Выигрыш в лотерею. Избранные произведения

Виктор Кутуркин

Жизнь каждого человека полна удивительных событий. Грустное и смешное идут рука об руку. И линия жизни многих из нас зачастую проходит по касательной к судьбам известных личностей. В книге с любовью и подкупающей искренностью собраны истории из жизни поколения, родившегося в пятидесятые годы. В этих простых, но интересных и близких каждому человеку событиях многие читатели наверняка узнают эпизоды из собственной биографии.

© Виктор Кутуркин, 2018

ISBN 978-5-4493-8350-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ленинград 50-х. Дом моего детства

Ленинград. Московский проспект дом 74. Обыкновенный доходный дом постройки 1913 года. Если войти во двор и повернуть налево, то вы увидите трехэтажный флигель на несколько квартир. В одну из коммуналок, расположенную на последнем этаже, меня и принесли мама с бабушкой из роддома. Отец нас бросил, так как появление ребенка в его дальнейшие планы не входило. Я мог бы вообще не появиться на свет, но бабушка настояла «ничего, дочка, вырастим!», за что я ей премного благодарен. Это был послевоенный 1947 год, и мы жили очень скромно, можно сказать — бедно. Коммунальная квартира состояла из трех комнат, кухни и длинного узкого коридора. Наша комната была большой — целых 16 метров, но один из углов занимала круглая печь, которую приходилось постоянно топить. Солнце никогда не проникало в комнату, потому что оба окна упирались в шестиэтажный дом напротив, отделявший нас от проспекта. Крыша нашего дома постоянно протекала и в комнате всегда была сырость. Вид из окна не радовал глаз — служебный вход в продовольственный магазин был в соседнем доме и к нему непрерывно подъезжали подводы. Недалеко, на Киевской улице, располагались Бадаевские склады, откуда на телегах, запряженных лошадьми, подвозились продукты.

В комнате мы жили вчетвером. Вместе с нами жил парализованный дедушка Егор Никитич. В 1938 году он забрал мою бабушку с дочкой из деревни, находящейся в Тульской губернии, и привез в Ленинград. Первый муж бабушки — отец мамы, замерз, возвращаясь с городской ярмарки в родную деревню, и они осиротели. Приехавшему в деревню погостить Егору Никитичу, приглянулась моя бабуля, и он взял ее замуж, несмотря на дочь от первого брака. Бабушка, Татьяна Никитична, была в деревне уважаемым человеком-председателем колхоза, и переезд в Ленинград дался ей нелегко. Но Егор, который был старше на два десятка лет, сумел ее уговорить. Так они оказались в Ленинграде. Дед работал начальником охраны на пищевом комбинате. Туда же он устроил и мою бабушку, а мама ходила в школу. Кроме основной работы у деда был надомный бизнес. Он «катал» валенки. К их изготовлению он привлек и бабушку. Работая сутки через трое, все свободное время она проводила за швейной машинкой Зингер, а готовые валенки дед продавал на барахолке. Когда началась война, они не эвакуировались, так как комбинат продолжал работать. В страшную блокадную зиму 1941—42 года всем удалось чудом выжить. Весной 42 года бабушка и мама были отправлены на торфоразработки, где нормы хлеба были повыше, а от болезней спасались настоем еловых веток и огородом. Дед по возрасту и состоянию здоровья не попал в армию, но во время налетов тушил зажигалки. Во время одного из таких налетов он был ранен и стал инвалидом. Дед почти не говорил, правая рука его не работала, и он с трудом мог добраться до туалета. Ни горячей воды, ни ванны в нашей квартире не было. Целыми днями дед сидел на кровати, и помыть его было большой проблемой. Огромным ударом для семьи стала денежная реформа 1947 года, в результате которой дед потерял большую часть накопленных денег.

После окончания войны бабушка продолжала работать на комбинате, а мама устроилась на Бадаевские склады рабочей. Работала там она недолго, и, окончив курсы продавцов, перешла работать в магазин, расположенный напротив нашего дома. Он торговал продукцией молокозавода. Меня отводили в ясли, а с трех лет в детский садик на Смоленской улице. Помню следующее место маминой работы в кафе ДК имени Капранова. Но и там она отработала недолго, и следующим местом ее работы стал буфет в 373 школе на улице, которая сегодня называется улицей Коли Томчака.

Я ненавидел детский сад. Не помню, чтобы меня обижали ровесники, но мне доставалось от воспитателей. Зная, что у меня нет отца, за малейшую провинность меня наказывали и ставили в угол. Однажды мама задержалась на работе и забрала меня последним. Придя в садик, она увидела меня стоящим в углу и с разбитым носом, из которого текла кровь. Мама готова была разорвать дежурную воспитательницу и с тех пор в садик я не ходил. Но на лето меня вынуждены были отправлять вместе с садиком на дачу в Сиверскую. Я очень скучал и с нетерпением ждал, когда наступит родительский день и приедет мама. В воскресенье, после завтрака, вместе с другими детьми, я стоял у забора и следил за дорогой, ожидая маму или бабушку. А потом она забирала меня на весь день, мы гуляли вместе, а мама угощала меня чем-нибудь вкусным.

Однажды мы c ней забрели на военный аэродром, это я упросил маму подойти поближе к самолетам. Нас забрали и отвели к командиру. Я не на шутку испугался, но после выяснения нас отпустили. Этот эпизод до сих пор остался в памяти.

В сентябре начинался учебный год, и мама брала меня с собой на работу. Чтобы я не болтался бесцельно по школе, она отводила меня в школьную библиотеку. Замечательный человек, библиотекарь Галина Григорьевна, разрешала мне рыться в шкафах и брать любые книги. Я никогда не забуду, с каким наслаждением и интересом разглядывал сначала иллюстрации, а затем начал читать Пушкина, Толстого, Маршака, Михалкова, Бажова и Пришвина. Галине Григорьевне я обязан тем, что навсегда пристрастился к чтению.

Нашими соседями в коммуналке, занимавшими две крохотные комнаты по двенадцать метров, были старуха и молодая мать с дочкой. Кухня была местом постоянных скандалов и стычек. Поводом могли послужить не выключенный свет в уборной, открытая форточка на кухне или грязь в местах общего пользования. Выяснение отношений нередко переходило в рукопашную схватку, и тогда вызывался участковый милиционер. Детская память сохранила эти скандалы с соседями и напряженную обстановку в квартире. Себя я помню, начиная с четырех лет. Вот мы гуляем с мамой по проспекту, который тогда назывался именем Иосифа Виссарионовича Сталина. Если направиться от нашего дома направо, в сторону Обводного канала, то по пути будет два киоска Союзпечати. Равнодушно пройти мимо них я не мог. Прилипнув к стеклу, я внимательно изучал обложки выставленных на витрине книжек. Киоскеры меня знали и давали смотреть понравившиеся книжки. Игрушек у меня не было, но иногда, с получки, мама могла купить мне недорогую книжку. Хорошо запомнил, как однажды мама не смогла купить очень понравившуюся мне книгу, она не взяла на прогулку деньги, и я устроил настоящую истерику. Дело было зимой, я орал до самого дома, и, в результате, оказался в больнице с воспалением легких. С тех пор при малейшей простуде мне приходится лечить горло.

Вспоминаю двор нашего дома, ровесников, с которыми играл в казаки-разбойники, прятки, в войну, бегали по крышам дровяных сараев. Сарай, в котором находился запас дров на зиму, был у каждой семьи. В нашем сарае, кроме дров, стояла деревянная бочка с квашеной капустой, заготовленной на зиму. С трудом приходилось в морозные дни наскребать в кастрюлю капусты для приготовления щей. Не забыл, как самый старший из ребят, Валерка, пользуясь невнимательностью извозчика, воровал пустые бутылки из ящиков, которые грузили на подводу у магазина. Потом, сдавал украденное и покупал конфеты. Когда телега была пустой, извозчик катал нас до Бадаевских складов. Маршрут проходил по проспекту, затем по набережной Обводного канала и по Заозерной улице. Однажды, вооружившись палками, под командованием Валерки мы пошли бить мальчишек во двор дома 66, расположенный на углу Обводного канала и Московского проспекта. Разбившись на пары, мы фехтовали друг с другом, и только чудом обошлось без травм. С соседскими ребятами, из дома 78, мы бросались камнями, а зимой ледышками. Угрожая друг другу, мальчишки заявляли: «погоди, встретимся в школе». Все ходили в школу, расположенную в доме 80, но мы с мамой ездили в школу за четыре остановки от дома и эти угрозы на меня не действовали.

В середине пятидесятых годов продолжилась застройка этой части Московского проспекта. Был возведен, соседний с моим, ««сталинский» дом на Московском 72, и такой же красивый дом на Московском 75. Чуть позднее, выстроено полукруглое здание на углу Обводного канала и Московского проспекта, напротив Фрунзенского универмага. Вскоре появится более современный дом на Московском 73 — здесь будет жить в одной из квартир футбольный тренер Зенита и сборной СССР Павел Садырин. В шестидесятые годы построен жилой дом между улицами Смоленской и Киевской, в нем на первом этаже разместился продуктовый магазин Здоровье. Украсили облик проспекта и здания вестибюлей станций метро Московско-Петроградской линии.

В 373 школе меня знали все учителя и однажды директор, фамилия ее была Курындина, позвала меня в кабинет и провела подобие тестирования. В следующем году мне предстояло пойти в первый класс. Довольно бойко я прочитал текст, и выполнил арифметические действия. Мама мне говорила, что директор осталась очень довольна моими ответами, и в шутку, пообещала отправить меня сразу в третий класс.

В сентябре 1954 года я пошел учиться. Учеба давалась мне легко. Букваря у меня вообще не было. Когда на уроке чтения одноклассники складывали по слогам «мама мыла раму», я свободно читал Сказки Пушкина и Детство Горького. Первые пять классов я закончил с Похвальными грамотами. Мама не могла нарадоваться моими школьными успехами.

Не сомневаюсь в том, что память каждого из нас хранит воспоминания о школьных учителях. Мне повезло. В школе, где я учился, работали грамотные, достойные преподаватели. Прошло более полувека с той поры, но до сих пор я сохранил воспоминания о школе. Но один из эпизодов, которому я не могу найти объяснения, никак не выходит из головы.

В начальных классах учился я хорошо, и каждый год заканчивал с похвальной грамотой. Особенно нравились уроки русского языка и литературы. Я рано научился читать и все свободное время проводил в библиотеке. Когда я учился в пятом классе, в школе появилась молодая учительница русского языка и литературы Радченко Нина Пантелеймоновна. Заканчивая первый урок в моем классе, она дала нам письменное задание, в котором просила написать предложения с однородными членами и расставить знаки препинания. После урока она собрала тетради с выполненными примерами для проверки. Зная, что преподаватели литературы любят, когда в качестве примеров используются отрывки из произведений, я взял строчку из стихотворения Сергея Михалкова —

«Хозяйка с базара домой принесла: картошку, капусту, морковку, горох, петрушку и свеклу. Ох!» На следующий день Нина Пантелеймоновна раздавала проверенные тетради и комментировала выставленные оценки. Я не сомневался в заслуженной пятерке. Не передать мое удивление, когда назвав мою фамилию учитель объявила: — А ему я поставила двойку! Видимо выполняя задание он очень устал и добавил слово «ОХ!». И хоть мама не ругала меня за эту оценку, но настроение испортилось надолго. Прошло много лет, но я так и не понял, почему так отреагировала учительница. Наверно это было ребячество, шутка с моей стороны, но не слишком ли чрезмерной была подобная реакция? А может быть она просто не знала популярных детских стихов?

Коллектив школьных учителей состоял из одних женщин, в основном незамужних, поэтому, когда в школу был назначен преподаватель военной подготовки Василий Петрович Романов, многие дамы обратили на него пристальное внимание и пытались его заполучить. Высокий, 193 сантиметра, 1919 года рождения, фронтовик, майор в запасе и неженатый. За обладание таким завидным женихом возникло серьезное соперничество, однако он предпочел мою маму. Так в 1955 году у меня появился отчим.

Мама привела Романова в нашу коммуналку и буйные соседки сразу присмирели. Прекратились выяснения отношений, и в квартире наладилась спокойная обстановка. Отчим установил перегородку, разделившую комнату на две по 8 метров, а на следующий, 1956 год, у меня появилась маленькая сестренка Нина. Перед ее появлением деда отправили в дом престарелых, где он прожил несколько месяцев и в возрасте 70 лет скончался. Бабушка недолго горевала, она помнила, как Поникаров нещадно ее эксплуатировал на пошиве валенок. Мама потом говорила мне, что он бабушку и привез в город с этой целью.

Мои отношения с отчимом не складывались с самого начала. Надо сказать, что он пытался их наладить, но я не чувствовал тепла и расположения к себе. Это были скорее отношения учителя к ученику, нравоучительные и назидательные. Романов был очень строгим, и я его боялся. Это замечала мама, а бабуля, которая во мне души не чаяла, его просто возненавидела. Самое мягкое определение, которое она дала Романову, было «долдон» и “ дятел», а позднее называла его не иначе как «дурак». Меня он пытался муштровать, воспитывать так, как считал нужным, но маме и бабушке это не могло нравиться. Когда он своим громовым голосом распекал меня по поводу нечищеных ботинок, или неубранной одежды, я от страха пугался и замыкался в себе. Может быть, для преподавателя военной подготовки, это было нормальное поведение, но отцом для меня Романов так и не стал. Хоть он и собрал документы, необходимые для моего усыновления, оформить это мама и бабушка ему не разрешили. И очень правильно сделали. В моем свидетельстве о рождении, в графе «отец», навсегда остался прочерк.

После успешного окончания первого класса школы, мне подарили велосипед. Я гонялся по двору со своими приятелями, а в воскресные дни мы с бабушкой ходили к Новодевичьему монастырю на Московском проспекте 100. Огромная, асфальтированная перед зданием, территория позволяла разгоняться с большой скоростью и я очень любил эти прогулки. Иногда мы заходили на кладбище, и я мог увидеть могилы поэта Некрасова, художника Врубеля, шахматиста Чигорина и другие. В том году я увлекся шахматами и, вместе со своим другом, тоже отличником Володей Пшеницыным, ходил на занятия в шахматный кружок Дома пионеров на Московском проспекте 121. Сегодня здесь расположен Театр сказки. Однажды занятия в нашем шахматном клубе проводил чемпион Ленинграда 1938 года Геннадий Лисицын. По окончании урока состоялся сеанс одновременной игры на тридцати досках. Я проиграл, а мой друг сумел сделать с мастером ничью. В тот свой визит Лисицын презентовал свою книгу «Стратегия и тактика шахмат “ Выпуск 1956 год. Несмотря на ее высокую стоимость, целых 15 рублей, мама купила книгу по моей просьбе, и я долгие годы использовал это пособие для совершенствования своих навыков в шахматах.

Мама моего друга Володи работала кассиром в ДК Ильича на Московском проспекте 152. Остались в памяти огромные очереди в кассу на, только что вышедший на экраны, фильм «Тайна двух океанов». C замиранием сердца глядя на экран, следили мы за походом подводной лодки «Пионер», и разоблачением шпиона Горелова. С тех пор это один из самых любимых моих фильмов, а книга, с таким же названием, навсегда заняла место в моей домашней библиотеке.

Мне везло на друзей. Моими товарищами были отличники Рева, Пшеницын, Оводенко, который в настоящее время является академиком, ректором института авиаприборостроения. В 1969 году, я провалил вступительные экзамены в этот ВУЗ. А ведь мы могли бы там встретиться. Во дворе я появлялся редко, потому что занятия в школе продолжались допоздна. Вечерами здесь училась рабочая молодежь и домой мы с мамой приходили поздно. Уроки я делал в школе, затем проводил время в библиотеке. С класса примерно третьего, я увлекся чтением Майн Рида, Стивенсона и Канан Дойля.

На глазах менялся облик моего района. Преобразились берега Обводного канала, которые были «одеты камнем». В 1956 году началось возведение Московских триумфальных ворот. Мне разрешалось гулять самостоятельно по городу, и я с интересом разглядывал появившиеся новые здания.

Любил я бродить по этажам Фрунзенского универмага. Рассматривая витрины, заметил, что хорошо запоминаю цены на различные товары. C семи лет меня посылали в магазин за продуктами, расположенный в нашем доме, и я легко рассчитывал стоимость покупок. До сих пор я помню, сколько стоили различные товары и продукты в конце пятидесятых годов. Нравилось мне кататься на трамвае или троллейбусе. Взяв билет, я ехал до конечной остановки, и рассматривал в окно здания и исторические места, знакомые по различным прочитанным мною книгам. Эти поездки помогли значительно расширить кругозор и узнать Ленинград.

На время летних каникул мама устраивалась работать в пионерский лагерь поваром, а меня брала с собой. Запомнился пионерский лагерь в Васкелово, и комсомольский лагерь в Лосево. В деревне рядом с лагерем, мама сняла на лето комнату, в которой жили бабуля, и моя годовалая сестренка Нина. Я и мама жили в лагере. В огромной комнате стояли несколько кроватей, на которых спали, работающие в столовой лагеря, женщины. Я спал вместе с мамой. Условия проживания были непростыми, но зато все время я проводил на свежем воздухе. Женщины, свободные от работы, брали меня с собой в лес за ягодами и грибами, которых в окрестностях было великое множество. В клуб лагеря, представляющий из себя деревянный сарай, приезжала кинопередвижка. Врезался в память фильм «Они были первыми». Недалеко от лагеря были развернуты несколько палаток, в которых разместились саперы. Они занимались разминированием окрестных лесов от мин и снарядов времен минувшей войны. Я крутился около них и однажды мне дали походить с миноискателем. Запомнил горку обнаруженных боеприпасов, приготовленных к вывозу. Вспоминаю, как в пионерском лагере недалеко от станции Васкелово, целыми днями пропадал на местах боев. Вместе со всеми мальчишками, в окопах недавно закончившейся войны, мы собирали гильзы и боевые патроны, которых находили великое множество. В город я привез банку из — под монпасье, наполненную порохом, и проводил опыты, поджигая его и рискуя здоровьем.

Справедливости ради надо сказать, что отчим пытался найти подходы ко мне. Помню, как всей семьей в 1955 году мы отправились на открытие Ленинградского метрополитена, восхищались великолепием подземных станций — дворцов и катались на поездах. Однажды он принес домой пневматическую винтовку и показал, как надо стрелять по мишеням. Летом он уезжал работать воспитателем в комсомольско-молодежный лагерь, но однажды в его отпуск мы провели вдвоем две недели в Ораниенбауме. Комнату нам предоставила мамина хорошая знакомая по работе в школе, преподаватель русского языка Коваленко. Мы пробовали ловить рыбу в Красном пруду и ходили за грибами, но друзьями так и не стали. Думаю, что в этой ситуации, большая часть вины лежит на том, кто старше по возрасту. И хотя я пытался называть его папой, это удавалось мне через силу. Не чувствуя тепла в его отношении ко мне, я сторонился отчима и боялся его. Меня пугал его громкий голос, приказной тон, нависание надо мной всей его огромной фигуры. Мама всегда защищала меня и старалась не оставлять наедине с отчимом. Доходило до того, что в баню, мы с Романовым ходили в разные классы.

Жили мы в ужасной тесноте. Пять человек ютились в шестнадцатиметровой комнате с огромной печкой в углу. Никакой перспективы в решении жилищного вопроса не просматривалось. Строительство знаменитых «хрущевок» начнется лишь через три года и об этом мы даже не догадывались. Улучшить условия можно было только с помощью обмена, так как продажи и покупки квартир в те годы не существовало. Все городское жилье принадлежало государству. И в один из выходных дней мы с мамой отправились на Малков переулок. Здесь находился знаменитый Ленинградский «толчок», на котором собирались желающие обменяться жильем. Он располагался в центре города на пересечении Садовой улицы и Измайловского проспекта. Я увидел толпу в несколько сотен людей, непрерывно перемещающихся и задающих друг другу один и тот же вопрос: — Вы что меняете? Здесь обменивались информацией, рассматривались варианты, выстраивались обменные цепочки.

Мама активно включилась в процесс, а я начал читать информационные витрины Ленжилобмена. Их было несколько десятков, и здесь предлагались к обмену квартиры и комнаты, сдавались углы и предлагались услуги по прописке. Не сразу я нашел нужный раздел — обмен комнат. Переходя от одного стенда к другому, внимательно изучая предложения, я записывал подходящие варианты. До сих пор не перестаю удивляться, как я, одиннадцатилетний пацан, сумел найти вариант будущего нашего обмена. Я подозвал маму, и она записала указанный в объявлении телефон. Этот вариант оказался лучшим из всех, которые нам предлагались, и все решилось довольно быстро.

Квартира, в которую мы переехали, располагалась в доме на Московском проспекте 130, на пересечении его с Заставской улицей, напротив вагоностроительного завода Егорова. Четырехэтажный дом стоял во дворе, и под окнами была небольшая зеленая зона с детской площадкой. От шумного Московского проспекта его отделял шестиэтажный дом, отстоящий от нашего настолько далеко, что после обеда в нашей комнате на третьем этаже всегда было солнце. К плюсам этого обмена можно было отнести и то, что комната была на два квадратных метра больше, потолки были на два десятка сантиметров выше, а окна смотрели в тихий двор. Отопление было печное, а централизованное проведут только через пять лет.

К существенным минусам относились маленький коридор и крохотная шестиметровая кухня, на которой кроме нас готовили пищу две семьи. В большой комнате размером 24 метра жили муж с женой и четверо детей, а в другой, 18 метровой, супружеская пара и двое детей. Несомненным минусом было и то, что в метре от нашей двери размещался туалет.

Но радовало то, что школа, в которой работала мама, а я учился, находилась в пяти минутах ходьбы. Я ухитрялся проснуться без пятнадцати минут девять и не опоздать на урок. Адаптироваться к новой обстановке мне было довольно просто. Вспоминаю, как мы с мамой впервые перешагнули порог этой квартиры под номером 77. Я позвонил в дверь и ее открыл знакомый мне Виталик Гоманьков. Он был старше меня на один год и учился в параллельном пятом классе. Буквально накануне, наши классы объединили на один урок пения, и мы сидели рядом. В соседней комнате жил Славик Дерягин, учившийся в шестом классе. Он недавно вышел из больницы, куда попал, катаясь на перилах школьной лестницы. Рухнув с четвертого этажа на третий, он здорово ударился головой. У Славика была сестра, моложе на два года, брат моложе на пять лет и старший брат Валерка — крупный здоровый спортивный шестнадцатилетний парень. Он занимался борьбой, имел первый разряд и выступал на первенстве города. Добродушный и плавный Валерка учился в индустриальном техникуме и располагал к себе. Перечень моих знакомых дополнял учившийся в параллельном классе Володя Куликов из квартиры напротив. В соседних домах проживали мои одноклассники. Таким образом, друзей на новом месте у меня было достаточно.

Несмотря на стесненные условия быта, я не помню каких — либо скандалов на кухне. Дружили дети и нормальные отношения были у родителей. Мы ходили, друг к другу в гости, и вместе отмечали праздники. Все мы жили одинаково скромно, и никто особо не выделялся. Труднее всех было семье Дерягиных. Одеть, обуть и прокормить четырех детей становилось непростой задачей для их родителей. На кухне всегда жарились самые дешевые магазинные котлеты по 45 копеек / в ценах 1959 года /. Валерке и папе по полторы котлеты, а маме и остальным детям по одной. Но зато, когда появлялись грибы, начинался сезон заготовок. Дерягины знали места. Чаще всего они отправлялись в Выборгский район за Первомайское. Количество привезенных белых грибов исчислялось сотнями.. Духовка кухонной плиты работала днем и ночью. Грибы сушили, мариновали, солили и продавали. Навсегда запомнился густой душистый грибной аромат нашей квартиры. Грибы позволяли семье сводить концы с концами. У Гоманьковых мама работала в кафе, возвращалась домой поздно, и детям перепадало что — то из деликатесов. Мужчины в этих семьях трудились на заводе.

Мама и отчим продолжали работать, но Романова перевели в соседнюю 356 школу. После уроков, быстро выполнив домашнее задание, я спешил в библиотеку. В шестом классе я увлекся фантастикой. С огромной жадностью, я буквально проглатывал романы Беляева, Уэллса, повести и рассказы Ефремова, Днепрова, Варшавского, Гора. Кроме того меня заинтересовал спорт, такие его виды как баскетбол и настольный теннис. В седьмом классе я вошел в команду школы по настольному теннису. Мы выиграли первенство района и участвовали в городских соревнованиях. Все эти увлечения не могли не сказаться на моей учебе. Все чаще в дневнике стали появляться четверки, и в шестом и седьмом классах я остался без похвальных грамот, хотя троек у меня не было.

Зарплата преподавателя, которую получал отчим, была невелика. Еще меньше зарабатывала мама, а бабушка получала мизерную пенсию. Работать она не могла по состоянию здоровья и ухаживала за трехлетней внучкой. Ввиду трудного материального положения, отчим предложил мне поступить в техникум после седьмого класса. Я понимал, что ему хочется скорее отправить меня на работу, так как перспектива ждать, пока я окончу среднюю школу и институт, отчима не устраивала. И хотя мама хотела, чтобы я закончил десятилетку, Романов сумел ее уговорить.

В 1961 году в стране была проведена денежная реформа, представляющая собой деноминацию. Появились новые купюры и монеты, а цены и зарплаты уменьшились в десять раз. Самым печальным было то, что одновременно на треть подорожали мясные и молочные продукты, хотя зарплаты не увеличились. Этим оправдывалось желание отправить меня в техникум. Мне купили справочник для поступающих в средние специальные учебные заведения, и предложили самому сделать выбор. И я выбрал кинотехникум.

В эти годы в стране готовилась реформа образования. Школы должны были перейти на 8-ми и 11-летнее обучение. А пока, окончание седьмого класса, приравнивалось к получению неполного среднего образования и выдавалось соответствующее свидетельство. Шефом нашей школы был военный завод, который позднее войдет в объединение Ленинец. Мальчишек часто водили на экскурсии в цеха этого предприятия, из которых мы возвращались с полными карманами гаек и болтов. Трудовое воспитание в школе предусматривало и помощь на сельскохозяйственных работах. Несколько раз школьников, и мой класс в том числе, возили на прополку грядок в совхоз Ударник, поля которого располагались в районе нынешней Будапештской улицы и улицы Фучика. Также был выезд на неделю в один из Гатчинских совхозов. Мы жили в бараке, помню, что кормили нас неважно, и работали с навозом. Запоминающейся была экскурсия на строящуюся станцию метро Московские ворота. Остались в памяти горы мусора на месте будущего вестибюля и длинный нескончаемый спуск вниз по лестнице. Теперь я знаю, что параллельно с эскалаторами, существует длинная пешеходная лестница, ведущая глубоко под землю. В этом 1961 году вошла в строй вторая линия ленинградского метрополитена до станции Парк Победы. С интересом и любопытством изучал я новый район. Бродил с друзьями по Лиговскому проспекту, уходил вглубь Заставской улицы и Цветочной, гулял в Парке Победы. Зимой катался на катке, а летом купался в прудах, ходил в кино в ДК Капранова и Ильича. В воскресные дни на Митрофаньевской улице разворачивалась барахолка, и на ней продавалось все, что угодно, от женских заколок до автомобиля. В конце пятидесятых мне здесь купили велосипед. Но меня интересовали книги. Хотя я был записан, кроме школьной, еще в две библиотеки, но мне хотелось иметь собственную домашнюю книжную коллекцию. Но не было, ни денег, ни возможностей, ведь в книжных магазинах хорошие книги «выбрасывали» редко. Это были годы всеобщего дефицита. Но на барахолке мне удалось купить несколько книг из библиотечки военных приключений: «Приключения майора Пронина и Нила Кручинина, Кукла госпожи Барк, Cамолет подбит над целью, Операция Цицерон», и многие другие. В Доме книги на Невском, в букинистическом отделе, мне повезло приобрести ряд книг из Золотой библиотеки приключений. Кроме того я начал собирать книги по спортивной тематике. Сегодня их читает мой внук.

Наш большой двор был центром притяжения молодежи из соседних домов. В небольшом сквере на скамейках собирались компании взрослых молодых людей. Подходили загадочные личности, побывавшие в местах не столь отдаленных. Появлялась гитара и звучали песни из блатного репертуара, анекдоты и байки из воровской жизни. Раскрыв рты, слушали мои сверстники рассказы этих «бывалых» крутых парней. Это был рабочий район Московской заставы, насыщенный промышленными предприятиями, а через проходной двор моего дома рабочие возвращались домой. Близость гастронома на углу и скамейки в нашем сквере, создавали идеальные условия для выпивки после получки. Позднее в нашем дворе расположился пункт охраны общественного порядка, ведь посиделки часто заканчивались дракой.

У многих мальчишек были велосипеды, и мы совершали дальние прогулки. Купаться ездили в Стрельну на Орловскую каменную гряду. Сегодня здесь разместился яхт-клуб. Финский залив тогда был довольно чистый, а рядом был песочный пляж. Иногда ходили купаться в пожарный водоем на углу Благодатной и Варшавской улиц, или на пруды к станциям Броневая и Дачное.

Я легко поступил в техникум и отчим облегченно вздохнул. Работавшая допоздна мама, теперь не могла меня контролировать, и я много времени проводил с мальчишками во дворе. Отчим бесился и хватался за ремень, но бабушка меня защищала. Но не только я стал причиной натянувшихся отношений между мамой и ее мужем. Мне трудно судить о причинах участившихся разборок, но отчим распалялся все больше и больше. Однажды, когда мы с ним были вдвоем, он уже достал ремень и приготовился меня выпороть. Меня спасла вовремя подоспевшая бабушка со словами: — Это не твой сын! Оставь его в покое! И Романов ударил мою бабулю. Никогда не забуду, как этот, почти двухметровый верзила, двинул ее по голове. Мама ему этого не простила. Он ушел, забрав даже медали «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией», которыми были награждены пережившие блокаду мои родители — бабушка и дед. Он уходил, забрав все свои вещи и подарки, бросив маме напоследок: — Пропадешь одна с двумя детьми! Одумайся!

Но Василий Петрович Романов плохо знал мою маму. Мы не пропали.

Учеба в техникуме разительно отличалась от занятий в школе. За первый год обучения преподаватели дали нам программу 8-9-10 классов. Многие учащиеся не выдержали этого напряжения. За первый год моя группа сократилась на треть. Угроза отчисления придавала дополнительные силы, и я удержался, даже получал стипендию. Ее хватало на метро и на обед в столовой. Более того, продолжал заниматься спортом. Выступил в первенстве города по настольному теннису среди учащихся техникумов, занимался в секции баскетбола, начал «таскать» гири.

Сосед по коммуналке, Валерка, держал в коридоре три гири. Начал я с самой легкой — 16 кг, а через год поднимал уже 24 кг. Пройдет несколько лет, и я сумею выполнить норматив первого разряда по тяжелой атлетике, но это будет уже в армии. А тогда, в начале шестидесятых, мальчишки нашего двора собирались на лестничной площадке, и мы устраивали соревнования по подъему гирь. Однажды я притащил гирю в техникум, и ребята соревновались на перемене.

В те годы техникум еще не располагал собственным зданием и занятия проходили в аудиториях и лабораториях института киноинженеров. Был у нас и небольшой спортзал, в котором проводились совместные праздники. Надолго запомнился праздничный вечер накануне Нового 1962 года. Приглашенный музыкальный ансамбль играл, только что вошедший в моду твист. Cтолпившиеся вокруг двух танцующих пар зрители, с восторгом следили за невероятными телодвижениями, а забойный ритм никого не оставлял равнодушным.

Рок-энд-ролл я впервые услышал на рентгеновских пленках, которые оказались невероятным образом у нашего соседа Валерки. Это был «Рок вокруг часов» Билла Хейли. Мы слушали эту пленку на радиоле Восток-57 у одноклассника, живущего напротив. Cквозь невероятное шипение, мы с трудом разбирали слова, и подпевали на каком-то тарабарском языке. А жесткий ритм определенно всем нравился.

Сашка Васильев, который был старше меня на год, единственный из живущих во дворе маьчишек, имел магнитофон Спалис и радиолу Фестиваль. Поставив магнитофон на подоконник, он выполнял заявки слушателей. И наш двор-колодец наполнялся ритмами зарубежной эстрады. — Cашка! — кричали снизу. — Поставь Рея Кониффа! Но чаще всего просили Speedy Gonsales и мы зачарованно слушали неповторимый баритон Пэт Буна. Чуть позже появились отечественные пластинки с мелодиями «Шестнадцать тонн», которую великолепно исполнял супербас Теннеси Форд, и Магомаева «Лучший город земли». А вскоре мы впервые услышали Beatles. Эта пластинка была из серии “ Вокруг света», а мелодия называлась «Девушка». После ее широкого распространения в нашей стране девчонок стали называть «герлами». Именно тогда пошло повальное увлечение игрой на шестиструнной гитаре. Один на наших товарищей Витька Терехов, упорно занимался гитарой и впоследствии, долгое время играл в ансамбле ДК моряков на Площади Труда. Многие мальчишки в то время купили себе гитары, но заиграли по-настоящему далеко не все. Я мечтал о магнитофоне, но осуществил эту мечту лишь в 1964 году, когда на последнем курсе начал совмещать учебу с работой киномеханика в ДК Капранова.

В соответствии с программой обучения мы должны были ровно год отработать киномеханиками в кинотеатрах города. Полный восьмичасовой день с одним выходным в неделю и с зарплатой шестьдесят два рубля. Я выбрал ДК Капранова, ведь он находился в пяти минутах ходьбы от дома. Приятным сюрпризом явился тот факт, что кинотеатр всегда перевыполнял план по кассовым сборам и полагалась премия, в размере оклада. Разумеется, всю зарплату я отдавал маме, но магнитофон у меня появился, а также уникальные записи.

Четыре киносеанса в день, начало первого в 16 часов. Когда я шел на работу, то меня сопровождала группа товарищей. На первом сеансе зал был не заполнен и билетеры пропускали моих друзей. Это значительно повысило мой авторитет во дворе. Я никому не отказывал из ребят, которые обращались с просьбой — «проведи в кино».

Несколько раз я приносил на работу магнитофон и записывал звуковые фрагменты из понравившегося мне фильма. Однажды, записав мелодию из итальянского фильма “ Бум», в котором главную роль играл неподражаемый Альберто Сорди, я возвращался домой. Был первый час ночи, только что закончился последний сеанс, и на пустынном Московском проспекте меня остановили милиционеры. Отвели в райотдел милиции, и потребовали доказать, что магнитофон я не украл с работы. Пришлось идти за мамой и принести паспорт и документ на магнитофон.

Тогда, в середине шестидесятых, ДК Капранова располагал самым большим по вместимости зрительным залом в Московском районе, почти полторы тысячи мест. Здесь проводились премьерные показы и демонстрировались новые фильмы. Также в этом ДК выступали известные артисты и музыканты.

С работой в ДК Капранова, а я вернулся туда и после службы в армии, я связываю лучшие годы своей трудовой биографии.

Свободного времени было немного, надо было не только работать, но и заканчивать учебу, но я старался не забывать занятия спортом. Поднимал гири, теперь уже и двухпудовую десяток раз и катался на велосипеде. Сосед Виталик, который к тому времени работал на заводе Ленинец, задумал купить мотоцикл. Самый дешевый, объемом 125 «кубиков» новый мотоцикл Минск, его называли «макака», стоил более трехсот рублей. Это была огромная по тем временам сумма, но Виталька присмотрел в комиссионном магазине бэушный К-125 всего за сто рублей. Мы поехали за ним в магазин к Финляндскому вокзалу. Думаю, что продавцы очень обрадовались, что избавились от такой рухляди. Нам его завели и с грохотом мы помчались через весь город. Удивительно, но доехали без приключений, и не встретили ни одного милиционера. Нашим полигоном для испытаний «макаки» стала улица Коли Томчака, бывшая Волковская. Это хорошо, что на ней было всего два жилых дома. C ревом гонялись мы по очереди от Заставской улицы до Цветочной, пугая редких пешеходов. Что стало с этим мотоциклом в дальнейшем, я не помню, думаю, что его украли. Нет, велосипед мне нравился больше!

В 1965 году закончился период моего детства и юности. Защитив диплом, я еще некоторое время проработал в ДК Капранова. Затем, как было положено молодому специалисту, отправился по распределению в Новгород. Начинался новый этап моей, теперь уже взрослой жизни.

Послесловие.

В 2008 году я работал главным энергетиком завода. По новым измененным правилам техники безопасности, я должен был ежегодно посещать семинар по охране труда. Адрес, по которому предстояло явиться, меня удивил — Московский проспект, 74. Когда я вошел во двор, в котором прошло мое детство в далеких пятидесятых, то удивился еще больше. Вывески во дворе и таблички привели меня в парадную лестницу трехэтажного, знакомого флигеля. Теперь в нем располагались офисы каких-то организаций. Трудно передать нахлынувшие на меня воспоминания в тот момент, когда я поднималcя по лестнице на нужный мне третий этаж. За полвека изменились окна, теперь здесь стеклопакеты, установлены современные двери, перекрашивались не раз стены, смонтировано новое освещение. Но ступени остались теми, которые были тогда, в пятидесятых, а может быть и в начале прошлого века. Волнуясь, открыл я дверь квартиры, в которой прошли первые десять лет моей жизни, ведь именно на этой двери была закреплена табличка нужной мне организации. Кабинеты, зал для занятий, служебные помещения. Четыре бывшие жилые квартиры объединены в небольшой офис. Не изменился только вид из окна, взгляд упирается в ту же самую шестиэтажку, да вместо окон с двойными рамами — стеклопакеты.

Флигель, скорее всего, был признан непригодным для проживания, и в нем разместился небольшой бизнес-центр.

После занятий я вышел во двор, который остался прежним. Тот же небольшой скверик и легковые машины, которые занимали всю территорию, бывшего когда-то огромным моего двора.

В последнее время я часто прохожу мимо этого дома. Мне нравится гулять по изменившемуся за последние десятилетия Московскому проспекту. Теперь на каждом шагу здесь стоят многоэтажки. Не всегда, на мой взгляд, эти жилые комплексы вписались в уникальную архитектуру, но здания впечатляют. Они высятся у метро Фрунзенская и Электросила, на пересечении проспекта с улицами Смоленской и Киевской. Огромный жилой массив Граф Орлов вырос на пересечении проспекта с Авиационной улицей.

Московский проспект, протянувшийся почти на десять километров, от Сенной площади до площади Победы, знаком мне до каждого расположенного на нем дома. Здесь я родился и учился, работал и проводил свободное время. Это одна из замечательных и красивых магистралей моего любимого города.