появляется элегантный янки в темных очках и белых шортах. Гость пытается что-то подсказать молодым музыкантам, но руководитель бит-группы Никос его прогоняет. Что было потом – читатель узнает, прочитав рассказ «Последняя репетиция» из одноименного прозаического сборника белорусского писателя Винцеся Мудрова. Сборник объединяет девять рассказов, написанных в разное время и в разной стилистической манере. Авторизованный перевод с белорусского Максима Мудрова.

Смерть Степана Кузьмича

Открыв дверь, Степан Кузьмич взглянул на блеклую табличку с надписью «Секретарь парткома Ананко М.С.» и с мыслью «надо заменить» вошел в кабинет.

Все было на месте: стол, истоптанный коврик, чахлая герань на подоконнике, книжный шкаф с полным собранием сочинений. Отсутствовал только сейф, который стоял в углу, и лучи неяркого света освещали пыльный квадрат на полу.

— Взял все-таки, — вслух проговорил новоиспеченный хозяин кабинета.

Сейф был только снаружи сейфом. Внутри этой бронированной тумбы располагался бар с холодильником, и потому не удивительно, что Ананко приказал перетащить его на новое место работы.

Плюхнувшись в кресло, освобожденный секретарь парткома сцепил пальцы рук, запрокинул голову, собираясь, как видно, потянуться, и заметил отсутствие еще одной вещи — там, за спиной, где во все времена висел портрет Ильича, теперь торчал покореженный гвоздь с обрывком веревки.

— Крохобор, — в сердцах выдохнул хозяин кабинета, и рука его потянулась к телефону.

Степан Кузьмич набрал номер сборочного цеха, прикусил губу, слушая протяжные гудки, а услышав запыхавшийся голос Корозы, спросил:

— Как дела?

Начальник сборочного начал что-то говорить, но Степан Кузьмич перебил его новым вопросом:

— Как там Гастюгин?.. Живой?

— Живой! — ответил Короза после паузы, и эта пауза означала, что Гастюгин хоть и выпивши, но работать может.

— Пусть зайдет. Нужно табличку изготовить, — сказал Степан Кузьмич, положил трубку и придвинув к себе настольный календарь.

Листки календаря были густо усыпаны писаниной: «Позвонить первому», «Достать шифер», «Собрать взносы в сборочном». Сегодняшний день, первого ноября, был отмечен странной фразой: «Оформить Ленина по шестому разряду». Фраза эта привела Степана Кузьмича в некоторое замешательство. Он нахмурился, потер ладонью затылок и после раздумий отодвинул календарь на край стола. «Хотел, по-видимому, Ленина на работу оформить… каким-нибудь почетным слесарем, а деньги в карман положить», — подумал Степан Кузьмич и, взглянув на согнутый гвоздь за спиной, беззвучно прошептал: «Хапуга!»

О том, что Ананко пошел на повышение, он узнал только в пятницу, когда вернулся из санатория. Сообщила эту новость жена. Грета Михайловна не поленилась приехать на вокзал, и не успел муж соскочить с вагонной подножки, как жена чмокнула его в щеку и взволнованным голосом выдала:

— Ананко в ЦК взяли. В промышленный отдел. Тебя на его место садят.

После санаторных процедур он почти не чувствовал сердечных сбоев, а тут, услышав такое, схватился за грудь. Став посреди перрона, Степан Кузьмич закрыл глаза, забросил в рот таблетку валидола и очнулся только, когда в спину ему заехали дорожным баулом. Здесь же, на перроне, жена упомянула о прощальном банкете на загородной базе, рассказала — кто напился, а кто — нет, и в дополнение сообщила, что генеральный директор плакал и грозился положить партбилет на стол, если промышленностью будут управлять такие, как Ананко.

Два дня, субботу и воскресенье, новоиспеченный секретарь парткома не отходил от телефона. Звонили друзья и знакомые. Друзья спрашивали о здоровье, о сочинской погоде, о ценах на хурму… После каждого такого звонка Степан Кузьмич щелкал подтяжками, с деланным неудовольствием говорил: «Утомили», — но при каждом новом звонке бросался к телефону, обгоняя на полпути любимую жену. И вот в понедельник, раскинувшись в секретарском кресле, он в который уже раз стал перечислять фамилии тех, кто его поздравил, и за этим приятным занятием его застал звонок внутренней связи.

— Степан Кузьмич! К вам посетитель, — игривый голос секретарши покрыло густое гудение.

Убирая фон, Степан Кузьмич щелкнул тумблером.

— Кто там? Гастюгин из сборочного?

— Да нет… здесь… — секретарша на мгновение замолчала, — переспрашивала, видимо, фамилию посетителя и, сдерживая смех, сообщила: — Товарищ Бурых к вам рвется.

Готовясь к приему посетителя, Степан Кузьмич взял ручку, нарисовал на листе чертика, а когда взглянул на дверь и увидел посетителя, ручка выскользнула из пальцев и с тихим лязгом упала на пол. В кабинет входил… Владимир Ильич Ленин. Да, ошибки быть не могло: это был Ленин! Солнечные блики сверкали на могучей лысине, острая бородка слегка дрожала, а палец правой руки был запихнут в карман жилетки. Сделав несколько шагов, Владимир Ильич рассеянно посмотрел на Степана Кузьмича и, зацепившись ногой за коврик, спросил:

Конец ознакомительного фрагмента.