Странные миры, странные гости

Виктор Моор, 2021

Воображение чем-то напоминает магический перстень царя Соломона: поворачивая его в руке, всякий раз видишь новые переливы. Перед вами смарагд хитрой огранки, каждая грань – отдельный сюжет, повествование о необыкновенном и причудливом. Вот блеснула трагедия невинной лилии, а тут заискрилась стрелка барометра, указывающая на заброшенную башню. Заблестели глазки «паранормальной» белочки, зашевелились зловещие усы, запахла погубившая одного убийцу плесень… Сторон у нашего самоцвета много, возможно, его сияние – для тебя, гипотетический читатель.

P.S. «Мерси» крючкотворам, чьи мелкие пакости подзадорили нас создать книгу

© Моор В.Я., Богатырев А.В., 2021

«Welcome!»

«Welcome/Witamy!» — обычно пишут на коврике у входной двери, приглашая на огонек. Правда, забрести могут и совсем уж неприятные личности, видеть которых вы отнюдь не желаете. Такие персонажи стучатся в дверь книгочея из данного сборника — ведьмы, монстры, душегубы, странники астрала. Как видно, вполне себе теплая компания. Все они — игра ума, вымысел, и совпадения с реальностью здесь являются иллюзией.

Не беспокойтесь, слишком много места нежданные пришельцы не займут, а вот побуянить вполне способны. Столкновение с неведомым вызывает стресс, зачастую влечет катастрофические последствия для обычных «человеков». На этот случай требуется всего-то начертить мелом белый круг и подождать рассвета… Впрочем, нет, наши гости довольно смирные, опасаться их не стоит (немного иронии, как голубоватая корочка к сыру Дорблю, тут не повредит). Тем более что банкет уже оплачен вашим покорным слугой: меценаты нынче изрядно измельчали.

Нагрянувшие незнакомцы съехались на страницы лежащей перед вами книги прямиком из весьма «насыщенного» воображения польского выдумщика Виктора Яна Моора (пол. Wiktor Jan Moor). Наш современник, автор практически неизвестный — понятное дело, не Стивен Кинг, скорее, ближе Стефану Грабинскому. Пожил Моор в США, счастливые годы провел в России, в замечательном городе Калининграде, который в старое время по-польски назывался Крулевцом (Królewiec). Отсюда российская струя, российские пейзажи в его произведениях. Но американской и русской «широтами» взгляды нашего героя не исчерпываются, стрелка его творческого «компаса» блуждает между Западом и Востоком.

Проза Моора частенько хромает на обе ноги, «осязаем» здесь некую незрелость. Что ж, и на одеждах ангелов бывают складки.

Тем не менее нас она зацепила, заставив переложить ее на русский язык. Наверное, дело в стремительном полете авторского воображения, которое явно летает на сверхзвуковых двигателях. Фонтан идей, который бьет из строк сочинений В.Я., объясняется не столько отсутствием профессионализма, сколько обилием обуревавших рассказчика мыслей. Басни «идальго жутковатого» Виктора Яна весьма изобретательны, нешаблонны, бойки. Они — антидот против обыденщины, рутины жизни. Безоаров камень творчества впрыскивает в повседневность нечто новое, нечто живительное. В конце концов каждый мечтает о чуде, грезит встречей с потусторонним. Отбрасывая суеверия, мы, тем не менее, с детской надеждой верим, что из мрака на нас взглянут таинственные мерцающие глаза…

На секунду забудем об ученой степени, «счастливым» обладателем которой является строчащий этот абзац. Шепнем по секрету — ученые тоже люди и за околицей научного поиска они предаются своим, вполне невинным, увлечениям. К таковым относимся и мы, отдавшие предпочтение готическому и «изнаночному». Еще в детские годы нас впечатлил рисунок из тоненькой книжки сказок с изображением витязя и горы останков. А в пустом темном чулане в коридоре детского сада нам привиделась здоровенная и отчего-то одноглазая крыса… До сих пор помним визит в книжный отдел 1990-х годов, после которого нам в память врезалась обложка дешевого томика ужасов «Тварь на пороге»: сморщенный мертвяк бодро шагает к приоткрытой двери. Да и само имя вашего покорного слуги в переводе с латинского означает «Мышьяк» («Арсеникум»). Так что определенное родство с увлечениями и интенциями господина Моора, скажем так, налицо. Хотя, как видно из содержания сборника, проза В.Я., тяготеющего к жанру антологии, по сути гибридна, есть в ней и слезы, есть в ней и «смешинка».

Привлек нас Моор и довольно-таки глубокими проблемами, которые нет-нет да проглядывают меж «балок» банального развлекательного чтива. Добро и зло, преступление и наказание, обличение расизма, вопросы свободы, семьи, протест против превращения деторождения в «производственный» процесс, критика циничного отношения к детям как к товару. Поистине нетленные субстанции будоражат ум писателя — жизнь и смерть, которые (как утверждают философы) суть близкие подруги, отношение к культурному наследию, к ушедшим эпохам. Не счесть городов, потерявших свое прошлое, и, увы, продолжающих его терять. Самобытный лик тает, точно брызнули кислотой — и живая плоть растворяется, открывая безжизненную кость. Нас затянула воронка бессмысленной повседневной суеты, в банальном наборе «работа — еда — размножение — бытовые нужды» почти не остается места духовному.

Душу нации как бы выдирают из тела, заливая пустоты бетоном равнодушия. Человек все больше начинает напоминать робота с пакетом стандартных функций. Отсюда и тема мертвецов, оживленных разными способами, Лазарем встающая со страниц произведений Моора, тема мертвого, омертвевшего — трагедия, происходящая со всеми нами. Общество не может пускать здоровые молодые побеги, если не сохранены его исторические корни. А об истории, к сожалению, начинают забывать. Ее подменяют чем-то другим, как наука, несмотря на усилия ученых, она напоминает подбитый истребитель.

Весьма заметно сие на примере краеведения. Такое ощущение, что оно сдвигается куда-то в сторону плинтуса. Ваш покорный слуга, было дело, насобирал немало нового об иностранцах, писавших о калмыцком Ставрополе-на-Волге (Тольятти), отыскал тексты Ричарда Беренджера (Беренгера), Кэтрин Гатри, сэра Генри Хойла Ховорта… и даже протянул «ниточку» к знаменитому визионеру и мистику Эммануилу Сведенборгу, намереваясь составить работу «Город Святого Креста под британской лупой». Плюс вытащил на свет Божий детали биографии видного российского механика восемнадцатого — девятнадцатого веков Льва Федоровича Собакина (Сабакина), обнаруженные в записках путешественника Георга Эрмана (Georg Adolf Erman). В наших руках оказались данные, не известные, к примеру, составителям «Энциклопедии Екатеринбурга», которые могли бы пополнить историческую копилку Тверской и Свердловской областей, а также Удмуртской Республики. Хотелось исследовать взгляд на Дмитрия Донского польского поэта девятнадцатого века Юлиана Балашевича, но кому это надо?

Побурчали, маленько сотрясли воздух, попугали обитающие в атмосфере организмы — айда дальше! Порадовали нас «гуманитарные» вкрапления на страницах произведений Виктора Яна, который вообще благоволит к области культурной. Вдвойне приятно, ведь мы сами кой-чего «нашкрябали» из «буков» в этом диапазоне, недавно выпустив книгу «Энциклопедия Эркюля Пуаро» (другая вошла в Российский Индекс Научного Цитирования), ряд публикаций на порталах «Историк», solnet.ee, в «Новой Литературе» и обобщив кое-что для конференции Пензенского госуниверситета «Информация. Коммуникация. Документ». Да и литературная стезя для нас не совсем абракадабра, первые шаги в этом направлении мы сделали в 2012 г. в «Крае Смоленском», а первый гонорар получили за статью об охотах саксонского курфюрста и польского короля Августа «Саса» Сильного в журнале «Охота и охотничье хозяйство» (животный мир мы уважаем, но считаем целесообразным поддерживать многовековые охотничьи традиции). Но довольно, иначе, в противном случае, как бы нам не помереть от переизбытка скромности. И вообще мы, по-видимому, подзабыли, что сочиняем не автореферат диссертации.

Не все в писательской деятельности господина Моора нас устраивает, не со всем мы соглашаемся. Обилие «чернухи» под его пером, пошлые шутки («“жарища такая, шо у меня у грудях молоко закипат!” Отповедь главы семейства: “Мать, будет меньшой пить кипяченое”»; «долларовый финансист отправился в шубохранилище за меховым манто жены — и пропал без вести»), неприкрытый эротизм, сквозящий в строках его баек, нам откровенно претят. Однако же и этот духовный «мусор» кто-то должен разгребать, должны же быть и литературные «золотари». А вот мысли о преодолении тупика, которые навевают новеллы Моора, нам интересны и близки. Бесконечное потребление, материализм, привычка жить одним днем — все это ведет нас в никуда. Для кого-то молох алчности уже стал иконой, идолом. Рьяно служат ему те, у кого вместо сердца кошелек, а черепушка звенит от набившихся в нее монет. Уши завязываются узлом от жуткого «человеческий капитал». Нет сомнений, «золотить ручку» необходимо, но нельзя же из этого лепить божество. Безголовому капитализму и его последствиям посвящены не попавшие в наш сборник «Bank of Wallachia» и «Зона “Диснейленд”». В первом рассказе двое побирушек рассчитывают получить микрозайм и смыться, не заплатив. Однако трудно сбежать от валашских носферату, «окучивающих» простых смертных.

Другая новелла застает нас на берегу озера. «Винни, постой! — кричит девочка, перескакивая через устремившийся к маслянистой воде ручеек. А впереди, меж веток, мелькает золотистая спинка…». Сюжет рассказывает о загрязненном стоками водоеме, о построенном рядом с ним парке аттракционов — все возможно при владычестве денег, особенно, если знать, за что «потянуть». И вот из химических выбросов наползли они — «нимфы» озера, способные менять облик. Увидели они пластиковые фигуры персонажей диснеевского мультика о Винни-Пухе, приняли их вид. «Нимфы» расплодились, стали нападать на детей… Вот тогда и была снаряжена особая зондеркоманда, которая должна зачистить территорию от этой заразы.

Безответственное отношение к природе, истекающей кровью на алтаре Мамоны, требует от нас бить во все колокола. Да только колокола-то эти от бесконечных ударов давно рассыпались в прах. Порожденные капиталом и «прогрессом» технологии отнюдь не всегда выступают панацеей: в неумелых руках они становятся разрушительным оружием. Уже давно подмечено: мы тычем в смартфоны, гонимся за техно-новинками (которые суть секонд-хенд с барского «западного» плеча), но при этом, случается, походим на мартышку из известной басни. Понижение образовательной планки, остатки средневеково-феодального сознания насаждают дремучие леса невежества, в которые все мы временами забредаем. В Варшаве, в Лазенках, мы наблюдали даму, наотрез отказавшуюся фотографироваться на фоне солнечных часов, которые поддерживал козлоногий товарищ. Было видно, что мадам приняла одного из свиты бога Диониса за представителя нечистой силы!

«Хайвей» потребления упирается в тупик, он уже перед нами, но, разумеется, и в нем можно жить — только повесить занавесочки, поставить цветочки. Ничего, обживемся. Уже живем. Теперь модно поминать расхожее выражение — «собака лает, караван идет». Вот только несчастная «собаченция», из последних сил тявкающая на самонадеянных караванщиков, предупреждает их о расположенных прямо по курсу зыбучих песках.

Как уже отмечалось, далеко не все «наследие» нашего автора получилось пропихнуть в готовившуюся книжку. Многое осталось неосвоенным, немало мы выбросили — попросту обложка треснет. Например, не посчастливилось рассказу «Аладдин навсегда», где джинна случайно вызывает бродящий поблизости зомби и бедняга должен теперь заставить мертвые мозги придумать хотя бы одно желание; погнали мы вон и родственную этой байке историю попугая Тоши, названного бывшими хозяевами-сатанистами в честь основателя Церкви Сатаны Антона Шандора ЛаВея («Как начался зомби-апокалипсис»). Однажды птичка решила проинспектировать округу и, усевшись на одном из кладбищенских монументов, выдала все, чем ее пичкали на сатанистских сходках. Итог — прочтенные ею заклинания оживили местных кладбищенских обитателей. В «Сосульке» на карнизе дома вырастает странное образование, а в «Аромате свежеиспеченного хлеба» придумка хозяев завода маскировать зловонные ядовитые выбросы ароматизатором с запахом свежей выпечки приводят к зловещим последствиям.

С быстротой кутара вспарывают ткань повествования драмы семейных отношений. В «Отрезанной голове» леди Эванджелин Хиллстоун, владелица поместья Эбони Холл, так и не сумела найти общий язык со своим сыном, которого никогда не любила. Не терпящая прекословий, властная леди Эванджелин всегда мечтала о дочери, но рождение Джереми подорвало ее силы и лишило этой возможности. Она возненавидела отпрыска, брошенного нянькам и гувернанткам, по вине одной из которых левую бровь малыша навеки пересек уродливый шрам. Юный представитель Хиллстоунов, задыхавшийся в душной атмосфере родового поместья, походил на увязшего в смоле муравья из любимой янтарной броши матери. Он попытался вырваться, сбежал. Хозяйка Эбони Холла впала в неистовство, заболела, доктора даже посоветовали ей ипекакуану (лекарственное растение). И вот спустя некоторое время она получает бумагу из приемной доктора с Харли-стрит, в которой говорится о неких «хирургических вмешательствах». А позже наблюдает поднимающуюся к ней на террасу незнакомую женщину. Когда та откидывает вуаль, Эванджелин видит над ее бровью розоватый шрам…

Темные углы нашей жизни высвечивает луч творческого воображения в историях «Колодец», «Капкан», «Потерянный ключ». В первом рассказе речь идет о жильцах определенного под снос дома-колодца. Баба Рая (древняя старушка, о которой плохо воспитанные хулиганы придумали кричалку: «Баба Рая созрела для рая») и Емельян Олегович не желают съезжать из гнезда, где прожили всю свою жизнь. «Куды съезжать? В эти скворечники? Поглядите на них!» — рассуждает о многоэтажках Емельян, взбивая сжатым кулаком воздух. — «То ж свечи на наши могилы, а не дома! Вытянулись, будто их полили Вука-Вукой, ей-богу!» «Сопротивленцев» поддерживает рассуждающий о природе и ее волчьих законах профессор Чупакабрин. Но безразличная ко всему машина бюрократии неотвратима. Однажды ночью Емельян слышит грохот — с неба на землю тянется толстая веревка. Протирает сонные глаза человек: перед ним гигантское ведро. Стоит оно посреди двора, а расхрабрившийся Олегович дай да взберись на него. Ведро потянули вверх — и вверх, к небесам, взмывает и ненужный здесь, на земле, человек. Последняя фраза его была: «По-о-ехали!»

Как мясник, Моор беззастенчиво вываливает перед нами вывернутые потроха наших пороков. В «Капкане» знакомимся с мистером Колли, обжорой и ценителем гастрономии («к его массивной голове вели ступени из жировых складок подбородка»), ненавистником веганов (которых он некрасиво называет «капустницами») и противником здорового образа жизни. В тот день он в своем любимом ресторанчике смаковал очередной кулинарный шедевр, когда на наш голубой шарик приземлился корабль инопланетян. Энлонавты врываются в «храм Эпикура», мистер Колли пытается драпать (стиль В.Я. все-таки на нас повлиял), но застревает в проеме между стульями… И лишь то, что инопланетные создания придерживаются диеты и не употребляют богатую холестерином пищу, спасает толстяка от включения в инопланетное меню.

Персонаж «Потерянного ключа» бездельник Вовка Дрын пытается после отсидки влиться в нормальную жизнь. Но все оказывается не так просто («это тебе не чифирем на нарах швыркать»). От нечего делать Вовка стреляет у прохожих сигаретки, попутно изучая вакансии на похожей на молитвенный барабан буддистов тумбе с объявлениями. Ему попадается предложение продать кровь редкой четвертой группы — Дрын, ее удачливый обладатель, уже наведывался в пункт сбора, стремясь разжиться деньгами на фанфурик. Объявление приводит его к странному субъекту, при помощи капель крови проявляющему карту сокровищ. Почуявший шальные бабки Вовка кокает мужика, но его кровь попадает на карту, которая безвозвратно исчезает.

Как любители детективного жанра в целом мы не могли не получить кроху удовольствия от псевдо детективных построений Виктора Яна. Он с апломбом делится замысловатыми сюжетами, однако слегка заигрывается и значительно все усложняет. «Книга Судеб» заставляет сочувствовать владелице книгоиздательской фирмы Изольде Генриховне, над чувствами которой вероломно надругался ветреный супруг. Он ушел к знакомой Изольды и теперь она вынашивает план отмщения. Подменив страницы в макете кулинарной книги, выпущенной ее издательством, она печатает «особый» экземпляр подарочного издания, которое и презентует любящей готовить разлучнице. Зная ее слабость к пастушьему пирогу, Генриховна включила в его рецепт из подложной книги ядовитую ягоду, произрастающую в округе. Через какое-то время подруга пригласила сменившую гнев на милость Изольду в гости, поставив на стол пастуший пирог по рецепту из подаренного руководства…

И банальный насморк может свести в могилу: в рассказе «Смертельный насморк» микроскопическую капсулу с ядом помещают в ноздрю любящего, простите, глотать сопли незадачливого персонажа… Мать истово верит в невиновность своего оболтуса, которого полиция подозревает в убийстве кореша Эрни (микро-рассказ «Суп»). Доказательства налицо, но она всячески выгораживает Томми, состряпав ему фиктивное алиби и налив его любимого алфавитного супа, в котором тот задумчиво ковыряется. Взяв помыть миску, она с ужасом видит то, что сложил из букв ее отпрыск: «Я убийца».

Более отдаленные во времени политические темы манифестируют в наброске Моора «Вундерваффе». Перед окном, заложив руки за спину, стоит человек. Над ним, подобно сюрикену, вонзился в полотнище изломанный крест — словно птица со сломанными бурей крылами. Человек молчит, он думает о разворачивающейся перед его взором войне. Над его губой — тщательно выбритый квадрат, символ мира на Востоке. Именно мир желал завоевать невысокий человек с челкой, но для этого нужно чудо-оружие. «Проект Колокол» имел успех, удалось проникнуть за завесу столетий. Тогда было решено отправиться в первый век нашей эры… За спиной стоявшего у окна полыхнуло золотое зарево. Герр оборачивается, быстро подходит к клетке, в которой, смиренно потупив взор, стоял Он. Сияние волнами исходило от Его лика, истекало из сложенных на груди рук, плескалось у Его стоп. Он молчал, Он покорится любому исходу того, что предначертано Его Отцом…

Рискнул Виктор Ян предложить свою версию событий с Джеком Потрошителем: в сюжете «В поисках “Немо”» хирург поздневикторианской поры зашивает украденный алмаз «Немо» в тело куртизанки. После, позабыв внешность своего «сейфа» и стремясь вернуть сокровище, он вынужден «вскрывать» каждую попавшуюся ему на глаза падшую женщину. В «Соловьином саду» покупательница поместья случайно принимает за статую Купидона сбежавшего из близлежащей лечебницы пациента, а в «Автографе» безумец выкладывает свою подпись из тел погубленных им жертв… Много всего вышло из кипучей головы В.Я., чему и посвящен попавший в презентуемый сборник в качестве бонуса рассказ «Кошачий мозг».

«Чада» ума Моора полны причудливых арабесок, топорщатся изломами неординарных сюжетных ходов. Признаемся, многие из них сомнительны и надуманны, но ведь в этом как раз и прелесть порождений фантазии, буйство которой не сдерживается границами «физического» мира. «Мысля» В.Я. блуждает извилистыми тропками, фабула напоминает пущенную со склона и подскакивающую на ухабах телегу. Что-то у Виктора Яна является повторением пройденного (надеюсь, все понимают, что написать нечто совершенно новое сейчас чрезвычайно непросто), что-то может показаться обидным, но не стоит фантазийный бред воспринимать чересчур серьезно. Смышленый «чтец» легко подметит, что персонажи Моора довольно схематичны, диалоги высосаны из пальца, а изображение повседневности оторвано от реальности, попахивает провинциализмом. Нужно помнить, что сенсей пера высмеивает прежде всего сам себя, написанное им — кривое зеркало, в котором он видит собственную перекошенную физиономию. Как говорится, «у старого пирата судно — под кроватью»…

Отразившееся в авторском «зеркале» Моора мы бережно перевели (исправив парочку досадных нелепостей) и с любовью разместили под этой веселенькой обложкой. Изукрасили мы ее, вклеив множество эксклюзивных иллюстраций, создавая которые, отталкивались от характера мооровской прозы. До Гюстава Доре нам далековато, но все же… Тут же разъясним, что «свастикоподобный» цветок на одном из рисунков ни в коей мере не является пропагандой нацистской символики — мы далеки от пропагандирования чего-либо. Опубликованное в данном сборнике было взято из двух книг Виктора Яна, выпущенных ограниченным тиражом в небольших издательствах Польши и США — «Z kryształowej kuli» (Białystok: Biała Kawa, 2020) и «Pearl Teeth of Death» (New York: Black Snow Press, 2021). Раздобыть эти книги оказалось той еще задачкой, в Инете их нет, но нам, скажем так, улыбнулась удача. Переводить мы старались ближе к оригиналу, передавая авторскую мысль и интонации. Названия рассказов на русском не всегда совпадают с указанными рядом на языке оригинала — небрежности здесь нет, при переводе мы пользовались «запасными» заголовками, придуманными самим автором.

Спорхнувшее с губ героев «благоухает» бытовой лексикой, не всегда благозвучной: что поделаешь, таковы реалии. Для лучшей «коммуникации» с написанным мы периодически втыкали в полотно текста пояснительные сноски. Далее, в качестве эксперимента, мы выложили порцию получившегося на отдельных интернет-площадках, например, на Проза. ру и Фантастика. рф. Последовали комментарии — бальзам на старое «писательское» сердце. Ответить на них нам не позволила природная стеснительность, однако мы искренне признательны тем, кто не поленился настучать на «клаве» пару-другую строк. Кстати, в нашу книгу вошло как размещенное на Проза. ру, так и не попавшее на портал творческое наследие Моора.

Ладушки, отворяйте воротá и встречайте убойную компанию. «Серое вещество» литератора перенесло ее из иного измерения, посему, еще раз, претензии к правдоподобию — увы, не по адресу. Повторим, наши «путники» призваны немного подразбавить прозаичную муть серого дня, первое место среди них отдано «страшилкам». Quid ergo? Всякий жанр имеет право на существование, не чурались «пугалок» даже великие, ну хотя бы сам Ги де Мопассан. Действительно, тут вам не высокая литература. Есть такое «забугорное» блюдо, которое подают в претенциозных ресторанах — карпаччо. Так вот, перед тобой, уважаемый читатель, не карпаччо, а «колбаччо»: выглядит как заморская диковина, но приготовлено из нашей обыкновеннейшей колбасы.

Дом уже построен, строительные материалы — слова — уложены, архитектор Воображение потрудился на славу. Осталось отметить новоселье. Не будем отступать от традиций и преподнесем дорогим визитерам каравай. Так как наши гости весьма экстравагантны, он приготовлен по совершенно особому рецепту…

Богатырев Арсений Владимирович, кандидат исторических наук