На задворках империи

Виктор Носатов, 2023

Конец XIX и начало ХХ столетия… На прилегающих к Памиру территориях британская разведка ведет отнюдь не джентльменскую игру, главной целью которой является тщательное изучение восточных земель Российской империи для последующего их отторжения. Чтобы помешать этому, в смертельно опасную экспедицию отправляется небольшой отряд под командованием штабс-капитана Баташова. В Европе тоже неспокойно: там, готовясь к грядущей кровавой бойне, все более дерзко ведет себя Германия…

Глава I

Санкт-Петербург. 1894 г

— Вы подлец! Я вызываю вас на дуэль, — звонким голосом произнес не на шутку разгневанный штабс-капитан Своевский и, сняв с руки перчатку, швырнул ее в лицо жандармского корнета.

Все случилось так неожиданно, что подпоручик Баташов даже не успел вмешаться в внезапно вспыхнувшую ссору, причиной которой стала злобная реплика проходившего мимо них жандарма:

— Я же просил вас, господин штабс-капитан, не становиться больше на моем пути, не ворошить прошлого!

— Вы мне угрожаете? — грозно взглянул на жандарма щуплый, среднего роста штабс-капитан.

— О нет! — явно волнуясь, ответил высокорослый корнет, угрожающе поведя своим богатырскими плечами. — Но я вас предупреждаю, что если вы еще раз позволите беспричинно бесчестить меня перед моим начальником, то я могу воспользоваться своими нынешними полномочиями и заставлю вас пожалеть о ваших неразумных действиях.

Эти последние, довольно обидные слова и взорвали внешне спокойного штабс-капитана Своевского, немедленно потребовавшего сатисфакции.

Мясоедов явно не ожидал со стороны штабс-капитана вызова и был заметно этим ошарашен. Крупное лицо его поочередно то бледнело, то краснело, словно от непреодолимого страха, вызывая у Баташова естественную неприязнь. Это и понятно, ведь все связанное с жандармами вызывало в светском обществе, и особенно у военных, если и не презрение, то уж точно стойкую антипатию.

— Но я нахожусь на службе… — пытался увильнуть от прямого ответа корнет, взяв себя в руки.

— Если вам моего устного вызова мало, я готов подтвердить его физически и при посторонних лицах, — безапелляционно промолвил штабс-капитан, победоносно, снизу вверх, глядя на своего противника.

— Мне достаточно вашего слова, — с чуть скрываемой дрожью в голосе ответил Мясоедов. — По дуэльному кодексу, мне предоставляется право выбора оружия…

— Что-что, а это ваше законное право, — согласился Своевский. — Только прошу не затягивать дуэль, мне необходимо второго дня убыть в Варшаву.

— Стреляемся завтра в 7.00 на Черной речке на дистанции 25 шагов, произвольно, — уняв дрожь в голосе, выпалил корнет, словно завзятый бретер, и вызывающе взглянул на поручика.

— Как скажете, — равнодушно откликнулся Своевский.

— Честь имею, — глухо промолвил Мясоедов и, насвистывая модный романс, направился своей дорогой.

— Честь имею! — сказал ему вслед штабс-капитан. — Вот и выпала мне возможность расквитаться за други своя с этим жандармским выскочкой, — добавил он, обращаясь к Баташову, недоуменно наблюдавшему за этой неожиданной стычкой.

— Вы не смогли бы быть моим секундантом? — неожиданно спросил Своевский. — Кроме вас у меня близких знакомых в Петербурге нет.

— Буду считать за честь, — не раздумывая ответил подпоручик Баташов, — но объясните же мне, что все это значит.

— Подробностей я вам рассказать не могу, это не моя тайна. Скажу только, что этот жандармский корнет, прекрасно зная окрестности Кёнигсберга, участвовал вместе с офицерами Генерального штаба, приписанными к Варшавскому военному округу, в секретном деле против немцев. Во время проведения операции он в самый нужный момент куда-то неожиданно исчез. А когда, через несколько часов, появился, то вскоре, откуда ни возьмись, на нашу засаду вышли немцы и в перестрелке ранили двоих наших разведчиков. После окончания дела я доложил по начальству о своих подозрениях в отношении Мясоедова, но несмотря на это, корнет, сославшись на то, что заблудился, смог как-то выкрутиться и по итогам операции даже был награжден. После этого случая я начал присматриваться к нему более пристально, справляться о нем у знакомых по академии, сослуживцев. Но, почуяв неладное, он ускользнул от меня, перебравшись в Петербург в штаб Отдельного корпуса жандармов. И вот эта случайная встреча на Фурштадской улице наконец-то позволила мне расставить все точки над «i»…

— Вы уверены в его нечистоплотности?

— Вы хотите сказать, «в предательстве»? Да, уверен. Тем более, что офицеры, которые знают его давно, не раз замечали за ним разные темные делишки. Однажды он даже проходил свидетелем в деле контрабандистов оружием, утверждавших, что выполняли распоряжение жандармского офицера, который приказал им ночью переправить тяжелый ящик через пограничную речку, где они и были задержаны дозором пограничной стражи. По их утверждению, это был человек высокого роста, богатырского телосложения, но когда им представили Мясоедова, то они его почему-то не признали. В общем, темная история. Скажу, как на духу, конкретных доказательств предательства корнета Мясоедова у меня нет. Поэтому я и выбрал такой необычный способ сведения с ним счетов…

Штабс-капитан Своевский, которого накануне откомандировали в Генеральный штаб для дальнейшего прохождения службы, был дальним родственником Баташова. Подпоручик в глубине души догадывался, что Своевский занимается делом, не бывшим в чести у большинства офицеров Российской императорской армии, а именно — агентурной разведкой, но вида не показывал и даже гордился своим родственником, увидев на его офицерском кителе орден Святого Георгия I степени. Однако, сколько ни просил Баташов, он так и не узнал, за какой подвиг тот получил такую высокую награду. Своевский всякий раз скромно отшучивался по этому поводу. Вот и теперь, видя, с каким мужеством и достоинством он призвал к ответу негодяя-жандарма, Баташов загордился им еще больше, готовый ради него на все. Конечно, он слышал от бывалых офицеров о каре, которая ждет не только дуэлянтов, но и секундантов, но по молодости не придал этому значения, понадеявшись на авось…

На следующее утро, после того как Баташов и жандармский ротмистр — секундант Мясоедова — призвали соперников к примирению и те ответили на это категорическим отказом, были оглашены условия дуэли. Выбрав заряженные пистолеты, дуэлянты разошлись на 25 шагов и стали спиной друг к другу. Оба, на удивление, были спокойны, лишь только темные круги под глазами корнета Мясоедова говорили о том, что он провел тревожную и возможно бессонную ночь.

— Начинай! — разрешил ротмистр.

Офицеры повернулись лицом друг к другу, спокойно взвели курки и начали целиться, прислушиваясь к отсчету, который с хронометром в руках производил ротмистр.

При счете «двадцать» прозвучала команда:

— Стой! — и раздались один за другим два выстрела.

Мясоедов выстрелил первым, но промахнулся. Своевский пальнул в воздух.

— Не хоте ли попытать счастье еще раз? — саркастически улыбнувшись, предложил штабс-капитан. — Я понимаю, что жандармам привычнее целиться в упор. Сделайте поправку на ветер, и все будет в ажуре.

Эти слова вызвали у Мясоедова нервный смешок, а крупное, мясистое лицо его залилось болезненной краской.

— Вы, что, смеетесь надо мною? — в бешенстве воскликнул он и выстрелил в другой раз, прострелив Своевскому фуражку.

Штабс-капитан снова выстрелил в воздух.

— Вы сегодня явно не в духе, господин корнет. Цельтесь чуть ниже, и третий выстрел будет точнее…

— Господа, согласно вышеназванным условиям, я прекращаю дуэль, — категорически заявил ротмистр, — и еще раз прошу вас помириться.

— Я удовлетворен, — спокойно сказал Своевский, — и думаю, что вы, господин корнет, достаточно наказаны за свои темные делишки.

— Я предлагаю вам, господа, пожать друг другу руки и мирно разойтись, — предложил Баташов.

— Ни в коем случае, — презрительно взглянув в глаза Мясоедова, возразил штабс-капитан. — Честь имею!

— Если вы удовлетворены, то я, несмотря ни на что, больше не намерен с вами драться, — миролюбиво промолвил Мясоедов и, угрюмо опустив голову, направился, в сопровождении ротмистра, к стоящей невдалеке пролетке.

Баташов и Своевский, вскочив на коней, галопом пронеслись мимо, обдав явно удрученных неудачей жандармов терпким конским духом и пылью…

Чтобы рассеяться и снять напряжение после удачного поединка, офицеры по приезду в Петербург сразу же направились в ресторан.

Своевского встретил сам метрдотель и, предупреждая его желания, сразу же проводил штабс-капитана вместе с гостем в самое тихое и спокойное место.

— Что прикажете подать-с? — подобострастно спросил он, как только офицеры заняли место за столиком.

— Как обычно, Петрович, — не заглядывая в меню, ответил штабс-капитан.

— Будет исполнено, вашество, — склонил в полупоклоне голову метрдотель и, подозвав к себе официантов, начал им что-то строго втолковывать.

Не прошло и пяти минут, как на столе появился графин с шустовским коньяком и самые разнообразные холодные и горячие закуски.

— Я уже не раз бывал здесь, — признался Баташов, — но так лихо меня еще ни разу не обслуживали. В чем же тут секрет?

— Ну, секрета здесь никакого нет, — улыбнулся в ответ Своевский, — все до банального просто. Этот метрдотель приехал из Варшавы по моей рекомендации и, как видите, прижился.

Он потянулся было к графинчику, чтобы разлить по бокалам коньяк, но его желание было тут же исполнено услужливым официантом.

— Выпьем за нашу встречу! — предложил первый тост штабс-капитан. — За нашу дружбу.

Выпив и закусив малосоленой семгой, офицеры принялись вспоминать о ближних и дальних родственниках и конечно же о службе. Больше рассказывал Баташов, а Своевский, налегая на закуски, внимательно слушал его и многозначительно молчал. Да и что он мог сказать, когда этот молодой человек почти полностью повторял его офицерскую судьбу? Но тогда он и предположить не мог, что через многие годы Баташов, будучи уже опытным контрразведчиком, докажет преступную связь Мясоедова с врагом и поставит последнюю точку в деле этого бесчестного и нечистого на руку человека. Все это еще будет, а пока штабс-капитан Своевский вместе с подпоручиком Баташовым, радуясь родственному общению за этим, уставленным самыми лучшим ресторанными яствами столом, много говорили о былом и строили планы на будущее, которое виделось им ясным и безоблачным. Никто из них тогда не мог и предполагать, что не пройдет и четверти века, как все, о чем они простодушно мечтали, канет в Лету, а пройдя через две войны и три революции, их любимая Россия станет совсем другой. Другими будут и они…