Всемирная Мораль: Ответы. Том четвертый. Часть первая: Ответы Общества

Виктор Лимов

Возращение в Бостон. Кия, после эвакуации с Ливана, и ее дочь, живя обычной жизнью, вдруг попадают в водоворот событий вокруг Общества «Мир за единство». Ответы, которые нужны были еще Ивану, дают понять, почему его брат так поступил, почему Общество стало феноменом, а также показывает параллельную историю его брата Ламбра и его дел на посту лидера, только со стороны Кии. Рекомендую читать только после прочтения всех предыдущих томов «Всемирная мораль».

© Виктор Лимов, 2023

ISBN 978-5-0060-3067-1 (4-1)

ISBN 978-5-0051-4898-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Наступил майский день. Солнце освещало дорогу, по которой мы с дочерью гуляли. В этот день в Бостоне было мало народу. И мы решили дойти до Гарварда. Сегодня выходной, поэтому студентов должно быть не так много.

— Как думаешь, мы встретим наших друзей? — спросила меня Эли, моя дочь.

— Думаю, что хоть одного друга мы увидим, — уверенно ответила я.

В самом Гарварде работает Общество «Мир без единства», учрежденное моим другом Ламбром. Хотя он официально студент, и ему тридцать один год, но он уже многого достиг. И мало кто знает, какие связи есть у него. Даже его брат едва в курсе…

— А Иван будет гулять?

— Я не знаю, Эли.

Иван и есть брат Ламбра. Как многие считают, он второй человек в Обществе. Ламбра устраивает такое мнение. Но сам брат лишь занимается рутинной работой на собраниях и записывает тезисы на них, а также хранит документы всех собраний в сейфе. На этом его обязанности заканчиваются. Он тоже студент, и ему всего двадцать шесть лет, но у него есть задатки мудрости. А вот Ламбр умеет быть лидером.

Мы шли по Массачусетс-авеню мимо городской ратуши Кембриджа. Да, Кембридж — это отдельный город, где и находится Гарвард и Массачусетский технологический музей, но они с Бостоном находится в одной агломерации, и отделяет их лишь река.

Пока мы шли, я задумалась о том, что сейчас происходит. Ведь мир меняется, да, войны закончились. Над ООН теперь властвует Единое Правительство. Все страны могут заниматься внутренними делами, но внешнее сношение идет через ООН, то есть под присмотром Единого Правительства. Конечно, мир приблизился к завершению конфликтов. Но ведь, войны начались, когда начались и конфликты в обществе, в семье. А они все еще есть, и меньше их не стало. Возможно такое, что вся эта энергия выплеснется на мир, как тогда? Да, государства стали заниматься вопросами семьи и культуры. Но когда смотришь вокруг, то едва видишь изменения, произошедшие за все эти годы. Я все еще слышу ругань у соседей, драку бездомных или как люди выбирают сторону своего эго вместо того, чтобы немного помочь другому, хоть и пожертвовать надо чуточку. Сколько лет надо, чтобы все это изменить? И захотят ли люди? Конечно, я согласна на мир в семье, в обществе, в стране и в мире. Я сама пострадала от безумия и войны, ведь мои родители были убиты, а дом разрушен. А потом война забрала еще и дорогого человека, как для меня, так и для дочери — ее отца, а еще война забрала того, кто меня воспитал после трагедии с родителями. Да, у меня остался брат, с которым я смогла эвакуироваться в США. Но мы не виделись с той трагедии в детстве, а лишь узнали друг о друге, кто мы такие, за несколько дней до эвакуации, а тут, когда мы вступили в это Общество, он просто стал редко выходить на связь, хотя мы виделись на собрании. Он говорит, что это для безопасности моей дочери. Внутри себя я верю ему. Но тоска меня достает. Единственный родной человек тут — это моя дочь, а все остальное я оставила в Ливане…

Когда мы подходили к Гарварду, меня остановила дочь.

— Я чувствую, что сегодня будет плохое событие, — так объяснила она свой ступор.

— Ну-ну, — начала успокаивать я ее. — Сегодня прекрасный день, ты разве слышала что-то плохое? Или увидела?

— Нет, но в моем сердце словно камень.

— Может быть, ты устала идти, наверно, я слишком быстро шла, а ты не успевала.

— Да, ты быстро шла, — эли улыбнулась мне.

Когда вопрос был решен, мы не спеша пошли к университету, чтобы посмотреть, не увидим ли мы наших друзей, Ивана и Ламбра.

— Мама, — обратилась ко мне дочь, — почему меня назвали Элианой?

— В этом есть смысл, — ответила я. — Я слышала, что это старофранцузское имя, которое означает «дитя солнца».

— То есть мой отец был солнцем?

— Он был и таким, — со смехом ответила я.

Когда мы проходили Гарвард, в нашу сторону шел один знакомый человек.

— А, это вы гуляете, — заметив нас, сказал он.

— Да, вот солнечная погода, но я слышала, что сейчас будет собрание нашего Общества, вот решила сводить и дочь, — ответила я.

— Да, она уже большая, — посмотрев на Эли, сказал он. — Ладно, мне надо спешить, все же как секретарь я не должен опаздывать и не хочу злить брата.

— Ламбр в последнее время, сам не свой.

— Это да, ладно, я побежал, — с этими словами он побежал к входу в Гарвард.

— Не опоздай, Ваня, — сказала я вдогонку.

Через пару минут и мы с Эли решили пойти на собрание Общества «Мир без единства». Думаю, что Миша уже на собрании, он никогда не опаздывает. Похоже, с этим собранием у нас откроется новая страница в жизни.

Но когда мы почти дошли до двери, моя дочь неожиданно дернула меня за кофту.

— Да, Эли?

— Мне приснилось, что сегодня начнется конец современной эпохи человечества…

— Эли, не пугай меня так… — все, что я смогла выдавить из себя, хотя я никогда не видела дочь такой, мне надо реже ей сообщать новости с собрания и вообще реже ходить сюда, но тут наши единственные друзья и мой брат.

Но как только мы зашли в холл, я остановилась, и подумала сегодня все же не вести дочь туда, и решила просто посидеть на лавочке. Мы уже собирались уходить, как тут нас остановил Михаил.

— Привет, Кия, — как всегда, спокойным взглядом он поприветствовал нас. — Нам нужно поговорить, но без твоей дочери.

— Хорошо, Эли, постой у ресепшена, — сказала я дочери.

Мы с Михаилом отошли от входа к углу. Было видно, что он собирался с мыслями.

— На нашем собрании было важное решение, — начал он. — Думаю, что тебе с дочерью надо временно переехать в пригород. Потому что в Бостоне может быть небезопасно.

Я была удивлена его заявлением.

— Неужели у нас появилась террористическая угроза? — непонимающе спросила я.

— Хуже, у нас мировая угроза. Наше Общество даст ответ Единому Правительству. Думаю, что они сами уже все знают. Но может быть и худшее. Поверь, тебе нужно уезжать из города.

Несколько секунд я думала, что он не всерьез, но его взгляд помню еще со времен обороны Ливана.

— Значит, вы решили так? Просто взять и дать ответ им? При этом мне никто не говорил, что такое возможно. Ламбр всегда твердил, что наше Общество защищает мнение людей и саму свободу мысли.

— Да, да, — перебил меня брат. — Но ты слышала, что ООН решило разоружить все армии мира в течение пяти лет? Не все военные согласны на это.

— А ты что делать будешь?

— У меня есть дела тут с Линдоном. Я никуда не уеду.

— Ты редко общался с нами и вдруг говоришь мне такое. Мне некуда идти, все, что у нас есть, это дом, предоставленный мне когда-то властью США. У тебя есть жилье, куда мы можем поехать, и деньги?

— Ты сама все знаешь и понимаешь, — с этими словами он ушел.

Я не стала обращать внимания, списав все на волнение после собрания. Тут же взяла дочь, я решила выйти из университета и пойти в центр города.

— Что сказал дядя? — спросила меня Эли.

— Он решил поиграть в паникера, но он еще плохой актер, — с улыбкой ответила я.

Так мы вышли и направились в центр Бостона. Сев на метро, мы спокойно доехали до станции «Парк-Сент» и вышли в парк, который находился перед Капитолием штата Массачусетс с золотым куполом.

Сам парк похож на сквер с небольшим озером, которое совсем не глубокое, и можно даже искупать младенца, правда, вода там не такая чистая, но дети уже купаются в данное время.

— Да, народу тут много, — мы пытались пройти в сторону озера от метро и пытались пройти через толпу, которая идет на пешеходную улицу Уинтер-стрит.

— Мам, давай пройдемся по пешеходной, — дочь решила меня направить в сторону толпы.

— Нам надо идти туда, когда там мало народу, например, в рабочий день утром. По крайней мере там будет меньше туристов и людей с детьми, а сейчас мы едва там пройдем.

Я все же направила дочь в сторону озера. Через пару минут мы были уже у него и сели на лавочку под деревом, чтобы солнце нас не сильно обогревало.

Так или иначе, на дорожках было достаточно людей, а в озере ходили не только дети. Многие люди шли с мороженым, а листва шевелилась от легкого ветра. На небе было ни облачка. Словно сейчас июль.

— Мам, как думаешь, эти дети, какие они будут, когда повзрослеют? — Эли указывала на близлежащих трех детей, двух мальчиков и одну девочку, которые стояли в озере. Им было где-то по четыре-пять лет.

— Ну, они могут быть кем угодно. Может, кто-то будет пожарным, кто-то полицейским, кто-то медиком или конгрессменом.

— Это да, но я имела в виду, какими они будут людьми? Хорошими, добрыми, или злыми и плохими?

— Я думаю, что все мы изначально добрые, ведь дети становится плохими только на примерах других людей, — так ответила я.

— Это да, но я думаю, что этот мальчик, — Эли кивнула на одного из детей, который решил полежать на животе в озере, — будет добиваться своей цели, она у него уже есть, но любая его слабость будет лишь злым пороком на пути к его цели. А этот, — Эли кивнула на другого мальчика, который плескал на себя воду, попадая в других детей, чтобы освежиться. — Будет брать вещи, которые ему нужны, но не будет думать о вреде, который он может причинить другим. Он может не осознавать этого, но вред не уменьшится от незнания. А эта девочка, — на этот раз Эли просто устремила взгляд на девчушку, которая стояла и смотрела на мальчиков, при этом она хотела им что-то сказать, но ждала момент, пока они перестанут играться с водой, — будет робкой, ее дети будут играть с огнем жизни, хотя она будет знать это, но решит им сказать, только когда они кинут спичку, но вреда уже будет не избежать.

— Эли, ты у меня умная, но не становись взрослой раньше времени… — она часто рассуждала о жизни, и я бы хотела, чтобы она пока не думала о взрослой жизни, но одновременно чувствовала, что ее мудрость оберегает и от вреда.

Так мы просидели десять минут, пока Эли не потянула меня гулять дальше. Мы перешли дорогу и оказались во второй части парка, где был настоящий пруд с утками и мостиком.

— Мам, — окликнула меня Эли. — Как ты считаешь, Иван и Ламбр будут настоящими братьями, или они всегда будут, словно два разных человека?

— Ну, ты уже хочешь все знать, словно взрослая, хочешь идти учиться на психоаналитика? — с улыбкой спросила я.

— Я готова быть везде, где буду полезна для людей, я знаю, что сейчас я полезна тебе и всегда буду тебе помогать.

— Вот как! Ты молодец, что помогаешь мне в делах, но зачем тебе думать об Иване и Ламбре, словно о двух личностях? Иван наш друг, а Ламбр всегда занят делами, и едва ли он общается с нами. Иван да, он хороший человек. Даже мне это видно, он здорово помогает брату и всем в Обществе.

— Да, я вижу в его глазах чуткое сердце, у него есть смелость, наверно, он совершит подвиг.

— Да, он уже совершает его, когда работает в Обществе. Мир изменился, но не думаю, что нас стоит тянуть куда-то в сторону, как хочет это Единое Правительство. В Обществе состоят множества популярных людей. Так что люди будут на их стороне. Едва ли я слышала одобрительный возглас в сторону ООН в данный момент. Да, они остановили войны, и я благодарна, что больше не переживу, что было у меня в Ливане.

Пока мы разговаривали, люди на мосту кормили уток. Некоторые утки уже были с птенцами.

— Я чувствую, что ты пережила, мам, — говорила дочь, пока наблюдала за утками. — Твои глаза говорят о многом, да и ты мне рассказывала историю дедушки, и бабушки, и моего папы. Но мое сердце говорит, что ты лишь закалилась в этих событиях, а дальше жизнь покажет.

— Эли, ты взрослая не погодам. Удивительно, что твой отец не был так рассудителен, да и бабушка и дедушка не были такими, как я помню. Интересно, в кого ты такая, — я погладила Эли по голове.

Мы решили идти дальше и перейти озеро. А после моста был постамент Джорджу Вашингтону на коне. Вокруг него было достаточно туристов, чтобы едва пройти к постаменту. Похоже, велась экскурсия.

Эли решила послушать, о чем говорит экскурсовод, но язык был незнаком, по крайней мере, не французский. Я немного учу Эли французскому языку, ведь надо знать не только английский, но и некоторые иностранные языки. А арабский для нее оказался сложен, да и я подумала, что в Америке он ей ни к чему.

Мы еще раз перешли дорогу и пошли по Коммонуэлс-авеню. Эта длинная аллея среди четырехэтажных домиков. Народу было немного, и мы тихонько шли вперед.

— Наконец, более тихая улица, — отметила я.

— Интересно, а как было в твоем городе? Какие улицы были там? — спросила Эли.

— О, там, где я жила, была пустынная местность. Да, у нас были плантации, но таких видов, как тут, ты точно бы не увидела. Да и туристов было меньше, хотя у нас тоже есть на что посмотреть. Было на что посмотреть…

Хотя мир освобожден от терроризма, а Ближний Восток стал тихим, Ливан был разрушен, и едва ли его кто-то восстанавливает. Многие беженцы так и остались в Америке, и иногда я встречаюсь с ними. За все эти годы, проведенные тут, они стали похожи на американцев. Мало кто хочет вспоминать свою Родину. А я думаю о ней почти каждый день. Там у меня остались родные люди, которые лежат в той земле.

— Не грусти, мам, — отвлекла от моих мыслей Эли. — Впереди столько всего будет, что лучше думать о том будущем, где мы все будем счастливые и радостные.

После этих слов я обняла свою дочь. Она часто меня подбадривает. И я всегда говорю спасибо ее отцу. Несмотря на то, что я не совсем корректно относилась к нему, он все же был мужественным. А сейчас он уже и герой Ливана, и герой свой родины — Франции.

— Твой отец был мужественным человеком. Будь и ты такой всю жизнь.

— Буду, мама, но и ты подавай пример.

Эли всего девять, а иногда я чувствую, что я младше ее…

Но я рада, что у меня такой ребенок. Она чудо, который сотворил Всевышний, и не важно, что я из Ливана, а ее отец из Франции. Все мы едины, и пришли от Единого, и уйдем туда же.

— Мам, ты у меня лучшая.

— Ты тоже лучшая дочь на свете.

После мы решили идти дальше по аллее, наслаждаясь прогулкой. Но меня не покидает мысль, а в какую церковь хочет идти Эли? Я с ней никогда не ходила ни в какую из церквей. Всегда думала, что она сама решит, в кого ей верить и каким путем идти. Также я никогда не спрашивала ее про веру.

— Не беспокойся, мам. Я уже верю.

— Эли, ты всегда угадываешь мои мысли, — с улыбкой отметила я.

Так мы шли несколько кварталов. Деревья укрывали от солнца, и мы не спеша шли до конца улицы.

Так мы дошли до памятника Сармьенто Доминго Фаустино, который был президентом Аргентины с 1868 по 1874 года, его признают как борца за модернизацию Аргентины и наставником Латинской Америки.

Рядом с ним никого не было. Едва ли этого человека тут знают, подумала я.

Мы с Эли немного посидели рядом с памятником перед тем, как отправиться дальше.

— Хороший день сегодня, — констатировала я.

— Да, мы хорошо погуляли, но я хочу домой, — ответила дочь.

— Ты устала?

— Немного, тут столько народу, что мне нехорошо.

Да, у нее бывает такое, что она устает от народа. К сожалению, мы едва можем выехать за Бостон, чтобы провести время на природе. Но я бы очень хотела этого для дочери.

— Когда-нибудь мы будем жить в тихом месте посреди Америки, — утешила я ее.

— Да, будем. Но будет ли нам там легко?

— Не думаю, что мы сейчас сможем прожить в небольшом городке. Зато для тебя спокойная обстановка пойдет на пользу.

— Я знаю, но и тебе хочется спокойствия.

— Я всегда спокойна рядом с тобой, — сказав это, я обняла дочь.

Так мы пошли домой, но я не знала, что принесет последующие дни нам…