Механизмы

Виктор Семёнов

Они, смеясь, вспоминают то, что было. Улыбаются тому, что происходит. Идут к успеху, несмотря ни на что. Из маленьких человеческих историй один общий рассказ – о людях, о жизни. Рассказ о любви.

— Ну что, Евгений Александрович, как ты себя ощущаешь в волнах мироздания?

— Спроси лучше, как волны мироздания ощущают себя во мне…

Из разговора двух кадастровых инженеров

Шелест

1 июня

— Павлова?

— Ась? — Аня посмотрела на открывающуюся дверь. Мишка Вайсман, как обычно, начинал говорить, не войдя в кабинет полностью.

— К Сергеичу…

— Зачем? — улыбнулась Аня. — Миха, чего он?

— Слушай, не знаю. Вроде документы по «Роднику» запросил.

— Ох, — протяжно вытянула она и, взяв ежедневник, направилась к двери.

Пока Аня медленно, но верно двигалась в сторону кабинета Владимира Сергеевича Минина — зама по правовым вопросам, в ее бортовом компьютере полностью высветилась картина происходящего и даже тактика возможного поведения шефа. Дело по иску ООО «Стайл» к ЗАО «Племенной завод „Родник“» должно слушаться в арбитражном суде Вологодской области. Она родилась и выросла в Вологде. Кому, как не ей, поручить это дело? Тактика уговоров: родина-мать, младший братишка, работа как отпуск. Умничка! Сделай хорошо сотруднику — сэкономь на премии. Твоя премия — дом родной…

Павлова постучалась в дверь шефа.

— Ты, Анка? — пробасили из кабинета. — Заходи.

— Ждал? — они с Мининым были на «ты», после прошлогоднего корпоратива в честь дня рождения фирмы.

— Конечно. Я же тебя вызывал. Вызвал и жду. Вот видишь, пятно посадил… — шеф ткнул пальцем в рукав салатового пиджака от Brioni. В элегантной бородке застряли крошки. Видимо, пил кофе с печеньем. Настроение хорошее, голубые глаза искрят — юморить можно.

— Да, фигово, — Аня внимательно оценила ущерб, — фигово… Это все? Так я пойду, Володь?

— Да, конечно, иди, — улыбнулся Минин. — Иди с богом…

Павлова, улыбаясь, начала отступать к двери.

— Такое дело, — пробасил шеф в ее сторону, — такое дело…

Взгляд его потемнел, как небо перед грозой, искорки исчезли. Аня замерла.

— «Родник» тебе придется разруливать. Не получается по-другому. По-другому не получается…

В планы Павловой никак не входили постоянные путешествия на родину. Дело обещало быть затяжным и чрезвычайно муторным. Признание права на восемь земельных участков, каждый из которых образован из бессметного множества земельных паев.

— Володя, — начала Аня, — у нас есть более опытные земельщики. Вася. Людка. Ты знаешь мое отношение к этим сделкам… Через, извини, одно место, сделаны документы. Нужно разбираться в геодезии. Вася справится лучше. То, что я там жила, мне никак не поможет, только отвлекать будет…

— Ань, — перебил ее Минин, — я знаю, как ты умеешь убеждать, любого переспоришь, потому и прошу тебя. Не приказываю.

— Тоже мне — любого. Возьми статистику дел… — продолжила спорить Павлова, но тут кто-то в ее голове прошелестел: «Поезжай…», и она оборвала свою речь, соображая, что это было.

— Статистика — ерунда, — воспользовался паузой шеф. — Во-первых, ты участвуешь только в реальных процессах, а во-вторых, у тебя не было ни одного однозначного дела. Поезжай. Первое заседание в августе. У тебя же там брат. Пообщаетесь… Сколько ты его не видела? Поезжай…

— Премия? — единственное, что пришло в голову Ане.

— А съездить на родину для тебя не премия? — улыбнулся Минин. — Ладно. Будет. Не обижу.

Вечером, под конец рабочего дня Мишка Вайсман заглянул в кабинет Павловой, показав бутылку Connemara, лимон и банку оливок:

— Согласилась? Чего там?

— Ранена… Добей, товарищ…

— Виски будешь?

— Зайди сначала целиком, Вайсман! — завопила Аня. — Буду.

— Уговорил? — Миша поднял на нее глаза, теребя лимон.

— Сама согласилась. Представляешь?

— Не-а…

— Я тоже…

— Прочитай что-нибудь, поэтесса!

— Отстань.

На одном из корпоративов Аня, немного выпив, блеснула мастерством на конкурсе стихосложения, придумав несколько сатирично-пессимистичных эпиграмм. Теперь коллеги время от времени требовали от нее новых.

— Читани, будь другом, — Миша налил ей виски.

— Сам напросился:

В моих глазах одна картина,

На ней угрюмый сорванец

Пьет виски, кушает маслины,

Еще не зная, что конец.

Миша поперхнулся оливкой.

— Дай по спинке похлопаю, — ухмыльнулась Аня.

— Отстань, Павлова. И никакой я не угрюмый.

— А это и не про тебя.

7 августа

— И эту ночь тоже? — спросила Анна, слегка поёрзывая на кресле. — Всю ночь?

— Почти всю. Выла. Орала. Топала. Вздыхала. — Ваня потянулся за трубкой. — Страшно ночевать там. Поедешь?

— Конечно. Конечно, поеду. Теперь точно! — улыбнулась Аня.

— Смотри, там много что поменялось, — сказал Ваня, раскуривая трубку, — много что.

Ваня — младший брат Ани, студент четвертого курса юрфака СПбГУ — каждое лето после сессии возвращался в Вологду, где читал книги и пьянствовал с бывшими одноклассниками, нынешними студентами, которые так же, как и он, слетались домой из разных городов. Аня в студенчестве каникулы проводила в дополнительных занятиях, которые сама себе и устраивала, выискивая наиболее интересные суды и посещая их в качестве слушателя. Поэтому она была не очень довольна инфантильностью брата и в свойственной ей манере временами вставляла ему шпильки.

— Что, например? Боровиков на полянке за жгучкой стало меньше? Или дядя Сережа сделал себе металлокерамику? У меня заседание завтра в одиннадцать. Пошли со мной, если хочешь. Потом переоденемся и съездим в Остахово. В воскресенье я в Питер.

— Не, — отмахнулся Ваня, — не. Забегай после суда, и поедем.

Ваня в каникулы всегда останавливался в родительской двухкомнатной квартире, которая в иное время пустовала — родители пятнадцать лет назад уехали в Норильск на заработки. Аня же заселилась в отель «Атриум» на Герцена, недалеко от суда.

Раздался звонок в дверь.

— Это Пашка. — Ваня слез с кресла и поплелся к двери. Аня пошла вслед за ним.

— Привет! О, привет, Анька! — расплылся в улыбке Паша, заходя в коридор, — Какими судьбами? Приехала отсуживать Вологду?

— Типа того, — буркнула Аня. — Я пошла. Всем пока. Ваня, до завтра. Не пить!

— Разберемся, — ответил Ваня. — Пока.

И закрыл за ней дверь.

— Красивая стала, — сказал Паша, протягивая Ване пакет. — Пахнет вкусно…

— Правда, что ли? — нервно ответил Ваня, принюхиваясь. — Чего там у тебя?

— Самогон дяди Валеры. Нормально. Анька надолго?

— В воскресенье в Питер.

— Как едет?

— Она на служебной машине прикатила, на ней и уедет. Чего ты прицепился? Что это? — Ваня достал из пакета бумажный сверток. — Закусь?

— Ага. Колбаска.

Парни пошли на кухню.

8 августа

Утро выдалось дождливым. Аня, проснувшись в восемь, приняла душ, оделась и спустилась в ресторан отеля на завтрак.

Перед зданием суда, светло-серым, четырехэтажным, располагалась похожая на площадь пешеходная зона, и Аня припарковала машину на соседней улочке.

Металлоискатель на входе весело зазвенел. Аня выложила на стол рядом с охраной телефон, кошелек и непонятно как оказавшуюся в сумке пилочку для ногтей, повторила попытку, уже более удачно, и прошла в здание.

Ее дело слушалось в двести одиннадцатом зале. Аня, поднявшись на второй этаж, стала изучать расписание заседаний. Напротив зала на скамейке сидели два человека — молодая девушка в красивом черном брючном костюме и пожилой человек, седовласый, с темно-коричневым толстым портфелем.

— Добрый день, — улыбнулась в их сторону Аня. — Не подскажите, какое время в двести одиннадцатом слушается?

— А не начинали еще, — ответила девушка, — я на десять…

— А я на десять тридцать, — сказал седовласый мужчина.

— Ну а я на одиннадцать, — улыбнулась Аня, — получается, мы все пока без оппонентов…

— У меня признание факта, — девушка посмотрела на Аню сквозь очки, — а у Павла Евгеньевича ответчик — ФГУП «ВолДорХоз», не ходит. А у вас кто?

— Племенной завод «Родник».

Глаза девушки округлились от изумления.

— Вы из «Питерконсалт»? Ничего себе! Я читала про это дело… Вот блин, и не посмотрела, кто после меня… Ольга Серова, — девушка протянула Ане ладонь.

— Анна Павлова. Очень приятно.

Из зала вышла помощник судьи, молодая девушка в джинсах и черной футболке.

— На десять есть? — пробубнила она — Документы…

— Я, — Ольга протянула ей паспорт и доверенность.

— Заходи, — помощник судьи улыбнулась. Было видно, что эти двое хорошо знакомы.

Ольга зашла в зал.

— Павел Евгеньевич, — мужчина протянул Анне руку, — очень приятно.

— Анна. Вы тоже тут всех знаете?

— Я в меньшей степени… Право — мое хобби. Помогаю друзьям, почти безвозмездно. Из-за природной любознательности прочитал много нормативно-правовых актов, в том числе и процессуальных, пару раз похвастал в компании — и пошло-поехало: сходи, посмотри… ну только разок… А самому интересно…

— А кто вы по профессии?

— Я краевед. И поэт. Выпустил несколько сборников. Читаю лекции по истории края.

— Ух ты! Как интересно… Вы поэт, а юриспруденция — ваше хобби, а я наоборот: юрист, а мое хобби — поэзия… — Аня смотрела на Павла Евгеньевича, едва сдерживая смех.

— Читаете или пишете? — серьезно спросил он.

— И то и другое. Только странные вещи получаются…

— Почитайте…

— Ну не в суде же… Да и мне это как-то непривычно…

— Тогда я вас подожду после заседания, сходим попьем чаю?

— Знаете места, краевед? — улыбнулась Аня.

— Точно так…

Из двести одиннадцатого вышла Ольга:

— Любит же Власова откладываться, а… Третий раз уже…

— Не расстраивайтесь, Оленька. — Павел Евгеньевич начал доставать свои документы. — Может, еще разок пересечемся…

— Ну, слушайте, я знаю, где вас найти, и без этих процессуальных заморочек!

— Кто на десять тридцать, документы! — из зала вылезла голова помощницы.

Павел Евгеньевич сунул в сторону головы доверенность и паспорт и, ехидно посмотрев на Ольгу, подмигнул:

— А я завершу сегодня.

— Ну-ну, — пробормотала та себе под нос, укладывая документы, — удачи…

Павел Евгеньевич скрылся в зале, а Ольга присела рядом с Аней и, пристально посмотрев на нее, спросила:

— А вы ведь отсюда? Из Вологды?

— Да. Отучилась в Питере и осталась. Затянуло…

— Я думала тоже попробовать, но чего-то страшно.

— Уехать?

— Не знаю… Даже не уехать, наверное, а работать там. Страшно, что не справлюсь…

— Пробуйте, — посоветовала Аня. — Вернуться можно всегда. Не понравится — вернетесь. А не попробуете — будете жалеть. Я была в процессах и в Питере, и в Москве, и в Красноярске — везде люди: две руки, две ноги, голова. Иногда, правда, такое писали в исках, что думалось — нет головы. Но приходила в суд, смотрела — вот она, на плечах, все в порядке… Пробуйте.

— Подумаю… — Ольга встала, и, протянув Ане руку, застучала каблучками к лестнице.

Минут через десять появился Павел Евгеньевич.

— На решение ушла, — с улыбкой заявил он Ане, — говорил же…

— А вы везунчик, — улыбнулась та в ответ. — Вписать вас в доверенность, что ли, для фарта?

— Проходите в зал, — буркнула Павлу Евгеньевичу помощница судьи, и они вдвоем скрылись за грязно-коричневой дверью. Через три минуты, улыбаясь, краевед вышел из зала:

— Удовлетворили. Аня, давайте быстренько — и пойдемте пить чай.

— Да я быстро, у меня первое заседание, а этих деятелей нет. Да и Власова, как я поняла, любит подумать…

— На одиннадцать, документы… — голова из зала грозно посмотрела на Аню.

— Ведите себя хорошо, — улыбнулась Аня. — Я мигом…

И зашла внутрь.

— Откладываемся, — заявила судья, как только появилась Павлова. — Племенной завод прислал ходатайство о невозможности явки и просит перенести заседание. Откладываемся на пятое сентября. Возражения?

— Уважаемый суд, вы понимаете, что истец — петербургская фирма, я буду ездить в процесс оттуда?

— Возражения?

— Нет.

— Слушанье откладывается на пятое сентября. До свидания.

— До свидания, — ответила Аня и, забрав документы у помощницы, вышла из зала.

Павел Евгеньевич привел Аню в кафе под названием «Лесная сказка» и, усадив за столик у окна, спросил:

— Ты на машине?

— Да, оставила где-то рядом с судом…

— На Пушкинской, наверно. Чай будешь? Или по кофейку? Медовик?

— Какой медовик в такую ночь? — засмеялась Аня. — Давайте просто кофе.

— Давайте.

Сделав заказ, Павел с хитринкой взглянул на Павлову:

— Вернемся к стихам. Прочтешь или упрашивать? Когда начала?

— В детстве маленько. Потом в студенчестве. Рассталась с парнем, поплакала в подушку, взяла ручку с бумагой, думаю: напишу что-нибудь лирическое, девчачье, про любовь — и отпустит. А получилось, что-то странное…

— Почему странное?

— Даже не знаю… Что-то цинично-сатиричное вышло… Вот:

Я смотрела на него, рыдая от восторга,

А теперь курю гашиш на ступеньках морга.

— Ну да, — промычал Павел Евгеньевич, — не совсем девчачье…

— Вот именно. И полилось такое. У меня чувство юмора своеобразное, да, но не до такой же степени…

— Еще прочти.

— Уверены?

— Читай.

— Пыталась написать стишок — поздравленье своему знакомому парню Саше, рыжему, как ирландцы из голливудских фильмов, а получилось:

Ты танцуешь irish step, думая о мире,

Я станцую краковяк на твоей могиле.

Или:

Закатилось солнышко над рыжей головой,

Растрепались кеды. Уезжай домой.

Нормальные такие поздравления, да? — Аня устало улыбнулась. — Я на это сейчас уже с юмором смотрю и писать стараюсь меньше. Направление получается одно и то же, хотя сажусь писать совсем про другое. Вот из последнего, бойфренду. Он фотограф:

Милый, пляши под мою дуду —

Ведь лучше тебе никто не сыграет.

Пляши неистово, и может, тогда приду

И расскажу, что вскоре тебя ожидает.

Что через год ты снимешь свой лучший кадр,

А через два — забудешь, сотрешь по синьке.

А через три — помчишься в Grand Prix с утра

За хорошим костюмом. На мои поминки.

— Да, интересно, — улыбнулся Павел Евгеньевич. — Мне кажется, я маленько понял, в чем дело. Еще есть что рассказать?

— Такое есть:

Уик-энд. Восьмое сентября.

Кистень в кармане теребя,

Я шла по улице Лагоды.

Стояли дивные погоды…

— Кистень?

— Да. Чего-то я расчирикалась, — спохватилась Аня. — Обычно из меня и слова не вытащить. Ну, кроме, конечно, зала суда. А тут — во как полезло… Вы шаман?

— Не, — улыбнулся Павел, — я краевед. И немного юрист. Какие у тебя планы на вторую половину дня?

— Вы бойкий юноша, — улыбнулась Аня. — У меня брат здесь, на летних каникулах, хотели с ним съездить в Остахово. Раньше летом мы там отдыхали у бабушки.

— Хорошее местечко. Очень живое. Любишь жизнь?

— Что? — не поняла Аня.

— Жизнь — любишь?

— Вот так вопрос. Конечно! По мне не видно?

— Видно, что ты себя любишь. Любишь комфорт. Три метра на машине едешь. Любишь природу. Но жизнь — это не только комфорт, природа и красивые штучки. Жизнь — это люди. Любишь людей?

— Тупик за тупиком, Павел Евгеньевич… Чего это вы?

— Простой вопрос. Два слова. Ты же юрист. Любишь людей? Брата? Начальника? Судью? Соседей? Гаишника? Папу?

— Ни хрена себе списочек…

— Как твоего фотографа зовут? — Павел сделал глоток чая.

— Леша. Леха Крутов.

— Любишь его?

— Кого, Крутова? Да. Кажется…

— Вот и других люби. Не сможешь сразу — пытайся сделать так, чтобы они тебе нравились. Просто нравились. Как? Ищи плюсы, сильные стороны в тех, кто тебя окружает.

— В судье? В гаишнике?

— Именно. Жизнь — это люди. Любишь жизнь — люби людей. Ты умная девка, поймешь. Практикуйся. Расскажешь потом. Это интересно. Даже захватывающе где-то.

— Ага. — Аня допила чай. Загорелся экран смартфона.

— О, у тебя телевизор звонит, — улыбнулся Павел Евгеньевич

— Это братишка…

5 сентября

В половине первого Павлова вышла из двести одиннадцатого зала с двумя портфелями документов. Слушанье отложили еще на месяц в целях выбора экспертного учреждения: ответчик явился в суд и заявил ходатайство о проведении землеустроительной экспертизы. Выйдя на улицу, Аня нервно оглянулась и направилась к отелю. Из номера набрала пятизначный городской номер.

— Да? — сказали на том конце.

— Павел Евгеньевич, здрасьте! А я вас сегодня в суде ждала…

— Аня, привет! Не смог, не смог… Ты когда назад?

— Да вот, сразу хотела…

— Слушай, у меня сегодня творческий вечер, в три, в детской библиотеке, заедешь на часик — и сразу в Питер. Это там же, где мы чай пили. Советский проспект. Приезжай!

— Ладно, — буркнула Аня. — Посплю пока…

В четверть четвертого она зашла в детскую библиотеку. Павел Евгеньевич встретил ее кивком и продолжил рассказ о Шексне. Павлова протиснулась сквозь ряд из пяти стульев и села в уголок. И задремала. Проснулась от смеха.

— Пробудись, Анна Сергеевна! Я тут тебя нахваливаю, а ты спишь! — улыбался Павел Евгеньевич. — Друзья, это Анна Павлова, поэтесса из Петербурга, мой хороший друг. Сейчас нам что-нибудь прочтет. Что-нибудь новое только! Пожалуйста, Анна…

Она замерла от неожиданности. И вышла вперед:

— Хорошо. «За окошком» называется.

Окошко — метра полтора. Немытое. В разводах.

За ним — резвится детвора,

А дальше, в глубине двора, Роддом. Там радуются в родах.

Мальчишки весело галдят, девчушка пруд рисует,

Юнцы бутылками звенят,

Эх, милый, где фотоаппарат? Смерти не существует.

— Ну, умничка же! — торжествовал Павел Евгеньевич. — Умная же девка. Говорил я тебе?

По дороге в Питер Аня заехала в Остахово. Остановилась, не въезжая в село, у речки Пожеги, где они с Любкой Марьиной в детстве ловили плотвичек. Небо хмурилось тучами. Ветер трепал листья деревьев, и они шелестели.

Заморосил дождик. Аня, постояв еще минутку, залезла в свою служебную Audi и посмотрела на себя в зеркало заднего вида.

— Павлова, что это было? — спросила она у отражения.

Светло-серые глаза в зеркале смеялись.