Виртуальная революция

Виктор Форчунатов

Когда российский гражданин Ильин обратился в ООН с предложениями о переустройстве мирового порядка, он не мог себе представить, что его предложения, суть которых: либо распространите демократию на весь мир, либо не врите, сыграют роль той самой искры, от которой разгорится пламя всепланетарных революционных преобразований. Единственной его целью становится: спастись, избежать кары за «неосторожное обращение с огнем»…

— 6-

Люди по-разному относятся к авиаперелетам и к авиации в целом. Отдельные, те, кто влюблен в небо и не может жить без полетов, идут работать в авиацию. Другие, подверженные авиафобии, избегают всего, что связано с небом. Основная же масса, несмотря на то, что в глубине души побаиваются и практически всегда испытывают предполетное волнение, активно пользуются этим видом транспорта. Последнюю группу можно условно подразделить на тех, кто всякий раз специальным образом готовится к перелету, и тех, кто этого не делает.

Ильин к каждому полету относился серьезно. Нет, он не боялся летать, никакой фобии у него не было. Просто, как взрослый человек, он понимал, что любая техника, какая бы она ни была надежной, может в любой момент дать сбой. Даже термин такой существует: «усталость металла», хотя Ильин никак не мог взять в толк, что он означает и как металл может уставать? Поэтому Ильин обычно готовился к поездке. Он старался, по возможности, не оставлять незавершенных дел и у людей, которых ненароком обидел, просил прощение. Кроме этого, он, в рамках подготовки к перелету не раньше, чем за три дня до даты полета, посещал церковь. Там он ставил свечу за здравие перед иконой святого Георгия, покровителя всех путников, или, если таковой там не оказывалось, иконе всех святых и наблюдал некоторое время за поведением пламени свечи. Если свеча горела ровно, то есть не коптила, язычок пламени не раздваивался, то появлялась надежда, что полет пройдет нормально. Экстренность предстоящего перелета не позволили Ильину подготовиться должным для него образом. Головой он понимал все это, но к его и так не радужному настроению, помимо его воли, добавилось дополнительное волнение и чувство тревоги.

Из Флориды до Москвы можно было долететь с одной или с двумя пересадками. Конечно, лететь с одной пересадкой намного удобнее, особенно если вы обременены большим багажом, но верно и другое: если хочешь лететь более удобным способом, необходимо позаботиться о билетах заранее. В данном случае Ильину не повезло — он приобрел билеты с двумя пересадками: в Цинциннати и в Нью-Йорке.

— Это даже хорошо, что две пересадки, да и остановки в местах пересадок не самые длительные. Так, что процесс запутывания следов успешно начинается, — подумал, горько усмехнувшись, Ильин.

Он в какой-то научно-популярной книжке по психологии читал, что, если человек хочет отвлечься от преследующих его мыслей, то ему следует переключить свое внимание на вещи, на предметы и, в целом, на окружающую его обстановку, вспомнить какие-нибудь, в том числе забавные, случаи из личного опыта или литературы. За время полета в Цинциннати, Ильин узнал, что этот небольшой старинный город стоит на реке Огайо на границе трех штатов Огайо, Кентукки и Индиана. Жители города очень гордятся чистотой воды в реке и фонтанной площадью, на которой еле помещается фонтан под названием «Гений воды». Символ города — свинья, которую широко разводят местные жители. Существует предание, что использование жира хрюшек при производстве мыла и свечей, явилось первым толчком при создании известной компании «Проктэр и Гэмбл», центральный офис которой расположен тут же. И многое другое. При этом, улицы города, расположенные вдоль реки — перенумерованы, а перпендикулярные руслу реки — названы по наименованиям деревьев: Дубовая, Платановая и т. д. Ильин знал, что это довольно распространенная практика в Америке называть улицы, проспекты, бульвары и прочее номерами, буквами алфавита, наименованиями представителей флоры и фауны, например, Лантана, Баньян или Фазан. Во Флориде, например, по наблюдениям Ильина наиболее часто в названиях улиц, кондоминиумов или комюнити встречается слово «озеро». Однако, очень редко улицы называются именами видных или выдающихся в разное время людей. Ильин не ведал, кто подсказал это американцам, или они сами додумались до того, что в разные времена тот, или иной период своей истории люди могут оценивать по-разному, соответственно по-разному они относятся к вкладу в историю того, или иного деятеля. Значит, если не называть улицы его именем, то в дальнейшем не возникнет соблазна переименовать их на имя другого деятеля. Во-первых, это — бесперспективно, поскольку времена изменятся, и все может обернуться подобным же образом. Во-вторых, Ильин был убежден, что любое переименование улиц является ничем иным, как унижением наших предков, актом недоверия к их выбору, и, значит, унижением самих себя. Ведь наши предки жили непосредственно в ту эпоху и сделали свой выбор. Делайте вы — свой, но, пожалуйста, если можно так сказать, на другой поляне…

По пути в Нью-Йорк, Ильину не захотелось, выполняя советы психологов, выискивать информацию о Нью-Йорке — он и так слишком хорошо знал этот город. Поэтому, дабы укротить душившую его депрессию, он предпочел покопаться в своей памяти. Он остановился на первом их с женой и пуделем прилете во Флориду. Тогда они летели с одной пересадкой в городе Атланта, штат Джорджия. Вещей у них было много, а времени, отведенного на собственно пересадку — минут сорок пять — пятьдесят. Невозможно без улыбки вспоминать, как они, пройдя таможенный и паспортный контроль, в спешке сдают свои вещи в багажное отделение для транзитных пассажиров и со специальной сумкой-переноской с пуделем на перевес бегут по длинным коридорам аэропорта. По ходу они пытались определить, на какой станции подземки, соединяющей терминалы, необходимо выйти, чтобы попасть на посадку в свой самолет. Вскоре они обнаруживают, что бегут не одни, с другими пассажирами московского рейса, делающими ту же пересадку. И так, они общими усилиями достигают искомого терминала. Но тут их ждет сюрприз: до момента вылета их самолета по расписанию остается минут двадцать пять, а вокруг никакого особого движения не наблюдается. Ожидающие вылета пассажиры спокойно сидят в креслах, и каждый занимается своим делом: кто читает, кто негромко беседует друг с другом, а кто-то жует свою булку. Несколькими минутами позже Ильин начал волноваться, а правильную ли секцию они нашли? Не опоздали ли? И почему до сих пор не объявлена посадка? Он решил, что пора подойти к стойке и все разузнать. Он взял билеты и паспорта и решительно направился к стойке, за которой что-то старательно набивала на клавиатуре компьютера симпатичная полноватая афро-американка. Видимо, при подходе к стойке, Ильин «растряс» и потерял вопросы, с таким трудом составленные на английском языке, поскольку, подойдя к стойке, он только и сумел сказать по-английски: «Вот мои билеты». Служащая внимательно просмотрела билеты и что-то сказала Ильину. Он ничего не понял. Переспрашивать или дальше стоять у стойки показалось неудобным, и он отошел. Прошло еще минут пять. По-прежнему ничто не менялось вокруг. Ильин набрался решимости снова подойти к стойке. И вновь все заготовленные вопросы куда-то запропастились. Он повторно показал женщине билеты и снова сказал: «Вот мои билеты». На этот раз служащая бегло взглянула на билеты, ответила ему: «У вас нормальные билеты» и мило улыбнулась во все свои очаровательно-белые зубы. Этот ответ Ильин понял, но он его по существу не удовлетворил. Минут через пять ситуация в точности повторилась, только ответ служащей звучал несколько иначе: «У вас прекрасные билеты», что показалось Ильину еще более обидным. Он и без нее знал, что у него нормальные и, очень может быть, прекрасные билеты. Узнать-то он хотел совсем другое. Сложилась совершенно патовая ситуация: любой другой ответ красавицы Ильин не понимал, а тот, что понимал, его не устраивал. Вот когда понимаешь, что в свое время нужно было лучше учить иностранный язык и в школе, и в институте. У Ильиных началась тихая паника — до вылета по расписанию осталось около пяти минут. Тогда они внимательно осмотрелись и нашли на стене небольшое табло, на котором прочли информацию о задержке рейса на сорок минут. С чтением по-английски у Ильиных дело было получше, чем с разговорным. Через несколько минут была объявлена посадка, и все пошло своим чередом.

Аэропорт Нью-Йорка несколько разочаровал Ильина. Тот показался ему запущенным, каким-то обшарпанным, и требующим ремонта. Вокруг была обычная для аэропортов пред — и послеполетная суета. Только на первый взгляд могло показаться, что люди хаотически и бесцельно перемещаются из стороны в сторону. Немного присмотревшись, легко было определить несколько основных людских потоков и отдельные струйки — ответвления, ведущие к местам регистрации и посадки-высадки, к магазинам, в туалетные и курительные комнаты и так далее. Ильин легко определил по своему билету номер секции для посадки на московский рейс. Найти ее не составило труда, однако вокруг было подозрительно мало людей, а до вылета оставалось минут сорок. Прямо дежавю какое-то. Но в данном случае Ильин без труда выяснил, что для московского рейса по техническим причинам изменена секция посадки в самолет. Разумеется, искомая секция, по закону подлости, оказалась в самой дальней, противоположной стороне здания аэропорта.

— Надо же! Процесс запутывания следов успешно продолжается, — усмехнулся про себя Ильин и бодро проследовал по указанному адресу.